Петровна была зла. С тех пор, как к ней переехала дочка с мужем и младенцем, покоя не было. Молодёжь вечно толчётся под ногами, мелкий орёт и днём, и ночью. Ну никакого спасения от этой суеты. Ни выспаться, ни уединиться. Спокойной жизни конец. Рано не ложатся, свет палят допоздна. Не экономят! Ох-ох-ох. А всё почему? Зять, подлец, бросил работу в городе, припёрся в деревню, домой. Пока Петровна лежала в больнице, а дочка присматривала за домом и хозяйством, этот бездельник бросил всё и приехал к жёнушке с сыночком. Безмозглый совсем. Теперь ни работы, ни жилья. Свалились, как снег на голову. Деточки-нахлебнички. Одна сидит с ребёнком, другой никак не устроится.
- Все на моей шее! А я не двужильная, я слабая женщина, которой не нужны такие проблемы на старости лет, - рассуждала Петровна, хмуря и без того морщинистый лоб и с остервенением кромсая ни в чём не повинный лук.
Женщина готовила борщ. Сама. Внук Васька опять приболел, кричит, не переставая, доводя до белого каления всю семью. Зятю-то хорошо: сел на машину и укатил. Сбежал то есть. А вот Петровне деться некуда. Ушла на кухню, но всё равно слышно, как мелкий вопит, а дочь его пытается убаюкать. Куда там!
Хлопнула дверь. Светка, дочка то есть, вышла.
- Ты куда это? Чего дитё бросила? – проворчала пожилая женщина.
- Выйти надо, - ответила Светка и направилась на улицу.
- А, понятно, - протянула Петровна. – Ты не задерживайся, а то Васька грыжу себе накричит.
Хлопнула входная дверь. Дочь вышла. Ясно, что за конкретной надобностью: удобства-то на улице. Пока туда, пока обратно. А дитё орёт.
- Да когда ж ты умолкнешь? – зарычала женщина и пошла к внуку.
Тот захлёбывался плачем, грызя кулачки и размазывая слёзы по уже багровому личику. Зубки режутся. И никакие снадобья не помогают. Уже и доктора не раз вызывали. Ничего. Как кричал, так и кричит. Петровна похлопотала около внука, посюсюкалась с ним без особого успеха. Потом плюнула и снова пошла на кухню. Светки что-то долго не было. Женщина начала закипать.
- И где её носит так долго? Куда запропастилась бездельница? – бубнела старушка.
Но вот открылась дверь, появилась дочь и быстро прошагала в комнату.
- Лодырька! Где шляешься? – прошипела ей вслед уже вышедшая из себя Петровна.
Светка не ответила. Слышно было, как она уже разговаривает с сыном, который, утомившись, стал потише кричать.
- И зятёк ещё этот… Игорёк… Куда делся? Смылся, паразит. Нет, чтобы помочь. По дому что-то сделать. Гуляет где-то… Кобель, - зудела уже сама для себя, но вслух, старуха.
Потом она, видимо, решила, что так неинтересно, одной зятя полоскать, и крикнула:
- Эй, Светка! Где кобель-то твой? Почему домой не является? Паразит! Когда на работу устроится?
Малыш, немного успокоившийся, снова завопил. Петровна поморщилась. Светка не ответила матери, а запела колыбельную.
- Вот сволочи малолетние! – зарычала недовольно. – Нарожают, а потом никому покоя нет. А говорила же: рано замуж. Надо на ноги встать. Да и муж-то неподходящий. Образования нет. Жилья нет. Ничего не умеет делать и не хочет. Горе одно.
Петровна замолчала, но в голове продолжала гонять невесёлые мысли о своей незавидной судьбе, о дуре дочке, о зяте подлеце, который женился, а заботиться о семье не желает. И так до тех пор, пока готовился борщ. Потом пошла хлопотать по хозяйству. Всё одна, без помощников. Никому-то до неё нет дела. А ей трудно. Когда стемнело, ушла в свою комнату смотреть сериал. Телевизор погромче, чтоб не было слышно внука – и хоть чуть отдохнуть от работы и от грустных размышлений. Светка с Васькой ушла на кухню. Наверно, будет мелкому готовить. Ну и пусть. Сама справится.
Через некоторое время Светка зашла и начала рыться в шкафу. Петровна насторожилась, прислушалась: правда, что-то ищет. Вышла посмотреть.
- Ты что ищешь? – строго спросила у дочери.
- Да лампочку. На кухне перегорела, - обернулась к ней Светка.
- Перегорела? – возмутилась Петровна. – А всё вы! Палите свет чуть ли не до утра! Не напасёшься на вас лампочек! Сколько уже поменяли! Бессовестные!
- Мама, ну чего ты? – перебила дочка. – Из-за какой-то лампочки раскричалась. Да и вообще, мы же столько лампочек купили, есть чем заменить. А ты ругаешься.
- Вот как! – взвилась Петровна. – Вы меня своими лампочками будете попрекать? Дожилась! В собственном доме жизни нет! Лампочки они, видите ли, купили! Что, пожалели для матери? Ну хорошо, если меня здесь упрекают, то только и остаётся, что уйти из дому! Живите сами, как хотите. Выжили мать из своего угла!
Старуха просеменила в свою комнату и захлопала дверцами шкафов. Через время она вышла с дорожной сумкой и демонстративно протопала в прихожую. Обулась и вышла, бахнув дверью. Светлана стояла, непонимающе хлопая глазами, и молчала. На кухне кричал ребёнок.
А Петровна направлялась к своей сестре.
- Пойду к Таньке. Пожалуюсь хоть. Как меня обижают в собственном доме. Выжили, бесстыжие. Пусть… Пусть теперь сами живут, как хотят. Пусть им стыдно будет, что с матерью так обращаются.
Через неделю Петровне надоело жить у сестры. У той своя семья, свои заботы. Она, конечно, поохала, поахала, слушая, как зять с дочкой мучают пожилого человека, но помочь ничем, кроме сочувствия, не могла. И старуха засобиралась домой.
А дом встретил её тишиной. Молодёжь съехала. Куда? Да какая разница. Главное, теперь тишь да благодать. И такой желанный покой. Петровна с облегчением уселась на стул в прихожей.
- Уф. Наконец-то я дома.
И медленно поплелась в свою комнату. Там начинался любимый сериал.