Надежда Кузьминична или просто баба Надя, как звали ее все на селе, встрепенулась от стука в окно. Близоруко щурясь в темноту зимнего утра, попыталась унять стук в груди: «Да кого ж там принесло в такую рань? Аль случилось что?» Найдя у кровати старые истоптанные тапочки, неспешно зашаркала к окну и отодвинув занавеску стала всматриваться в полумрак. Но за окном никого не было. Свирепый ветер рвал ветки на рябине и хлестко бросал в окно белоснежные пригоршни снега. «Фу ты, Леший! И причудится же такое?» Непогода бушевала еще с вечера. Потревоженная кошка Мурка потянулась на коврике сладко зевая и снова свернулась в клубок. «Хорошо, что воды с вечера от колодца принесла, а то по такой непогоде теперь и не дойдешь». Зачерпнув чашкой воды, Кузьминична нащупала на табуретке у кровати, которая служила ей столиком, пачку таблеток. «Надо бы выпить, а то сердце того и гляди выскочит. Наверное давление подскочило, будь оно все неладно...» Слабые узловатые руки никак не хотели слушаться. Даже достать таблетку из пачки уже становилось настоящей проблемой. Приняв лекарство, снова легла в постель, застеленную старым, видавшим виды покрывалом. На ледяном полу босые ноги мгновенно замерзали, а потом долго, даже под одеялом, их никак не удавалось отогреть. Кузьминична экономила на всем, как могла. «Вот отложу копеечку — пусть детям будет, а мне так-то уже ничего не надо. Только бы помереть на своих ногах и не быть никому обузой». Невесть откуда набежавшая слеза, тихонько поползла вниз по сухой морщинистой щеке. Больше всего на свете она боялась, что сляжет. «Молодым жить надо, а не сидеть у постели полуживой старухи, спаси, Господи и сохрани!» С этими мыслями усталые веки сомкнулись и набежала дремота.
Где-то вдали послышался грохот огромных колес на подводе и к дому подъехал муж Николай в своей кепке, одно ухо у которой неизменно торчало в сторону: — Тпрру! Окаянный! — натянул поводья муж. — Надька! Отворяй ворота да доски кинь в сарае на пол — будем сено разгружать. Надежда тонкая как тростинка, в белой косынке, проворно разбросала доски и, схватив вилы, принялась перетаскивать сено. Улыбаясь друг другу, когда глаза встречались, супруги быстро разгрузили телегу. На крылечке, выбирая семечки из большого подсолнуха, сидела дочка Маринка. Освободив коня от упряжи, Николай повел его в стойло за сараем и вернулся набрать в ведро воды из большой кадки под стоком крыши. Вдруг ведро громко звякнуло, а муж схватился за левую сторону руками и медленно осел возле стены.
— Ой, Надюха, что-то мне дышать тяжело и руку тянет.
— Давай в медпункт сбегаю? Вдруг фельдшерица еще не ушла.
— Та погоди ты, может отпустит.
Но не отпустило… К вечеру добавилась колющая боль в груди. Пришлось бежать к председателю, а тот на своем Бобике повез в район. Вердикт врачей был неутешительный: — Очень похоже на прединфарктное состояние. Пусть полежит понаблюдается. Молодой, вроде еще, для таких дел. Домой ехали молча. Председатель лишь иногда поглядывал на бледную как мел Надежду и угрюмо качал головой, дескать что тут сказать. Всю ночь Надежда стояла на коленях перед образами и неистово молилась. Те молитвы, что знала от бабушки, уже раз сто прочитала, и теперь пересохшими губами просто шептала: «Господи, спаси Николая! Умоляю! Не оставь дите малое сиротинушкой, а меня вдовой...» Новый приступ горячих слез застилал глаза и теряя последние силы, женщина все просила и просила темные образа… но не достучалась… Наутро в сельский совет позвонили из больницы и сказали, что муж умер.
Как тисками сдавило горло и не стало хватать воздуха. Хватаясь за край латанного-перелатанного покрывала, Кузьминична вскочила на постели. Тошнило и кружилась голова. «Да что ж со мной сегодня такое? Вот так помру и буду тут лежать, пока соседи запах не услышат. Да и как они его услышат, если все двери и окна закрыты?» Натягивая непослушными пальцами старые шерстяные носки с заплатками на пятках, баба Надя пошла ставить чайник. На дворе уже совсем рассвело, а ветер утих и присмирел. За небольшим покосившимся окошком, на сколько хватало глаз, сверкал белоснежный ковер. Дурные мысли немного отпустили. Вот только улыбка мужа все стояла перед глазами. За эту лукавую улыбку и веселый нрав, когда-то и полюбила его, будучи еще девчонкой. Попив чай с кусочком черствеющего хлеба, Кузминична включила телевизор. Он да еще журналы, что периодически приносила почтальонка, стали единственным развлечением в ее жизни. Правда иногда коротала время, листая затертый до дыр альбом, с пожелтевшими от времени фотографиями. «Вот Маринка еще совсем кроха у Коли на руках. А вот уже выпускница. А тут мама с папой уже старенькие сидят на лавочке...»
Во дворе что-то громко хлопнуло и до слуха пожилой женщины донесся скрип стареньких ступенек крыльца и возня в сенцах. Плотнее укатавшись в теплый халат, Кузьминична поднялась со своего кресла и пошла посмотреть откуда шум. Открыла дверь и уронила на пол пульт от телевизора, в сенцах стягивали заснеженную обувь дочка с зятем и внучки Настена и Дина со своими малышами.
— Ой, ты ж, Господи! Вот так сюрприз! Что же вы не предупредили-то? А? Могли бы хоть соседке позвонить, — укоризненно лепетала Кузьминична, пытаясь не разрыдаться от нахлынувших чувств.
— А мы сюрприз решили сделать и по-моему получилось.
— Да в доме бы разулись, холодина какая. Потом ноги в холодное обувать. Вся толпа, затаскивая сумки, ввалилась в дом. Испуганная Мурка мигом скрылась под кроватью в дальней комнате.
— Как же вы проехали по таким сугробам? У нас-то, дай бог, чтобы через неделю почистили.
— О! Наш папа купил такой броневичок, что теперь никакие сугробы не страшны. Вон, глянь в окошко! Все соседи к окнам прилипли, когда мы подъехали.
— Вы что ж, банк ограбили, что ли? — округлила глаза Кузьминична.
— Да нет, — засмеялась Марина, — столько лет копили и вот… — она повела рукой в сторону окна, выходящего на улицу. — Как же мы, мамулечка, могли сегодня не приехать? Ведь такой день!
— А какой день? — силясь вспомнить, спросила старушка.
— Ну как же, мам? У тебя же сегодня юбилей.
— Вот те на! Тока Покров был, а уже Николая. Отец твой шутил всегда, что я на его праздник родилась. Куда время так летит? Это ж мне уже восемьдесят пять стукнуло. А по молодости думала хоть бы до семидесяти дожить. Посреди комнаты появился большой стол, который в разобранном виде стоял на веранде. Весело загудела старенькая АГВ в углу кухни, излучая тепло. Это Кузьминична привыкла в холоде, а детям тепло нужно. На столе запрыгали тарелки, которые вмиг наполнились салатами и нарезками сыра и колбасы.
— Мам, смотри какой торт Дина испекла! Мы и не подозревали, что она у нас такая мастерица оказывается.
Кузьминична близоруко наклонилась над большим блюдом с выпечкой.
— Ну надо же, красота какая! Хоть на продажу.
— Это у нее от тебя. Я же помню какие ты пироги пекла! Всем соседкам на зависть. А у нас для тебя подарок, — лукаво подмигивая сказала Марина и протянула маме небольшую коробочку.
— Да что вы придумали? Не надо мне ничего. Вы и так мне уже такой подарок сделали!
— Давай помогу открыть, — подбежала старшая внучка Настена, — смотри, ба, это мобильный телефон. Простенький, но всегда теперь будешь на связи.
— Ой, Господи! Это ж деньжищи какие! Да я и пользоваться-то не умею. Ну зачем? — схватилась за голову Кузьминична.
— Ничего! Все когда-то не умели. Сейчас ликбез устроим.
— Не, так не пойдет, у меня уже памяти нет, я лучше запишу, — засуетилась старушка в поисках блокнота с ручкой.
Пытаясь скрюченными пальцами попасть по кнопкам, Кузьминична прилежно записывала все в блокнот. На плите кипела картошка, наполняя своим ароматом все пространство, смешиваясь с запахом котлет на сковородке. В дальней комнате неистово орала Мурка, пытаясь вырваться из цепких детских ручонок, во дворе слышался скрежет лопаты. Это зять расчищал ночные снежные завалы. Кузьминична сидела на своей старенькой кровати и глупо, по-детски улыбалась этому празднику жизни. Даже хвори и болячки вдруг стали не важны. Это потом, когда дети уедут, она будет кряхтеть и шаркать ногами по облезлому дощатому полу, а сейчас ей хорошо и уютно, рядом с этими родными людьми. — Мам, может к нам поедешь? Ну что ты тут одна?
— Вот когда тебе будет столько, сколько мне, езжай со своего родного дома куда захочешь. А я тут век доживать буду да вас ждать.
Лучики-морщинки собрались в уголках мутноватых голубых глаз. Кузьминичне уже давно не было так хорошо! Это лучший день рождения в ее жизни и самым дорогим подарком было то, что дети помнят и любят. И ради этого стоит жить.