Сколько раз раньше, гуляя по Литейному проспекту, мы проходили мимо и не знали, что совсем рядом с шумной улицей притаился такой уютный уголок. Так бы и не узнали бы, возможно, если бы не любимый геокэшинг — спасибо ему за подсказку! Вынырнув из одного «Двора искусств», перейдя проспект и свернув в очередную арку, мы оказались в целом «саду искусств». Вряд ли его кто так называет, но думается название уместное — ведь в одном из флигелей Шереметевского дворца, которому собственно и принадлежит Сад Фонтанного дома, жила Анна Ахматова, а сейчас там музей поэтессы.
Шереметевский садик совершенно не заметен с улицы — чтобы туда попасть, надо от Литейного проспекта пройти через арку сквозь мрачный пятиэтажный дом. Кстати, ещё сто лет назад садик отделяла от проспекта всего лишь металлическая решётка. Но в 1914 году граф С. Шереметев возвёл здесь торговые корпуса, которые позже были превращены в единый массивный дом — ныне Управление по налогам и сборам.
Сейчас Шереметевский садик со всех четырех сторон окружен высокими зданиями. И потому в нём всегда немноголюдно. Здесь нет случайных прохожих и шумных компаний — по аллейкам чинно прогуливаются посетители музея Анны Ахматовой да жители окрестных домов.
Украшают садик памятник Анне Ахматовой, открытый в 2006 году, да флигели дворца.
Совсем рядом, кстати, на углу Литейного и Пестеля, жил Иосиф Бродский. Наверное, именно поэтому во время Ночи музеев в 2010 г. всё пространство Шереметевского садика было посвящено Бродскому — на натянутых между деревьями полотнищах показывали фотографии поэта, на стены домов с помощью проектора транслировали стихи… Вот и сейчас в кассах музея много книг и сувениров, посвящённых Иосифу Александровичу. Мы, правда, ограничились лишь открыткой с узнаваемым коктебельским пейзажем за спиной поэта.
Сад Фонтанного дома часто превращается в выставочное пространство, вот и мы попали на выставку художника Михаила Беломлинского «И лишнего билета нет…» — шаржи на популярных зарубежных актёров, созданные в далёких 1950–60-х годах. Эпиграфом опять же очень атмосферные строчки Бродского.
Мы вышли все на свет из кинозала,
но нечто нас в час сумерек зовёт
назад, в «Спартак», в чьей плюшевой утробе
приятнее, чем вечером в Европе.
Там снимки звёзд, там главная — брюнет,
там две картины, очередь на обе.
И лишнего билета нет…
Кстати, Михаил Беломлинский (род. в 1934) много работал с детской литературой, и самая известная его работа — иллюстрации самому, наверное, знаменитому к нас изданию «Хоббита» в переводе Н. Рахмановой (1976)!
В саду на лавочках около стендов с рисунками сидели аккуратные тихие старушки, а около Софи Лорен — пожилой мужчина. И Юля сразу вспомнила, «как смотрела с отцом (по его настоянию) «Закон есть закон», отец был поклонником Фернанделя, она же, по малолетству, Тото, потому что он зрелый красавец». Ну, и, конечно же, в нашем детстве все неоднократно смотрели «Фанфан-Тюльпан»!
Почти напротив Шереметьевского садика за тройной аркой дома № 46 по Литейному спрятался ещё один примечательный дворик. Вернее — сразу два изящных садика, расположенные один за другим. Лет тридцать-сорок назад молодёжь звала это место «Сен-Жерменом», а близкий к нынешнему облик оно обрело лет сто назад. Однако началась история сада задолго до этого. В первой половине XVIII века здесь квартировал Преображенский полк. К концу столетия владельцем участка будущего сада и дома стало семейство Хлебниковых. Глава семейства Пётр Кириллович являлся страстным библиофилом. Собирал рукописи, книги, газеты, журналы, «летучие листки» с речами, письма, приглашения и тому подобное. В результате он и его потомки сформировали самую полную в России коллекцию газет и журналов XVIII века. При Хлебниковых в доме была устроена одноэтажная кирпичная оранжерея с бельведером в центре.
С 1801 года здесь располагается Юнкерский институт при Сенате, а в 1804 году к институту добавляется Комиссия составления законов. Возглавивший комиссию Густав Розенкампф был не столько прилежен к составлению законов, сколько к садовому делу. В 1817 году ему удалось выхлопотать весь сад в своё распоряжение. Выселив чиновников, разместившихся в оранжерее, Розенкампф восстановил её в прежнем качестве.
Следующий период истории дома с садом связан с именем архитектора Александра Пеля — статский, а потом и тайный советник, академик архитектуры, гласный Городской думы за свою жизнь он построил в Петербурге огромное количество зданий. При А. Пеле в доме № 46 была проведена реконструкция, перестроена оранжерея, появились жилые пристройки. А в 1905 году участок с постройками был продан статскому советнику Фёдору фон Крузе. Началось самое блестящее время в истории сада. Новый владелец начал перестройку здания в расчёте на предстоящую его продажу одному из богатейших людей России, нефтепромышленнику, конкуренту Ротшильдов и Нобелей Павлу Гукасову. За семь лет и дом, и сад подверглись самой основательной реконструкции. Первоначально военным инженером были перестроены флигели, сохранявшиеся ещё с XVIII века в правой задней части двора. Затем левый дальний флигель превратился в особняк, фасад которого был стилизован под петербургскую архитектуру начала XIX столетия. Под окнами особняка, прячущегося в глубине двора, разбили садик. С трёх сторон его окружала ажурная ограда, а со стороны дворовой части — мощная литая решётка, стилизованная под знаменитую ограду Летнего сада.
В центре садика располагался красивый павильон. Позже на месте флигелей были два мощных пятиэтажных корпуса. В их оформлении использовались элементы архитектуры и декора эпохи Возрождения. Одновременно устроили трёхарочный вход во двор, а между двумя новыми корпусами разбили сад, ныне прямоугольной формы, но первоначально — овальный, с фонтаном в центре. В обнесённом кованой оградкой саду росли ивы. Поэтому на плитке, которой выстлан вход во двор, можно заметить стилизованные изображения ивовых листочков.
Весь ансамбль представляет собой сложный трёхчастный мир: сперва двор эпохи Возрождения, за ним — усадьба «дней Александровых прекрасного начала», а с южной стороны — небольшая хозяйственная зона со скромным флигелем. И всё это огромное сложно организованное дворовое пространство легко можно было запереть на ключ, изолировав от внешнего мира. Здесь сложился своеобразный микрокосм, архитектурное детище Серебряного века. Жильцы микрокосма принадлежали к столичной элите…
После революции 1917 года Гукасовы эмигрировали, квартирантов одних уплотнили, других расстреляли, элита разбежалась, сменившись жильцами коммунальных квартир. В дом вселяются многочисленные ведомства. Особняк занимает Мария Андреева, комиссар театров и зрелищ Наркомпроса Северной коммуны. По этому же адресу находился Правбум – управление бумажными фабриками Северо-Запада.
Позже в особняке обосновалась Школа актёрского мастерства, за ней Институт сценических искусств, а с 1931 года садиком на Литейном стали любоваться разместившиеся здесь «парттысячники» – выдвиженцы, направляемые для укрепления ленинградского студенчества. Уже в 1960—1970-е сюда любили заглядывать нетрезвые «сайгоновцы» — поэты, художники и сочувствующие им граждане — выкурить сигаретку-другую, раздавить бутылочку бормотухи. Они-то дали этому дворику сразу несколько названий: «Сен-Жермен», «Пале-Руайаль», «Бельведер»…
Наше знакомство с «Сен-Жерменом» выглядело настоящим приключением: вход во двор, забранный узорной решёткой, и длиннющая арка с колоннами, рельефами и мозаиками за запертой дверью. Неожиданно для спутниц Андрей набрал на двери код — и распахнул вход в иное пространство.
Полосы света и тени лежали меж колонн, в орнаментах и мозаиках блуждали отражённые лучики-рефлексы. Медитативно поблуждав в этом зазеркалье, мы вышли в чудесный двор. Дом, украшенный затейливой лепниной, замыкал пространство буквой «П». Здесь действительно открывался какой-то волшебный, совсем особый мир, ускользнувший в итоге от наших фотоловушек света. Старые орнаменты, рельефы и гербы глядели во двор, накрытый шапками больших ив. Сбегались и разбегались дорожки, скучал без воды былых времён фонтан, пестрели затейливые клумбы, дрыхли в тенёчке ленивые коты.
По слухам, вечерами на здешних лавочках собирается догуливать и допивать посвящённый в тайну Сен-Жермена люд. Но, несмотря на это, дворик всё равно довольно чист и уютен. Мы побродили под ивами, прошлись по соседнему двору — глухому, заросшими опиленными, но выжившими и зазеленевшими могучими тополями. Солнце наливалось ярким изумрудом в их густой листве.
Мы посидели на лавочке, полюбовались колоритностью парадных — и велосипедом, припаркованным к забору под подвешенным видавшим виды зонтиком… И через колоннаду-телепорт вышли назад, в шумный, залитый жарким солнцем город.
Толчея и пробки набережной Фонтанки, парадный фасад Шереметьевского дворца, и вот уже Аничков мост, «где несчастных коней по приказу царя так жестоко взнуздали»… Впрочем, это уже совсем другой мир и другая история (хоть и случившаяся в один день).
Ч И Т А Т Ь П Р О Д О Л Ж Е Н И Е...