Розовый прямоугольник билета обжигал руки. Вещи собраны – только самое нужное: паспорт, зубная щётка, смена белья и запасные рубашки, тонкое полотенце и толстый блокнот, заполненный наполовину. Фикус я оставил соседке, книги отнёс в библиотеку. Впереди меня ждали почти сутки в шумном плацкарте, суетливый Павелецкий и промозглая, неуютная Москва. Я снова бежал – то ли навстречу новой жизни, то ли просто-напросто от себя. От себя и от города, в котором мне больше не было места. Я ждал, что ты придёшь. Побежишь по скользкой плитке перрона, остановишься у жёлтой полосы. И тогда я плюну на всё, выскочу из вагона в последний момент и останусь с тобой. Но за окном маячили лишь незнакомые лица. Поезд зябко вздрогнул и двинулся на север, постепенно набирая скорость. Серый горб кургана промелькнул и скрылся, солнце спряталось за его изгибом. Мимо, дразня ноздри запахом, пронесли заваренную лапшу. Я лёг на верхнюю полку, завернулся в простыню и заснул, и снилось мне то, по чему я уже скучал: эфемерная южная весна и твоя грустная, усталая улыбка. Утром я выглянул в окно и едва не ослеп от режущей глаз белизны. Повсюду лежал снег – такой, каким я не видел его с детства. В городе привыкаешь к полутонам: кремовый, беж, кофе с молоком. Забываешь, какой бывает настоящая зима. Поезд замедлил ход и плавно остановился. Я набросил на плечи пальто и выскочил в холодный, пропахший сигаретами тамбур. Белизна была совсем рядом – только руку протяни. – Стоянка десять минут! – крикнула мне вслед проводница. Я спрыгнул с подножки на ещё не расчищенную платформу, следы отпечатались двумя узкими колодцами. Вблизи снег оказался голубоватым с искрой, в руках рассыпался, как песочное печенье. Я стряхнул сугроб с лавочки, сел. – Закурить не найдётся? – обратился ко мне хриплый голос, не то мужской, не то женский. Я обернулся. Внешне обладатель голоса тоже выглядел абсолютно бесполо: мешковатая форма с безразмерным оранжевым жилетом скрывала фигуру, шапка и шарф – лицо. – Не курю, извините. Он (или она?) сел рядом, достал спички и сигареты (а зачем тогда спрашивал?), закурил. Дым поднимался к высокому и плотному, как эмалированный таз, небу. Мимо с грохотом промчался грузовой состав. – Ладно, – вздохнул курильщик, – рассказывай. – Что? – Да всё рассказывай. Здесь никто просто так не сходит. – Не успею, стоянка десять минут. Курильщик ничего не ответил, только бросил бычок в снег и достал из пачки ещё одну сигарету. – Успеешь, успеешь. Я пожал плечами. Что тут рассказывать? Глупая, скучная, грустная история. Ничего особенного. На крышу вагона села ворона, каркнула – будто крикнула. – Не могу. – Никто не может, – ответил он, затянулся и выпустил дым аккуратным колечком. – Не могу, – повторил я. – Я вообще так больше не могу! Меня словно прорвало. Я вывалил ему всю свою никчёмную жизнь, от бездарных, со вкусом вишнёвого «Блейзера», шестнадцати, до вчерашнего дня. Курильщик слушал внимательно, не перебивал, а когда я замолк, спросил: – Хочешь всё исправить? – Да, – не стал отрицать я. – Это можно. Пойдём покажу. Он встал и пошёл к путям, я – за ним. Окна вагонов казались пустыми, необжитыми. Неужели остальные пассажиры до сих пор спали? В трёх метрах от локомотива, где рельсы расходились на несколько блестящих кривых, стоял ручной стрелочный привод. Рычаг торчал под прямым углом к противовесу с тяжёлым грузом, полосатая стрелка на станине смотрела вверх и вправо. – Оставишь стрелку как есть – поедешь дальше. Переведёшь – поезд сделает крюк и вернётся обратно. – Вот так просто? – я не мог поверить. – Не совсем. Придётся заплатить. – Чем? – отчего-то я подумал о кошельке, который остался в чемодане, но разве плату за такое можно было измерить в деньгах? – Узнаешь, – усмехнулся курильщик. Конечно, я перевёл стрелку. *** Ты встречала меня – я сразу заметил твою жёлтую, как цыплячий пух, куртку. – Как догадалась? – удивился я. – Как это – «как»? Ты же сам позвонил и сказал, что возвращаешься, – рассмеялась ты. Мы пошли домой. Мелкий колючий снег царапал лицо. Ты держала меня за руку, и это было самым удивительным из того, что могло случиться. Наступила весна, а за ней – лето. И ещё одно, и ещё. Я был так счастлив все эти годы, что забыл о неизбежной расплате. Поезд нёс меня через высушенную, выгоревшую степь мимо редких деревень. Рядом с каждой было кладбище – вдвое, а то и втрое больше самой деревни. Кресты, кресты, чёрный камень, стелы, похожие на не взлетевшие ракеты. Искусственные венки, яркие даже под слоем пыли. Я сидел у окна и цедил чай, ложка стучала о стекло. Солнце нырнуло за горизонт, в вагоне зажгли свет. Из темноты на меня уставилось собственное лицо, искажённое временем. Старость настигла и прихлопнула, как ладонь комара. Руки обмякли, заныли суставы. Спина уже не распрямлялась, словно на шею повесили невидимую ношу. Поезд резко остановился. – Стоянка – десять минут, – буркнула проводница, проходя мимо. Я вышел на платформу, вдохнул нагретый за день воздух. Подошёл к лавочке, с опаской опустился, вытянул ноги. – Закурить не найдётся? – хрипло спросил кто-то. Ещё не поворачивая головы, я знал, кого увижу. – Пора? Курильщик кивнул. Снял жилет, протянул мне. – А как?.. – Ты сам поймёшь, что делать. Он легко вскочил на подножку. Поезд тронулся, разогнался и вскоре пропал вдалеке. *** Ты замолчала. Впервые с начала разговора я взглянул тебе в лицо – усталое, посеревшее, заплаканное. Я почти не слушал, потому что и так знал обо всём. Ты всхлипывала и комкала в руках платок. Меня ты не узнала. – Хочешь всё исправить? Ты кивнула. Я встал и пошёл к путям, туда, где рельсы расходились на несколько блестящих кривых. Рычаг и противовес привода давно покосились и заржавели. – Оставишь стрелку как есть, – повторил я давно услышанное, – поедешь дальше. Переведёшь – поезд сделает крюк и вернётся обратно. – И всё… всё будет как раньше? – тихо спросила ты. – Зависит от твоего выбора. Конечно, ты перевела стрелку. *** Я ждал, что ты придёшь, но за окном маячили лишь незнакомые лица. – Провожающие, выходим из вагона! Билет остался на столике рядом с нераспечатанным комплектом белья. Я выскочил на скользкую плитку перрона. Набрал твой номер, ты сразу ответила. Слышно было плохо – стук и грохот заглушали слова. Ты попросила встретить тебя на вокзале, я рассмеялся и сказал, что уже там. Кажется, ты заплакала.
Автор: Екатерина Иващенко Оригинальная публикация ВК.
