В XVIII веке Россия осознаёт себя великой державой: границы отодвинуты, враги повержены (досадный казус с Прутским походом стараются не вспоминать), и в 1721 г. Сенат и Синод преподносят Петру титул императора всероссийского с примечательной формулировкой: «Как обыкновенно от римского сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены».
Империя! Как Римская!
Теперь нужно соответствовать – российские историки и литераторы почувствовали себя равноправными участниками европейской истории, им захотелось написать историю России по европейскому образцу, и двигаются они по уже проложенному пути.
В ХV веке в Москву приезжает киевский митрополит Спиридон-Савва, поссорившийся с великим князем литовским Казимиром. Иван III милостиво принимает опального митрополита (враг моего врага – мой друг!), но что-то пошло не так, и Иван отправляет Спиридона в ссылку в Ферапонтов монастырь.
Кроме фресок, созданных знаменитым Дионисием, монастырь был известен богатым собранием книг и рукописей – возможно, на эти сокровища опирался Спиридон-Савва, сделавший невероятную попытку вернуть расположение великого князя. Ссыльный митрополит пишет «Послание о Мономаховых дарах» (или «Сказание о Мономаховом венце»), в котором заявляет, что открыл великую весть: византийский император Константин Мономах передал юному киевскому князю, своему внуку, Владимиру, получившему многозначительное прозвище Мономах, сыну своей дочери, царские регалии, среди которых знаменитая шапка Мономаха.
Но и это не всё! Спиридон-Савва посылает Ивану III «обнаруженную» им родословную русских князей, из которой следует, что Рюрик, пришедший на Русь с братьями и дружиной, был дальним потомком некоего Пруса, а вот этот Прус и был братом древнеримского императора Августа!
По всей видимости, первым Рюриковичем, который гордился своим происхождением, был Иван Грозный, который заявлял: «Мы от кесаря Августа ведёмся!»
Легенда о Мономаховом венце и происхождении Рюрика от Пруса, а русских князей от Рюрика, была записана в «Сказании о князьях Владимирских», это сочинение и стало династической историей московского правящего дома.
В XVIII веке молодой империи нужна была прежде всего своя античность: легендарные правители, эпос и мифологический пантеон. С династией всё налажено: Пётр был законным наследником Романовых, поскольку основатель династии Михаил Фёдорович был племянником царя Фёдора, сына Ивана Грозного, и воспринимался как продолжение его эпохи.
Но славянское язычество не успело развиться до уровня античного: не было ни сонма богов, ни устойчивых мифов об их иерархии, о деяниях и родственных отношениях. Но историкам XVIII века казалось, что можно и важно доказать, что все это было. Они по крупицам собирали сведения, и там, где оставались белые пятна, не стеснялись додумывать.
Так появились славянские боги, про которых очень точно сказала Людмила Николаевна Виноградова (родилась в 1936 г.), советский и российский специалист по фольклору, этнолог, доктор филологических наук, сотрудник института славяноведения РАН: «Движимые стремлением описать славянскую мифологию по аналогии с детально разработанной античной, авторы первых трудов по славянскому язычеству создали длинные списки так называемых «божеств», названия которых добывались порой весьма сомнительными способами (например, использовались неясные имена и названия, встречающиеся в поговорках, заговорах, формулах клятв и проклятий, песенных рефренах и т. п., а затем домысливался некий мифологический образ). Так возникли (и, к сожалению, до сих пор не сходят со страниц некоторых новейших мифологических словарей) многочисленные лели, леды, любмелы, дзевои, паляндры, зимцерлы и прочие искусственно созданные «персонажи», включённость которых в архаические верования славян не подтверждается ни надёжными письменными источниками, ни данными устной народной культуры».
«Повесть временных лет» рассказывает о первой религиозной реформе князя Владимира Святославича, и перечисляет кумиров, установленных Владимиром на берегу Днепра, и первым называет «Перуна древяна, а главу его сьребряну, а yс злат». Сигизмунд фон Герберштейн не говорил по-русски, но владел словенским, однако этого оказалось недостаточно, чтобы разобрать выражение из «Повести временных лет»: в его описании «ус злат» Перуна превратился в отдельное божество – Услада. Так выдуманное австрийским дипломатом имя попало к русским писателям, и уже они сочинили ему биографию покровителя наслаждений.
Похожий случай произошёл с Лелем, который и у Пушкина («И Лелем свитый им венец»), и у А.Н. Островского становится «славянским Эротом.
Появился же Лель из свадебных песен: в их припевах повторяются «лель-полель», «ой-люли-лель» и тому подобные припевки. Первые упоминания о божестве Леле содержатся в трудах польских историков XV–XVI веков, в том числе Яна Длугоша и Матея Стрыйковского. Из припевов народной поэзии они вычитали целое семейство: известного нам бога любви Леля, его брата и покровителя брака Полеля и их мать Ладу. А потом российские историки решили, что польские специалисты больше знают, и Лель и Лада вошли русский мифологический пантеон.
В пьесе Островского «Снегурочка» Ярило – «палящий бог ленивых берендеев», всеведущий и гневный. Единственным историческим источником, в котором упоминается это божество, является написанная в XII веке биография немецкого епископа-миссионера, который у западных славян услышал имя Геровит или Яровит, и назвал его богом ярости и войны. Больше Ярило нигде не упоминается, но сейчас все знают, что он был!
А в реальности Ярило (или Ярила) олицетворяет праздник урожая, так называли чучело, такое же, как Масленица, Кострома, Кострубонька и прочие. Это куклы, которых украшали, носили с песнями, а потом сжигали. Современные «неоязычники» выискивают славянских богов везде.
Владимир Яковлевич Петрухин (род. в 1950 г.), историк, археолог, антрополог, доктор исторических наук, считает: «Итак, мы знаем имена шести богов, выбранных Владимиром в качестве главных, мы можем догадываться об их функционале и силах: «...И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь».
Но больше нам практически ничего не известно. Славянское язычество никогда не было единой системой представлений, предания и мифы были утрачены, и даже та информация, которая у нас есть, противоречива и вызывает сомнения.
С большой обидой воспринимают любители древности то, что у нас нет своих «Одиссей» или «Илиад», нет чего-то даже похожего на «Старшую Эдду», нет своих арийских вед. Почему у нас этого не было, можно сказать вполне определенно. Кирилл и Мефодий создавали письменность для перевода Священного Писания. Записывать языческие мифы на этом языке было кощунственно, поэтому ничего не записывали».
Эта обида подталкивала людей к тому, чтобы попытаться заполнить пустоту. Древнеславянскую историю дополняли и украшали новыми богами долгие столетия. Подделки неразрывно переплетались в массовом сознании с реальными крупинками знаний».
Печально, что своё желание узнать прошлое «неославяне» делают оружием борьбы с теми, кто им возражает, вступает в дискуссию. Неославяне забывают, что культура, духовные ценности возникают тогда, когда у общества есть возможность освободить часть людей от тяжкого и малопроизводительного труда – только так появляются поэты, художники, писатели. Попытка в прошлом найти время, когда славянский мир не выживал, а жил в благоденствии, приводят к созданию «Беловодья», Гипербореи, града Китежа.
На это В.Я. Первухин говорит: «Я археолог по образованию и хорошо понимаю уровень жизни славян во время начальной славянской колонизации. Довольно примитивные землянки, в углу была печка. Довольно простой уровень поселения, с другой стороны, не трудно было бросать эти поселения, если нужно было уходить и распахивать новые поля. Конечно, знали славяне и ремесла. Главное, что сейчас достается археологам, – глиняная посуда, которую лепили руками. В основном славяне славятся посудой, которая называется горшком. Это очень древнее создание славянской культуры. Его можно было поставить в печь и сварить кашу. «Каша – мать наша», – это не красное словцо, это то, чем можно было пропитаться в лесу, не очень приспособленном к тому, чтобы развивать животноводство, у древних славян мясная пища была дефицитом», – рассказывает Владимир Петрухин.
Некому и некогда было создавать развёрнутый пантеон богов, оттачивать мифологию, и даже то, что былины, легенды и предания о богатырях и событиях прошлого сохранились не в Киеве и Чернигове, а на русском Севере, подтверждают этот вывод археолога.