«Если бы меня спросили: есть ли сегодня в нашем отечестве территория, полностью свободная от дефицита, — я бы с уверенностью ответила: есть! И вряд ли кто-нибудь взялся бы оспаривать мое утверждение, зная ответ, который прост, это экран наших кинотеатров.
Совершенно сказочные превращения совершаются с белым полотном, как только гаснет свет: роскошная, воистину сладкая жизнь, чарующее глаз изобилие, ошарашивающие приключения, имеющие по большей части счастливый конец. Это в том случае, если фильм иностранный, вероятнее всего - американский.
Если же отечественный, то и здесь что-то малознакомое — все больше из жизни бывших аутсайдеров, ставших теперь лидерами и любимцами кинематографистов. Словом, переиначив детские стишки, можно сказать: у них - принцесса была прекрасная, погода была прекрасная, у нас - принцесса была ужасная, погода была ужасная. Прекрасное и ужасное во все времена манят публику, которая, оказавшись ближе к ужасному, все же хочет провести полтора часа в чужом раю или в собственном аду, куда, как хочется надеяться, мы еще не добрались.
Помню, еще совсем недавно вернувшиеся после долгого отсутствия на родину говаривали: надоело, хочу посмотреть советский фильм. Интересно, найдут ли они что-нибудь такое, в утверждении чего был так последователен наш кинематограф — доброту, веру в человека, надежду.
В репертуаре, который сегодня представляю вам, я нашла. И возникло желание обратиться к вам, уважаемые зрители! Развлекайтесь, веселитесь, наслаждайтесь зарубежной продукцией, но не отступайтесь окончательно от отечественных картин, среди которых есть те, что обращены к вашей душе, к вашему сердцу, те, с исчезновением которых мы утратим понимание самих себя» (Кинокритик Ирина Шилова, 1991).
Читаем «Спутник кинозрителя» 1991 года (№ 6):
„Бесконечность”
«Если уже предчувствуете желание остановиться на бегу, понять, что есть в нашей катастрофической жизни действительно вечного, абсолютно существенного, не подвластного обстоятельствам, не зависящего от убеждений, мировоззрений, личных
свойств конкретной персоны, то постарайтесь найти в репертуаре кинотеатров новую картину Марлена Хуциева „Бесконечность”.
Постарайтесь, ибо в суматохе бед и поиске развлечений, отвлекающих от забот, в погоне за самым веселым, самым страшным, самым заграничным зрелищем, отнюдь не всегда способным перещеголять наши фантастические будни, мы и сами становимся персонажами театра абсурда, которым, к сожалению, не всегда удается остаться людьми. А мы в первую очередь - люди, которым хоть и не чуждо все человеческое, но которые рано или поздно вынуждены будут отчитаться перед своей совестью.
Хуциев напомнил: человек смертен, этот факт неопровержим. В соизмерении с неизбежным многое, очень многое теряет значение, но только обретенное душой получает смысл. Хуциев вышел за пределы сиюминутных оценок, отказался от погони за сенсационным, пренебрег конъюнктурой времени, чтобы попытаться противостоять лавине апокалиптических предвестий, чтобы понять, каков он - наш современник, что утратил, чем болен, на что надеется.
Человек выходит на встречу с самим собой, со своим прошлым, пытается сверить начало и конец биографии, надежды молодости и разочарования зрелости. Исключительность художественного замысла состоит в том, что разреженное пространство фильма, его ослабленный ритм, его свободное дыхание дают возможность не только следить за трудным поиском экранного героя пути к самому себе, но и самому проделать этот путь, восстановить себя.
Я остановилась, почувствовала настоятельную потребность в самознании, нашла силы сопереживать, направить энергию души навстречу художественному посланию. Более того, я ощутила необходимость прожить мгновения, подаренные экраном, когда, проснувшись утром, почему-то не хочется надеть на себя ярмо повседневных обязанностей и дел, не знаешь, что ответить на привычные телефонные звонки знакомых.
Что-то случилось с тобой - сломалось ли, выпрямилось, излечилось ли, Бог весть. И тогда приход по объявлению покупателей книжных полок, совсем нежданный, заставший врасплох, как и азартное их желание скупить все и вся, не вызывает протеста. Наблюдая за выносом вещей, за постепенно пустеющим помеще-нием, не испытываешь ли странное чувство освобождения? В гулкой пустоте становятся особенно слышны сбои сердца, щемящая тоска по несбывшемуся, звучат неслышимо вопросы: зачем явился ты в этот мир, с чем уходишь из него?
А дорога памяти ведет тебя в знакомое прошлое, которое тоже успело перемениться, постареть. И герой картины встретится с самим собой, молодым, исполненным надежд. Диалог двух людей будет прерывист и непрост, как и встречи с друзьями детства, которые не смогут дать легкие ответы на накопившиеся вопросы, не смогут, потому что каждый должен ответить на них сам.
И для этого сомкнутся события сегодняшние с мгновениями исторического прошлого. Тема встреч-прощаний образует ведущий лейтмотив, И сквозь забытое, потерянное прорывается мелодия любви, звучащая пронзительно и поэтично.
Встреча с прошлым состоя-лась, чтобы встретившиеся узнали друг друга и разошлись - уже навсегда. Хуциев, вступивший в область скрытых внутренних переживаний человека, его душевных состояний, интуитивных, подсознательных влечений, не пожелал отдать дань моде, перейти за условный, метафорический язык. Экранная история прозрачна и человечна. Символика финала - и поэтический, и логический итог рассказанного.
Вот ты идешь по руслу ручья, видишь себя же молодого на другом берегу. Ты протягиваешь руки к нему, а он к тебе, чтобы дальше идти рядом. Но скользки берега, но все более и более расширяется устье, и вы почти уже теряете друг друга из вида. А впереди - захватывающий зрение полностью разлив реки, встретившейся с небом. И свет.
«Анекдоты»
Вероятно, к достижениям перестройки и гласности можно отнести тот факт, что греческое слово „анекдот”, то есть неизданное, почти что совсем потеряло свое значение: антологии анекдотов продаются на каждом углу. Публикации анекдотов способствует и кинематограф, увидевший в них стихию бесцензурного народного творчества, на всех этапах советской истории выражавшей свою неподвластность страху и наказаниям.
Вот и создатели фильма «Анекдоты» избирают героем фильма сочинителя и рассказчика анекдотов, который подвергается беспрерывным гонениям при всех режимах и застоях вплоть до наших беспримерных дней, когда вместо тюрем и лагерей ему даровано пребывание в психбольнице.
На премьере фильма исполнитель главной роли Александр Абдулов заметил, что наша действительность ухитряется обогнать любую, самую нелепую выдумку: чего стоит, к примеру, указ о патрулировании улиц военно-милицейскими тройками или надзор за легковым транспортом с бронетранспортеров. В такой обстановке любой анекдот может оказаться не столь уж уморительным.
Однако уже первые кадры фильма вызывают в зале оживление. На экране крупным планом женская грудь, через мгновение ее начинает сосать младенец. Титр: „Авторы благодарят за предоставленный материал”. Камера отъезжает: дверь с надписью „Палата № 6”. И помчался сюжет, оживляющий классические анекдоты нашего прошлого и настоящего.
В дурдоме, где обретается герой, собраны все свихнувшиеся на кумирах, вошедшие в образы Маркса, Ленина, Сталина, Чапаева, Брежнева, Горького и др. Все они произносят ставшие крылатыми фразы-цитаты, все продолжают борьбу за наше счастливое будущее.
Наш герой на это никогда не претендовал. Он с детства мечтал просто торговать квасом или пивом, но был обруган учительницей, предан бдительным пионервожатым, пережил покровительство злодея-„энкаведешника", ставшего в наши дни начальником и главврачом дурдома. Более того, этот заплечных дел мастер вновь готов стать заступником нынешнего скомороха — исполнителям чужих указов тоже хочется посмеяться в одиночку над неприкосновенными „атаманами”.
В фантасмагории финала — вакханалии наших дней — звучит, однако, что-то совсем несмешное. Смешны ли все формы массового и единичного поклонения вождям и героям, наша вечная надежда на благодетеля? Разве не обидно, что в недрах народа рожденные анекдоты, которые и рассказывали еще недавно с опасностью получить статью, так нас ничему и не научили?
„Униженные и оскорбленные”
Фильм „Униженные и оскорбленные” будет искать своего зрителя, читателя, для которого Достоевский был и остается великим художником и пророком. Ведь еще в давней картине Шаброля „Кузены” старый парижский букинист отвечал на вопрос молодого провинциала так: „Читайте Достоевского, там вы найдете все ваши проблемы”.
Совершив очередной виток, история сомкнула времена былых и нынешних реформ и гласности, споров о богатстве и нищете, нравственности и прагматизме. Перекличка очевидна, и создатели (фильма подчеркнуто акцентируют проблемы неразрешенные, больные, не теряющие остроты и значимости, занимающие умы наших современников.
До столетие, минувшее с времени создания романа, словно бы отрезвило авторов экранизации все романтическое, сентиментальное, все, делавшее произведение Достоевского воплощением боли и сострадания всем униженным и оскорбленным, было дезавуировано, состав же поступков, позиций, суждений стал предметом для холодного, пристрастного разбирательства.
Для такого решения его авторам понадобились не живопись, не цветовая экспрессия, но сдержанность, приглушенность, „льдистость” красок. Для такого решения им понадобился определенный тип актеров: от Кински до Абдулова, от Ракова до Вяземской.
Для такого решения им понадобился Никита Михалков, ставший главным героем истории, ее нервом и откровением. На фоне издерганных, измученных нуждой, выдуманными страстями и собственными комплексами действующих лиц князь Петр Александрович Банковский в исполнении Михалкова единственно полнокровный, жизнеспособный персонаж. Его гедонизм словно бы призван оттенить вымороченность всех других фигур, их заведомую обреченность на несчастье.
В этом мире нет и не может быть правых, ибо все виновны, все несут свой крест, мучаются, занимаются мазахизмом, предают, проклинают, приносят покаяния. Круг неразрывен — нет уже в этом киномире тех импульсов, которые могли бы разорвать череду обреченности. Ни творчество, ни вера в человека не спасительны, окончательно иссякают: в экранной реальности — стилизованном пространстве прошлого — доигрываются последние представления из серии тех, что так блистательно и своевременно открыл Н. Михалков в фильме „Неоконченная пьеса для механического пианино”.
Еще недавно мы радовались разоблачениям и приговорам, видя в них горькое, но спасительное лекарство, старались вычитать в отечественной классике правду о безвременьи, о нас самих. И кинематограф последовательно шел нам навстречу. Но сказанное постепенно становилось общим местом: кинематограф сам попал в ловушку нигилизма, столь же бесплодного как и восторженная идеализация» (Шилова, 1991).
Автор статей в этом номере «Спутника кинозрителя» - кинокритик Ирина Шилова (1937-2011).
(Спутник кинозрителя. 1990. № 6).