«Кому праздник, кому – хлопоты…» Вот уж точно подметил бард! И что характерно, чем пышнее отмечается торжество, тем суматошнее носятся его организаторы (не говоря об исполнителях), тем чаще сбиваются с ног, тем реже успевают воздеть взор к небу.
Представить церковный праздник в небольшом окраинном храме столицы без поварихи Шуры, незаменимой сотрудницы и на все руки мастерицы, можно разве что теоретически. Кто, как не она, накроет роскошный стол, приготовив из топора десяток-полтора изысканных кулинарных шедевров? Кто другой умудрится добыть в закромах небогатой церквушки хоть изъеденную молью, зато исправно действующую скатерть-самобранку, которая послушно мечет на стол «все, что есть в печи»? Кто с неутомимой улыбкой напоит-накормит и посуду за гостями не единожды уберет-помоет?
Ладно бы текла размеренно-бурная жизнь своим чередом-порядком… Но какой же великий праздник обходится без искушений?
На сей раз заболела просфорница. Что делать? Выручай, Шура! Если даже в будни у свечного ящика за «хлебом ангельским» выстраиваются длинные очереди, то что говорить о днях-событиях, историю сотворивших и в ней укоренившихся?
«…И возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Мф. 17: 1–2). Преображается Виновник спасения – преображается мир, духовный и вещественный, сама материя обновляется сиянием Божества, и послушно следует обновлению природа… Се, «творю новое небо и новую землю» (Ис. 65: 17; ср. Откр. 21: 1–5).
Как в такой день не прославить Художника нового дивного мира своим скромным посильным трудом? Как не расстараться-выложиться? Именно так, не страшась угрозы эмоционального выгорания, настраивала себя Шура на незаметный подвиг, поспешая к церковному очагу. У кого как, а у нее рабочий день, тем более в воскресенье или праздник, начинается в несусветную рань – раньше, чем у пташек певчих: к концу первой Литургии надо поспеть не только яств-угощений настряпать, но и столы накрыть-украсить.
Движения размеренны и выверены, но расслабляться не приходится. От кухонного стола к печи, от накрытых столов к мойке, из трапезной в просфорню, оттуда в храм и снова к печи – и так до обеда, не разгибая спины, не поднимая головы, не покладая рук. Кто угодно с ног собьется!
Разошлись счастливые прихожане и умиротворенные захожане, опустел церковный двор. Испепеляющее солнце, которому прискучило немилосердно жечь-палить, осторожно поползло к горизонту, когда Шура вышла на улицу. И тут свирепое сосание под ложечкой напомнило, что ни маковой росинки, ни зернышка горчичного она с вечера во рту не держала.
– Господи, дай хоть яблочко захудалое – очень уж кушать хочется, – устало попросила она и, опустив взор, увидела на тротуаре два румяных наливных яблока.
Ничуть не удивившись, словно посланная с Небес пища – вещь сама собой разумеющаяся, Шура спокойно поблагодарила Небесного Кормильца и принялась здесь же, на месте, с наслаждением уминать сочный благоухающий фрукт. Худо-бедно утолив приступ голода, женщина не спеша направилась к дому.
– Здравствуйте. С праздником вас… – остановил ее робкий шелестящий голос: аккуратно одетая старушка, сухонькая и невысокая, неприкаянно стояла возле автобусной остановки, явно не собираясь никуда ехать.
– Здравствуйте, бабушка, – ответила Шура, привычно потянувшись к кошельку.
– Я не прошу денег, – неуверенно промолвила незнакомка, с надеждой сопровождая взглядом каждое движение женских рук.
– Конечно-конечно, – успокоила ее Шура. – Просто сегодня праздник, и я хочу вам сделать подарок. Вы так на мою маму похожи… Как вас зовут?
– Надежда Степановна, – по-детски доверчиво глядя в глаза, ответила собеседница и кротко пожаловалась: – Болею я…
Не зная, чем утешить пожилую женщину, Шура лишь сочувственно вздохнула, протягивая самую крупную из имеющихся купюр.
Поспешно схватив бумажку, Надежда Степановна поблагодарила и виновато попросила:
– Вы не думайте, я не попрошайка…
– Что вы, что вы… – пробормотала Шура, пытаясь проглотить горький ком в горле, и неуклюже приобняла это беззащитное кроткое существо, стыдящееся своей вынужденной нищеты, незаслуженного унижения, социального бесправия.
«Возраст дожития»… Каждый раз, слыша эту циничную фразу, бесстыдно укоренившуюся в обиходе, Шура вздрагивала, словно от яростного удара бича. Ее родители говорили, что во времена их юности выражение «срок дожития» ассоциировалось с последними днями узников, приговоренных к смертной казни. За что же приговорили наших неповинных стариков к вопиющей нужде, презрительным мемам-насмешкам, высокомерно-снисходительному панибратству? За что их хладнокровно столкнули на социальное дно и обрекли на полунищенское существование? «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли» (Исх. 20: 12)… На что обрекает себя социум, который не только не прислушивается к мудрости седин, но и обращается с хранителями векового наследия в лучшем случае как с недорослями-недоумками? «Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает» (Мф. 1: 15).
В душе Шуры все кипело-клокотало. Невинно-чистые глаза-василечки... Затаенная надежда в голосе… Дрожащие руки… Скрытая мольба вперемешку с извинениями… Каждая кинематографически выразительная деталь в облике случайной встречной жгла стыдом за себя, за ровесников, за тех, кто жесток или просто глух-слеп…
Дома, открыв холодильник, женщина мельком глянула на праздничного фаршированного карпа и тут же захлопнула дверцу, словно отшвыривая змею-искусительницу. Бессмысленно-хаотично побродила по комнате. Включила аудиозапись с песнопениями Дивны Любоевич.
Бархатный мягкий голос певицы, поигрывая терпкими переливами, баюкал-врачевал, пока душа не расправила крылья. Успокоившись, Шура разослала поздравления виртуальным знакомым и давним друзьям, ответила на звонки, выстроенные автоответчиком в дисциплинированную очередь. Разговор с крестницей, школьной закадычной подругой, остался на закуску.
Преподаватель хорового пения в музыкальной школе, для учеников Ольга Вадимовна, для Шуры – Лёля-Олюшка, воцерковлялась крестная дочь со скоростью улитки-черепахи. Ее интерес к духовной жизни напоминал морские отливы-приливы, не такие, правда, предсказуемые и стабильные. Оставалось уповать на долготерпение Божие и, не опуская рук, молиться о пробуждении ее души.
В ответ на приветствие Шура услышала хлюпанье носом.
– Ты простудилась, что ли?
– Нет. Просто плачу.
– Что случилось? – всполошилась крестная.
– Запись последнего конкурса Чайковского слушаю. Тут один кореец так играет!.. Так играет!..
Несколько стушевавшись, Шура поспешила оборвать разговор:
– Я тебя с Преображением хотела поздравить… Ну ладно, плачь дальше.
– Нет-нет-нет, – поспешно возразила Оля-Лёля. – Не вешай трубку. Я сама собиралась тебе звонить.
– Приятная неожиданность. По случаю или просто так?
– У меня к тебе вопрос, как раз насчет сегодняшнего праздника. Можно?
– Разумеется. Всегда рада поделиться знаниями и опытом. Спрашивай.
– Я вчера поздравила нашего нового концертмейстера с Яблочным Спасом. В ответ он чуть ли не наизусть процитировал Википедию. Вкратце суть такова: мол, у восточных славян существовало поверье, что на том свете детям раздают гостинцы, в том числе райские яблоки. Обделенными, однако, остаются малыши, чьи родители отведали яблоки до Второго Спаса. У крестьян съесть этот плод до 19 августа считалось великим грехом. В день праздника женщины, потерявшие детей, дескать, должны были освященные в храме яблоки отнести на могилки умерших чад. На этом основании юноша считает Яблочный Спас чистой воды язычеством и отказывается признавать его вовсе. Я хотела было его переубедить, да, боюсь, не справлюсь...
Шура вздохнула:
– Можно лишь посочувствовать человеку, для которого врунья-незнайка Википедия – достоверный источник информации. Как здесь все перекручено-переверчено!.. Виртуальный экскурс в ветхие времена – кривое зеркало, отражающее только дремучие заблуждения определенной части населения, которые весьма далеки от истины. Сегодняшний праздник совсем не о том – не о яблоках или грушах, но, к сожалению, второе его название прижилось в народе крепко-накрепко. Нет, разумеется, ничего плохого в освящении плодов. Беда только в том, что обрядоверие подчас заслоняет настоящего Бога. Главное в этом событии – преображение, обожение, к которому мы все призваны. История праздника восходит к событию, которое произошло незадолго до распятия Спасителя. Иисус Христос показал Себя избранным ученикам блистающим ярче солнца, чтобы они не смалодушничали после Его казни, чтобы знали: это не конец.
И с яблоками в наше время не так все однозначно. В былые времена при совершении богослужений весьма мудро учитывался и календарный цикл земледельческих работ, и практический опыт прихожан. Созревал новый урожай. Его освящали, дабы плоды, благословленные Богом, умножались. Заодно народ сочинял красивые, но глупые легенды о том, что на том свете яблок не дадут, если вкусить их, не дождавшись Преображения. Ныне же яблоки в магазинах круглый год, и старый деревенский обычай уже не актуален (по крайней мере, в городах).
Если хочешь, могу в помощь тебе переслать заметку, размещенную вчера на сайте нашего храма.
– Спасибо, Шура! Конечно, перешли! – обрадовалась крестница. – С твоего позволения, отправлю ее молодому музыканту, пусть просвещается...
– Сейчас скопирую. Лови!
«Яблочный Спас – не кулинарный праздник
19 августа Русская Православная Церковь отмечает праздник Преображения Господня, называемый в народе Яблочным Спасом. Приходится он на период созревания фруктов, посему в этот день верующие испокон веку освящали в церкви плоды и загодя пекли яблочные пироги. Однако освящение плодов – дело десятое. Как однажды заметил митрополит Запорожский Лука, Спас-Спаситель, то есть Христос, не может быть ни медовым, ни яблочным, ни ореховым.
Главное в этот день – не гастрономические обычаи соблюсти, а обратить мысленный взор к Преображению Господню – величайшему событию, когда Бог открыл апостолам, какая дивная жизнь ожидает людей в вечности, если, конечно, они не подменяют веру-доверие-верность глупыми суевериями или, того хуже, магическими ритуалами; если стараются следовать путем Христовым в меру своих сил-возможностей, талантов-дарований; если, отвращаясь от эгоистического девиза века сего: "Живи здесь и сейчас", – служат ближнему не ради славы иль корысти, но от полноты сердца.
Так не будем же, ублажая чрево, превращать христианскую веру в полусознательный обряд-традицию. Уделим хоть малую часть своего времени и внимания тем, кто одинок и жаждет общения; поделимся освященными плодами нового урожая или хотя бы добрым словом с теми, кто сир и убог, кому не по карману даже такая скромная роскошь. Осмелимся, покинув тесную обывательскую скорлупку гордости-самости, отыскать "тесные врата", которыми входят в Царство Божие – в преображенное бытие; потщимся облечься в броню евангельских заповедей, очищая от греховной скверны внутреннее пространство, и станем всеми силами души жаждать духовного преображения, памятуя, что 19 августа – это праздник света и чистоты».
Не прошло и получаса, как Оля-Лёля позвонила вновь и упавшим голосом доложила:
– Ничего у меня не получилось. Илью, концертмейстера нашего, заметка не впечатлила – скорее, наоборот. Послушай, что он написал в ответ: «Что ж, в целом христианство, как и любая другая религия, изжило себя. Не скажу, что я атеист, но отношусь к христианству со значительной долей скепсиса. Взять, к примеру, освящение плодов… С детства терпеть не мог, когда летели на тебя холодные брызги. Зачем, спрашивается… Есть, конечно, множество статей, где объясняется, как меняется структура воды под действием молитв… Не знаю, я в эту тему не вникал. Как по мне, так это элементарный эффект плацебо. Разумеется, если кому-то от этого легче, то пусть себе верит. Но все же, думаю, полезнее потратить время и средства на самообразование».
«О, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?» (Мф. 17: 17), – мысленно процитировала Шура, но, памятуя собственное духовное сиротство в период атеизма, постаралась без высокомерия понять, что стоит за частоколом слов-льдинок, и сочувственно объяснила:
– Что тут сказать?.. Юноша опасно ходит. Живой, незамороженный человек по-детски ликует, когда его освященной водой окатят. На худой конец, задумывается, почему «бесполезное плацебо» смертников с одра болезни поднимает, почему по несколько лет остается девственно-незамутненным и кристально-чистым...
«Изжившее себя христианство» во все века яростно истребляли вместе с его исповедниками, а оно только ширилось и крепло. Сколько высокоразвитых цивилизаций и, казалось бы, несокрушимых политических режимов за это время пало!
«Устаревшая» Библия дает ответы на все вопросы и простецу, и ученому; и средневековому ремесленнику, и продвинутому айтишнику. Она века пережила, а вот летающие автомобили, метавселенные, овечка Долли и прочие сомнительные попытки переделать Божий мир дискредитировали себя, не успев начаться. Кризис современной науки, которая противоречит себе на каждом шагу, а порой не гнушается обслуживать преступные интересы влиятельных заказчиков-толстосумов, – неоспоримый факт. Впрочем, по-настоящему образованный человек не противопоставляет религию и подлинную науку. Более того, именно религия делает нравственными и науку, и искусство, и промышленность, и человеческие отношения – любую сферу жизни.
Рассуждения же молодого человека, смею подозревать, основаны не на глубоком познании мира, а на самодовольном верхоглядстве и банальном нигилизме. Спорить с ним в таком состоянии бессмысленно. Что-то должно до печенок встряхнуть его, чтобы душа и мозги стали на место.
– Я очень за него переживаю. Илья выгодно отличается от остальных молодых педагогов, преподающих в нашей музыкалке. Он совсем еще юн – лет девятнадцать, не больше. Очень воспитанный, интеллигентный, спокойный. Умеет, как никто, заинтересовать ученика фортепьянной игрой. Может часами рассказывать о жизни композиторов, да и вообще живет музыкой, полностью растворяясь в ней. Работу в музыкальной школе он совмещает с учебой в консерватории и, помимо этого, дает частные уроки…
– Послушай, – перебила Шура, – мне одной кажется, что Илья словно ищет оправдание своему неверию? То он в Преображении, кроме язычества, ничего не видит, то, наоборот, необходимость принимать на веру «ненаучные» библейские факты становится для него камнем преткновения…
– И правда… – удивилась-растерялась крестница.
– По большому счету, Бог ему не интересен – вот и вся недолга. Хоть мертвых пред ним воскрешай, хоть камни в хлебы превращай, хоть море заставь расступиться и реки обрати вспять – всему-то он найдет рациональное объяснение. И главное, менять свою жизнь он ни за какие пряники-коврижки не станет, возможность обожения высмеет, факт Преображения оспорит.
– Неужели все так безнадежно? – ужаснулась Оля-Лёля.
– Не знаю. Я не судья и не провидец. А что касается хорошести-нехорошести… Темные духи, они ведь паразитируют и на добрых свойствах человеческой души.
– Как так? Что это значит?
– С их стороны достаточно подбросить ложную идею, чтобы человек, сделав ошибочные выводы, побрел от спасения прочь или направил светлые силы своей души на служение злу. Аналогию можно провести с младенцем, заблудившимся в тайге, и неважно, плох он или идеален. Сценариев и исходов, никак не связанных с его достоинствами-недостатками, как ты понимаешь, бесконечное множество. Образно выражаясь, человек без Бога, как младенец без родителей, может плутать по житейским дебрям до конца дней своих, может умереть от голода, попасть в лапы хищных зверей, в руки разбойников или, наоборот, добрых людей... Смотря как далеко уйти, как быстро образумиться и найти выход.
Ты, конечно, можешь молиться за этого мальчика, но что из этого выйдет, сказать сложно. С одной стороны, «неисповедимы пути Господни»; с другой – «трудно богатому войти в Царство Небесное». Один Бог знает его сердце и имеет ключик к нему. Иногда мне кажется: нет человека, который не побежал бы за Богом, увидев Его доброту. С другой – и видели при жизни земной, и слышали проповеди, и получали исцеления, но встал вопрос: Христос или антиримский «майдан» – и выбрали Варавву. А Он, в силу Своего благородства и целостности, не желает ни чьего бы то ни было духовного порабощения, ни рабской покорности, ни искания меркантильной выгоды от следования за Ним – только абсолютной веры, доверия, верности, открытости сердца. А что гнездится в этом сердце, большой вопрос.
Что там, на Фаворе, происходило, снизу не видно было. Однако путь к спасению явлен-открыт не только для избранных апостолов, но и для тех Его учеников, чья молитва слаба, беспомощна, бесплодна, и для тех простецов, кто, беснуясь, бросается из крайности в крайность, пренебрегая смертельным риском. Принять ли светоносную перспективу? Выбор за человеком.