Это ведь обидно, в конце концов. «На службу к покоренным угрюмым племенам, на службу к полудетям, а может быть — чертям», — так они определяют свою миссию на Земле (устами Редьярда Киплинга). Черти-полудети — это мы с вами, друзья.
«Давайте называть вещи своими именами: никто не разрешал западному меньшинству говорить от имени всего человечества. Надо вести себя прилично и уважать всех членов международного сообщества.», — так говорил глава МИД России Сергей Лавров, и я с этим абсолютно согласен. Что тут добавишь, ситуация очевидна.
А еще — психологически неуютно наблюдать, как взрослые образованные люди прямо у тебя на глазах ведут себя кое-как. «Да, Европа — это сад... Остальной мир по большей части — джунгли», — глава дипломатии Евросоюза Жозеп Боррель действительно допустил такой пассаж 13 октября 2022 года в выступлении перед студентами (перед студентами! чему они учат своих детей!?!). А ведь я так верил в Европу: в ее соборы, интеллект, маленькие кафе на уютных площадях... И что теперь?
И как вообще у европейцев плюс наследующих им США появилась эта сверхуверенность в себе? Интересную гипотезу выдвигает британский исследователь Норман Дэвис в своей работе «История Европы» (1996 г.).
По Дэвису, западный «комплекс исключительности» произрастает прямо из победы коалиции греческих полисов в череде войн с Персидской империей (500— 449 гг. до н. э.). Греки считали тот конфликт попыткой варваров поглотить их демократию. Персы указывали, что эллины сами втянули их в путаницу интриг между своими городами и использовали как таран против политических противников — череда этих событий и привела к войне. У всех и всегда своя правда, не суть.
Факт в том, что «при этих контактах с непохожими чужаками <...> возникло само понятие Европа, со всем ее высокомерием, со всем присущим ей чувством превосходства, с ее претензиями на древность и приоритет, на естественное право господствовать, — пишет историк. — И греческая драматургия V в. [до н. э.] послужила средством достижения этой цели».
До побед над персами при Марафоне (490 г. до н.э.) и Саламине (480 г. до н.э.) у греков, кажется, не было пренебрежительного отношения к соседям. Для Гомера европейцы-ахейцы и троянцы-азиаты равны. А со степными скифами греческие колонии на побережье Черного моря поддерживали плодотворное сотрудничество и взаимообмен.
Но в V в. до н. э., пишет Дэвис, греки становятся «самодовольными ксенофобами»: «В наибольшей степени способствовали этим переменам в самосознании греков трагики, особенно Эсхил, который сам участвовал в битве при Марафоне. Эсхил создал надолго утвердившийся стереотип: представление о персах (весьма, между прочим, цивилизованных) как о раболепствующих, хвастливых, высокомерных, жестоких, женоподобных и беззаконных чужаках. С этого времени все посторонние, чужие рассматриваются как варвары. Никто не может сравниться с мудрыми, мужественными, благоразумными и свободолюбивыми греками».
Наши нынешние друзья из Ирана подтверждают: эта нелепая ситуация длится уже две с половиной тысячи лет. Это романтический расизм, подкрепленный грохотом пушек.
Тогда же, в V в. до н. э., среди греков утвердилось мнение, что только греки имеют право и способность править. «Несомненно, что эту ксенофобию и этноцентризм переняли римляне, а также и другие адепты западной цивилизации, которые, как и римляне, ощущали свое родство с Древней Грецией» — такой вывод делает британский профессор.
Европейцев испортила идеологически заряженная литература. И Боррель — прямой наследник Эсхила (525-456 гг. до н. э.), злого мудреца, убитого черепахой (см. биографию драматурга).
А подхватили эстафету «отцы-пилигримы» — английские пуритане-индепенденты, стоявшие в XVII в. у истоков США. Себя эти люди называли «богоизбранным народом». Их колония в Плимуте должна была стать Божьим «Градом на холме», образцом идеального общества для всего остального мира. Частью в силу традиций, частью благодаря мощи своих вооруженных сил, но Соединенные Штаты транслируют эту мессианскую идею до сих пор.
Высокомерие — род вируса. Эта инфекция подрывает мощь своего носителя и неминуемо приводит его к гибели. Те же греки после победы над персами погрязли в гордости и междоусобицах настолько, что уже в IV в. до н. э. покорились варварам с севера — македонцам. Наводивший ужас на всю ойкумену Рим к концу V в. н. э. так прогнил, что оказался не нужен даже завоевавшему его Одоакру — и гот отослал знаки императорской власти в Константинополь.
Венецианцы торговали славянами на своих прославленных рынках — тех самых, где вы покупали сувениры в турпоездке. Вы знали, что великолепный фасад Венеции, ее прекрасное лицо с площадью Сан Марко вместо носа — это Рива дельи Скьявони, Набережная славян? Здесь нас выгружали с транспортных судов перед продажей. Так вот, теперь венецианцы грустят в своих музеях по утраченной Империи и торгуют магнитиками (но украденное в Константинополе в 1204 г. возвращать не собираются).
Справедливость есть на этом свете, просто она приходит позже, чем ты рассчитывал.
Ну а последней жертвой доктрины Эсхила можно считать немецкий народ, который, как вы помните, погрузился в подобный самогипноз в середине прошлого века.
В этом должен быть какой-то мудрый урок, а то совсем обидно — столько времени зря потеряли на бессмысленную вражду. Ну вот, например — как государству не подхватить расовую мозговую инфекцию? Как не свалиться в концепцию «Только с нами Бог»? Наверное, для начала — знакомиться с историей и культурой других стран не по европейским учебникам. Вот, скажем, «Лунь юй», сборник изречений великого китайского ученого и политика Конфуция (551–479 гг. до н. э.). Какую доктрину международных отношений предлагает учитель Кун?
«Между четырьмя морями все люди — братья».
