На следующий день, в полдень, Велин пригласил к себе Дзюбу и сообщил, что «особисты» звонили из Кабула и у них произошли изменения. Вместо Уварова назначен новый начальник отдела, прибывший из Союза, а старый убывает на его место. Яценко везет нового начальника. Пока тот войдет в курс дела, все вопросы нужно решать через Яценко. Дзюба сплюнул, не стесняясь комбрига, и пошел в роту готовиться к разведвыходу.
В Особом отделе с подъемом восприняли новость о новом начальнике, стали припоминать кто, где мог с ним служить. Забаров, услышав фамилию Полякова, нового начальника, подскочил на стуле и радостно потер ладони.
- Мужики! Нам повезло! Отличный начальник к нам едет. По этому случаю выставляйте меня на сто грамм, расскажу как себя вести.
«Мужики» тут же двинулись на выход. Румянцев вздохнул - Уварову замена прибыла, а вот ему до сих пор нет. Переслужил здесь уже почти две недели. Он пошел к себе, сел за стол, достал папку с бумагами, на передней обложке которой была выведена крупная буква «Д». Перелистав бумаги, снова вздохнул и закрыл папку.
Нужно срочно искать агента, которого можно было бы подвести под Дзюбу. Агенты были, но обращаться к ним Румянцев боялся, все они находились в слишком хороших отношениях с «проверяемым». Корнев хоть и был агентом, еще с училища, но ему Румянцев не доверял. Когда Яценко на встрече, не посоветовавшись с ним, стал расспрашивать о Дзюбе, у Румянцева внутри все похолодело. После явки он рассказал о своих сомнениях Яценко. Тот наорал на него - почему заранее не предупредил. Как тут предупредишь, когда не знаешь, зачем ты идешь на «контрольную встречу».
Нет, через Корнева никакой информации на Дзюбу не соберешь! Нужно поискать врагов Дзюбы среди однокашников по училищу. Но это в Союзе просто - пришел в строевой отдел, перелистал личные дела, выбрал, кого нужно, переговорил с одним-другим и выходишь на нужного человека. А здесь, в этом «замуханом» Афгане, все перемешалось. Один ушел в звании вперед, другой наоборот. Раньше были «врагами», теперь друзья «не разольешь водой». Эта местная обстановка их так сближает - ни одному агенту верить нельзя.
Румянцев надел фуражку, вышел. Нужно побывать в роте Дзюбы, переговорить с ним самим, не-то начальник из шкуры вытряхнет. Да, и солдатскую агентуру следовало повидать. От них тоже можно информацию на Дзюбу получить.
Подойдя к расположению роты, заметил, как с противоположной стороны подходил Дзюба, зажимая что-то завернутое, под мышкой.
- Василий Васильевич, я к Вам.
- Как раз вовремя, - Дзюба показал сверток с бутылками.
- Да нет, я не могу. Я на пару слов.
- Сейчас построение будет, мне самому пару слов перед ротой сказать нужно. Потом с Вами, идет?
- Согласен.
* *
Без всякого стука в кабинет Яценко, тяжело дыша, ворвался Румянцев.
- Что-то случилось?
- Не знаю, как и рассказывать, - Румянцев нервно топтался на пороге, крутил в руках фуражку, вытирал пот.
- Садитесь и по порядку. С кем связано?
- С Дзюбой!
- Что, сбежал? Улетел?
- На месте. Он сейчас расшифровал трех моих агентов из солдат.
Яценко достал сигарету, прикурил, прищурился на Румянцева, процедил.
- Рассказывайте.
- Пришел я в роту, встречаю Дзюбу. Думаю, поговорю с ним, для материалов нелишне.
- Ну?
- Ну, а в роте как раз, построение перед обедом проводилось. Дзюба говорит, дескать, подождите, проведу построение, дам указания, тогда и поговорим. Рота в это время построилась, а Дзюба мне и говорит: «хочешь, я твоих агентов выявлю». Я от такого заявления остолбенел, не успел слова сказать, а он командует: «Равняйсь! - Смирно! Бойцы, которые работают с капитаном Румянцевым - три шага вперед». Три солдата из строя и вышли.
Яценко, не находя слов, ошарашено, смотрел на Румянцева. Встал, прошелся по кабинету, снова сел.
- Что..., так просто? - провел рукой по волосам. - А, как же ваш инструктаж по конспирации!? Расскажите мне, Владимир Сергеевич, как вы их инструктировали, раз они на такой лаже попались, - повысил голос Яценко.
- Нормально инструктировал, как и всех.
- Так что теперь можно ждать расшифровки и остальной агентуры?
Румянцев опустил голову. Защиты не будет. Обычный прием - во всем виноват подчиненный.
- Вы то ему, что сказали?
- Ничего. Ушел и все.
- Да вы что, в своем уме?
- А что я должен был сказать? Я от такой наглости языка лишился.
- Ну и скотина!
Румянцев растерянно поднял голову.
- Да не Вы! Дзюба этот, скотина! Антисоветчик! А Вы тоже повели себя далеко не лучшим образом. Не могли как-то зашифровать все это?
- А как бы Вы повели себя на моем месте? Может быть, скажете, что у Вас такие случаи уже были? Я же Вам говорю, что прямо дар речи потерял.
- Это Вас не красит. Идемте к Полякову. С Дзюбой нужно что-то делать. Вам пока запрещаю появляться в расположении его роты.
«Да, уж! Пойду я теперь туда. Хрен ты меня туда до отъезда затащишь» - думал Румянцев, едва поспевая за Яценко.
Полякова на месте не было.
- Идемте прямо к комбригу.
- К нему-то зачем? Дзюба у него в любимчиках ходит.
- Командиру бригады по должности положено знать наше «Положение о контрразведке» и он знает, что мы работаем с агентурой. Дзюбе эта выходка так просто не пройдет.
Велин был в кабинете начальника штаба. Сухо поздоровавшись, Яценко попросил уделить им время по неотложному делу.
- Может, не будем без Полякова? - шепнул Румянцев.
- Я все же заместитель начальника отдела, могу решать сам, что следует делать. Вы уже отличились, помалкивайте.
Пройдя к себе и сев стол, Велин жестом, пригласил сесть оперработников.
- Не знаю, как и рассказывать, Владимир Ильич...
- Мои что-то натворили?
- Дзюба.
Велин достал сигарету, размял, но прикуривать не торопился. У Яценко с Дзюбой отношения натянутые, что стоит за этим посещением?
- Слушаю, что там, у Дзюбы случилось?
- Вы, как я понимаю, знакомы с нашим «Положением об органах КГБ», понимаете, что мы занимаемся оперативной работой, знаете, как нам нелегко.
- Нам тоже нелегко. Говорите по делу, что Дзюба натворил?
Яценко не стал излагать подробности.
- Очевидно, Дзюба заметил контакты Румянцева с солдатами и сегодня вывел трех из них перед строем. Объявил, что они сотрудничают с оперработником.
Велин помрачнел, долго молчал, продолжая катать по столу сигарету. Дело действительно не красивое, пахло самосудом над солдатами – «стукачей» не любили во все времена.
Уже через пять минут Дзюба был в кабинете у комбрига. Увидев оперработников, понял, какой предстоит разговор. Велин встал.
- Вы свое поведение как-то объяснить можете?
- Могу.
- Объясняйте.
- Все, что происходит в моей роте, контролирую я сам, и за все отвечаю сам. Так написано в армейских уставах и в них нигде не упоминается, что еще кто-то, кроме меня и Вас, имеет право командовать моими солдатами.
- Мы не собирались командовать вашими солдатами, - поднялся Яценко, - мы решаем свои, государственные задачи.
- Так свои или государственные?
- Ну и наглец! - выдавил из себя Яценко.
У Дзюбы на скулах заходили желваки. Велин, наконец, сломал сигарету, в голосе зазвенел метал.
- Ты, Василий Васильевич, думал, когда солдат из строя выводил? А если думал, то как и чем?
- Думал, товарищ комбриг и сейчас уверен, что в роте должен быть один командир.
- А ты, командир, подумал, что сегодня ночью этих солдат отмордуют так, что мать родная не узнает. Теперь им, в твоей роте, больше не служить. Не сейчас, так потом расправятся. За что? За твою дурость?
Дзюба опустил голову - об этом он действительно меньше всего думал. Возникла и затянулась пауза. Молчание прервал Велин.
- Спасибо за информацию, товарищи офицеры. Меры мы примем, прямо сейчас. Думаю, что этих солдат придется немедленно откомандировать во внутренний округ. В любой части в Афгане их все равно достанут, слухи рано или поздно дойдут.
Чекисты поднялись, не глядя на Дзюбу, попрощались и вышли.
- Я думал ты уже повзрослел, Дзюба, а ты до сих пор сопляк. Сплошное мальчишество и зазнайство. Рассказывай, как все было.
В дверях показался начальник штаба Захаров.
- Заходи-заходи, послушай, что твой любимчик вытворяет. Ну, мы слушаем.
Дзюба нехотя рассказал об обстоятельствах происшедшего. Захаров не выдержал и откровенно захохотал. Дзюба взглянул на него с благодарностью.
- Чему радуешься Геннадий Николаевич?
- Да так! Уж больно остроумно «особистов» мордой и в говно. Я бы, до такого, не допер.
- Это мы с тобой, вместе, в дерьме будем, когда этих солдат ночь придушат.
- Не придушат, а остальное, им на пользу...
- Замолчи Дзюба, ты свое дело сделал. Ну, что будем делать Гена?
Начальник штаба развел руками.
- Вот-вот! Один глупость делает, другой радуется и рукам разводит. Наградил бог помощничками. Вот тебе, Дзюба, мой приказ - до убытия этих солдат будешь спать в казарме вместе с ними. Геннадий Николаевич, возьмите фамилии этих солдат и немедленно оформляйте документы на откомандирование в Союз. Отправить при первой возможности. Как наказать Дзюбу, я подумаю. Такого наказания в уставе не найдешь, тут голову поломать нужно. Идите оба.
В коридоре Захаров задержал Дзюбу, узнав фамилии солдат, записал их на бумажке, окликнул писаря и распорядился подготовить документы на откомандирование.
- Ну, Василий Васильевич, поздравляю. «Особистов» ты разделал «под орех».
- Меня тоже хорошо отделали.
- Чепуха. На «Омар», идет «вертушка», завернем ее на Кабул. Солдат я отправлю.
Все сделаем быстро. Передай старшине, чтобы быстренько их подготовил.
Дзюба отправился в роту. У него сложилось впечатление, что он что-то не понял, но что именно, не знал. Его выходка, действительно, принимала дрянной оборот. Добравшись до роты, вызвал старшину
- Андреич, тут трех наших солдат отправляют во внутренний округ, так ты подготовь их к отправке, выдай, что положено. В штабе получи документы. Вертушка на Кабул, завтра, в десять.
- Это ваших агентов?
- Да не моих, а Особого отдела. Что, уже слухи ходят?
- Ходят! Вся бригада просто валяется! Ждут Вас, не дождутся.
- И не дождутся. Комбриг приказал спать в казарме, пока этих висельников не отправим.
- Ну, еще не вечер!
- Вызови мне этих бойцов.
Вскоре в палатке ротного появились трое солдат. Двоих он хорошо знал. Шульга и Возняк служили отлично. Крамарь - так себе, середнячок. Солдаты не поднимали глаз.
- Скажу вам честно, как есть. У меня конфликт с Особым отделом и потому сегодня я не сдержался. Здесь служить Вам дальше нельзя - завтра убываете в Союз.
Все трое еще ниже опустили головы.
- Вы меня извините, ребята. Так уж сложилось. Но, и вам урок.
Поднял голову Шульга.
- Мы, меж собой переговорили, товарищ капитан. Вы не подумайте чего, мы «особистам» ничего про дела в роте не говорили. Нас, еще на сборном пункте, уговорил один майор. Говорил, что с врагами Родины будем бороться. Ехали в Афган, думали, действительно будем бороться... Тут, на месте, когда мы прибыли, этот капитан, один раз побеседовал, привет от того майора из Союза передал и тоже сказал, что нужно изменников Родины искать.
То есть, кто к духам надумает бежать. Ну, и про наркотики расспрашивал, но мне, лично нечего было ему сообщить. По рассказам ребят - у них то же самое. Так, что не подумайте, товарищ капитан, что мы Вас закладывали.
- Я так не думаю, Шульга. Вы все служили честно, занимались делом, и у меня нет к вам претензий. Однако, что сделано - то сделано, назад не повернешь. Завтра будьте готовы к десяти часам убыть в Кабул, а там, дальше, в Союз. Прощайте и не поминайте лихом.
- Вы тоже, товарищ капитан.
Солдаты ушли. На душе было паскудно, захотелось выпить. Достал коньяк, налил полстакана, залпом выпил. Долго сидел, положив голову на руки, тупо разглядывал графики несения караульной службы. Через час вернулся старшина с документами, доложил и пошел готовить солдат. В палатку ввалились двое ротных, Рощин и Бессонов и с порога загалдели.
- Ты, Вася, орел! Сам придумал?!
- Веселитесь, дети!? А мне Ильич намял бока, до сих пор не могу отойти.
- Чепуха это. А вот ты сотворил исторический факт. Ты так «умыл» особняков - вся бригада ржет. Каково теперь будет остальным «стукачам»!? Теперь они лягут на дно, с операми никто разговаривать не станет. Нет, мы за это должны выставить ящик водки.
Дзюбу это веселье не радовало. На душе по-прежнему был камень. Он достал остатки коньяка, разлил. Рощин поднял тост.
- Все на борьбу с агентами противника! Ну, мы пошли, Вася. Давай еще по маленькой за великий почин! Тебе, Вася, за урок борьбы с Особыми отделами, наше офицерское «спасибо»!
**
Председатель КГБ сидел в кресле напротив Генсека. Беседа была с глазу на глаз. События в Афганистане, растущие потери в армии, о которых Генеральному доложили только вчера, глубоко взволновали его и он решил выяснить, насколько далеко они погрязли в этой войне.
- По нашим данным, ежемесячно, по всему Ограниченному Контингенту, гибнет порядка ста - ста двадцати человек. Но следует учитывать и другие потери, и тогда один день войны обходится государству примерно в миллион рублей. Это все отражается на бюджете и, в конечном счете, на людях. Беднеет народ.
- А ведь именно Вы были самым твердым сторонником ввода войск.
- Я и сейчас от этого не отказываюсь. Не вошли бы мы, вошли бы Американцы. Но войска нельзя было оставлять там дольше, чем на полгода. Нужно было провести все операции с моджахедами, помочь Тараки и вывести армию. Ну, самое большее – год. Об этом я Вам докладывал...
- Помню-помню, - слабо махнул рукой Генеральный. - Что сейчас делать? Выводить, как я понимаю, рано?
- Поздно, а не рано!
Председатель полистал свои бумаги, и, не поднимая глаз, продолжил. – Основное место теперь отводится политическому противостоянию. С подачи американцев в борьбу против наших войск активно включились приграничные страны – Пакистан, Китай, Иран. В лагерях моджахедов, расположенных на территории Пакистана масса военных специалистов из США, того же Китая, Турции, Англии, Италии. Они обучают моджахедов военному делу, засылают отряды в Афганистан, активно действуют как против наших войск, так и правительства Афганистана.
Уменьшить их боевую активность можно старым чекистским приемом, который применил Дзержинский после революции. Тогда Польша, воспользовавшись слабостью нашего государства, направляла через границу отряды и они, буквально, терроризировали приграничные районы. Убивали, грабили, вывозили скот, оборудование фабрик. Тогда, на Политбюро, Феликс Эдмундович предложил создать такие же отряды и заслать их на польскую территорию, разгромить пару населенных пунктов. Клин клином.
Решение это утвердили, поляки моментально подняли лапы кверху, и все решилось дипломатическим путем. Грабежи на границе моментально прекратились. По аналогии, предлагаю провести нечто подобное в Афганистане. Сейчас, там в дело активно включились США, Пакистан и Иран. Правильнее сказать - США через Пакистан. Иран имеет самостоятельную позицию и помогает душманам по идейным, религиозным соображениям.
Генеральный сделал нетерпеливый знак.
- Погодите Юрий Владимирович. Разъясните мне: в Иране и Афганистане одна и та же вера – Ислам. Так почему же они воюют между собой?
Председатель КГБ снял очки с толстыми стеклами, достал специальную салфетку, протер линзы. Он уже не раз объяснял суть конфликта, но болезнь «вождя» явно прогрессировала. Несмотря на трезвость ума, склероз Генерального, делал почти невозможными его появление перед народом. Одних анекдотов на эту тему в КГБ скопилась целая папка, книгу можно издавать.
Да, засиделся Генеральный, страна закисла, наметились явные тенденции деградации народного хозяйства. Заняться бы промышленностью, но эта война вяжет руки…
Пауза затянулась. Председатель спохватился, вернул очки на переносицу.
- Это, примерно так же как у православных и католиков – Бог один, а разногласий между концессиями не счесть. В Афганистане проживает примерно 80 процентов суннитов и около двадцать процентов шиитов. Естественно, что при общем низком состоянии культуры, религиозной фанатичности, сунниты притесняют национальные меньшинства, особенно в вопросах власти. В Иране, как раз наоборот, большинство шиитов. Иран принял на своей территории беженцев из Афганистана, создал политические партии. Специалисты подготовили и вооружили боевиков и теперь засылают отряды в Афганистан, чтобы отстаивать религиозные интересы единоверцев-шиитов.
Это суть конфликта. Теперь конкретнее: в Иране, в городе Кум, создано несколько лагерей по подготовке моджахедов. Там же расположились штаб-квартиры основных оппозиционных партий. Что касается Ирана, тут мы пока бессильны и не имеет смысла лезть к ним. Отношения с ними постепенно налаживаются. Позднее с ними разберемся, да, к тому же с их банд группировками успешно воюет Афганская армия. Мы помогаем, в основном, авиацией. А вот американцев нужно наказать. Уж они-то загребают жар чужими руками.
В Пакистане, по всей приграничной полосе, на базе пуштунских племен, созданы десятки военных лагерей. Их подготовкой, в основном, занимаются пакистанские инструктора, есть английские китайские. Но контролируют все и дают деньги американцы. По их рекомендациям, например, создан отряд смертников «Черные аисты». Их девиз: «Смерть неверным во славу Аллаха». Отличаются особой жестокостью.
В этих условиях нашим войскам чрезвычайно трудно, они не подготовлены к таким действиям, методы боевых действий нужно менять, нужна новая «военная мысль» тут, в Генштабе. Нужно заниматься реформированием армии. Получены данные что американцы… - Председатель осекся, бросил короткий взгляд на Генсека. Тот рассматривал стакан с чаем.
– Впрочем это потом, - продолжил Председатель, - сейчас наше предложение таково – на базе наших войск специального назначения, подготовить нужное количество спецотрядов, заслать на территорию Пакистана. Под видом конфликтующих между собой отрядов моджахедов, разгромить несколько баз, заслать наших людей в военные лагеря, организовать там работу по разложению антикабульского движения. В целом, таков примерный план.
- Но вы же понимаете, что это может грозить дипломатическими осложнениями. Есть мировое общественное мнение. Мы же не сможем скрыть такое вмешательство. Там погибнут наши люди, американцы раструбят об этом, на весь мир.
- И на этот счет, есть соображения. У этих правдолюбов-американцев, у самих, как говорится, рыло в пуху. Политика двойных стандартов. Дело в том, что они используют пуштунов, которые занимаются производством и продажей наркотиков.
Свой опиум они продают по всему миру и на эти деньги закупают оружие. Ранее там работали специалисты США по борьбе с наркобизнесом. Сейчас они, этих специалистов отозвали, заменили сотрудниками ЦРУ, а наркодельцов представили как «борцов за свободу».
Доктрину, по организации этой работы, разработал сам Бжезинский. Это было выгодно обеим сторонам - американцы используют их каналы для доставки оружия в Афганистан, а это старые, отработанные караванные пути, горные проходы, базы хранения. А наркобизнес получил официальное прикрытие. Фактически, американцы дали зеленый свет наркотикам.
Вся приграничная полоса усеяна опиумным маком, плантации охраняются все теми же пуштунами, а Пакистан не вмешивается в это. В американском Конгрессе есть трезвые головы, они уже заявили о недопустимости таких действий, но пока их голоса звучат слабо. Так что и мы знаем, что сказать «общественному мнению».
- А как это вытащить на свет Божий?
- У нас есть агенты влияния в странах Запада, несколько наших людей сидят во влиятельных газетах, в том числе и в Америке. Мы подготовим материалы, передадим их в прессу. Наша разведка сделает съемку плантаций и уже есть документы о прохождении наркотиков через третьи страны, напрямую в США. Это будет почище взрыва ядерной бомбы.
Пресса поднимет такой шум, что президенту США придется срочно назначить расследование деятельности ЦРУ.
- Хорошо. Это все нужно подтвердить документами, обязательно показать все в прессе. Сколько Вам потребуется времени?
- Для непосредственного воздействия месяц, полтора. С агентурой на Западе все отлажено. Сложнее с засылкой агентуры для разложения отрядов афганской оппозиции. Нам необходима помощь военной разведки, ГРУ. Подготовить каждому человеку легенду, подготовить его самого, отработать способы и каналы заброски: в общем, много работы, месяца на три.
- Через месяц о ходе подготовки заслушаем Вас на Политбюро.
Генсек спешил.
**
Полковник Поляков сидел в своем «новом» кабинете, принимал дела. Уваров коротко ввел его в курс основных событий, упаковал чемоданы, пожелал ему успехов и, не скрывая радости, улетел в Кабул. Поляков в очередной раз перелистал тоненькую папку, обложка которой, из угла в угол, была перечеркнута красной чертой.
Это означало, что материалы относятся к разряду первостепенных: шпионаж, измена Родине, теракт. Он вновь перечитал резолюции начальника Особого отдела – «заслуживает серьезного чекистского внимания. Подготовьте план агентурно-оперативных мероприятий...». Резолюция шаблонная. Так можно писать в Союзе.
Материалы с такой «окраской» здесь не должны проверяться. Такого человека нужно немедленно откомандировывать во внутренний округ. Там, где-нибудь в Сибирском военном гарнизоне, наблюдать за ним и если он действительно решил сбежать на Запад, он и там будет готовиться сделать это. Но там это гораздо труднее и потому заметнее, а здесь… Поляков закрыл папку, бросил на середину стола, нажал кнопку вызова солдата охраны.
- Пригласите ко мне Румянцева и Яценко.
Румянцев и Яценко появились на пороге вместе. Жестом пригласил их сесть.
- Владимир Сергеевич, эти материалы в вашем производстве, - кивнул на папку, - сообщите, что нового на сегодняшний день.
- Последнее сообщение от агента получено вчера. Оно в деле, товарищ полковник. Вы его очевидно, читали.
- Вы, кажется, собираетесь заменятся в Союз?
- Да, срок тут отбыл полностью.
- Срок отбывают в тюрьме. Вы тут служите, работаете.
Румянцев опустил голову, уставился на свои руки – «Погоди, полковник, пройдет время и ты станешь считать каждый прожитый здесь день. И для тебя это покажется «сроком», похлеще тюрьмы. Приказ о замене уже есть, осталось дождаться «сменщика».
- Почему Вы держите этого «объекта» здесь и, вместе с начальником собирались, в боевой обстановке, заниматься изучением и проверкой офицера разведподразделения. По вашим данным он собирается изменить Родине. Что конкретно Вы ему инкриминируете: переход на сторону противника, выдачу противнику государственной тайны, что?
- Бегство на Запад с угоном авиационной техники.
- В материалах я этого не нашел.
- В поведении офицера «Д» есть признаки, которые полностью подпадают под данную «окраску» сигнала.
- Формально, да. Но в целом - нет ничего особенного. Вы, лично, этого офицера хорошо знаете?
- Уж куда лучше.
- Встречались, разговаривали с ним «по душам»?
- Как это, по душам?
- Вы с ним живете рядом, общаетесь почти каждый день. О чем с ним говорили?
- Да так, ни о чем. Как со всеми.
- Погодите. Вы его проверяете по подозрению в измене Родине, «расстрельная статья», и Вы, ни разу не провели конкретной беседы?
- Я не понимаю, зачем мне с ним беседовать? Все, что нужно, дает агентура.
- Судя по материалам, - вступил в беседу молчавший до этого Яценко, - тут все идет прямо, как по учебнику. Все признаки налицо, перепроверены через другие источники. Сам объект морально не устойчив - пьянки, постоянные контакты с женщинами. Негативно высказывается о Советской действительности.
Поляков закурил. Его коробили эти общие фразы «о советской действительности». Эта действительность уже «в печенках сидит». Действительность говорила сама за себя: люди в очередях за мясом, колбасой, обувью, стоят часами, мечутся по магазинам. Личную автомашину, через магазин, можно купить только за взятку.
Народ спивается, несмотря на все строгие «мероприятия Партии и Правительства». Это, и многое другое - это все наша действительность, но если об этом где-то скажешь вслух, становишься «неблагонадежным»...
- ...ну и главное - объект настойчиво изучает технику пилотирования вертолета. Это подтверждено через другую агентуру. Офицер «Д» уже умеет запускать двигатель, научился взлетать, зависать и садиться. В пилотировании вертолет, это главное. Негативно относится к органам КГБ, намеренно расшифровал несколько агентов из числа солдат.
- Это, скорее ваш недостаток, работаете плохо.
- Негласным досмотром, - вставил Румянцев, - у него в «вагончике» обнаружены документы по пилотированию вертолета.
Все это Поляков знал из материалов.
- Все эти признаки говорят пока лишь о том, что ваш объект учится летать на вертолете. Нет главного - зачем он этим занимается? Признаков подготовки к бегству на Запад нет. И далее - мне так и не понятна Ваша позиция. Если Вы уверены в своих подозрениях, то почему, до сих пор, держите его здесь, почему не отправляете в Союз?
- Он у командования «в героях» ходит. Командир лучшей роты.
- Он, очевидно, лучший командир среди ротных, а потому и рота у него лучшая.
- Считается лучшим командиром.
- Владимир Сергеевич! Он не считается, он лучший командир и лучший офицер, лучший выпивоха и лучший бабник, на всю сороковую армию. Вот так, его охарактеризовали «случайные» люди.
У Вас, как я понял, недостаточно материалов для его откомандирования. Формальные признаки на «измену Родине» есть, но нет объективных данных о его конкретных намерениях. Две недели срока, думаю, хватит, чтобы до конца разобраться с этим делом.
Румянцев и Яценко вышли. Поляков поднял трубку телефона.
- Командира бригады.
Велин ответил почти сразу.
- Поляков беспокоит. У меня появилось несколько вопросов. Заходите ко мне вечерком на рюмку чая, скоротаем время вместе.
- Спасибо. Зайду в двадцать часов.
Велин положил трубку. Поляков усмехнулся - ох уж эти военные, «в двадцать часов». Не в восемь вечера, а в «двадцать часов».
В двадцать часов Велин появился в дверях, снял фуражку, бросил ее на кровать, присел к столу. Поляков был в спортивном костюме. Пожав руку, разлил коньяк.
- Будем здоровы! Закусывайте шоколадом.
- Кировобадский? Три «К»?
- Молдавский, «Белый аист».
- Я ни черта не разбираюсь в коньяках. Больше водку пью - достать проще, а греет так же.
- А что это за «ККК»?
- Кировобадский. Точнее: коньяк, кировобадский, краденый.
- Что, есть такой? - засмеялся Поляков
- Летчики канистрами возят. Куда его только не заливают когда прячут от таможни. Ну, а что у вас за вопрос?
- Нам, что, просто так и выпить нельзя, обязательно «вопрос»?
- Знаю я ваши штучки, выкладывайте прямо - за что пьем?
- За мое прибытие, за знакомство. Да мало ли причин для пьянки.
Велин улыбнулся. Поляков никак не выглядел пьяницей, значит, готовит почву. Особист, не торопясь, разлил коньяк, с вопросом не спешил. Велин вновь залпом выпил, Поляков не спешил, смаковал.
- Всего рассказать не могу, пока сам мало знаю. Заменили нас с Уваровым не просто, чтобы заменить, хотя его время уже закончилось. Просто, наверху подготовили глубоко идущую операцию, ряд активных мероприятий. Для этого нужно готовиться, нужно подобрать людей. Вот я и хочу начать знакомство с бригадой в неформальной обстановке.
Лично мне нужно подобрать офицера из войск, которого можно будет использовать в наших целях. Я имею в виду КГБ. Нужно совершить несколько дерзких вылазок, настолько дерзких, чтобы это могло повлиять на правительственное решение. Не нашего правительства, скажем, сопредельного государства.
- Сопредельного? – прищурился Велин. - У меня все офицеры на местах, все специалисты, но нужна конкретная задача. То, что предлагаете Вы, это как раз наша тема. Но где приказ, где оперативная разработка Генштаба, где карты?
- Все это будет и очень скоро. Кого Вы можете предложить из ваших?
- Корнева, Родионова, Селезнев.
Нужной фамилии не прозвучало. Поляков взял бутылку, не торопясь, разлил.
- Охарактеризуйте каждого, если не трудно.
- Зачем? Я отвечаю за каждого из них и если рекомендую, отвечаю за свои слова. Офицеры очень способные, надежные. Любой приказ выполнят.
- Хотелось бы услышать об особенностях их характеров...
- Характер «нордический, устойчивый»... - усмехнулся Велин, отхлебывая коньяк.
Закурили, Поляков не спеша начал.
- Когда я получу конкретный приказ, я должен провести с этим офицером не один день, чтобы подготовить его к тому, что предстоит. Нужен командир группы, не сопляк, с быстрой реакцией, сообразительный, уверенный в себе, уравновешенный и способный, одним внешним видом, произвести впечатление.
Велин курил, жевал шоколад, думал.
- То есть, нужен офицер постарше. Но такие не ходят по тылам моджахедов. Это уровень командира батальона, их не пошлешь. Могу предложить командира роты, капитана Дзюбу. Пожалуй, только он и подойдет.
- Надежен?
Вместо ответа Велин кивнул головой. Полякова это не устроило, но и настораживать комбрига не хотелось.
- Расскажите коротко обо всех, кого вы назвали.
- Капитан Дзюба, - неожиданно для Полякова начал Велин с последней фамилии, - командир роты вот уже около двух лет. Как военный человек, как офицер, подготовлен хорошо. Самостоятелен, дерзок, решения принимает быстро. Прекрасно ориентируется в любой обстановке боя. Солдат готовит жестко, ошибок не прощает, любой прием доводит до автоматизма.
Упрям, честен, не боится сказать правду на любом уровне. Очень бережет своих людей, понапрасну не рискует. Дерет с солдат три шкуры, но любят его - до последнего каптерщика. Более того, гордятся, что служат в его роте. Холост и женат не был.
- Ну, а политически, надежен?
Велин пожал плечами.
- Я, вообще, этого вопроса не понимаю. Бывают трусы, которые трясутся только за свою жизнь. Они, в отличие от проституток, ради своего тела ничего не пожалеют, но они же и продажны, как проститутки. Трусливые – эти как раз и не надежны - ни политически, ни физически. Мои офицеры далеко не трусы, а значит надежны. Говорить же о политической надежности в нашем возрасте, смешно.
- Не так уж и смешно. И в нашем возрасте находятся люди, которые за деньги продадут и мать родную, и любые секреты. Родине изменяют и солдаты, и лейтенанты, и генералы. Мотивы разные: молодым нужна свобода, людям в возрасте, в основном деньги. Фамилия Пеньковский вам ни о чем не говорит?
- Говорит. Но извините, это было так давно, что только такие мамонты как я, могут вспомнить.
- Да, это было давно. Но есть и свежие примеры. Например, Суворов?
Велин, прищурившись, взглянул на Полякова.
- Вот уж не ожидал. Это же Ваш, гаденыш. Такую фамилию, скот, опозорил!
- Он не совсем наш. Военная разведка, ГРУшник. Да и фамилия его настоящая, Резун. Или возьмем иначе: вот мы с вами охраняем от противника систему «Пароль». А документацию на нее, один из разработчиков этого «Пароля», давно продал на Запад.
- Тогда, что же мы защищаем?
Поляков пожал плечами.
- Ладно, мы отвлеклись. Мне интересно услышать о Корневе, Родионове, Селезневе.
Велин задумался, прикурил новую сигарету.
- Знаете что, о них вам пусть расскажет Дзюба. Они его подчиненные и друзья. Родионов и Селезнев служат в другой роте, но они выпускники Рязанского училища. Вы меня уже утомили этими расспросами.
- Это не я, это коньяк.
- Кажется, я становлюсь ценителем этого напитка.
- Ну, дай Бог. Ваше здоровье.
Велин ушел далеко за полночь с твердым убеждением, что контрразведчик «хитрит» и хочет от него чего-то иного. Но человек хороший.
**
Утром Дзюба прибыл в штаб в отвратительном настроении, на совещании сидел молча. Командир бригады заслушивал каждого ротного. У Дзюбы не было особых проблем, и он рассеянно слушал как комбриг «порол» других. Его не покидала мысль о вчерашней беседе с Корневым и Особом отделе. Когда совещание закончилось, он задержался в кабинете.
- Чего тебе, - Велин тоже был не в духе.
- Разрешите обратиться?
У Велина поползли брови вверх - чтобы Дзюба выдавил из себя эту обычную, для любого военного, фразу нужен был не обычный повод.
- Говори.
- Курить можно?
- Кури и выкладывай.
Дзюба не знал с чего начать - не хотелось называть Корнева. Если Велин начнет разбираться с «особистами», неизвестно чем это кончится для Корнева. «Особисты» потом могут всю карьеру изгадить.
- Ну?
- Не знаю, как и сказать. В общем, до меня дошли слухи, что «особисты» на меня дело завели.
- «Дело завели» - передразнил Велин, - Кому ты на хрен нужен, кроме меня. Меньше нужно «шутить» с ними. Я вчера дул коньяк с их новым начальником, так он про тебя тоже расспрашивал. Офицера они ищут толкового, для серьезных мероприятий против духов. Что, конкретно пока не говорит. Я предложил тебя, другим это может и сложно будет, а для тебя в самый раз.
- Что «в самый раз»? - поймал Дзюба комбрига.
- Узнаешь, со временем. Жаль только посылать тебя в пекло, но выбора почти нет. Иди, занимайся делом.
Дзюба задумался. «Особисты» конечно могли готовить какую-нибудь операцию, могли для этого проверять офицеров. Рассказ комбрига кое-что объяснял, но не все.
- Они за мной следят, интересуются, чем я занимаюсь.
- Слушай Дзюба, - интонации в голосе командира ничего хорошего не предвещали. - Занимайся делом и поменьше баб к себе води. Вот они-то про тебя, все «особистам» и рассказывают. Вы с Цимбалом, весь военторг и медсанбат перебрали. Понимаю, люди холостые, претензий нет, но надо же знать меру.
Вот с виду - человек умный, но это только с виду. Был бы умным, учился бы в академии, а ты все за моей спиной с начальниками цапаешься. Что ты ляпнул полковнику из оперативного отдела армии? Меня все утро Титов склонял за тебя. Можешь мне сказать, за что?
- А вы бы сами послушали этого чудака на букву «М». Чему их только в академиях учат?
- Ну-ну, продолжай...
- Они проверяли готовность роты по тактике, ну, и этот «полкан», говорит взводному, что при захвате базы духов, после авиаподготовки нужно было подняться в рост и «ура» на басмачей. Вот тут я ему и сказал...
- Что сказал?
- Что это «не грамотное решение».
- Ну, во-первых, ты сказал «безграмотное», а когда полковник вспылил, за то, что ты его при всех мордой в говно, ты, что ему сказал?
Дзюба молчал.
- Чего молчишь, грамотей? Думаешь, война все спишет? Знаешь, Василий, мне уже надоело тебя грудью прикрывать. Чуть ли не каждый день твою фамилию склоняют.
- Ну и дела! - поднялся Дзюба. - Этот полковник, неделю как из Союза, и сразу учить! Хоть бы огляделся немного. Он и понятия не имеет, что тут за война. Этого засранца нужно самого в атаку на «духов» в горах поднять. Всю свою науку забудет.
- Это ты полковника «засранцем» называешь?! Я тоже полковник, так я кто?
Дзюба молчал, поняв, что перебрал.
- Ну что, я тоже засранец?
- Вы мой командир и такой ахинеи никогда не скажете.
- Иди Дзюба, иди в роту и не показывайся мне на глаза, пока сам не позову. Тактика - это наука. Это тебе не скальпы с духов снимать.
- Я что, из любви к этому делу на нож их сажаю? У меня руки по локоть в крови.
Вы приказы отдаете, я их выполняю. Может, этот полковник на себя часть покойников возьмет? Отдам вместе с медалями, чтобы мне спокойней спалось. Вернусь, меня в церковь, даже к дверям не пустят! А кто мне грехи отпустит, кроме священника? Может этот «полкан»?
Теперь замолчал Велин. Молчали долго, не глядя друг на друга.
- Ладно, иди и занимайся делами, - уже мягко подал голос Велин. - Выкрутимся из этого дерьма. Ты только свой язык не суй, куда собака свой хвост не совала. За «особистов» не волнуйся, не дураки там сидят и начальник у них толковый.
Когда Дзюба ушел, Велин достал бутылку минералки, залпом опустошил ее.
Генерал Титов ничего не забывал, все равно вспомнил о Дзюбе, требовал «наказать наглеца». Но Велин не собирался этого делать и раздумывал, как «накормить волков и сохранить овец». Свою «отару» он берег и холил, не позволял никому вмешиваться в его взаимоотношения со своими офицерами.
Разговор с комбригом Дзюбу не успокоил и он, в мрачном настроении, появился в роте. Замполит Занин проводил политзанятия. Дзюба прошел в палатку ротной канцелярии, но не найдя там себе занятия, пошел в магазин. Перед входом столкнулся с начальником военторга. Дворниченко затянул его в подсобку, достал коньяк.
- Вздрогнули!
Выпили не закусывая. В подсобке пахло колбасой, конфетами, повсюду стояли коробки с консервами, мылом и прочими товарами. Вошла продавщица, принесла чашки и чайник. Ароматный чай приятно освежил горло. Продавщица не уходила. Дворниченко потянул ее за руку, усадил себе на колени.
- Ну, Света, сегодня ко мне зайдешь?
- Зайду, только Вы опять напьетесь.
Дворниченко запустил руку ей под кофту, но она высвободилась, поправила пуговки, прическу.
- Я пойду, работать надо.
Дворниченко вновь разлил коньяк, протянул рюмку Василию. Закусив шоколадом, Дзюба взглянул на напарника.
- Послушай Женя, вот ты крутишь своими товарами, воруешь напропалую, но тебя даже ругать не за что. Все, что нужно, ты поставляешь, водкой нашего брата регулярно балуешь. Но ведь все-таки воруешь. Воруешь вместе с тыловиками, а они крадут солдатскую пайку.
- Нет, Вася, ты не прав. Я, можно сказать, ворую у самого большого вора, у государства. Оно, милое, всех нас раздевает и разувает, а у многих и жизни требует. Наверху собралась такая шобла, что если я не украду, меня разденут как липку. Где-то недостача, где-то продукты протухли. Но никто меня слушать не станет. Закон джунглей.
Однако, у вашего брата, я не краду, тут ты не прав. Да и много ли я украду? На этой войне так воруют, что тебе трудно представить. До нас доходит только половина того, что положено действующей армии, а может и того меньше. Эшелонами, Вася, воруют и машинами. Отсюда вывозят самолетами, так их грузят - от земли еле отрываются. Так что я – просто мелкий хулиган и пьяница.
- А я, вот, не могу с этим мириться. Скольких солдат положили, офицеры гибнут, а рядом воровство. И воруют, опять-таки, офицеры.
- Тыловики, Вася, это не офицеры! Это вообще такое отродье, которое и людьми-то не назовешь. Они борются только за личную шкуру и строят свой семейный коммунизм. А вообще, сейчас еще выпьем, и я расскажу, как ворую я, кто, сколько и чего украл.
- Ну, расскажи.
- Вот, например, возьмем твоего зампотылу. Загнал две автомашины зимнего обмундирования, даже через границу не перегонял. В Термезе у него все оптом купили, какой-то директор известкового завода. А вы, в рванье, отвоевали лишний год. Потом, они сами, подорвали две пустые автомашины, имитировали нападение духов. А списали под это дело очень ценные продукты. А за рулем были его прапорщики. И еще, помнишь, весной со жратвой хреново было?
- Помню. Я им тогда прокурором пригрозил.
- Вот-вот. А он, там же, в Термезе, продал вагон тушенки. Было два вагона, а до вас дошел только один. Как недостачу покрывать, они знают. Их этому в училищах учат. И все шито-крыто.
- Так уж и не заметно? Мы тут одними макаронами и сухой картошкой питались.
- Дальше рассказывать?
- А ты, почему прокурору не расскажешь?
- Зачем? У меня самого «рыльце в пуху».
Дзюба долго молчал, бросил взгляд на Дворниченко.
- Действительно рыло!
- Ну, это ты брось, не заводись. Я ведь честно ворую, ни с одного солдата, ни с одного офицера, нитки не взял. Я все у государства беру.
- У какого, к черту, государства!? У меня ты воруешь, у меня! Все, что тебе дают, предназначено нам.
- Вася, ты не прав. Ты ни хрена не понимаешь в торговле. Я ведь не учу тебя воевать, а ты не учи меня воровать. То есть, торговать. Впрочем, это одно и тоже. Я еще раз повторяю - ни копейки, у вас я не взял. Ни у солдата, ни у офицера. К примеру, тебе нужна норковая шуба?
- На кой она мне?
- Вот и я так подумал. - Дворниченко вновь разлил коньяк по стаканам.
- Получил я партию шуб, вез их сюда, в Афган, но не довез. Положил в Союзе, у верного друга на складе. Прошел год, но шубы «спросом не пользовались». Никто из вас шубу мне не заказал. Тогда я уцениваю товар, как не пользующийся спросом. Ты же сам, Вася, сказал, что тебе шуба не нужна. Уценил их так, пару раз, и потом продал в Союзе. Продал, как ты догадываешься, по очень крутой цене. Желающих в Союзе - море! Но я делюсь, обязательно делюсь и поэтому сижу с тобой, а не на нарах. И при том с чистой совестью. А теперь скажи, что я у тебя украл?
Дзюба покрутил головой, хмуро посмотрел на друга.
- Вроде бы ничего, но все равно в морду тебе двинуть хочется.
- Это все от зависти, Вася и от несправедливости. И тут ты прав. Взять меня: гад я и вор, но живу лучше тебя. Это не я духов по горам гоняю, это ты их, вот этими руками давишь. Это на тебе армия держится, на тебе все построено. По замыслу, военторг, существует для вас, для военных, а на деле, твои офицеры ходят ко мне кланяться - дай ты ему, что-нибудь вкусненького, сладенького. А что, в Союзе!? Да ты, ротный, ко мне в Союзе, на кобыле не подъедешь. А в целом, кто я такой, против тебя - говно и пьянь!
- В Союзе, я, к заведующей магазином не смогу подойти. Политотдел с потрохами сожрет, не говоря уже о начальнике военторга.
- Да, Вася, вот такое скотство!
- Женя, а «особисты» тобой не занимались?
- Тьфу-тьфу! В «ЧК» тоже люди работают, тоже кушать хотят. Пасутся их работники у меня, но так, по мелочам, у них скромные запросы. В основном, скажу честно, люди там порядочные. Рядом с политотделом, не поставишь. Вот те кровососы! Политотделовцы из магазинов не вылезают. В Союзе, их жены, заколебали меня.
Сколько я их перетрахал, не вспомнить. И за что: за шубки, за тряпки, за место продавщицы. Проститутки конченые! Твари. И я тварь.
- Ну, раз ты это осознаешь, значит не совсем потерянный человек. В целом - мужик что надо! Давай выпьем.
- Спасибо, Вася. Твое мнение для меня - высшая проба! Я раньше как об офицерах судил - бабники, рвачи и пьяницы. А здесь, под пулями, вижу, есть у нас люди, настоящие офицеры! Вот ради таких офицеров я согласен жить и работать, - усмехнулся. - Но и воровать не перестану. А почему ты про «особистов» спросил?
- Что-то они мне на хвост сели, не знаю почему?
- Тебе!?
- Не ори ты! Сам точно не знаю. Один парень сказал, что на меня дело завели.
- На тебя!?
- Да, не ори, говорю.
В подсобку заглянула продавщица, встревожено оглядела обоих.
- Пошла вон! - гаркнул на нее Дворниченко. Та шарахнулась обратно. - Вася, ты понимаешь, что говоришь? Это ведь опять тридцать седьмой год. Опять командование будут чистить? Ну, гады! - забегал по подсобке Дворниченко.
- Да будет тебе, шум поднимать. Подумаешь - каким-то капитаном КГБ занимается. Я не знаю, что они там накопали, но так, как я, не ворую, не продаю, служу как положено, ничерта они мне не сделают. Сейчас, все же, не тридцать седьмой.
- Погоди. – Повернулся к двери. - Светка! - окрикнул Дворниченко продавщицу. В дверях моментально появилась знакомая фигура. - Две бутылки коньяка сюда.
Передав коньяк Дзюбе, Дворниченко наотрез оказался брать деньги.
- Это тебе за то, что ты меня другом считаешь. Я горжусь такой дружбой. И еще за то, что ты меня от душманов защищаешь. Медаль тебе не могу дать, даю, что могу. Я зайду к тебе вечером. Привести, кого-нибудь, из моих? - Дворниченко хлопнул продавщицу по заду.
- Сам заходи, их не надо, - улыбнулся Дзюба.
**
Полякова не устраивал доклад Яценко о происшествии с Румянцевым. Он чувствовал, что Яценко чего-то не договаривает. Непонятно, почему, например, Дзюба решил показать всей роте этих агентов, чем были спровоцированы эти действия, как получилось, что он безошибочно определил их? Бывали в практике случаи расшифровки, но, чтобы сразу трех агентов - это «ЧП», уже неординарное.
- Напишите мне рапорт о случившемся, - обратился он к Румянцеву. - Я сам хочу побеседовать с этим Дзюбой. Предлог налицо.
- Я думаю, что не следует этого делать, - вступил в разговор Яценко. – Во-первых, меньше будет разговоров в бригаде. Мы, в данном случае, не здорово выглядим. А так, они будут говорить, как об обычной, очередной выходке Дзюбы, а не о «ЧП» в КГБ.
Во-вторых, нам будет легче зашифровать этих солдат, хотя, это почти невозможно, но и об их судьбе нужно думать. Я не знаю, что с ними сделает Дзюба после беседы с Вами, но главное - их сослуживцы. Мордобой – это как минимум. Вызов сюда Дзюбы и ваша беседа с ним обострят обстановку. Если мы не тронем Дзюбу, он сам будет сомневаться в своей правоте. В третьих, он объект проверки...
- Хорошо, я пока не владею ситуацией. Надеюсь, что вы правы. Соберите завтра весь оперативный состав. Сами-то, мы, должны этот случай обсудить подробно, чтобы на будущее не иметь таких инцидентов.
Когда Яценко с Румянцевым вышли, Поляков поднял трубку телефона.
- Владимир Ильич, время к вечеру. Приглашаю к себе, на коньяк.
Велин ответил кратко: «буду в двадцать часов». В восемь вечера появившись у Полякова, плотно прикрыв за собой дверь, с улыбкой заметил.
- Сегодня-то я знаю, за что будем пить.
- Да, уж куда яснее.
Они сели, закурили, выпили, по обычаю, звонко чокнувшись стаканами.
- Расскажите мне, как было дело с Дзюбой. Мои врут, это видно невооруженным глазом.
- Что и «ЧК» врут?
- Врут! И еще как врут! С высоких позиций «защиты Родины, Отечества». Тоже ведь люди - слабы, грешны.
- Ну, тогда слушай...
Поляков искренне и долго смеялся. Снова подняли стаканы.
- А я думал, ты ругаться станешь, злиться на моих.
- Что теперь ругаться? Твой Дзюба молодец, хоть и подвел нашу «контору». Из него получился бы отличный оперработник.
- Вот этого не надо! Он на своем месте хорош.
- Слушай, идем к тебе. Коньяк возьмем - это свято. Я не хочу Дзюбу к себе приглашать: сам понимаешь, как выглядит вызов к начальнику Особого отдела. Пригласи его к себе, хочу в спокойной, свободной обстановке поговорить с ним.
- Вы, КГБешники, вообще «с приветом»! Мне, с подчиненными пить нельзя, даже в свободное время. Я Дзюбу утром порол, как сидорову козу, а вечером с ним пить. Увольте.
- Верно, я не подумал. Ходят слухи, он у тебя в любимцах ходит.
- Точно. С первых офицерских шагов его пестую, на глазах вырос.
- И, как вижу, порешь регулярно.
- Люблю как душу, трясу как грушу.
- Ну, а если ему что-то наше доверить?
- Ручаюсь, как за себя, Надежнее – во всем Афгане не найдешь.
Беседа закончилась за полночь, при чем, разговор, по старой мужской традиции перешел «на баб». Спокойно, «по-командирски», обсудили весь женский персонал медсанбата, узла связи. До военторга не добрались, не хватило коньяка.
**
В кабинетах Особого отдела было шумно, царила нервозная атмосфера. Оперсостав курил в коридоре, в полголоса обсуждали обстановку и само происшествие. Суслов неоднократно пытался выведать у Румянцева детали случившегося, но тот, свято выполняя указания Яценко, отделывался общими фразами.
- Ты, как провинившаяся институтка! - психанул Суслов. Что ты перед нами ломаешься, все равно, сейчас все, как на духу, будешь рассказывать в кабинете у шефа.
- Это мое дело, что рассказывать, а о чем помолчать.
- Был ты среди нас овцой, отбившейся от стада, - раздраженно заметил Суслов, а стал козлом! Раз мозгов не хватает - напоролся на неприятность, сам и отвечай. Я, защищать тебя, не буду. Дзюбу мы все хорошо знаем, мужик что надо, а ты, сам расхлебывай свое ..., свою кашу.
- Так я что, еще и виноват?! Этот нахал гадит нам, как может, а вы его паинькой считаете. Этого Дзюбу давно в Союз нужно откомандировать за все его дела. Материалов на него, целая папка собралась, а после этой выходки, можно за двадцать четыре часа в Союз отправить.
- А что может быть «получено» на Дзюбу? Ты что, на него «подборку» завел?
- Не «подборку», а «сигнал».
- И с какой окраской?
- Если нужно на совещании доведут.
- А на операцию, к духам, ты пойдешь, когда Дзюбу откомандируют? - с ехидством поинтересовался Суслов.
- Каждому свое.
- Это уж точно. Ты, за эти два года, за пределы аэродрома ни разу не высунулся. Объясни-ка нам, за что медаль получил?
- Не твое дело! - вспылил Румянцев.
Из кабинета показался Яценко.
- О чем шумим, шпионоловы? - с натянутой улыбкой спросил он, подойдя к оперработникам. - Накурили, хоть топор вешай.
- Обсуждаем, как Румянцев вместо Дзюбы на операцию к духам пойдет.
Яценко молча, уже без улыбки взглянул на офицера.
- Вам все шуточки...
- В жизни, всегда есть место шутке! - встрял, стоявший рядом, Забаров.
Почувствовав общий настрой не свою пользу, Яценко усмехнулся и, выразительно глянув на Румянцева, скрылся за дверью кабинета начальника.
- Ты, особенно не ерепенься, - отвел Суслова в сторону Забаров. - Его скоро начальником назначат, тогда попоешь.
- Слава богу, не к нам.
- Жизнь, она по спирали развивается. Шарик круглый. Где-то в Союзе, можешь оказаться под его началом, вот тогда он тебе кровушку попьет.
Румянцев рассеянно слушал разговоры, больше беспокоясь о своем положении. Наконец всех пригласили в кабинет Полякова. Сотрудники расселись за длинным столом, привычно раскрыли тетради, для записи «ЦУ».
- Начну с того, что скажу очень тривиальную вещь - прошу быть всех профессионалами. О том, как «не надо делать», сейчас нам расскажет майор Румянцев.
Румянцев не ожидал такого поворота. Что и как, и в каком объеме рассказывать? Он посмотрел на Яценко, но тот сидел, уткнувшись в свою тетрадь, вычерчивая какие-то фигурки.
- Товарищ полковник, - обратился Румянцев к Полякову, - я не понял, о чьих действиях я должен рассказывать? Я ведь ничего не делал, просто стоял, а он, вывел их и поставил перед строем.
- Я прошу вас рассказать по порядку, как все проходило, в динамике, так сказать.
- Выполняя указание начальника, - начал Румянцев, - я пришел в расположение роты Дзюбы, чтобы встретиться и поговорить с ним...
Поляков мельком взглянул на Румянцева, - «Ишь ты! – «выполняя указание». Уже и вина меньше».
- ...Дзюба в это время проводил построение личного состава. Увидев меня, он дал команду, выйти из строя трем солдатам. Те вышли, а Дзюба говорит: - «Вот твои агенты». Румянцев замолчал, пожал плечами.
- Это все?
- Все.
- Что вы делали дальше?
- Молча повернулся и ушел.
Поляков поднялся, прошелся по кабинету. Вранье и трусость всегда выводили его из себя, он пытался сдержаться. Сел на место.
- Какие у кого будут мнения?
- А на кой черт он это сделал? - подал голос Забаров. - Ты что, поругался с ним до этого?
- Нет, не ругался.
- Мы все знаем Дзюбу. Просто так, он не станет такие номера откалывать.
- Я должен пояснить, - подал голос Яценко. - С Дзюбой, ранее, проводились профилактические беседы из-за его поведения, информировали о нем командование. Так что, особой любви он к нам не питает.
«Хорошо отвертелся, грамотно» - подумал Румянцев. - «Значит, Полякову он не все рассказал. Знать бы что! Дернул меня черт, ему рассказать правду. В шоке был».
- У оперсостава будут вопросы?
- Мне не понятно, - поднялся Суслов, - как мог такой серьезный человек, каким является Дзюба, шутить такими вещами?
- Серьезный человек не ведет аморальный образ жизни, а Дзюба вечно пьян, вечно с женщинами развлекается.
- А ордена, ему тоже за баб дают?
Яценко поднял глаза на Забарова.
- Прежде чем защищать Дзюбу, потрудитесь сами меньше пить. Ни одно партсобрание, без обсуждения Вашего поведения, не обходится.
- Я и не защищаю Дзюбу. Он сам себя защитит. Если произошла расшифровка, виноват оперработник. Конспирацию соблюдать нужно. Мне все же непонятно, зачем он выставил этих стукачей на показ всей роте?
- Куда вы скатились, Забаров?! Мы воспитываем агентуру на патриотических примерах, говорим об их патриотическом долге, а вы, как самый затрапезный обыватель, так отзываетесь о наших агентах.
- А я говорю не об агентуре, а о стукачах. Нам, среди солдат, агентура не нужна и это всем ясно. Ни одной ориентировки я не читал и ни разу не слышал, чтобы ЦРУ поставило задачу своему сотруднику завербовать нашего солдата в первом взводе мотострелкового полка. А мы столько нервов и времени тратим на это, что мне самого себя, до слез жалко. Ведь люди про нас думают, что мы, в КГБ, занимаемся серьезными задачами, что это мы стоим на рубеже защиты Государства. А мы вербуем солдат, следим за самоволками и «не Отечества для», а чтобы лишний раз «уколоть» командование. Стыдуха!
- Этого требуют наши приказы.
- Наши приказы этого не требуют, их умные люди пишут. Это уже на местах, внизу, каждый начальник крутит этим приказом, как хочет, чтобы прикрыть свою задницу. Ведь ни кого и никогда еще не ругали за наличие лишней агентуры. А пора!
- Вы что, Забаров, пьяны? Да он пьяным на совещание прибыл! - обернулся Яценко к Полякову.
Поляков молча смотрел на своего заместителя. Тот, не встретив нужной поддержки, смешался и вновь обратился к Забарову.
- Вы с утра выпили или с вечера не протрезвели?
- Это с чего вы решили, что я пьян? Дыхнуть?
Разговор перерастал в перепалку. Поляков не хотел скандала, поднялся.
- Не думаю, что Александр Леонидович настолько безответственен, что выпил перед совещанием. Но мы отвлеклись. Речь идет о происшествии, о расшифровке сразу трех агентов, какие бы они не были. В первую очередь, это живые люди и для них, это травма, для нас - позор! Как правильно уже заметили, их могут, конечно, не убить, но избить основательно. Это как раз и говорит о том, что уровень работы сотрудника, стиль работы, довольно примитивен.
Агент – это образованный, умный, находчивый человек, работающий на нас, а значит и на государство ради высокой цели. В этом я с Забаровым согласен. Командир бригады, очень оперативно, отправляет их во внутренний округ, за это ему спасибо. В случае «мордобоя» виноватым был бы не Дзюба, а мы, с нашим неумением работать.
- Повезло солдатам, домой едут. Сейчас нужно ждать массовых расшифровок нашей агентуры.
Послышался легкий смех. Суслов толкнул Забарова в бок, подмигнул – каков начальник!?
- Не думаю, что дойдет до этого. Лучше бы узнать о причинах такого поведения от самого Дзюбы и выяснить все мотивы. Мне кажется, что товарищ Румянцев не все нам рассказал и полагаю, что у нас произошла расшифровка не только агентуры, но и наших отдельных материалов.
Румянцев похолодел. Такого оборота дела он не ожидал.
- Прошу Вас рассказать оперсоставу обо всех обстоятельствах в отношении Дзюбы и, еще раз повторить, как произошла расшифровка агентуры.
- Что? Рассказывать все о «сигнале»?
- Кратко, по фактам. Я же не думаю, что кто-то из оперсостава, расскажет Дзюбе о сути материалов и наших промахах.
Румянцев бесцельно закрыл, потом вновь открыл тетрадь, поежился, взглянул на Яценко - ну держись Виктор Иванович, мосты сожжены!
- Я проверял сигнал на офицера «Д» с окраской «Измена Родине в форме бегства за границу с угоном авиатехники»....
Оперработники недоуменно переглянулись, уставились на Румянцева - ну-ну, продолжай, что за сигнал такой?
- ...неделю назад мы, с Виктором Ивановичем, проводили контрольную встречу с агентом «Сокол» - одним из подчиненных офицеров Дзюбы. Я сомневался в честности этого агента, а Виктор Иванович стал напрямую расспрашивать «Сокола» о Дзюбе и его связях. Теперь, мы подозреваем, что агент довел до Дзюбы наш интерес, а Дзюба, в отместку, расшифровал наших агентов.
Яценко смотрел на Румянцева во все глаза: – «Ну, постой гаденыш, встретимся еще!»
- Теперь, подробно, об инциденте с агентурой.
- Я же рассказывал.
- Рассказывали, но представили дело так, что во всем виноват Дзюба. А мне кажется, есть огромная доля Вашей вины. И, встаньте, пожалуйста, чтобы вас было лучше и видно, и слышно, всем, здесь сидящим.
Деваться было некуда, но часть вины он уже переложил на Яценко. Теперь тому еще больше от шефа перепадет за то, что своевременно не доложил всей правды.
Румянцев еще не закончил свой доклад, как Забаров и Суслов откровенно «заржали». За ними захихикали и остальные.
Яценко бросил взгляд на Полякова, тот сидел молча, вычерчивая какие-то фигурки в тетради. «Он что, совсем рехнулся? Что творит, прямо судилище устраивает!»
Оперработники оживленно переговаривались, поглядывая на неудачников. Яценко побагровев, молчал.
- Какие будут суждения по вскрывшимся обстоятельствам?
Поднялся Суслов.
- Думаю, что нужно срочно менять оперработника. Несомненно - произошла утечка информации и Дзюбе стало известно, что им интересуется Особый отдел. Я, правда, не представляю, как можно сигнал, с такой окраской, приклеить Дзюбе. Лично я знаю его как простого, русского человека, офицера с высоким пониманием долга. Честь и совесть, для него, не пустые слова.
Зачем ему угонять самолет, когда он, чуть ли не каждую неделю, по границе Пакистана гуляет? А характер у него такой, что наверняка уже и пакистанцам не раз давал просра…, то бишь «прикурить». Тут, какая-то, ложная информация прошла.
- Эта информация перепроверена, полностью подтверждена свидетельствами очевидцев. Кроме того, его моральный облик...
- Да какой там, к черту, моральный облик. Ну, таскает он к себе баб, так он же холостой, какие к нему претензии? И я уверен, что если Василий когда-нибудь женится, более верного мужа не сыскать. Я вновь утверждаю, что этот сигнал – чушь. Я обслуживаю штаб, вижу его каждый день, хорошо знаю его и готов поручиться за него. Если такой сигнал существует, то это, кто-то из завистников решил его оговорить. Если, конечно, это не блеф оперработника.
- Вы больше верите Дзюбе, чем своему коллеге? - вопрос Полякова заставил всех замолчать. Теперь все смотрели на Суслова. Ни на секунду не замешкавшись, Суслов резко и категорично ответил
- Да. Я доверяю Дзюбе и не доверяю Румянцеву.
- Можете обосновать?
- Могу, но не хочу. Вы человек новый, у вас должно сложиться свое мнение.
- Я полностью поддерживаю нашего партийного секретаря, - вставил Забаров, - демонстративно протянул руку Суслову и они обменялись рукопожатиями.
- Хорошо, садитесь. - Поляков обвел всех взглядом. Кроме Румянцева и Яценко все смотрели на него открыто, ожидали, что скажет новый начальник в острой ситуации.
- Вот, что я хочу сказать в первую очередь. Я начал совещание с того, что просил вас быть профессионалами и это важно. И один из вас, капитан Забаров, начал именно профессиональный анализ случившегося. Этот случай свидетельствует о состоянии контрразведывательной работы участке Румянцева, а может и в целом по отделу.
Я согласен с Забаровым, что приказы наши написаны правильно и в них нигде, не говорится об обязательном наличии определенного количества агентуры. В них говорится о достаточном и надежном контрразведывательном обеспечении наших войск и сколько иметь агентов, каждый определяет самостоятельно. Нельзя перекладывать на плечи агентов задачи, которые может и должен решать лично оперработник.
Именно, сам оперработник, должен быть, в первую очередь, первоклассным агентом и выполнять основную массу работы. Основной объем информации собирать лично, анализировать ее и лишь потом, на острые участки, направлять агентуру, через которую разрабатывать объекты нашей заинтересованности, а не собирать через агентов «жареные факты».
Когда оперработник превращает агента в заурядного информатора, а если угодно, стукача, происходят истории, подобные этой. Агент, это, прежде всего высококвалифицированный специалист, который должен работать или над проблемой, или с конкретным противником. Вот тогда, ему самому, будет интересно, авторитет органов КГБ поднимется в глазах людей, с которыми мы работаем бок о бок.
Агентура Румянцева работала по принципу «что увижу, то скажу». Это, извините, оперативная бездарность или же нежелание работать. Что мешает Румянцеву хорошо работать, мы сможем определить и помочь. Но мы не станем держать на должности оперработника, фальсифицирующего материалы и будем освобождаться от таких.
Поляков обвел всех взглядом: сидели как мыши, это хорошо!
- Я тоже поинтересовался Дзюбой и скажу честно – мне нравится этот аморалист. И, прежде всего - своими человеческими качествами. Не мне вам рассказывать, как Дзюба дорожит каждым солдатом, как готовит их к боевым действиям, делает своих солдат настоящими профессионалами. Посмотрите, как гордятся солдаты, тем, что служат в его роте, как стоят за ротного стеной. Это потому, что Дзюба сильная личность, настоящий военный профессионал и люди к нему тянуться.
Меня вообще, удивляет, как могли быть заведены материалы на Дзюбу, тем более, так долго продержаться. Это значит, что Румянцев лично Дзюбу не изучал, его личных качеств не знает. А ведь вы, наша смена, вы вскоре станете руководителями и чем выше должность, тем важнее задачи. Очень плохо, если бездарный оперработник, который в самом низшем звене не научился работать, вдруг поднимется по служебной лестнице и становится большим начальником. Тогда и цена ошибки будет гораздо больше.
Я подчеркиваю – мы, сейчас, самое низшее звено в КГБ, мы те, кто собирает первичную информацию. Наша информация и сведения из сотен других отделов, анализируется «наверху» людьми, способными к правильным выводам, к обобщению, перепроверяется через сотни других агентов, а потом докладывается высшему руководству для принятия правильных политических решений. Но на нашем, низшем уровне, в человеке, сотруднике, закладываются те качества, которые нужны для большой и серьезной, государственной работы. А теперь, оцените каждый себя, свою работу в свете того, о чем мы говорили, чтобы вы, своими решениями не искалечили бы судьбу человека, не принесли бы ущерба стране. Это все. Совещание закончено, все свободны.
В общем кабинете оперсостава табачный дым стоял сплошной стеной - курили даже те, кто вообще не курил. И говорили сразу все. Румянцев сидел за своим столом, затравленно поглядывал на коллег, но интереса к нему не проявляли. Такого исхода совещания никто не ожидал. Суслов положил руку на плечо Забарова.
- Ну, Саша, спасибо за поддержку парторганизации. Неужели нам повезло с начальником?!
- Повезло! По этому случаю, предлагаю сегодня выпить.
- Вот это слова зрелого контрразведчика! А у нас, всегда есть в запасе. Приглашаю всех в штаб. - Бросил взгляд на одиноко сидевшего Румянцева. – А ты, пока не поздно, брось «дело» на Дзюбу в печку.
Румянцев не ответил, сунул папку под мышку и вышел из помещения.
«Черта, лысого!» - шагая в свой домик, вслух ругался Румянцев, - «мой срок здесь кончился, завтра - послезавтра прибудет сменщик. Там, три дня на передачу дел и в самолет. Не успеете даже характеристику на меня переписать».
В отличие от соседней комнаты, в кабинете Полякова царила гнетущая тишина. Яценко не сдерживал накопившуюся злость и, уже минут пять, не выбирая слов, высказывал Полякову «свое мнение».
- Ваше мнение, - перебил его Поляков, мне понятно. Вы объясните мне простую вещь - почему Вы, мой, заместитель, мой первый помощник, обманывали меня?
- Я вас не обманывал...
- Вы не просто обманывали меня. Вы мне попросту врали. Когда вы, с Румянцевым, докладывали материалы на Дзюбу, то ничего не сказали о расшифровке.
- Я сам не знал.
- А за что же вы «отчистили» Румянцева на явке? Это первое. Второе - докладывая о расшифровке, вы представили события так, будто Дзюба сам вычислил этих агентов и «по вредности характера», расшифровал их публично. А Дзюба, посмеялся над нами, то есть, в вашем лице, над всей контрразведкой, над этими «дубоголовыми операми». И я вам скажу, почему вы так поступили.
Расскажи вы правду, стала бы известна ваша личная ошибка на встрече с агентом «Сокол». А так, вы с Румянцевым выставили «врагом» Дзюбу. Его бы скорее откомандировать в Союз и замять все сразу. Вот и весь ваш расчет. А судьба Дзюбы вас интересовала меньше всего.
Наступила тягостная пауза. Яценко подавлено молчал.
- Я полагаю, что вас еще рано назначать на самостоятельную работу. Должность начальника Особого отдела подразумевает большую ответственность, в том числе, и за судьбы тех, кого мы проверяем.
- Ну, это не Вам решать. - Румянцев поднялся. - С вашего разрешения, я пойду.
- Не задерживаю.
***