“Река Большая Карасевка (Биюк-Карасу) – самый значительный приток Салгира. Она начинается карстовым источником Карасу-Баши на северо-восточном склоне Караби-яйлы. Ее длина 86 км, площадь бассейна 1160 кв.км. Средний многолетний расход около 1,8 м/сек. Воды реки используются для орошения. В связи с этим река в летний период пересыхает и не всегда доходит до Салгира.
Видовой состав рыб в связи с маловодностью рек немногочисленный, причем отдельные виды рыб живут только в определенных реках. Например, гольян и эндемичный подвид – шемая населяют только Салгир и Большую Карасевку. В последней водится и другие эндемики Крыма – салгирский рыбец и речной бычок-бабка. В Карасевке водятся и эндемичный крымский усач, и еще около десяти видов распространенных рыб.”
“Солнечный Крым. Физико-географический очерк”. 1976 г.
Того, что было тридцать пять – сорок лет назад, в Карасевке уже нет. Куда-то исчезли те самые эндемики – виды животных или растений, свойственные только небольшой территории. Как, впрочем, и распространенные рыбы…
В детстве, именно в те же годы, когда был написан упомянутый путеводитель, я частенько приезжал на Карасевку половить рыбку. Рыбы – разной! – было много, без улова я не оставался. Конечно, “крупняк” был не моим уделом, зато мелочи было множество, особенно тех самых бычков-бабок. И конечно, карасей…
Думается, именно из-за изобилия этой вкусной и живучей рыбки и назвали речку Биюк-карасу русские переселенцы. А не из-за топонимической кальки с тюркского “Карасу” (черная вода). Вода, вообще-то в те годы была довольно прозрачной, детьми мы в ней купались с мая по сентябрь – и никто не болел ничем – ни простудами, ни кожными болячками… Да и глубина была. Особенно около так называемых плотин. В районе сел Уваровка, Новоивановка и Демьяновка, что недалеко от Нижнегорска, таких плотин насчитывалось три. Теперь их нет…
Юрий Таганов родился на берегах Большой Карасевки. И вот уже почти сорок лет его жизнь связана с рекой. Она влилась в Юркину душу своими водами, утвердилась рыбацким счастьем, запечатлелась в памяти событиями водной и набережной жизни... Многое может рассказать бывши депутат сельского совета Ю.А.Таганов, рыболов-любитель и патриот своей Карасевки.
“Первое впечатление от рыбалки, – вспоминает Юрий, - мне три-четыре года, отец ловил рыбу и дал мне удочку забросить. Я закинул, но зацепился за какую-то плавающую ветку и стал вытягивать леску. Вытаскиваю и вижу – на крючке крупная рыбка. Оказалась, плотва. Мне, конечно, показалась гигантской…”. На том же месте, напротив родного дома, лет в пять, Юра уже ловил карасей. За бегство без спросу на рыбалку его первый раз и наказали…
Подростком Таганов весь день мог провести на реке. Если кто искал, – искали на речном берегу. Удачливая рыбалка очаровала юношу. “Лет в 14 я просто заболел карасевой рыбалкой! Мелкого карася было в садке всегда полно, но вот за крупным надо было охотится. На специально подготовленную наживку на нашей речке вместе с отцом я ловил карасей до килограмма! Немного, правда, но я таких больше никогда в жизни не видел!”.
А в 1991 году Юра начал ходить на карпа. В одном омуте он изо дня в день пытался поймать эту рыбину. Сазан же только обрывался, так как рыбак не мог его просто вытащить! Сначала он не говорил отцу, потом все же признался. Тот несколько дней спустя на специальную снасть-резинку вытащил из сумрачной глубины красавца-сазана весом в шесть с половиной килограммов! “В те годы чтобы я пришел с рыбалки без карпа! Конечно, чаще попадались рыбины с килограмм и чуть больше”, - вспоминает заядлый рыболов.
Везло на Карасевке и другим рыбакам. Известным не реке карпистом был Михаил Дьяченко. Он на килограммовых усатых рыб не разменивался, иной раз днями сидел с удочками. Но своего пяти-шести килограммового сазана брал… “Дядь Миша с удочкой родился, и с удочкой умер”, - вспоминает Юра о соратнике. “Где-то в 1993 году в верховьях прорвало плотину. Рыба ушла из ставков в реку. И тогда я единственный раз видел в Карасевке толстолобика. Представьте, плывет такой себе поросенок килограммов на сорок. Мужики в него кто вилами кидает, кто садком приманивает, даже из ружья стреляли. Но ушла рыбина – на чье-то счастье…”
Вспомнил Юрий Таганов и все виды рыб, водившихся в Карасевке в разное время (насчитав их до 15), и два вида раков, и множество птиц и водных млекопитающих, привлекаемых обилием рыбных запасов. Еще школьником он изучил ихтиологию и поведение местных рыб, причем часто – на практике. Написал несколько очерков о местной рыбалке – оказалось, что в стол… Рыбы становилось все меньше… Много ее выловили бреднями после обмеления речки, загубили электроудочками в период диких 90-х. Но главная беда пришла с разрушением плотин.
Сначала сорвали малую плотину в Новоивановке, самую нижнюю на реке. Пара “товарищей” из поселения бывших «депорированных» по началу весеннего половодья заметили в своих подвалах воду. Недолго думая, подогнали трактор с ковшом, пару раз копнули возле плотины – и напор воды, слизав остатки земляной насыпи, устремился в Салгир. Затем из-за увеличения скорости водяного потока сорвалась насыпь на предыдущей, уваровской, плотине. Была там обводная труба, через нее не один десяток лет лишняя вода уходила. Но ее кто-то присмотрел на металлолом… Затем прорвало демьяновскую плотину, самую верхнюю, бетонно-каменную, которой “тоже помогли прорваться…”. Уничтожение плотин повлекло за собой быстрое заиливание русла реки. Раньше ил не накапливался так, удерживаемый плотинами в верховьях и многокилометровыми зарослями камыша вдоль берегов (камыши сейчас уничтожили огнем). Рассеивалась глина и по большому объему воды. Изобилие рыбы тоже влияло на илообразование, ведь часть ила включалась в пищевые цепи. И главное – река не текла быстро, удерживаемая плотинами, и не так размывались берега, глина с которых и составила большую часть этого самого “ила”. Свою роль играли и деревья.
“Тополям тут некоторым было лет по 300, - рассказывает Юрий Таганов. – Я знаю точно, где они росли. Русло было глубокое, но неширокое, берега сплошь покрыты растительностью. Но сейчас все более-менее крупные деревья спилили. Живут в селах вдоль реки либо на пенсию, либо на случайный заработок. А уголь не докупишься. Вот и начали тополя резать вдоль речки – вроде ничейные”. Он специально изучал вопрос полноводности, и пришел к выводу, что где-то лет сто назад Карасевка была глубокой, до 2-2,5 метров, рекой и шириной в 3-4 метра. Такая себе в кряжистых тополях канава, с ямами-омутами и чистой водой. И с рыбой…
А сейчас… “Там где еще лет десять назад воды было по грудь, сейчас – по колено. Набрасывает массу земли течением. Вода идет быстро, как в горной речке. Малек не разводится, а крупная рыба – уходит по течению”, - сокрушается заядлый рыбак, ставший и гидробиологом, и гидрологом поневоле.
Но Юрий решил бороться. За реку, которую знал и полюбил с детства. Он стал депутатом Уваровского сельсовета. Изучив вопрос еще начале 2000-х, посчитал, что восстановление одной плотины потребует более 126 тысяч гривен по тем ценам, а еще необходима чистка русла и драгирование водоема. Плюс обязательная обсадка берегов ивами, вербами, тополями… Конечно, в сельсовете денег на все это не было. Делал депутат запросы и в районный водхоз, и в Симферополь… Нет денег на восстановление плотин на Карасевке – было ответом. Поддержал было инициативу местных жителей, решивших восстановить малую плотину, чтобы из ставка поить коров. Собрали даже несколько сотен гривен, но на полноценную работу трактора-экскаватора этого маловато. А сельчанин много то не сможет дать? Вот собранные деньги и осели в сельсовете. До лучших времен? А там и депутатство закончилось…
“А раньше не только на рыбалку, на речку выезжали. На пикники. На лед зимой кататься. Получали моральное удовлетворение, так особенно нужное сейчас, в наше страшное время. Но… Нет реки. Нет красоты. Одна грязь…”, - вслух рассуждает бывший депутат сельсовета. И еще вспоминает нечто запредельное: “Где-то как раз перед самым тем развалом плотин, рыбалил я у островка, прозванного Крокодильим, возле Новоивановки. Вдруг из-под нависших кустов у берега напротив в воду что-то огромное, белое ныряет. Вынырнуло прямо возле поплавков, глаза красные, аж жутко стало. Присмотрелся – ондатра-альбинос. Но до чего же здоровая! Посмотрела на меня, полежала на поверхности – и в глубину. Потом еще несколько раз приплывал на лодке на то же место, но зверя не встретил. Слышал после – убили белую ондатру. А мне кажется, это дух реки был…С ее смертью и река стала умирать”.
Стелится туман вдоль воды. Только-только забрезжил летний рассвет. Еще не летают стрекозы, молчат птицы. Самое карасевое время. Три удочки – и на всех клев. Один поплавок ведет, другой положило, третий утаскивает в глубину. Карась, один в один, граммов по триста, уже лежит в мокрой прибрежной траве. И опять клюет… Увы, это не эпилог саги о пропавшей красоте, а чистое воспоминание о былом. “Нет реки. Нет красоты…”
