С годами меняется наш разговорный язык. Как мы говорили в детстве, сейчас уже не говорят. И наоборот – как говорят сейчас, мы в детстве не говорили. Вспоминая старые истории, я не раз употреблял наши словечки – зыкански, на зэ, шмалять и пр. Ну и, конечно же, матюгались как сапожники, но так, чтобы взрослые не слышали. Однако изредка случались проколы.
Кучкуемся во дворе компанией человек пять. Взрослых рядом нет – они в доме. Болтаем между собой, что-то обсуждаем. К нам присоединяется ещё один друг – он приехал на велосипеде. Прислонил велик к ограде, подошёл к нам. И получилось так, что он один с одной стороны и обращён в сторону дома, а мы все стоим к дому спиной.
Один из нас просит вновь присоединившегося, показывая на велосипед:
– Дай прокатнуться.
Обычно разрешали – не жалко. Велосипеды были у всех, но не всегда на них выезжали. Сегодня ты на чьём-то велике прокатился, завтра кто-то на твоём круг сделает. В общем, проблем никаких не было. А в этот раз велосипедист то ли в шутку ляпнул, то ли на велик не с той стороны запрыгнул, в общем – отказал:
– Не-а. Ось в колесо загонишь, мне его потом на плече домой тащить.
Про ось в колесе – это наш старый подкол. Друг ему с обидой в голосе:
– [Икс]ули тебе жалко что-ли?
В этот момент ему сзади прилетает увесистый подзатыльник – настолько увесистый, что друг ломанулся вперёд шага на три, чтобы устоять на ногах. Мы испуганно оборачиваемся и видим – бабушка его стоит. Размахивая руками, она напустилась на внука:
– Я тебе, подлец, щас все губы изобью, отцу твоему скажу – он тебе язык поганый отрежет! Ах, ты подлец...
Внук выпучил глаза, отступает назад:
– Ты чё? Ты чё, дурочка что-ли?
Бабушка ещё пуще наседает:
– Я те щас покажу дурочку! Я те зубы повышибаю! Ах, ты подлец эдакий...
И на внука наступает. Не долго думая внук развернулся и дёру со двора, пока разъярённая бабушка действительно по губам не отхлестала. За внуком ей не угнаться, поворчала она, кулаком погрозила, развернулась и пошла в дом.
Мало-помалу обстановка успокоилась, накал страстей остыл. Внимательно поглядывая на дом, вернулся к нам внук и с ходу на велосипедиста наехал:
– Чё ты не сказал, что она подошла? Ты же видел!
Велосипедист смеётся:
– А ты сам чё не смотрел? Откуда я знаю, что ты не видел?
Внук доказывает:
– Я задом стоял. Как я мог видеть?
Велосипедист оправдывается:
– Может, слышал.
Внук негодует:
– Да она подкралась сзади, никто не услышал.
Велосипедист с улыбкой на лице говорит:
– Тогда не матерись. Чё материшься?
Внук напоминает:
– Как будто ты не материшься.
Велосипедист соглашается:
– Матерюсь. Но я же при взрослых не матерюсь!
Внук обиженно махнул рукой:
– Да ну тебя...
И отвернулся от велосипедиста, всем своим видом показывая, что между ними теперь вражда. Дабы сгладить ситуацию, велосипедист предлагает:
– Ладно, иди прокатись.
Внук ехидно сплюнул:
– Сам катись. Мне твой велик.., – внук запнулся, оглянулся по сторонам и видя, что никого из взрослых рядом нет, приглушённым голосом добавил: – на [икс]уй не нужен.
Дня два-три они и впрямь не разговаривали, не замечая друг друга. Если мяч пинали или в прятки играли, кого-то одного из них не было. Потом «топор войны» всё же закопали и (образно говоря) раскурили «трубку мира».
За матерные слова подзатыльник нам могли дать не только родственники, но и незнакомые люди. В этом отношении воспитательный процесс у нас был гораздо строже. А что сейчас? Малолетки не боясь и не таясь матерятся трёхэтажным матом, на замечания реагируют мало. А то и вообще скажешь им слово, они в ответ десять и все будут нецензурными.