Алексей Балабанов, режиссер, чьи фильмы прославились своей беспощадной правдой, был не похож на типичного представителя кинематографического мира. В нем не было очарования и искусственности, присущих многим его коллегам. Он был груб, как разночинец из петербургских подворотен, и, по словам кинокритика Андрея Плахова, на западных кинофорумах, вместе с продюсером Сергеем Сельяновым, напоминал петрашевца среди лощеных европейцев.
Балабанов был "хирургом" российской действительности, подобным Раскольникову, Ставрогину и Базарову. Он раскрывал мифы, как Базаров рассекал лягушек, с хладнокровным препарированием. Его "докторский чемоданчик" был набит ланцетами и морфием, а стекла его очков поблескивали безумным светом.
Ключевым произведением Балабанова стал "Груз-200" - беспощадная метафора, словно удар в потерянное самосознание постсоветской России. В то время, как страна погружалась в ностальгию, Балабанов прямо сказал: СССР мертв, а советские символы - лишь труположество.
"Груз-200" стал ударом по "солнечному сплетению" наших мифов. Фильм был снят с проката после нескольких дней показа, а от ролей отказались известные актеры, - значит, он попал в самую больную точку.
Балабанов вскрывал мифы о революции в "Морфии", о СССР в "Грузе-200", о "лихих девяностых" в "Жмурках" и "Кочегаре", о Западе в "Брате-2" и "Войне". Он хотел разрушить миф о Сталине в нереализованном фильме о молодом Джугашвили.
Его беспощадность сравнивали с Ларсом фон Триером, который также вскрывал табу и провоцировал. Балабанова обвиняли в фашизме, но он не пропагандировал фашизм, а диагностировал его признаки в русской реальности.
Балабанова сравнивают с Кафкой и Беккетом, потому что он работал с абсурдом и свидетельствовал о распаде империи. Балабанов видел за постсоветским абсурдом фундаментальную ошибку российской жизни, но не знал, как ее исправить.
Балабанов был голосом правды в мире мифов. Он не предлагал простых ответов, а лишь вскрывал раны, заставляя зрителя задуматься над неудобной и болезненной правдой о российской реальности.
Его фильмы не были просто кино. Это были операции, которые он проводил на душах зрителей, и у которых не было гарантии положительного исхода.