В ночь на Ивана Купалу в деревне было веселым весело – парни да девки собрались на берегу у реки, водили хороводы, пели песни, да через костёр прыгали. Одиннадцатилетняя Велька, которую на ночные гуляния ещё не пускали, места себе не находила. Улучив момент, Велька выскользнула в сени, потом во двор, а оттуда перебежала на сеновал – авось хватятся, найдут её здесь, да и успокоятся. Не уснуть бы только!
Вскоре хлопнула дверь и во дворе послышались шаги отца. Её искать пошёл. Девочка свернулась в сене клубком, делая вид, что очень обижена. Спустя некоторое время снаружи зашуршало и послышался голос отца:
- Велька. Велеслава. Тут ты? Спишь что ли?
- Тут, батюшка. – Белобрысая Велькина головёнка вынырнула из сена.
- Ты уж на мать не серчай, не ко времени тебе пока гулянки-то. Ну да ничего, придёт и ваше с Баженом времечко. – ободряюще улыбнулся отец. – Ладно, пойду тогда. Спи.
Велька повозилась, подтянула к животу загорелые ноги и обиженно засопела, давая понять, что на матушку она всё-таки сердита, но её воле перечить не смеет. Отец ушёл обратно в дом. Велька, переждав ещё сколько-то времени, сползла с сеновала и, бесшумной тенью миновав двор, выскользнула за калитку. Дорога до лодочной пристани была ей знакома, так что добежала она до неё в пять минут и спряталась в ближайших кустах. Одинокая сгорбленная фигура бабки Аксиньи маячила на мостках. Старуха, кряхтя и бормоча что-то себе под нос, пыталась отвязать одну из лодок. Только девочка хотела прийти ей на помощь, как чья-то крепкая рука больно сцапала её за запястье.
- Попалась, сестрица! – Возмущённо прошипел Бажен, как две капли воды похожий на неё брат-близнец. – Я за тобой от самого дома иду, между прочим! Что это ты удумала, а?
- А ну цыц! – Шёпотом осадила его сестра. – Не видишь, бабка Аксинья вон стоит, лодку отвязывает?
Бажен перевёл взгляд туда, куда указывала Велька. Деревенская ведунья действительно возилась с узлом, который никак не поддавался. Мальчик посмотрел опять на сестру:
- А тебе-то что? – спросил он всё также шёпотом.
- А то! – Велька насупилась. – Мне бабка Аксинья ещё зимой обещала научить зелья варить, если я ей помогу собрать травки всякие.
- Ума рехнулась?! – шёпот Бажена стал громче и злее. – Хочешь чтоб тебя потом как соседскую Марьяну в реке искали? Или в лесу Заречном сгинуть охота? Тоже мне, ведьма-недоросток! Не пущу! А ну домой!
Брат вцепился Вельке в плечи, а она – в его. Он тянул её на себя, к дому, а она противилась, и уже точно, во что бы то ни стало решила отправиться на лодке с бабкой Аксиньей. Наконец камень под Велькиной ногой вырвался из земли и брат с сестрой, голося уже на пять вёрст окрест и яростно мутузя друг дружку, кубарем вылетели из кустов прямо к опешившей Аксинье.
- Баженко, Велеславушка, вы что же тут? – растерялась старуха.
- Да вот, бабушка, пришла помочь тебе, ещё зимой же сговорились мы… а он… – и тут девочка обличительно покосилась на брата. – Не пускает!
- А пошто же не пускаешь? – удивлённо поинтересовалась бабка Аксинья.
Бажен молчал. Что вот он скажет старухе? Что вся деревня её ведьмой считает и сторонится? Или что сам боится её до дрожи, а за сестру страшно пуще этого?
- Ну вот что, - сердито молвила Аксинья. Кажется, она поняла его и без слов. – Отвяжи-ка мне лодку, да поехали с нами. Может хоть тогда в твоём умишке порядок будет, и поймёшь ты, что я зла не замышляю.
Плавание прошло в угрюмом молчании, лишь бабка Аксинья что-то бухтела себе под нос, наблюдая за плывущими по течению девичьими венками. Пара веночков ушла под воду прямо у них на глазах, набрав воды, остальные девичьи грёзы, сплетённые из полевых цветов, продолжили путь в поисках счастья для своих хозяек.
Наконец они достигли противоположного берега, судёнышко мягко ткнулось в прибрежный ил. Бажен помог выбраться на берег сестре, затем бабке Аксинье, и все вместе направились к лесу. Вдали от деревни было совсем темно, но старуха, казалось, не замечала этого, медленно бредя одной ей известными тропами. Несмотря на то, что они углублялись в лес, Вельке почему-то не было страшно, как будто по родной деревне она шла. Бажен настороженно озирался по сторонам в поисках опасностей, ему-то как раз было боязно, но виду мальчик не подавал, лишь крепче сжимал в руке толстый сук, подобранный здесь же, чтобы в случае чего дать отпор зверю или нечисти, да по временам под досадливое шиканье старухи надламывал веточки у некоторых деревьев – помечал дорогу. Спустя какое-то время вышли они на освещённую луной полянку. Здесь бабка скинула свою котомочку и припала к земле, скороговоркой бормоча какой-то заговор. Потом же принялась неторопливо похаживать туда-сюда, выглядывая что-то в траве.
- Велеславушка, видишь ли эту травку? – Наконец спросила она, указывая на что-то в густой поросли. Велька пригляделась, и в свете луны увидала голубые цветочки с жёлтой сердцевиной.
- Вот эти цветочки? – спросила она, оглянувшись на Аксинью.
- Цветочки… - пренебрежительно отмолвила та. – Это сон-трава! Нигде нынче больше её нет в такое время года, а тут – растёт. Запоминай как выглядит и как называется, глядишь, пригодится когда-то. А сейчас набери-ка той травы без счёта сколь найдёшь.
Сон-травы оказалось неожиданно много, и пока Велька всю её собрала да в пучки увязала, бабка Аксинья успела уже набрать чертополоха, медвежьих ушек и приспособить Бажена для сбора полыни повдоль тропы. Вельке и Бажену казалось, что ведьма берёт всё подряд, и проще наверное было бы взять с собой косу, но по всему выходило, что на самом деле это не так: бабка Аксинья подробно рассказывала о каждой травке – от чего применяют, сразу ли в отвар идёт или прежде на сушку, как собирать ту или иную траву и на чём настаивать зелья. Показала даже травку, которая их матушку от смерти при родах спасла – адамову голову. Тут же её и набрали. Когда травяной мешок старухи был уже почти полон, они сделали небольшой привал на очередной лужайке у перелеска. Бабка пошуршала в котомке и достала кусок хлеба, да квас. Дети молча ели и слушали звуки леса: по временам где-то ухали совы и редко посвистывали ночные птицы, да потрескивали столетние деревья. Вдруг где-то недалеко послышался слабый писк и шуршание, как будто кто-то отчаянно пытается вырваться на волю. Бажен безошибочно определил источник звука и направился к кусту шиповника, росшему у самых деревьев. Велька отложила хлеб и поспешила за братом.
В глубине колючего куста обнаружился маленький светло-рыжий толстолапый котёнок с кисточками на прижатых меховых ушках. Бажен в растерянности остановился, прикидывая как бы побезопаснее подступиться к шиповнику, зато Велька не раздумывая обошла куст и забралась прямо в середину с другой стороны. Изрядно поцарапав руки, она освободила истошно пищащего малыша и взяла его на руки. Зверь был не больше обычной кошки, мех у него был густой и мягкий как пух. Немудрено что он запутался в колючках.
- Маленький, не бойся, - успокаивала она котёнка, мягко поглаживая его по нежным ушкам и выуживая из густой шёрстки налипшие листья. – Всё позади. Как же тебя угораздило в этот куст попасть?
- Батюшки, мурыс! – удивилась бабка Аксинья, когда брат и сестра принесли ей свою находку. – Давненько они не забредали в наши края… Отпусти его, Велеславушка, пусть идёт мамку ищет. Мурысье гнездо тут видать недалеко, вышел он оттуда, да в куст забрёл.
Велька в последний раз погладила пушистого малыша и аккуратно поставила его на траву. Котёнок оглянулся и посмотрел не неё своими изумрудно-зелёными в свете луны глазами, коротко мяукнул и, опасливо косясь на шиповниковый куст, скрылся в лесу.
Ни дети, ни бабка уже не могли этого видеть, но огромная рыжая с подпалинами мурыска, шедшая по следу своего блудного ребёнка, наконец нашла его. Осторожно обнюхав и лизнув пару раз пушистую шубку своего чада, она зубами схватила его за загривок и понесла назад в лесную чащу, в гнездо, устроенное под корнями старого дерева.
Время близилось к полуночи. Почти все травы, за которыми приехала ведьма Аксинья, были собраны, и оставалось только собрать разрыв-траву – папоротник. Старуха уводила детей всё дальше от берега в лес, попутно находя какие-то цветочки и корешки, которые тоже подбирала и складывала в напоясную сумку. Каждую находку Аксинья придирчиво осматривала и рассказывала ребятам что это, и зачем нужно. Бажен почти уже перестал бояться ведьмы, сочтя разумным хотя бы краем уха прислушиваться к её рассказам о травах – мало ли когда и где пригодится. Велька же слушала разинув рот, так ей было интересно.
За разговорами незаметно подошли они к огромной заросшей поляне в чаще леса. Бабка Аксинья потянула к себе крупный, будто кружевной, лист, который при ближайшем рассмотрении, оказалось, состоит из длинных листьев, растущих в ряд на одном стебле. Бажен и Велька видели раньше это растение, но не придавали ему значения – растёт и растёт. А это, оказывается, и был тот самый папоротник, за цветком которого сейчас добрая половина их деревни по окрестным рощам бегает! Аксинья, будто уловив мысли ребят, усмехнулась и молвила:
- Не найдут они ничего. Если и зацветёт разрыв-трава – то только здесь, где никто не ходит. Это ж нечистой силы цветок, а потому бережёт она его как зеницу ока, и нипочём не позволит ему раскрыться там, где людей несчётно. Ну, что встали как вкопанные? – прикрикнула она на детей. – Давайте-ка собирать будем, а то уж светать скоро начнёт. До петухов управиться бы…
Велька и Бажен принялись аккуратно и терпеливо срезать именно те жёсткие стебли, на которые указывала старуха. Вскоре бабка Аксинья стала ворчать и охать, волоча за собой травяной мешок, а после и вовсе уселась на одинокий пень, очень кстати нашедшийся в зарослях. Она уже не указывала ребятам на пригодные для ведовских дел стебли папоротника, они и сами неплохо управлялись, то разбредаясь, то сходясь в поисках.
Враз протянув руку к одному и тому же кусту, Велька и Бажен обомлели: в глубине папоротниковых зарослей пламенел бутон. Размером он был, наверное, с Велькин кулак. Брат и сестра уставились на бутон как зачарованные, забыв зачем пришли. Тем временем бутон дрогнул, будто живой, и лепестки его медленно, словно нехотя, приоткрылись. Куст папоротника озарился слабым красноватым свечением. Бажен и Велька затаили дыхание, боясь спугнуть нежданное чудо. Лепестки алого бутона продолжали подрагивать, готовясь к чему-то очень важному. И вдруг – раз! – цветок резко раскрылся. Вспыхнув на миг чарующим алым заревом, цветок так же быстро захлопнул свои лепестки, свернувшись в бутон, и во мгновение ока скрылся под землёй, как и не было его!
Бажен и Велька, не в силах вымолвить ни слова, осоловело таращились друг на друга, по временам переводя взгляд на то место, где только что был диковинный цветок, и снова друг на друга. А потом, не сговариваясь, припустили во весь дух к тому пню, на котором отдыхала бабка Аксинья.
- Бабушка! Бабушка Аксинья! – Голосила Велька.
- Мы такое видели! – Вторил ей брат.
- Никак, показался вам цветок разрыв-травы? – Удивлённо спросила старуха.
- Да! Да! Только вот ухватить его мы не успели! – ответил за обоих Бажен.
- А и не ухватили бы. – Хитро прищурилась бабка Аксинья. – Нечистая сила ни за что не отдаст людям такое сокровище. Но уже одно то, что вы видели его, может сделать вас особенными. А так ли это будет – время покажет. Эх, жаль мне не довелось поглядеть. Ну да я сама виновата – кости мои старые невовремя отдыха запросили…
Бабка Аксинья тяжело поднялась и попыталась поднять полный трав мешок, но охнула и, не сумев совладать с тяжестью, уронила его обратно на землю. Бажен подбежал и вскинул его себе на плечо. Поправил обе травяных сумы, висевших теперь крест-накрест, и все трое отправились в обратный путь.
Велька украдкой оглянулась на папоротниковую поляну и ахнула. Чуть позади них стояла Марьяна, дочь пекаря, погибшая в прошлом году.
- Велеславушка! – всполошилась бабка Аксинья. – Привиделось ли что?
Девочка не отвечала. Она застыла на месте, широко раскрыв глаза и онемев от ужаса.
- Ма…ма… Марьяна! – наконец выдохнула Велька, указывая рукой в направлении призрака. Бажен с бабкой обернулись и уставились туда, куда указывала Велька, но никого не увидели.
Велька тем временем во все глаза смотрела на невидимую им Марьяну и беззвучно шевелила губами. Сколь ни тянул её брат за рубаху, сколь ни просил, не мог добиться ответа. Так они и стояли с бабкой в ожидании, пока Велька не очнулась. Лицо её было бледным, а в свете луны – и того белее. Наконец она закончила свой беззвучный разговор с призраком и повернулась к ним.
- Бабушка Аксинья, Марьяна мне страшное рассказала. Никому говорить не велела, только батюшке её. Не нечисть её утопила, а зависть людская. Человек это был! Мести она хочет. Хочет, чтоб человека того нашли, да суду предали.
- А кто? Кто этот человек? – у Бажена аж глаза на лоб полезли от удивления.
- А вот это, братец, велено только Марьяниному батюшке сказывать, и не спрашивай меня больше. – припечатала Велька.
Бабка Аксинья, поохав, взяла Вельку за руку, предварительно размяв в своей потрескавшейся ладони какую-то пахучую травку из мешка, и повела прочь из леса, к реке. Бажен, всё так же озираясь, поплёлся за ними. Он так и не понял, померещилось ему или нет, но на краю поляны, там, куда безумными глазами только что смотрела его сестра, под старым вязом блеснуло что-то. Бажен пригляделся. Под корнями огромного дерева ему привиделся человеческий остов, обнимавший костлявыми руками горшок с золотом. Бажен помотал головой, отгоняя ужасное видение, и поспешил вслед за Аксиньей и сестрой.
Когда они уже отвязывали лодку, чтобы пуститься в обратный путь, прибрежные кусты зашуршали и на пологий берег вышел огромный мурыс. В ночном сиянии зверь казался серебристым. Его светящиеся зелёные глаза внимательно следили за копошащимися у берега людьми.
- Спасибо. – Послышался откуда-то мягкий глубокий голос. – Велька и Бажен переглянулись, посмотрели на бабку, а потом снова на мурыса. – Я искала вас чтобы отблагодарить. Вы спасли моего сына. Сейчас мне нечего дать вам кроме этого скромного подарка, но в будущем, возможно, ещё представится случай, и мы сочтёмся.
Мурыска на миг исчезла в кустах и, пятясь, выволокла на поляну тушу только что пойманного оленёнка. Аккуратно положив добычу, она повела ушами-кисточками, словно дожидаясь ответа, но, увидев замешательство людей, скрылась в прибрежных зарослях так же бесшумно, как и появилась.
- Велька-а… Ты это слышала? – Бажен всё ещё не верил ни своим глазам, ни ушам.
- Ага-а… - так же протяжно ответила сестра, не сводя глаз с того места, где только что стояла грозная лесная хищница, а потом оглянулась на бабку Аксинью.
Старуха сидела уже в лодке ни жива ни мертва от страха. Уж она-то знала насколько опасны мурысы, особенно если дело касается их детёнышей. Но когда она поняла, что лесная кошка пришла с миром, опасения поубавилось. Однако, в лодку Аксинья всё же забралась от греха подальше, видимо, забыв со страху, что мурысы отлично плавают. Когда зверь ушёл, она велела Бажену погрузить оленью тушу в лодку – в хозяйстве пригодится.
Лодка была уже примерно на середине реки, когда Бажен подал голос, обращаясь к бабке Аксинье:
- Бабушка, что это было? Мурыс говорил человеческим голосом!
- А это, милмой, цветок, что вы видели, даёт о себе знать. Раз вы брат с сестрой от одной матери, то и награда вам одна на двоих досталась.
- Но Велька-то Марьяну видела, а я нет! – Бажен, сидя на вёслах, не мог видеть сестру, но точно знал, что она испытывает примерно те же чувства, что и он сам. Велька всю дорогу была непривычно тихой, как будто о чём-то крепко задумалась. Лодку приходилось вести аккуратно – подарок мурыса изрядно утяжелил судёнышко.
- Кто его знает, что ты теперь умеешь… - задумчиво проговорила старуха. – Сестрица твоя с мертвецами, да зверьми говорить может, да и ты мурыса слышал. Может и ещё чем тебя разрыв-трава одарила, пока то неведомо. Время покажет.
Ещё до света причалили они к своему берегу, привязали лодку и направились к дому бабки Аксиньи. Велька взяла два самых тяжёлых мешка с травами, а Бажен взвалил на спину оленёнка, которого решено было бабке же и отдать – не хотелось вопросов дома, да и старухе неплохо будет мясца пожевать. Пока шли, Велька умаялась. Пот градом катился, заливая глаза, дыхание сбивалось, а волосы слиплись. Её брат же шёл, как ни в чём не бывало, будто не оленя он нёс, а пустое коромысло. Бабка семенила следом, не прося отдыха, лишь то и дело поглядывая на мальчишку. Когда дошли, да скинули с плеч груз, старуха очень внимательно посмотрела на Вельку и её брата и молвила:
- Баженко, не устал ли?
- Нет, бабушка. – ответил Бажен. Ответил, и тут же поймал себя на мысли, что сестра-то едва дышит с дороги, хотя тащила лишь травы. Да и бабка, видно, уморилась. – Это тоже он, да? Цветок? Это он мне силы придаёт?
- Он, он… да тише ты! – шикнула на него бабка Аксинья. – На деревне удаль свою не кажи, и что цветок видали, чтоб ни ты, ни сестра не болтали, а то, не ровен час, со свету вас сживут. Особенно вон её… Сказывают, разрыв-трава только парню холостому-неженатому показывается. Мыслимое ли дело чтобы девке… А оно вишь как… Видать, посчитала вас разрыв-трава единым целым!
- Бабушка Аксинья, - Велька немного оправилась от дороги и поправляла сбившиеся косы, сидя на старом, давно не чиненном бабкином крыльце. – А Марьяна? Как же нам к дядьке Савелию-то пойти, коли сказывать запрещаешь про разрыв-траву?
- А это завтра вместе пойдём. Я молчать буду, а ты – говорить. А коли спросит почему я сама не говорю, ответишь, мол, как Марьяна примстилась, да слово молвила – онемела старуха, только мне и успела сказать, потому как я по дороге ей попалась как раз в эту пору. Против меня не пойдёт Савелий, со двора не погонит.
На том и порешили.
Первые петухи заорали ровно тогда, когда Велька и Бажен зарылись в тёплое сено на своём сеновале и уснули крепким сном.
