Ночь пробиралась в комнату холодеющим ветром. Вбивала легкую ткань занавесок в стекла - Аленка окна не закрыла, душно ей что-то было, тянуло у сердца. Дети спали на одной кушетке, отвернувшись друг от друга в разные стороны - Алешка свою светлую, почти белую головенку примостил на самом краю подушки, вот-вот свесится, прямо вниз, к не очень чистому полу. Сашенька, наоборот, упрямо держал подбородок, его чернявая голова лежала на подушке ровно, даже чуть откинуто, красивый ровный нос смотрел в потолок, длинные ресницы подрагивали. Уже скоро утро, а у Аленки совсем сил не было, что-то случилось у нее внутри, как будто надорвалось. Сердце ухало иногда, обрывалось, оставляя в животе пустой холод, а иногда окатывало жаром, да так, что пот градом. И все время где-то у сердца совершал свои гадкие делишки червячок… Точил, вгрызался, томил, пил кровь. Аленка все время его чувствовала, он не оставлял ее ни днем, ни ночью, даже во сне.
Алешенька заворочался, с его голых, еще с лета загоревших до черноты коленок слетело одеяло, он подтянул ноги повыше, поискал рукой, чем бы прикрыться, но не нашел. Что-то проговорил во сне, повернулся на другой бок, снова уснул. Аленка с трудом встала, потерла ладонью под грудью, стараясь угомонить червячка, шаркая, как старушка поплелась к печке. Кое-как распалила, постояла, ежась от растущей прохлады, накинула полушубок, вышла во двор. Ведро показалось абсолютно неподъемным, ледяная цепь ранила руки, но она справилась, вытянула, потащила к дому.
- Дай сюды. Чего тянешь одна ведро-то, мужика нет, что ль…Иль опять свалил?
Михай смотрел на Аленку из-под густых бровей сурово. С тех пор, как приехал Прокл, он не заходил к ним на двор, зыркал иногда из-за низковатого забора, молчал. Проша тоже не особо привечал соседа, хмурил брови, так и жили - вроде рядом, а вроде за сто верст.
- Здравствуй, Мишенька. На дальних полях он, в ночь. Подсулнухи ж рубят, не знаешь что ли? Сутками дома не бывает.
Михай ласково глянул в ответ, так называла его только Аленка, и он таял от этого. Донес ведро до крыльца, легко взобрался по лестнице, установил его на лавку в сенях. Приподнял марлицу, которой Аленка укутала созревающее сало, рванул свисающий кусочек, сунул в рот
- Хорошее. Можешь. Хорошая хозяйка ты, Аленушка. Жаль не тому досталась.
Аленка нахмурилась, открыла рот, чтобы отчитать соседа дурного, Ладно. Не кипишуй. Я ж не зря про мужика тебя спросил, ведро тянешь, а на самой лица нет. Тебе к дохтору бы, Аленка. И мальцов стегай, вырастила телков, они что - ведро матери не донесут? Им по шесть уж? Мы с братаном в этом возрасте матери картошку копали. А они спят у тебя вон.
Михай вышел, плотно прикрыв дверь, Аленка занесла ведро на кухню, тихонько заглянула в спальню. Сашок спал без задних ног, а Алешка, как был - в трусиках и маечке добежал босиком по холодному полу, ткнулся матери в живот.
- Ты иди, мамусь. Мы с Сашком тут все приберем, завтрак приготовим. Правда . Не бойся. Яиц, вон наварим. На печке.
Аленка прижала шелковую головенку сына к себе, смахнула слезы.
- Ты ж мой хозяин! Ну, давай, хозяйствуй. А я пойду коз подою.
Алешка подпрыгнул козленком, подскочил к брату, пнул его кулаком в бок со всей силы, Сашок вскочил, ничего не понимая уставился на брата. А Аленка, чувствуя, как потихоньку утихает боль, улыбаясь взяла подойник, поплотнее повязала платок, ушла.
….
- Сколько ваш муж в полях еще пробудет? Слышал, заканчивают они, скоро домой. А ему бы и пораньше.
Аленка застегнула кофту, глянула на настырного доктора, вздохнула. За эти шесть лет Игорь Степанович раздобрел, отрастил бородку, скрывающую, наверное, двойной подбородок, стал носить широкие вязаные свитера, прячущие массивный живот, стал вальяжным, уверенным в себе и не терпел возражений. Отошел от Аленки, глянул в сумку, которую она принесла с собой, довольно хмыкнул, уселся за стол.
- Жирные курочки у вас в этом году, Елена Алексеевна. А вот себя вы не бережете. Сердечко мне не нравится ваше, шалит оно. Вам надо в Балашов. Обязательно. Я вам направление напишу.
Доктор быстро шмурыгал золотом пером дорогой ручки, у Аленки от этого шуршащего звука разболелась голова. Еле дождавшись, она забрала бумажки, хотела выйти, но Игорь Степанович резко и зло крикнул вслед.
- Срочно! Сходи к председателю, пусть Прокла отзовут, в больницу тебя свозит. А на втором листке назначение тебе, к фельдшеру зайдешь, она выдаст. И не тяни. Дурой не будь.
Аленка вышла из кабинета, покрутила бумажки в руке. А потом, спрятавшись за низкое здание кухни порвала их на мелкие кусочки и выбросила в помойку.
…
- Ален! А Ален!!! Вставай, давай. Ты ж какая-никакая, а родня вроде. Или как вас там… Меланья померла.
Аленка вскочила, как встрепанная, погладила по голове испугавшегося Сашку, уложила, укрыла ребят поплотнее одеялом. Выбежала во двор, кое-как намотав платок, пустил встрепанную Катерину. Да суетливо подпрыгивала, как будто за ней гнались
- Теть Кать. Вы что? Я - то здесь причем.
Катерина поправила толстый платок, глянула зверем.
- Уж не знаю. Тока Прошкиных детей из интерната забирать надо. Она к этой зиме собиралась, потом в другой переводить. Кто заберет-то?
Аленка смотрела, как некрасиво морщится Катеринин рот, вроде, как две толстые складчатые гусеницы шевелятся. Потом посмотрела на окна - не разбудила ли эта корова ребят, тихо сказала.
- Я заберу… Мы, в смысле