- Вечером Савельевы нас в гости ждут, новый шкаф обмывать, ты постарайся пораньше прийти.
- Не хочу ни в какие гости, сидеть весь вечер, жрать салаты и пироги. Если хочешь, иди одна, тебе же нравится постоянно жевать, как корове.
Жена заморгала обиженно, стараясь скрыть подступившие слёзы, но Петра Андреевича это лишь раздразнило.
- Напялишь своё чёрное, бархатное платье, обтянешь пузо необъятное, тебе бы вымя туда приделать, и можно в хлев ставить, вместо Зорьки. Васька Игошин из поселка, корову продал месяц назад, у него стойло освободилось, можешь попроситься.
Петр Андреевич разошелся, видеть слезы, бегущие по лицу жены, ему почему-то было сладостно. Он, ещё не старый мужчина, вынужден жить с горой сала, когда кругом порхают беззаботные мотыльки, в виде стройных женщин.
Настю на самом деле разнесло в последние годы, и ей приходилось покупать одежду необъятных размеров.
Хотя, какая это одежда, платье, будь оно проклято, чёрное, бархатное, купила из безысходности, ничего подходящего больше не было.
- Вашего размера нет - слышит она в каждом магазине, и видит, как брезгливо оглядывают тощенькие продавщицы, ее огромное тело.
Она из-за этого, из дома не выходит в последнее время, и тяжело ходить, и стыдно.
На неё никто не смотрит как на женщину, даже собственный муж морщится, так зачем тратить деньги на тряпки и наряды.
Кроме халатов домашних, у нее одежды нет нормальной, "не шьют на бегемотов платья", обычно шутит Петя.
А Савельевы живут в одном подъезде с ними, наряжаться не нужно, можно зайти в халате и в тапочках. Ирка Савельева и сама женщина больших размеров, и Настя не чувствует себя слоном рядом с газелью. Поэтому и радовалась возможности, когда появлялся повод, к ним в гости сходить.
- Корова ты и есть, - не унимался муж, прекрасно понимая, как больно жене слышать обидные слова - сидишь дома как пень, в окно тебе выглянуть лень. Совсем отупела взаперти, и не о чем разговаривать, только и слышу, что тут болит, там болит.
Муж ушел, с силой захлопнув дверь, Настя осталась сидеть на диване перед включенным телевизором, единственным своим собеседником.
"Корова, ты и есть", звучало в голове, живот, лежащий на коленях, колыхался от её хриплого дыхания, и слёзы текли по лицу.
Давным-давно, ещё в детстве, она видела, как умирает на дороге, сбитая грузовиком, черно-белая корова, с большим, грязным выменем.
Она тяжело вздыхала, большой живот ходил ходуном, белые пятна на черной, бархатистой шерсти шевелились как живые. Корова влажными от слёз глазами, смотрела на окруживших ее людей, словно ждала помощи, но никто к ней не подошёл. Знали, что бесполезно что-то делать, нет смысла тратить на неё время и силы, тем более, что это всего лишь корова.
Она смотрела на равнодушную толпу большими, темными глазами, пока жизнь не покинула тело, и зрачки не подернулись белой пеленой. Ее оттащили на обочину, чтобы не мешала проезжать, вечно куда-то торопящимся машинам.
Настя почувствовала себя тем самым, сбитым животным, которую ещё живую, волокли к обочине.
"Вот так, ненужной стала" - вздохнула она, и с трудом подняв тело, проковыляла к комоду.
Там, с портрета в деревянной раме, улыбался Гришенька, мальчик ее ненаглядный, у которого в пять лет стали отказывать почки.
Настя ринулась в бой, пытаясь спасти сына, возила по больницам, умоляла врачей о помощи. Каждый день прожитый Гришей, был их общим подвигом, мать и плакала и радовалась одновременно. Она крутилась как белка в колесе, спала по три-четыре часа в день, иногда и того меньше.
Муж зарабатывал, а она несла на себе заботы по дому, носилась с больным сыном, и успевала воспитывать двоих младших, Рому и Лину.
Гриша умер, немного не дожив до двадцати, пожелтевший, уставший от борьбы с болезнями.
- Мама, но почему именно я должен умереть?
Спросил он у Насти перед смертью, несмотря на то, что не вылезал из больницы, парню хотелось жить. Мать молчала, смотря в родные глаза, а что она могла ему ответить!?
Чтобы не сойти с ума от горя, Настя сразу вышла на работу, там были люди, которые не давали ей горевать.
Среди них она стала приходить в себя, выпрямила спину и успела немного оттаять душой.
Но через год, пришлось забрать к себе свекровь, которая стала терять связь с миром.
Оставлять ее одну было опасно, и снова Настя закрылась в доме, ухаживая за больным человеком.
Семь лет болела свекровь, первые три года била посуду, рвала на себе одежду, а потом четыре года пролежала без движения.
Дети ушли, как только закончили школу, из дома, в котором запах от лекарств не выветривался. Стали снимать квартиру, лишь бы лишний раз не появляться там, где крик и стоны не прекращались ни днём, ни ночью.
Тогда и начала набирать вес Настя, заботиться о своем здоровье она не могла, о диетах и отдыхе, приходилось лишь мечтать. Видимо, произошел гормональный сбой, в связи постоянным стрессом и недосыпанием, и Настю разнесло до невероятных размеров. Ноги не выдерживали огромный вес, начались проблемы с суставами, и после похорон свекрови, она оказалась неспособной, каждый день ходить на работу.
За годы вынужденного, постоянного пребывания в четырех стенах, она отвыкла от общения с людьми, из знакомых остались единицы, с кем могла поговорить.
Петр Андреевич с работы шел домой, и присел на скамью возле подъезда, заходить в душную квартиру ему не хотелось.
День сурка, вздохнул он, сейчас выйдет навстречу жена, будет жаловаться, как болят ноги и спина. Потом расскажет, что приготовила на ужин, как мыла унитаз, и как кормила воробьев на подоконнике.
Надоела она ему до чёртиков, со своими болячками и тупыми разговорами про еду. Нет ей ещё и шестидесяти, но уже превратилась в жирную, бестолковую старуху, которая ничем, кроме лекарств не интересуется.
Огромная туша мяса, колыхаясь как амёба, передвигается по дому, от кровати до кухни, и бесконечно жуёт и жуёт.
Майский вечер был прохладным, и чертыхаясь Петр Андреевич поплелся домой, больше ему некуда было идти.
Обычно жена встречала его в прихожей, с теплыми тапочками, но сегодня, как ни странно, не вышла.
- Обиделась - подумал мужчина с раздражением - лежит, хлюпает носом, наверное.
Он разделся и прошел на кухню, в поисках привычного ужина, но кастрюль на плите не оказалось. В холодильнике лежали в пакете вчерашние пирожки с мясом, и стояла, тожареная картошка в сковороде.
- Ты чем занималась весь день?
Крикнул голодный муж в пустоту коридора, но ответа не последовало.
Матерясь про себя, он зашёл в спальню и застыл в недоумении, постель аккуратно заправлена, а с подоконника пропали любимые герани жены.
Петя терпеть не мог эти вонючие ростки, поэтому и редко навещал жену в её логове. Она жила в этой комнате своей, никчёмной жизнью, поливая цветы и рассматривая старые альбомы.
- И куда эта дура старая запропастилась - удивился он - к Савельевым что ли поперлась, пироги жрать!?
Телефон жены оказался отключенным, и он скрипя зубами от злости, спустился этажом ниже, позвонил в дверь.
- Вот молодец, что пришёл - хозяин встретил его, радостно потирая руки - я уж думал, что не придёте! Настасья твоя чего-то носилась тут со цветами, а потом пропала из радаров.
- Ничего она не пропала - из кухни появилась Ирина, такая же большая и несуразная, как и Настя - она к матери уехала.
- Куда уехала - не поверил своим ушам Пётр - как уехала, с кем?
Жена из дома редко выходила одна, а к матери за сто километров, ее возил сын Рома.
- Вроде тещенька твоя приболела, соседи позвонили, вызвали ее ухаживать - Ирина зевнула и добродушно предположила - старенькая она у вас, наверное, помрёт скоро.
- Помрёт она, как же - пробурчал на Петя, поднимаясь по лестнице к себе в квартиру - она нас всех переживет, и на поминках спляшет, карга старая.
Нелюбовь между тещей и зятем была взаимная, Лидия Егоровна ворчала на Петю, что заездил доченьку, а он ненавидел ее просто так.
Но не совсем просто так, конечно, скорее всего, за суровый характер и злой язык, которым она резала как ножом, стоило им сцепиться в споре.
Интересно, как жена, которая боялась лишний раз из дома выйти, уехала, не предупредив его?
- Рома, мать в деревню ты отвёз?
Голос сына в телефоне, был раздраженным и нервным:
- Не знаю я, что у вас там случилось, и знать не хочу, мама меня попросила отвезти. А я занят сегодня очень, поэтому такси вызвал и отправил ее.
- А меня предупредить не додумался - вспылил отец - я значит прихожу в пустую квартиру, ищу ее, волнуюсь...
- Вот насчёт того, что волнуешься, я сомневаюсь - сын недовольно кашлянул, - что-то ты не переживал, когда ее оставлял одну с бабушкой, и пропадал на несколько дней.
- Не твоё это дело - огрызнулся Пётр Андреевич, но почувствовал, как вспыхнули огнем уши, было дело когда-то, крутил шуры-муры, не ночевал дома часто.
- Но тогда можешь считать, что и сегодня, не мое дело, сказал же, что не хочу влезать в ваши разборки.
Сын не прощаясь, отключился, с отцом у них были прохладные отношения, некогда было их налаживать раньше, теперь вряд ли получится.
"Уехала, значит, ну и чёрт с ней, - махнул рукой Пётр Андреевич, - отдохну от ее нытья и стонов несколько дней, больше она вряд ли там проживет."
Перекусив холодными пирожками с чаем, он завалился на любимый диван, и включил телевизор. Так проходили его вечера и до сегодняшнего дня, жена шаркая ногами приносила ужин к дивану, и бормотала о чём-то. Обычно ее слова не доходили до сознания Пети, но он кивал привычно, чтобы она не обижалась.
А сегодня никто назойливо не пищал под ухом, непривычная тишина напрягала его, и передача по телевизору показалась неинтересной.
Ночью он ворочался в попытке заснуть, но сон как назло запропастился в неизвестном направлении.
До трёх утра Петя курил на балконе, укутавшись в одеяло и задремал ненадолго, лишь перед рассветом.
Завтрака привычного не было, он выпил кипячёной воды из чайника, пожевал пирожки, и взял с собой на работу, остатки жареной картошки.
Но картошки хватило ненадолго, он умял ее ещё с утра, и в пустом желудке начали устраивать пляс голодные черти, задолго до обеда.
Проклиная оборзевшую супругу, он пошёл обедать в столовую, куда перестал ходить года два назад.
На кассе сидела Фира, с которой Петя поиграл в любовь несколько лет, и расстался очень некрасиво. Узнала кассирша, что болтает он лишнее про их связь, и подробности рассказывает про любовницу, чтоб мужиков удивить.
Плеснула она компотом ему в лицо при всех, обозвала козлом старым, сказала, чтоб он фантазии свои грязные, засунул кое-куда. И что она в суд на него подаст, если ещё раз услышит, как он болтает что ни попадя. Петя испугался тогда сильно, Фира женщина боевая и очень толковая, может ситуацию так повернуть, что оставит его виноватым. Пришлось извиниться при всех, и сказать, что ничего не было, нравится ему Фира, вот он и придумал про любовь между ними.
А ведь было, было, подумал он, тайком оглядывая круглые плечи, высокую грудь Фирочки, знойная женщина она, такая, что сердце замирает, когда прикасаешься.
Такие редко встречаются мужчинам, поэтому и Пеньков из ремонтной бригады не упустил своего счастья, женился сразу, как только обратила внимания Фира на него. А Петру кулак приставил к носу и сказал, что ему неинтересно, было у них что-то или нет, но если болтать станет лишнего, оборвет кое-что и сушить повесит.
Пришлось молчать в тряпочку, сушить кое-что ещё рано, может и пригодится где-нибудь.
- Здравствуй, Фирочка - поздоровался он елейным голоском, лишь бы не разозлилась, вспомнив былое. А глазки забегали, на стаканы с компотом поглядывают, вдруг баба сумасбродная снова плеснет в рожу, и ни поесть тогда, ни попить.
- Осмелел, смотрю - кассирша ухмыльнулась, и тоже посмотрела на компот - чего пришёл, дома кормить перестали?
Из очереди вытянулись любопытные рожи, интересно всем стало, помнят гады, как с Пети сухофрукты тогда сыпались.
Промолчать, было лучшим решением, и Петя не ответил, оплатил и тихо отошёл с подносом, тем более, что кушать хотелось.
Неделя без жены прошла быстро, но мучительно, еда в холодильнике кончилась, а пустой суп из столовой не утолял постоянного чувства голода.
Он несколько раз звонил, но Настя не отвечала, решила видимо, добить его молчанием.
Дочь жила далеко, со своей семьёй, и редко интересовалась жизнью родителей, если и звонила, то только маме. Петя много работал, когда они росли, дома почти не бывал, и не привыкли дети с ним делиться тайнами.
Отец не знал, как они живут, чем дышат, и они не лезли к нему, ни о чём не спрашивали. Пришлось снова звонить Роме, тот живёт рядом, с мамой общается чаще, поэтому в курсе дел родителей.
- Рома, ты матери давно звонил?
- Вчера разговаривал - равнодушно ответил сын - всё у них нормально, с бабушкой в огороде копаются.
- Что значит, с бабушкой копаются?
Удивился Петр Андреевич, разве теща не на смертном одре лежит, ждёт, когда копыта откинутся?
- Картошку посадили и лук - Рома словно не понимал, о чём спрашивает отец - сказала, что обои хотят переклеить на кухне.
Вот значит как, снова обман и притворство, пока он голодает, жена с тёщей весело проводят время?
Номер тещи был записан в телефоне, как Змея Горыновна, и он позвонил ей, переступив через гордость, домашним башмаком.
Хотелось кушать, чистых рубашек и штанов не осталось, ради удобства не только змее, даже крокодилу позвонишь.
- Алле, - голос звучал бодро, даже слишком - Петя, ты чтоль?
- Кто же ещё - буркнул Петр Андреевич - не Кобзон же тебе звонит, с того света.
- Не хами - голос с металлическим оттенком, взвился до потолка - чего названиваешь?
- Насте скажи, чтобы трубку взяла!
- Не скажу, захочет сама позвонит, я в ваши дела не буду влезать.
Теща у Пети женщина суровая, два раза повторять не стала, обозвала зятя нехорошим словом и отключилась, и не попрощалась даже.
"Вот оборзела змея - устало подумалось Петру Андреевичу - а я, дурак, ей шаль подарил, в ..."
Он попытался вспомнить, когда это было, кажется, когда родилась Лина, а может Рома, но не вспомнил. Так и заснул, перед телевизором, с пустым желудком, и расстроенным настроением, впереди замаячили не совсем радужные перспективы. Жена обиделась и уехала, теща обозвала, дети не стремятся общаться, в квартире стало грязно, а в желудке пусто.
Ещё неделю он пытался дозвониться до жены, но та упорно не отвечала на звонки, что Андреича немного напрягло.
Не ожидал он от неё такого упрямства, позабыл за эти годы ее беззаветного труда во благо семьи, что была Настя девчонкой бойкой и удалой.
И не догадывался, что под маской покорности, скрывала она жгучие обиды и боль.
Он пытался звонить сыну, чтобы тот повлиял на мать, но Рома не стал разговаривать на эту тему. У него хватало своих забот и проблем, жена, дети, школа, детский сад, в отличии от отца, он домой приходил, не только поесть и поспать.
Чертыхаясь и злясь, в субботу утром, Петр Андреевич завёл своего старого жигуленка, и тронулся в сторону поселка, где благополучно проживала теща. В свои 82, она была женщиной самостоятельной, и никогда не просила помощи у зятя. А он не рвался помогать, ещё не хватало горбатиться у тёщи в огороде.
Жила Лидия Егоровна в крохотной, двухкомнатной квартире, на втором этаже старого дома, построенном когда-то льнокомбинатом. Всю жизнь проработала там технологом, заработала кучу грамот и ненужных подарков, и теперь коротала дни, перебирая их.
А ещё, недалеко от дома, каждый из жильцов, имел небольшой кусок земли, где сажали они овощи и картошку. И маленький сарай для инструментов, где некоторые держали кур и уток, и даже гусей.
Теща несмотря на возраст, лихо возделывала землю, лопатой копала грядки, и сама поставила невысокую изгородь вокруг своего участка. Такой же легкой на подъем и шустрой, была и Настя, пока в борьбе с болезнями близких, не надорвалась сама. Килограммы собственного веса, придавили боевой характер женщины, не давая свободно дышать и шевелиться.
Приехал Петя часам к десяти, в это время в выходные, ещё все должны быть дома, но дверь ему никто не открыл.
- Егоровна с Настей ушли на озеро, рыбачить - доложила скукоженная от возраста соседка - ещё утром, сама видела.
Ничего себе, присвистнул Петя, Шкелетина и Жиртрест, рыбаками заделались на старости лет, чем только бабы не занимаются от безделья.
Он посидел возле клумб с разноцветными цветочками, покурил и поплевал под ноги. Кинул окурок в клумбу, за что был обруган старушкой-соседкой Егоровны. Пришлось искать свой бычок, в зарослях ноготков и бархатцев, чтобы сердитая старушка не огрела по спине клюкой.
Появились рыбачки к обеду, загорелые и счастливые, и вначале даже не заметили Петра Андреевича.
Лидия Егоровна на своих сухих и длинных ногах неслась впереди, а следом бодро вышагивала Настя в незнакомом, ярком сарафане. Несла она ведро и удочки, закинув на плечо длинные удилища, и звонко смеялась, разговаривая с мамой.
Петру показалось, что жена похудела немного, ушли постоянные отеки на ногах, делавшие их квадратными.
Заметив мужа, Настя нахмурилась и замедлила шаг, словно ей не хотелось с ним встречаться.
А теща ехидно улыбалась и запела, как соловей:
- Здравствуй, Петенька - такая теща была довольная, словно это не к дочери муж приехал, а к ней вернулся покойный свекорь, после двадцати лет разлуки.
- Здравствуйте, Лидия Егоровна - с почтением поздоровался Петр Андреевич, поддержка тёщи ему необходима в данный момент.
Настя молча кивнула, и присела рядом с мужем на скамейку, кислая рожа жены, не предвещала ничего хорошего.
Лидия Егоровна забрала ведра и удочки, и пошлепала к подъезду, напоследок пригласив зятя попить чаю.
В желудке не получавшем нормальной еды две недели, завыли волки при слове чай. Лучше бы предложила мяса, макарон по флотски или пельменей, думал Петя с тоской, жрать хочется так, что готов скамейку грызть.
- Настюша, хватит уже дуться, поехали домой - Петр Андреевич осторожно погладил жену по руке, нужно правильно подойти к вопросу возвращения взбунтовавшейся жены - плохо мне без тебя.
Жена сперва напряглась, а потом рука мелко задрожала, и она теплым плечом прикоснулась к нему.
- Пусто в квартире, холодно, прихожу и ничего не радует, - Пётр Андреевич вздохнул горестно, стараясь быть убедительным - нет тебя и жить тошно.
Круглое плечо жены всё теснее прижималось к нему, ему захотелось как в молодости, обнять ее и поцеловать в щечку. Но мужская гордость, сковала руки и он только вздохнул ещё горестнее и печальнее.
Настя разомлела от слов, которых давно не слышала, она готова была разрыдаться, и утонуть в объятиях мужа. Он почувствовал, что удача на его стороне, и жена готова снова бежать за ним, хоть до края света. И возгордился собой, таким нужным и незаменимым мужчиной:
- Ну давай, чего расселась, нам ещё засветло доехать нужно до города - Пётр Андреевич, видя как расплылась от счастья жена, решил, что дело сделано и можно выдохнуть.
- Пожрать бы ещё, теще скажи, чтобы стол накрыла - он с довольным видом поднялся, и ткнул жену в плечо, которое только что прижималось к нему - и побыстрей.
"Поторопился!"
Он понял это, когда Настя подняла на него глаза, полные разочарования и злости.
"Нужно было сперва ее посадить в машину, чёрт бы с ним, с обедом" - подумал он, и отступил на шаг назад. У жены был настолько решительный вид, что стоять близко, стало опасно.
- Петя, ты случайно не знаешь, а козы, это парнокопытные животные?
Жена подняла как-то слишком легко, своё огромное тело со скамьи, и встала перед ним, сложив руки на груди.
- Наверное - пожал плечами Пётр Андреевич - а зачем тебе это?
- Ты меня в последнее время называл коровой постоянно - Настино тело колыхалось, когда она как грозный танк, медленно пошла в наступление - сравнивал с животным, от которого, хоть польза какая-то есть.
- Я был не прав - попытался вернуть жену, в прежнее состояние Петя, но она его уже не слышала.
- А ты в курсе, что козёл тоже парнокопытное, только мелкое и вонючее существо? И пользы от него в хозяйстве никакого нет!
Пете сперва пришлось взять левее, чтобы не угодить задом в урну, а потом он рысью пробежал до машины.
- Если торопишься пообедать, то езжай в столовую на заправке - Настя помахала рукой мужу, показывая на дорогу - и больше не приезжай, некогда мне с тобой лясы точить, дел невпроворот.
Когда зашла дочь, Лидия Егоровна подняла голову и бросила в раковину нож, которым чистила мелкую рыбёшку.
Дочь громко топая, прошла на кухню и решительно сказала, встревоженной матери:
- Завтра едем!
- Куда?
Удивилась Лидия Егоровна:
- Если решила вернуться к мужу, я не против, это твоё решение. Но я тебе зачем в городе?
- На рынок едем, цыплят покупать, мы же утром с тобой договаривались - засмеялась Настя - возьмём штук десять, к осени глядишь и с яйцами будем.
- Это что же ты, насовсем решила остаться - осторожно спросила мать - уверена, что так будет лучше?
- Как будет, так и будет - дочь как в детстве, упрямо вздернула подбородок - не хочу, чтобы меня на обочину выкинули, как дохлую скотину.
- Вот оно как - Лидия Егоровна кивнула головой, соглашаясь - если себя начала сравнивать со скотиной, значит плохо дело.
- Ничего, мы ещё повоюем - Настя вытащила из ящика свои документы, и надев очки, стала перебирать их - меня позвали в магазин , товар раскладывать. Думаю, для начала работать по четыре часа в день, будет и движение , и общение, и серое вещество не застоится.
- Если выдержишь - мама с сомнением и с жалостью оглядела дочь, - на ногах всё таки, четыре часа работать.
- До состояния мотылька, я конечно уже не похудею - дочь залилась задорным смехом - но я скинула пять килограмм за две недели. Дальше думаю, процесс пойдет быстрее, и двигаться будет легче.
И она потянула сарафан на животе, показывая, на сколько тот стал ей свободным. Оттянулась ткань немного, но Лидия Егоровна радостно захлопала себя по бёдрам, уж очень хотелось дочь поддержать в ее желании жить.
От автора: Однажды я так обрадовалась, увидев решительность и злость в глазах одной моей, очень большой! знакомой. Непростая жизнь у неё была, и пошли проблемы с весом, соответственно со здоровьем. Бороться с лишними килограммами сил у неё не было, до тех пор, пока не разозлилась. Неважно на кого и на что, но девушка большая наша так злилась, что силы эти появились. В данный момент воюет, это уже хорошо. Не стонет, не плачет, а думает и действует.