Найти тему
Зинаида Павлюченко

Чёрная кошка. Два берега бурной реки 44

фото из интернета
фото из интернета

Присела она у плетня и смотрит в щёлочку. Вышла из хаты женщина, лет сорока, нарядная, будто в церковь на службу собралась. Постояла на пороге, оглядывая окрестности, неожиданно подпрыгнула и исчезла. А на её месте появилась чёрная кошка с огромными сверкающими глазами. Мяукнула угрожающе и пошла к плетню, стуча по сухой земле огромными когтями. Пошла прямо к тому месту, где пряталась молодая женщина.

Глава 44

Варвара привела Фросю в хату. Таисия шуровала рогачём (ухватом) в печи. Влажные волосы собрала в пучок и покрыла голову косынкой. Обернулась на скрип двери и сказала дочке:

- Я вершок в маслобойку слила, сбивай масло. Сейчас приготовлю еды, а на завтра поставлю опару.

Таисия говорила, а на сестру даже не глянула. Варя поняла, что Фроську Таисия не отдаст. Девочка уже помогает. Кувшины помоет, воды с Лабы принесёт, масло собьёт. Да и по мелочи поможет. Сестра тяжело вздохнула и подумала:

- Я так и думала, что не отдаст. А Захар не верил. Думал, она хочет одна остаться. Одной тяжело. Если бы не скандалила, то Мотька и её новая семья помогали бы. Зять в сарае почистил бы и то уже легче. Мама наша была такая же гордячка и злюка. Теперь Таиска стала такой. Не дай Бог, Мотька станет на них похожей. Заречётся Жорка, что женился на ней.

Конечно, там ситуация другая. Он - казак, она – мужичка, не казачьего сословия. Там сильно характер не сможешь показывать. Командирствовать никто не разрешит. Ох-хо-хо! Разговоры идут о раскулачивании. Захар-то хоть и в колхоз записался, работает теперь бесплатно: колёса делает для колхозных подвод (телег), а всё равно страшно. А вдруг дом отберут? Мы столько в него труда вложили! Зачем только строились, на собственную погибель? Мотьке стол и кровать отвёз на быках, а потом отвёл их в колхозный двор.

В наступившей тишине было слышно, как потрескивают дрова в печи, и хлюпает сметана в маслобойке. Варя глянула на Фроську и мысленно схватилась за голову. Племянница не прикрыла плотно крышку на маслобойке. Сметана вылетала в щели. Земляной пол и ноги девочки были обильно намазаны сметаной.

- Подожди. Смотри, как надо. – Варвара вставила ручку песта в дыру в крышке и плотно надела её на ёмкость со сметаной. – Теперь сбиваешь вверх и вниз. Вот так. А ну, попробуй!

Фрося попробовала. Колотить было трудно. Таиса налила много сметаны.

- В другой раз сметаны наливай по метку, а не через верх, - сказала гостья и отобрала маслобойку у племянницы.

Опытной рукой взбила масло, промыла его и скатала в шары.

- Пойду я. А то Маруся проснётся. Ешьте блины с мёдом. С Масленицей!

Варвара оделась и, махнув рукой на прощание, заторопилась домой.

***

Заметно поредевшая семья Жоркиных родителей, собралась за столом. С ними оставался только Яшка со своей женой Клавой и тремя детьми, да Жорка с молодой женой. Вдовых невесток давно отделили, купив им хаты и дав по тёлке.

Глава 43 здесь

Все главы здесь

Два берега бурной реки | Зинаида Павлюченко | Дзен

Яшка с Жоркой и с отцом помогали одиноким родственницам косить и перевозить сено, заготавливать дрова на зиму. Осенью записались в колхоз, все, кроме Жорки. Отвели на колхозный двор пару бычат, подросших, но ещё не ездовых. Отвели корову и 5 барашков. Яшку взяли сторожить скотину, а Клава с Мотей были записаны в полеводческую бригаду.

Зимой перебирали овощи в складе и работали по принципу: куда пошлют. Работа всегда находилась и колхозницы целыми днями были на работе. Но за работу денег не давали, а начисляли трудодни, расчёт по ним предполагался 1 раз в году, осенью, после уборки урожая и сдачи продовольствия на нужды Красной Армии.

Мотька с утра стояла у печи и готовила блинчики. Но горка не увеличивалась. Подходили дети Якова и утаскивали по блинчику. Жорка любил горячие макать в растопленное масло и тут же есть. Клавка с Яшкой тоже не отставали от младшего брата. Переглядывались, хихикали и таскали блинчики, пока Мотя отвернётся.

Тесто закончилось, а на блюде лежали несколько скомканных неудачных блинов.

Мотя разозлилась, швырнула ложку в миску и выскочила из хаты. Клавка не стала за нею бежать. Заколотила новое тесто и принялась быстро жарить на двух сковородках, раздавая всем желающим щедрые тычки и оплеухи. Вскоре высокая горка блинов украшала блюдо.

- Мамаша, папаша, - позвала Клавдия родителей мужа, - давайте обедать.

- А Жорка, где? – спросила свекровь.

- За Мотькой побежал. Обиделась она. Побежал успокаивать, - со смешком ответила Клавка.

- Что, блины все съели? – спросил свёкор и покачал головой.

- Папаша, а Вы забыли, как меня так точно учили терпению? Любка и Нюрка со своими дитями никому и блинца не оставили. А мне очень хотелось всем показать, какие вкусные у меня блинцы получаются. Хай прывыкае к большой семье. Смотри, какая принцесса!

Евдокия внимательно посмотрела на Клаву и неопределённо хмыкнула. Невестка не поняла, к чему это было.

Вернулся Егор.

- Ну что, довольны? - спросил у Яшки. – Расстроили Мотю. Злится теперь. Сказала, что есть не будет.

- Собирались мы отделить Яшку с семьёй, хату уже присмотрели, - негромко заговорил отец. – Но я решил, что отделим вас с Мотькой. Чтобы никаких обид и ссор в нашей хате не было. Мишка давно говорил про колхозы и про раскулачивание. Это время наступило. Вдруг нас посчитают кулаками да сошлют на север? Тебе Егор проще. Твоя жена - нищая мужичка. Мужиков пока не трогают.

- Батя, а как же мы? – спросил Яков.

- Будете жить с нами. Мы не вечные. Уйдём, всё останется тебе.

- Жорка младший. Он должен жить с вами. Почему его отделяете, а не меня? – снова спросил Яшка.

Родители переглянулись. Вопрос был поставлен правильно. Между собой они уже много раз говорили об этом, но раскрывать свой умысел старшему сыну не собирались. А всё было предельно просто. Родители надеялись, что Жорку с бесприданницей не тронут. Тем более, что брат Мотьки – большой человек. Начальником будет. Мотьку с мужем не тронут, и он останется жив. Яшка с семьёй отдавались на растерзание новой власти и новым порядкам.

- Любим мы вас, душой прикипели, - сказала Евдокия и покивала головой. – Мотька скандальная и неуважительная, как её мать. А к тебе мы привыкли, - добавила свекровь, глядя в глаза Клаве.

Скажу сразу, семья Киселёвых под раскулачивание не попала. Они хоть и были казачьего рода, но богатств никаких не накопили. Только дети и внуки. Всё, что у них было, отдали в колхоз, оставили себе только пару быков. Назвать их кулаками было очень сложно. Хотя находились горлопаны, готовые ради плана по выселению приписать любого и каждого к мироедам, кулакам, богатеям.

Тяжёлое было время. Неспокойное. Горькое.

Город и армия требовали хлеба. Много хлеба. Поэтому к весне колхозные закрома были пусты. Люди выживали за счёт своих запасов, но ведь и у семей отбирали всё, что можно было отобрать. Под видом излишков выгребали зерно и фураж. Яйца, масло и молоко жители станицы несли сдавать на склады.

Хоть и медленно доходили новости в станицу, но всё равно доходили. Стало известно о грядущей войне с врагами Советской страны. Эту новость усиленно распространяли газеты того времени. Начались поиски замаскировавшихся предателей и шпионов. А ещё стали прятать хлебные запасы. Страна недополучила миллионы пудов пшеницы, которую отправляли за границу. На полученные деньги планировалась индустриализация страны. Строилась ДнепроГЭС. Нужны были деньги. А чтобы их получить, нужно было отобрать пшеницу у кулаков и середняков. В кубанских станицах срочно составлялись списки.

Оба Грунькиных брата были внесены в списки на переселение. Бедная женщина металась между ними, пытаясь хоть чем-нибудь помочь. Вместе с Таисией женщины пекли хлеб, резали его и сушили сухари. Несколько мешков сухарей было насушено и передано братьям.

фото из интернета Запись в колхоз
фото из интернета Запись в колхоз

И вот наступил момент прощания. Горько рыдали, расставаясь навсегда женщины и дети. Мужчины растерянно оглядывались по сторонам. Не верилось им, что страдают за своё доброе, за бессонные ночи и работу без продыху.

Вот и телеги с охраной прибыли. Погрузили людей, как отъявленных преступников под прицелом пулемёта. Погрузили в телеги и повезли по грязной разбитой осенней дороге в неизвестность. Только после Великой Отечественной войны узнала Грунька о судьбе семей своих братьев.

Целый месяц везли раскулаченных на север. В вагонах началась холера. Больше половины переселенцев умерли. Грязь, антисанитария, голод и холод убивали людей. Семьям братьев повезло. А ещё хорошо помогли сухари.

Людей привезли и выгрузили из вагонов, как скот, в чистом поле. Только это было совсем другое поле, не кубанское. Это было болото, заметённое снегом. В нескольких километрах виднелся лес. Вот к этому лесу и пошли люди. Их оставили без охраны, продуктов, жилья. Поезд загремел колёсами на стыках и скрылся вдалеке. Мороз стоял такой, что шапки и ресницы покрылись инеем. Плакали маленькие дети, голосили женщины.

Среди выживших людей нашлись бывалые люди. Из уцелевших больше никто не погиб и не умер от голода. Люди сплотились в едином порыве – выжить во что бы то ни стало. И выжили.

***

Жизнь Моти, на первый взгляд, складывалась нормально. Родители Егора отделили их ещё зимой. Недалеко от своей хаты купили сыну завалюшку с огромным садом и огородом. Прямо через двор протекал небольшой ручеёк. Вода в нём была чистая и прозрачная, потому что начинался он сразу за огородом, вытекал тонкой струйкой и холма. Когда-то там был уложен желобок, и можно было набирать воду. Соседей поблизости не было, чистый и прозрачный ручеёк устремлялся к реке, и путь его пролегал через двор.

Мотя с первого дня решила, что сделает во дворе углубление, чтобы можно было воду черпать ковшиком и не ходить с вёдрами к истоку. Возможно, там и была когда-то сделана чаша для воды, но со временем она осыпалась и сравнялась с землёй. Хатёнку свою молодые летом отремонтировали. Внутри ободрали весь толстый слой алебастра, и сделали свежую побелку. Поставили Мотину кровать к печному боку, чтобы зимой было теплее. Поставили стол и скамью. Зимой Мотя вышила новые занавески и повесила их на окна, предварительно простирав и накрахмалив.

Егор укрепил завалинку, поставил под просевшие балки подпорки. С Мотей жили мирно. Скандалов и ссор никогда не случалось. Заметила Мотя, что стал иногда пропадать со двора муженёк. Только был здесь, и вот его уже нет. Проходит час, полтора и появляется молодой муж, довольный, как кот, съевший сметану. Чуть не мурлычет от удовольствия. Решила Мотя подследить, куда таинственным образом девается Жорка и почему такой довольный появляется. А на улице весна. Птички поют, сад цветёт. Жить так хочется!

Взяла она ведро и пошла в сад, травы цыплятам нарвать. А сама по-за деревьями и к хате. Смотрит, вышел муженёк, сделал под кустик по малой нужде, огляделся по сторонам и, пригнувшись, направился в противоположный конец огорода. Мотя за ним. Огород закончился, перепрыгнул муженёк через плетень и скрылся в чужом дворе.

Присела она у плетня и смотрит в щёлочку. Вышла из хаты женщина, лет сорока, нарядная, будто в церковь на службу собралась. Постояла на пороге, оглядывая окрестности, неожиданно подпрыгнула и исчезла. А на её месте появилась чёрная кошка с огромными сверкающими глазами. Мяукнула угрожающе и пошла к плетню, стуча по сухой земле огромными когтями. Пошла прямо к тому месту, где пряталась молодая женщина.

Мотя вскочила и побежала прочь. От страха у неё пропал голос, и не могла она крикнуть или позвать на помощь. Хорошо, хоть бежать могла. Вернулась в свой двор, забежала в хату и закрыла дверь на крючок, чтобы никто не мог войти. И вдруг прямо сзади раздался громкий душераздирающий крик:

- Мяаавууу, - постепенно перешедший в утробное рычание. От ужаса волосы на голове молодой женщины зашевелились, и она упала без чувств.

Продолжение здесь