Антон Швечиков в учебной команде 10-го Донского казачьего полка с первых дней службы стал отличаться старательностью и исполнительностью.
Его командир, тоже уроженец станицы Гундоровской, молодой хорунжий Вениамин Шляхтин не раз ставил его в пример. От чего Антон смущался и даже краснел, как будто его не хвалили, а ругали.
О происхождении своей фамилии, весьма созвучной польскому слову шляхтич, Вениамин Шляхтин любил рассказывать с толком и расстановкой. В основе семейной легенды лежала реальная история, произошедшая в совсем давние времена. Она гласила, что через юрт станицы Гундоровской с незапамятных времен пролегал скотопрогонный шлях, а его далёкий предок, был смотрителем такого важного для сельского хозяйства пути.
Оно как было… Если плохо содержатся полевые дороги и, не дай Боже, сломает неразумная скотина ногу, тут же владелец скота в претензии:
- Так, мол, и так, за прогон скота платим, а моя худоба ноги ломает!
Приходилось станичному правлению принимать эту увечную скотину. Забивать её по причине негодности и перевешивать на большом безмене - на сколько пудов тянула эта жертва плохих дорог, а затем – направлять мясо на нужды станичного общества.
С одной стороны кому-то даже благо, говядинкой можно было полакомиться и не только состоящим на станичном коште маломощным семействам, но и правлению и дежурным казакам. Однако, с другой стороны прямой убыток станичной казне. Скот через станицу гонят, пыль на полнеба стоит, а прибытку никакого!
Однажды смотритель скотопрогонного шляха заметил, что у одного и того же скотовладельца, постоянно то никудышный бычок, то яловая корова подламывала ноги. Засаду устроил, и что же высмотрел…?!
Дотошный контролёр углядел, что как только скот переправляли через Северский Донец, ушлые пастухи отбирали одну из самых доходяжных скотинок, в прибрежный лесок заводили и там ногу ей обухом топора переламывали. А затем посылали в станицу за атаманом, выведя предварительно эту скотину на дорогу. Так эти прогонщики освобождали себя от оплаты станичных услуг деньгами и попутно избавлялись от ставших ненужными животных. После разоблачения этого скотовладельца его гурты стали прогонять по другим степным просторам, минуя станицу Гундоровскую. Смотритель же получил благодарность от Донецкого окружного атамана и отрез сукна на новые шаровары.
После смотрителей скотопрогонного шляха пошли в роду Шляхтиных военные. Как только открылось в Новочеркасске юнкерское училище, одним из первых из станицы Гундоровской поступил туда дед Вениамина Шляхтина - Михаил.
В русско-турецкой войне 1877-1878 гг. он отличился в бою при форсировании Дуная. Затем командовал казачьим полком первой очереди и, разумеется, уже по своим стопам, продолжая семейную традицию, отправил в то же Новочеркасское юнкерское училище своего сына Якова. На долю Якова военных походов не выпало, и почти всю свою службу от сотника и до полковника провел он в окружной станице Каменской.
Сына своего Вениамина, после окончания им Николаевского кавалерийского училища Яков Михайлович, наставлял подробно:
- В штабы не забивайся, но и в полку не засиживайся. Усердие в службе проявляй до разумного предела. Будь на виду, но не высовывайся. Начальству при случае в меру угождай и его усилия поддерживай. Друзей по офицерской службе выручай и цени. Сегодня вы в сотенном строю, через пять-семь лет в академическом классе, а через два десятка лет во главе полков и дивизий. И от вас зависит: кто где будет! И главное, сын, не играй в карты и непей лишнего! Эти пороки столько блестящих офицеров сгубили!
Но, как говорят в народе, сын то мой, а ум у него - свой! Не всегда младший Шляхтин слушался старшего. Не всегда! Но новобранцам учебной команды знать об этом было не положено.
Зима с 1913 на 1914 год выдалась в Польше не бывало морозной и холодной, и день ото дня забрасывала снегом заледеневший от стужи польский гарнизон Замостье. Замерзла, притихла и спряталась под кристальным узорчатым льдом даже местная речка Лабунька. Командование, идя на встречу полковому священнику отцу Афанасию, приняло решение сделать на праздник Крещения Господня всё чин по чину, и даже вырубить крест для водосвятия в речке, чего не бывало в прежние годы из-за отсутствия морозов.
Антон Швечиков, прежде чем приступить к работе, долго рассматривал сквозь засыпанный шустрой поземкой лед темную, словно загустевшую от мороза воду. Заметил большую, подвсплывшую к краю полыньи, сонную, будто любопытствующую рыбину и неожиданно ловко и сильно саданул над ней по льду обухом топора. Да так удачно, что одуревшая от удара и потерявшая бдительность рыбина тут же была извлечена из крестообразной проруби и брошена на припорошенный снегом лед.
Молодым казакам пойманная рыба была не знакома. Вся в серых мелких пятнах, с удлиненным телом и розоватым брюшком, с сильной спиной и пружинящим хвостом, которым она как метлой с неожиданной силой поднимала снежную пыль. Рыба долго не давалась в руки.
Подошел увидевший картину такой неожиданной и удачной рыбалки урядник Нехаев Степан:
- Форель это, братцы, форель. Горная рыба. Сюда, на равнину, тоже, бывает что заплывает.
У молодых казаков сразу же проснулся охотничий инстинкт. Вспомнили, как на родном Донце и впадающих в него речушках по долгожданному перволедью они добывали рыбу на горяченькую ушицу. Аж скулы свело… Вспомнить-то вспомнили, а снастей кроме топоров и пил никаких. Послали самого убедительного для уговоров казака в соседнюю польскую деревню за обрывком сети, из неё и смастерили что-то вроде подсачека. И пошло, понеслось, азартное рыбальство!
Хоть и немного наловили, всю форму перемочили, а зато какое удовольствие! Томившимся по домам и любимой реке душам сразу полегчало!
- Как в родном хуторе побывал, - торопился собрать улов красными от мороза, промерзшими руками Сергей Новоайдарсков.
Мелкую рыбу рассовали по рукавам. А первую пойманную форель, самую крупную из всего улова добычу, слегка задубеневшую от холода, Антон с трудом засунул себе за пазуху. Она сначала обдавала острым холодом грудь, затем согревшись на теплом молодом теле, изогнулась дугой, и, извиваясь как змея, забилась, вырываясь в наружу.
Неровный строй окоченевших казаков остановил начальник штаба полка войсковой старшина Гончаров и стал сердито ругать отделенного урядника, пристукивая подмерзшими в узких щегольских сапогах ногами:
- А это что такое? - вскрикнул войсковой старшина - когда увидел, как вдруг ходуном заходила грудь стоявшего на правом фланге казака.
- Что вы имеете в виду, Ваше высокородь? – удивился урядник.
- Да вон, крайний казак, Швечиков, по-моему, его фамилия.
- Так точно, Швечиков, - подтвердил урядник, и подумав, добавил - ухо него приморожено от природы.
- А грудь?
- Грудь вроде без изъянов, - сообразив, в чём дело, прикинулся непонимающим урядник.
Гончаров, развернувшись левым боком к ветру, пряча в воротник раскрасневшееся, с заиндивевшими усами лицо, быстрым шагом стал подходить к казакам, стоявшим на правом фланге.
Антон, сразу уразумевший в чём причина торопливости войскового старшины, резким движением выдернул из под шинели форель и в руки соседу по строю, а тот пустил её по второй шеренге, подальше от внимательных глаз начальника. Когда рыбина дошла до конца строя, вечный левофланговый казачок с весьма распространенной в станице Гундоровской фамилией Недомерков, причём когда он не всегда усваивал премудрости военной науки, то его урядники, не стесняясь, Недоумковым называли, повёл себя очень смышлёно. Сделав несколько быстрых шагов в сторону ограды костела, он всучил не желающую угомониться форель, вечно отирающемуся возле храма нищему.
- Добже пан, добже, дзенькую, - пробормотал, потрясенный такой небывалой щедростью, попрошайка.
И смешок по строю:
- Вот счастье на Крещение привалило. Прямо как в сказке…
Успокаивало казачков лишь то, что всё равно оставалась рыбешка помельче, рассованная по рукавам.
Когда войсковой старшина до конца выразил свое недовольство по поводу плохой выправки казаков в строю, направился к полковому штабу, то казаки уже подравнявшись и выпрямившись, зашагали быстро в свою казарму учебной команды. Замыкающий строй Недомерков, вертанулся на каблуке и - к ограде костела, где обалдевший нищий всё пытался определиться, что делать с большущей форелью. Не было у него ни дома, куда бы он мог бы принести эту рыбу, ни тем более печи, на которой её перед праздником можно было сварить или пожарить. Его умственные потуги были напрасными. Рыба тут же была вырвана из дрожащих рук бродяжки и буквально перелетела к Недомеркову:
- Всё пан, дзенькую добже! Хрен тебе халява, подержал и хватит, нам и самим она нужна…
И с этими словами, пристроив несчастную, истерзанную колючими шинелями рыбину под мышку, он кинулся догонять свой строй.
В Крещенский вечер, в нарушение устава , добытую рыбу мастерски пожарили в казарме на отопительной печи и на большом листе оберточной бумаги, как на скатерти , разложили сверху на ломтях белого пшеничного хлеба. Уже дожаривался последний кусочек, да и не кусочек вовсе, а половинка хвоста, как на запах жарёхи, учуяв её своим длинным утиным носом, пришел крадучись вахмистр Власов.
- Нарушаем? - строго спросил их главный по службе в эти три месяца начальник.
- Господин вахмистр, по рыбке соскучились.
Власов, вдыхая ароматный, ни с чем не сравнимый рыбий дух, многозначительно им в ответ:
- Мы тоже с урядниками скучаем. Только когда попробуете, вы убедитесь в том, что я вам ещё в поезде говорил. Не та рыбка, не та. Нет в ней духа нашего, речного как на Северском то Донце.
И с этими словами он по хозяйски положил в широкую лопастую ладонь три ломтя хлеба с самыми крупными кусками пожаренной рыбы и отправился с добычей в урядницкую.
- Чтоб у него память отшибло, - пробурчал ему вслед расстроенный рыбной потерей Антон.
- Тише ты, хорошо хоть он не раскричался! Тогда бы точно по наряду схлопотали!
- Да … Вот тебе и раскричался… Мы бы этой зря потраченной на урядников рыбехой лучше б других земляков угостили. Они б не говорили, что рыба не такая, не такая…
Через два дня о крещенском происшествии оставалась только вспоминать. У молодых казаков опять возобновилась учеба.
Антону понравилось изучение уставов Российской императорской армии. Строгие слова, требовательные и чёткие предложения. Когда он читал уставы, ему всё время казалось, что написаны они внимательными и мудрыми учителями, вроде таких как сотник Исаев Филипп Семенович.
Неутомимый сотник не уставал повторять молодым казакам одну и ту же фразу, многозначительно поднимая вверх указательный палец:
- Уставы написаны кровью. И исполнять их нужно неукоснительно…
Зубоскал Дык-Дык вертел в руках увесистый том с уставами и всё повторял:
- Это ж сколько кровищи перевели на эту книженцию…
В начале 1914 года по польским гарнизонам Российской армии пронесся слух, что едет их инспектировать сам император Николай 11. К инспекции стали усиленно готовиться.
Молодых казаков учебной команды уже начали ставить подчасками на посты полкового караула, а перед этим экзаменовали по знанию устава гарнизонной и караульной службы. Антон беспрестанно бубнил себе под нос фразы из этого устава.
- Параграф семьдесят седьмой. Часовой должен стоять на посту бодро, ничем не отвлекаться от надзора за постом, не выпускать из рук и никому не отдавать свое оружие, за исключением того случая, когда получит на то личное повеление государя императора.
Всё. Наконец-то фраза въелась в мозги. Можно приступать к следующему параграфу, и Антон тихо шепчет Сергею Новоайдарскому:
- Представляешь, приедет сюда государь император, к тебе на пост прибудет и даст тебе какое-либо личное повеление ?!
Сергей, обалдевший от таких фантазий дружка, также тихо отвечает:
- Нет, не представляю, и представить не могу!
Антон, размечтавшийся не на шутку, полдня после занятий по уставам думал, думал, и до того додумался, что ночью ему приснился какой то нелепый и донельзя напугавший его сон.
Ему привиделось, как будто сошедший с большого, в полный рост портрета в офицерском собрании император Николай 11 важно подходит к нему, гундоровскому казаку Антону Швечикову, стоящему на посту у полкового знамени и говорит:
- Уставы, казак, знаешь?
- Знаю, а как же Ваше императорское величество, в учебной полковой команде учим.
- А раз знаешь, то слушай мое личное повеление. С поста шагом марш!
Антон отсчитал десять шагов. А император ему:
- Ну, иди казак, ступай с Богом!
- А кто на посту у полкового знамени будет?
- Я за тебя, казак, постою…
Антон заворочался, перебивая эту приснившуюся ему нелепицу, даже слегка потряс стриженной головой. Затем снова нырнул в разгоряченную и взмокшую подушку. Настойчивый сон не желал отпускать Антона, и как только казак снова прикорнул, не замедлил сразу же вернуться к беспокойному спящему, возвращая его в предыдущее видение.
Вот приеду я в хутор, - снилось Антону, - а как в хуторе спросят же:
- К вам в гарнизон царь приезжал? Ты царя видел?
- Видел.
- А об чём-нибудь его попросил?
- Нет, на посту ж стоял, какие просьбы?
- О земле надо было попросить, чтоб прирезку сделали из войскового запасу, чтоб в лес за Донцом на порубки пускали, чтоб ссуду земледельческую побольше давали. Эх ты, самого императора всея России видел и ни о чем не попросил! - не унимались настырные хуторяне.
Антон им кричит:
- Попрошу, попрошу, дай Бог его увидеть ещё раз.
С этим криком он и проснулся, а над ним уже стоял удивленный вахмистр Власов.
- Ты казак, кого и об чём решил попросить?
Ещё не отошедший ото сна Антон Швечиков пробормотал:
- Императора о нуждах наших, казачьих…
Власов понял всё, видать и сам когда-то во сне кого только и о чём не просил… Проворчал в усы:
- Иди сейчас пока по малой нужде и - на гимнастику. Просильщик…
Целый день ходил Антон под впечатлением от увиденного пугающе красочного и загадочного сна.
- А ведь правильно, всё мог попросить для хуторян, жаль что не наяву...
Наяву была другая жизнь. Трудные занятия на плацу, кавалерийских полях, стрельбищах и полигонах. Казаком Антон Швечиков был по рождению, а ему во время службы предстояло стать настоящим воином. И он к этому стремился.
Член Союза писателей России
Сергей Сполох.
Примечание: Все иллюстрации, использованные в настоящей статье, взяты из архива автора и общедоступных источников.