«Гусар» был великолепен. Нет, не смазлив, не журнальной, глянцевой красотой красив, до Аполлона явно не дотягивал, впрочем, и до Геракла — тоже, но…
— Хорош, шельмец, хорош, — бабка Анафема не сводила восхищенных глаз с предъявленного ей полковником «гусара», — Угодил, батенька, угодил, то, что надо. Ну, а теперь пойдемте в кухню, поговорим.
— А где «жертва»?
— Тю, какая она тебе «жертва»? Похоже, я тебя перехвалила, — и, уже обращаясь к полковнику, — Он, что, всегда у тебя такой тугодум?
— Папрашу! — наигранно оскорбился Сергей Иванович, — Он, вообще-то, мой племянник, да и вышку закончил, юрист как-никак.
— Племянник ведь, не сын. Ладно, пойдемте на кухню. А вам, молодой человек, на будущее: никаких «жертв» тут нет.
— Ну, так это же у неё хотят квартиру отжать, значит — «жертва».
— Хотеть — не значит сделать. А вам, если уж так хочется как-то абстрактно девушку обозначить, лучше говорить «клиентка». Ферштейн?
— Андестенд.
— Ну и хорошо.
(📌 Примечание автора: «ферштейн» — от нем. verstehen — понимать, понимаешь; «андестенд» — от англ. understand — понимать, понимаю).
«Гусара» полковник привел где-то через час после звонка Анафемы Петровны. Представил как своего племянника, который приехал к дяде погостить и опыта поднабраться.
— А какого он у меня опыта наберется? — я ж не юрист, не адвокат. Нет, с делами-то, конечно, с некоторыми я могу его познакомить, но ему же реальность подавай. А какая ему реальность, если он, по сути, гражданский? — права не имею. А тут как раз от тебя звонок. Все один к одному, в общем. И ему будет, чем заняться, и тебе поможет. А образование и опыт у него как раз в тему. Да не, ты не смотри, что мышцы не бугрятся, и не косая сажень в плечах, так-то у него черный пояс по айкидо. Занимался, потом решил все-таки юристом стать. Ну и сейчас форму поддерживает.
Анафема обсмотрела молодого человека со всех сторон и, хотела уж было вынести свой вердикт, что — годится, но, тут увидела собаку. Питбуль сидел и вел себя так тихо, что Анафема его не сразу и заметила. А тут увидела — и растаяла.
Ну, ежели «гусар» своего питомца смог так воспитать, то и с остальным справится.
Этим-то, впечатлением от внешности питбультерьера и его воспитанности, и вызывался восхищенный взгляд Анафемы Петровны.
Не каждый, далеко не каждый сможет так собаку воспитать.
И теперь все, включая кошку Фиму и питбультерьера Аполлона, да, именно так звали пса, сидели на кухне, и Анафема Петровна объясняла присутствующим позицию и диспозицию, расклад сил и стоящие перед «гусаром» Николаем задачи.
— Подождите, а завещание, дарственная или что-то еще есть, кроме прописки?
— А вот это вам и предстоит узнать, молодой человек. Надя — не в курсе, я, естественно, тоже.
— А где, кстати, она?
— Спит, умаялась, бедная. Перенервничала. Пойду сейчас разбужу, надо же вас представить друг другу.
Вернулась Анафема Петровна через пару минут, и не одна — в сопровождении девушки Нади и парочки маленьких собак породы гриффон, принадлежащих девушке и ни на шаг от неё не отходящих.
— Ну что, Надежда, знакомься. Это — Николай. Твой жених.
— Жених? — и Надя чуть в обморок тут же не грохнулась, благо «жених» вовремя подхватил, да усадил на стул.
— Временно, временно, пока с квартирой не разберемся. А там, как Бог даст.
— Что?
— Что «что»?
— Что Бог даст?
— Ну, откуда я знаю, что? — может, «жених» не временный станет, а настоящий. Откуда я знаю? А пока что он, Надежда, твоя охрана и жених для всей твоей родни. Ну, ладно, идите к себе, знакомьтесь. Николай, надеюсь, у вас сколько-то вещей на первое время есть? А если нет, так съездите, возьмите. Только с Надеждой. Её одну не оставлять.
Молодые люди ушли. Надя, сначала чуть в обморок не хлопнувшаяся от неожиданного «жениха», быстро пришла в себя — достаточно было только узреть сочувствующую и сопереживающую морду питбуля Аполлона на своих коленях, и страх прошел: ну, не может, не может быть человек плохим, если у него такая классная собака! — воспитанная, ласковая. Да и оба Надиных гриффона это подтверждали, ни пса, ни его хозяина они нисколько не испугались: решили, что это их персональная охрана, приставленная специально, чтобы никто их не обижал. И, в принципе, они были правы.
Надежда, Николай и три их собаки ушли, а Анафема Петровна сидела на кухне и шепталась с полковником.
— Иван Сергеич, скажи, а у тебя кто-нибудь в среде адвокатов-юристов-нотариусов есть знакомый? Твой племянник, конечно, хорошо, но он все-таки из другого города. А нужен кто-то свой, местный. Понимаешь, чует мое сердце, а интуиция моя никогда меня не подводила, что-то нечисто тут с этой квартирой, что-то замыслили Надины родственнички нехорошее. Так что узнать бы действительно надо на счет завещания.
— Найду. А Надежда-то сама, что, не справится?
— Ой, знаешь, вот есть такие люди, им хамят, а они молчат, потому что не так воспитаны. На них наезжают, а они в сторону отойдут. Ответ дать, потому что не могут. Воспитание, чтоб его! Надя вот из этой серии как раз. За своих-то, может, и порвет, только всех своих у неё сейчас — лишь собаки, а за себя…
— Ладно, понял тебя, Анафема Петровна, найду, помогу.
На том и расстались.
А утро следующего дня началось с сюрпризов.
«Ты ведь нам, по сути, никто»
Домой к Наде опять заявилась Лиля, да не одна, с мамой. И сейчас обе стояли и трезвонили в дверь.
Нет, домофон был, естественно, но, они ж не дурочки, в домофон звонить, понятно же, что Надька им не откроет, поэтому дождались, когда кто выходить или входить в подъезд будет, и просочились. И сейчас стояли, и жали, не переставая, на звонок.
Наконец раздались шаги и сонный Надин голос спросил, — Кто?
— Наденька, деточка, это твоя мама пришла.
Николай, проснувшийся еще от первого звонка, стоял за дверью выделенной ему комнаты и внимательно слушал, что происходит. Сразу же демаскировать и выдавать себя он не собирался, надо же послушать, посмотреть, что происходит. А потом уж и нарисоваться если что. Тем более, эффект неожиданности опять же.
Лилина мама меж тем продолжала сладкоречиво разливаться за дверями:
— Наденька, что ж ты не открываешь, это же я, мама твоя пришла…
«Мама пришла», — еще бы сказала: «пирожков принесла», — вот же ж…, — Николай стоял, слушал, делал выводы, его пес Аполлон породы американский питбультерьер спокойно сидел рядом и тоже внимательно слушал и ничем не выдавал своего присутствия.
Надежда очень не хотела дверь открывать и общаться с родней, но, как представила, что те так и будут в дверь звонить, еще и стучать могут начать, решила все-таки открыть. Тем более, что как раз вспомнила, что она теперь не одна — у неё же «жених» есть. И не один — с очень умной и красивой собакой. Уж Аполлон-то в обиду их не даст.
— Ну, наконец-то, открыла! Здравствуй, деточка, здравствуй, доченька! — мама Лили и мачеха Нади (или кто она ей, если и отец — не отец, а отчим?), не спрашивая разрешения, прошла в коридор, затащила за собой дочь и начала снимать плащ, — Ну, давай, приглашай в кухню или в гостиную. Поговорить надо. Разговор долгим будет, серьезным. Вчера у вас с Лилей как-то нехорошо получилось, Лилечка ничего толком тебе не объяснила, ты её не поняла и накричала.
— Э…
— Ну, ничего, ничего, я не злюсь. Всяко бывает, не разобрались, не поняли друг друга, вот и разругались.
— Пойдемте в кухню тогда, — в гостиную Надежда не стала «родственников» приглашать, там как раз спал Николай, — «Вот и пусть спит. Может, все обойдется? А разговаривать и общаться все равно ведь придется, может, они вещи какие-то бабушкины захотят взять…».
Выпив чаю и от души поев торта и бутербродов, предложенных хозяйкой, мама Лили перешла к сути своего визита.
— Наденька, я ведь вот что пришла… Ты — взрослая девушка и понимаешь, что Глафира Андреевна, бабушка Лилина, тебе, по сути, никто. Да, она любила тебя как родную, никакой разницы между вами не делала, но, ведь на самом деле ты ей не внучка. Поэтому квартиру тебе придется освободить, она её сыну своему завещала, то есть Лилиному отцу и твоему отчиму. Вот… А мы с мужем решили, что квартира Лилечке отойдет, она же в ВУЗ поступать будет, а отсюда до института всяко ближе. Так что всем так удобнее и лучше будет. Нет, нет, подожди, я еще не договорила. Лиля, конечно, погорячилась, когда вчера тебе сказала, что два дня у тебя. Нет, конечно. Понимаю, за два дня сложно что-то найти. Да и на переезд время надо. Но, думаю, две недели тебе хватит, чтобы освободить квартиру. Так что живи пока спокойно, подыскивай себе вариант жилья, а через две недели уж не обессудь, съезжай. Нам же еще ремонт надо тут успеть сделать.
— Подождите, но я же здесь прописана! И где я жить буду?
— Ну, с пропиской ничего сложного нет — выпишешься. А жить, ну, не знаю, квартиру снимать будешь. Или, говорят, у вас на работе общежитие дают, там можешь.
И только Надя хотела возразить, что никакое общежитие на работе не дают, как в кухню вплыло «явление Христа народу» — зашел Николай, заспанный, с растрепанной шевелюрой, в одной простыне в качестве набедренной повязки и почти ничего не скрывающей, зевнул, потянулся и спросил:
— Надюша, а у нас что-нибудь на завтрак есть? А то я что-то после ночи такой голодный!
***
PS: простите меня, каюсь, каюсь, виновата! — думала, в одну часть уложусь, а что-то не получилось ((( И даже пока не знаю, будет ли следующая часть окончанием... Поэтому пока пишу:
Продолжение — «Она же страшная, зачем ей такой красавчик?» — см. ссылку ниже:
Еще про кошку Фиму и её бабку Анафему: