Глава 7. СОФИЯ ВЕЛИКАЯ
На следующий день, с утра, Киприан повел Андрея к Софийскому Собору. Войдя в храм, они прошли первый притвор, вошли во внутренний – эзонартекс. Андрей с восхищением увидел, что окружающие стены, отделаны плитками разных сортов мрамора, которые образуют разнообразные геометрические сочетания и рисунки.
Киприан, глядя на Андрея сказал:
- Вот, юноша, величайшее творение человека во имя Господа нашего. Храм построен по велению императора Юстиниана, на месте разрушенной во время восстания в 532 г. базилики Феодосия и, заметь, всего за пять лет.
Андрей смотрел на расположенную над дверным архитравом мозаику, на ней был изображён император Лев VI перед Христом на коленях. Андрей вслух прочел надпись на книге:
- Мир Вам. Я свет Миру.
Киприан взял Андрея за руку и через левый от императорского портала проход повел за собой в наос – главный зал собора. Как только они вошли, Андрей погрузился в симфонию света, увидел, как проникающие в полутемное пространство собора солнечные лучи пронизывают его в разных направлениях и под разными углами. Это зрелище ошеломило Андрея и он застыл на месте, не решаясь двигаться дальше. Ему казалось, что он уже не на земле. Солнечные лучи медленно двигались, меняли направление, а храм становился подвижным и живым. Андрей представил, как это движение влияет на людей, пришедших на литургию, и он еще больше восхитился таланту создателей собора.
Глядя вверх, Андрей разглядывал главный купол собора, который опирался на полукуполы, а те в свою очередь на четвертькуполы, на колонны на хорах и на стены.
Киприан отвлекал Андрея от любования собором, сказал:
- Ты сейчас находишься в сакральном месте, юноша. Запомни его. Тут 16 июля 1054 года папский легат кардинал Гумберт возложил грамоту об отлучении Вселенского Патриарха Керуллария от церкви и удалился. Патриарх же, в свою очередь, взаимно предал Папу анафеме и тоже отлучил от церкви. С этого началась Великая Схизма, здесь произошло разделение Единой Церкви на католическую и православную, началась, и до ныне продолжается между ними борьба за души людей.
Киприан замолчал, подвел Андрея к месту в наосе и, указывая на пол, сказал:
- Вот еще одно великое место – омфал, символический центр Империи, который обозначили во времена Юстиниана, Империи, простиравшейся от скал Гибралтара до полей Месопотамии. Его иное название «Пуп Земли», настоящий, не иносказательный. Именно поэтому тут короновались и коронуются императоры, именно поэтому ты видишь тут золотой трон Византийского Императора.
После такой прогулки по собору, потрясенный увиденным, Андрей молча шел за Киприаном и внутренне произнес клятву никогда не забыть увиденного.
12 декабря 1375 года Великий Собор рукоположил Киприана митрополитом Киевским, Русским и Литовским. Интронизация совершилась во время литургии в Соборе Святой Софии. Киприана облачили в богослужебные одежды, соответствующие сану, на голову надели митрополичий белый клобук.
Андрей при рукоположении патрона не присутствовал, но по просьбе нового митрополита был включен Патриархом в число сопровождавших Пердику и Докиана в Москву.
Глава 8. ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ В МОСКВУ
Патриаршее посольство выехало в Москву не сразу. Патриарх и послы готовились тщательно, не просто было составить письмо митрополиту Алексею, да так составить, чтобы поставление Киприана митрополитом при еще живом митрополите Алексее не воспринялось московским духовенством как нарушение церковных канонов, не вызвало бы протеста и отторжения.
Перед тем как патриаршие послы должны были покинуть Константинополь Киприан пригласил к себе Андрея для напутствия и благословения.
Идя на встречу, Андрей не мог избавиться от чувства, что встреча с Киприаном будет для него одновременно и радостной, и грустной.
Радостной – потому, что после долгих раздумий Андрей уяснил для себя все значение возложенной Патриархом на Киприана миссии, как ее величие, так и ее тяжесть. И он был несказанно горд, что станет хоть малой, но частью великих событий и дал себе зарок сделать все, чтобы оправдать доверие патрона.
Грусть же не оставляла Андрея при мысли, что он надолго расстанется с человеком, которого он бесконечно любил и уважал и который, сам того не ведая, заменил ему отца.
Киприан, как будто вник в мысли Андрея и принял его ласково, потрепал ему волосы и, предложив сесть, начал говорить:
- Кроме поставления меня в митрополиты Киевского, Русского и Литовского, Собор решил оставить Алексея митрополитом Великой Руси пожизненно, а после смерти Алексея я должен занять кафедру всей русской митрополии, а значит, должно будет пребывать мне постоянно в Великой Руси, а иными словами, в Москве.
Святейший мыслит, что так Русь обретет единого митрополита.
Кроме сего, помни все, что я тебе говорил ранее и этому следуй.
После этих слов Киприан встал, взял Андрея за плечи, взглянул в глаза и напутствовал:
- Верю, расстаемся мы не надолго, будь ко всему внимателен, запоминай все, чему будешь свидетелем, во всем поступай разумно и по-божески, соблазны от себя гони, жду от тебя вестей по всей правде, придумок не надо.
Попрощавшись, Андрей покинул покои Киприана, быстрым шагом пересек двор и смешался с людьми, собравшимися у ворот, через которые патриаршее посольство вот-вот должно было отбыть в дальний путь.
Андрей решил для себя, что уходя от патрона, оглядываться не станет. Не потому, что не желал еще раз взглянуть на дорогого ему человека, а лишь только из опасения, что расплачется оттого, что отныне он будет лишен радости общения с патроном, что все решения он будет принимать только сам, без совета и наставления учителя.
В эти минуты, Андрей осознал, что для него настала совсем другая, по настоящему взрослая жизнь, в которой он сам будет отвечать за все свои мысли и поступки и спрос с него будет уже иной.
Путь посольства к Москве был длинен и долог. Андрею казалось, что путешествию не будет конца. Умом он понимал, что зима, отсутствие дорог, многочисленность свиты, присутствие высоких послов и необходимость их отдыха на частых остановках, не способствовали скорому передвижению.
В один из зимних дней января 1376г. по пустынной дороге медленно двигались несколько запряженных возков. По дыму, поднимающемуся над возками, было понятно, что там топят печки, греются. Перед возками и позади них ехали всадники. Их было много, не менее тридцати. От лошадей шел пар, были слышны храпы лошадей и голоса всадников.
Передние уже въезжали на постоялый двор, их встретили слуги, предстояла остановка на отдых.
На следующий день Андрей заглянул в конюшню постоялого двора. Внутри, у коновязи рядом со своей лошадью Андрей заметил высокого, русоволосого дружинника из их сопровождения, остановился в дверях, стал наблюдать издалека. Тот вел себя необычно, внимательно исследовал сбрую лошади Андрея, осмотрел ее ноги и подковы, после чего, скормил лошади фиолетовую морковку, потрепал по холке и ушел в противоположные двери.
Андрей тоже подошел к лошади, осмотрел ее, не обнаружил ничего необычного, пожал плечами, задумчиво вышел.
Через день посольство продолжило свой путь. Вновь перед ними простерлась заснеженная дорога, по бокам шляха выстроились заснеженные деревья, с которых с шумом и карканьем изредка срывались черные вороны. Небо было в тучах.
Давешний дружинник ехал неподалеку от Андрея и он, оглядываясь, то и дело ловил его пристальные взгляды. Андрей не на шутку обеспокоился таким вниманием незнакомого человека.
Андрея тяготило неспешное передвижение посольства. Его молодой задор, вынужденное безделье, еле сдерживаемое нетерпение и жажда деятельности подпитывали его желание поскорее окунуться в водоворот предстоящих событий.
Желание это он от себя не гнал, терпеливо жил с ним, так как понимал, что достоверные сведения о результатах миссии, какими бы они не были, позволят Киприану узнать настроения церковных иерархов в Великой Руси, узнать, как они отнесутся к решению патриаршего Собора и, самое главное, как Московский великий князь примет поставление Киприана митрополитом.
Наконец, в начале марта 1376 года, посланники Патриарха, протодиаконы Георгий Пердика и Иоанн Докиан вместе с посольством прибыли в Москву.
Патриаршие посланники в возках и сопровождающие их всадники остановились перед мостом, увидели, что мост заснежен и на нем много наледи. Возницы и всадники въезжать на мост не решились, спустились к берегу, пересекли еще по крепкому льду Неглинку и въехали в Кремль через Боровицкие ворота, свернули левее, поднялись вверх по дороге, идущей наискосок по склону холма, и оказались на митрополичьем подворье.
Посольство было принято с честью, размещено на митрополичьем подворье, посланники отказа ни в чем не имели, пожелание о скорой встрече с митрополитом Алексеем и великим князем Дмитрием Ивановичем было воспринято благосклонно и встреча была обещана в скором времени.
Глава 9. СНОВА В МОСКВЕ
Андрей, к слову сказать, не имел столько терпения к ожиданию, какое в эти дни проявляли Пердика и Докиан и он, при каждом удобном случае, покидал покои миссии, шел на двор, за пределы митрополичьего подворья, ходил во всех пределах Кремля.
Одевался Андрей, как приличествует служилому человеку митрополичьего боярина, одеяние его было не монашеское, но и ратником по одежде назвать его тоже было нельзя, по одежде он был скорее схож с зажиточным горожанином.
Пространство, отгороженное новыми стенами Кремля, которые были возведены лет восемь назад из белого известняка, поразило Андрея своими размерами.
Чтобы посмотреть на Кремль с высоты, Андрей поднимался на высокие стены. Оттуда можно было наблюдать посады, раскинувшиеся за Фроловскими воротами и рвом, идущем вдоль восточных стен. За посадами, вдали можно было угадать очертания нескольких монастырей. За Москвой рекой были видны редкие избы, раскиданные по Замоскворечью, за рекой Неглинкой и Троицким мостом – дороги, уходящие вдаль и деревушки вдоль дорог.
Со стен хорошо было видно подворье митрополита, расположенное неподалеку от Успенского собора, был виден великокняжеский дворец, стоящий чуть поодаль.
Более всего Андрея манил новый каменный Чудов монастырь и монастырская школа, в которые он мечтал попасть с самого начала путешествия. Желание вновь увидеть стены монастыря, в котором прошли его отроческие ученические годы было понятным, но, в то же время и удивляло, ведь не так много времени прошло с тех пор, а вот тяга вернуться в счастливое прошлое уже появилась.
Прогулки Андрея по Кремлю и посещение стен доставляли ему удовольствие, но слегка омрачались тем, что он то и дело видел в непосредственной близости от себя все того же странного молчаливого дружинника. Тот к Андрею не подходил, не заговаривал, когда Андрей смотрел на него, отводил взгляд в сторону и делал вид, что что-то там рассматривает.
От патрона Андрей знал, что лет пять тому Пердика и Докиан уже посещали митрополита Алексея, а еще ранее монах Аввакум привозил Алексею от Патриарха послание. Причиной тому были многие жалобы на митрополита из Литвы, Твери, Великого Новгорода и других земель.
Алексея обвиняли не только в том, что поддерживал московского князя против других русских князей, но и в пренебрежении интересами православной церкви в литовских княжествах.
Как уяснил для себя Андрей после услышанных ненароком разговоров служилых людей княжеских и митрополичьих бояр, Москва снова опасалась, что Георгий Пердика и Иоанн Докиан прибыли для того, чтобы учинить дознание по жалобам, а коли будет нужда, выслушать, что будут говорить против митрополита и обвинители и свидетели.
Такие слухи, на удивление несколько успокоили Андрея, ведь он точно знал, что не для дознания прибыли патриаршие послы и не для разбора былых ябед.
Андрей терзался невозможностью успокоить москвичей, открыть им истинную цель посольства, ибо не по чину ему было соваться с разъяснениями и, потому он с нетерпением ждал, когда патриарших посланников примут великий князь Дмитрий Иванович и митрополит Алексей.
Наконец, этот день наступил.
Глава 10. РЕШЕНИЕ СОБОРА ОГЛАШЕНО
В великокняжеском дворце Кремля, в присутствии Великого князя Дмитрия, митрополита Алексея, великой княгини Евдокии, ближних бояр, церковных иерархов патриаршие посланники представили решение Вселенского собора и Патриарха о рукоположении Киприана в митрополиты Киевского, Русского и Литовского и оставлении Алексея митрополитом Великой Руси пожизненно.
Пердика огласил:
- Божьей волей, святым духом и решением Великого Собора Киприан рукоположен митрополитом Киевскием, Русским и Литовским. Святитель же Алексей оставлен митрополитом Великой Руси пожизненно. По смерти митрополита Алексея, Киприан становится митрополитом Киевским и Всея Руси. Сие решение не может быть истолковано как обида святителю Алексею или великому князю. Патриарх печется о всем христианском народе Руси.
По прочтении Пердика передал послание митрополиту Алексею, тот не читая отдал свиток Великому князю.
Во время оглашения, уже зная содержание послания, Андрей слушал Пердику в пол уха, но во все глаза смотрел на митрополита и Великого князя.
Взгляд Дмитрия Ивановича в начале речи посланника был направлен прямо на Пердику, но как только тот перешел к изложению решения Собора, Великий князь опустил взгляд и продолжал слушать, не поднимая головы.
Андрей видел, как пальцы рук Дмитрия Ивановича, ранее спокойно лежавшие на подлокотниках княжеского кресла, стали сжиматься, тело князя напряглось и слегка подалось вперед.
Князь Дмитрий несколько раз поворачивал голову в сторону митрополита и глядел на того длинным взглядом, в котором угадывался вопрос.
Алексей от взглядов князя Дмитрия не уклонялся, но отвечал лишь легким покачиванием головы из стороны в сторону.
Андрей понял это как предостережение Великому князю от прерывания речи Пердики.
С начала оглашения послания под сводами палаты стал нарастать гул возмущенных голосов бояр и иерархов. Ропот присутствующих усилился с окончанием речи посланника, когда послание было передано сначала митрополиту Алексею, а затем Великому князю.
Но возмущение не успело набрать полную силу и мгновенно стихло, когда Великий князь встал и поднял вверх руку с посланием.
В зале дворца повисла тишина. Дмитрий Иванович заговорил не сразу, прежде обвел медленным взглядом собравшихся, посмотрел на митрополита Алексея, а, затем, устремив взгляд на посланников, произнес:
- Литва не только склонила Патриарха Филофея поставить на Малую Русь отдельного митрополита, но совершила того более. Собор решил, что ставленник великого князя Литовского митрополит Киприан в будущем времени должен стать митрополитом всей Руси, и Малой и Великой. Нам сказано, что Император поддержал в том Собор и Патриарха.
Дмитрий Иванович на некоторое время замолчал, а затем громко и гневно спросил:
- Должен ли я ныне считать Императора и Патриарха литвинами?
Как только Дмитрий Иванович произнес эти слова, со своих кресел поднялись и Пердика, и митрополит Алексей.
Митрополит ничего не произнес, а только поднял правую руку и устремил взор на князя, как бы призывая того остановиться.
Лицо же Пердики покрыл гнев и он воскликнул:
- Негоже нам, патриаршим послам безропотно внимать хуле на Патриарха, на царя нашего и на Великий Собор, коих литвинами назвали. Так не есть. Патриарх печется о единстве русской митрополии и единстве русского народа, который быть есть и в Малой и в Великой Руси!
Дмитрий Иванович взгляд и жест Алексея заметил, но не остановился, а ответил протодиакону.
- Не Киприан ли был послан Патриархом ко мне и увещевал меня примириться с великим князем Тверским Михаилом и с Литвою?
Что из того замирения вышло? С недолгим миром покончила измена Тверского князя, а с ней и война с Тверью случилась, да нападение литовского войска на Смоленское княжество!
Что это, как не удар мне в спину!
Доподлинно знаю, что грамоту литовских князей к Патриарху о разделе митрополии писал и доставил в Константинополь Киприан. А еще знаю, что в грамоте той было не счесть ябед и обвинений на митрополита Алексея.
Кто после сего должен попасть у нас в подозрение в двуличности, Киприан или его Святейшество?
Не хочу я видеть на Великой Руси митрополитом литвина и не желаю иметь с Литвой ничего общего, в Великой Руси будет свой митрополит!
Спасению душ подданных великого князя Ольгерда я способствовать не только не обязан, но и не хочу. Единый митрополит для Великой и Малой Руси есть Алексей и негоже при жизни митрополита ставить на оную кафедру другого.
Киприана митрополитом Великой Руси я не приму!
После таких обидных княжеских слов протодиаконы Пердика и Докиан встали со своих мест и молча покинули великокняжеский дворец. Свита посланников ушла за ними.
Митрополит Алексей, бояре, священники оглядываясь на оставшегося в кресле князя, молча удалились.
Дмитрий Иванович остался один. Уходя, Андрей видел, что правая рука Дмитрия сжимала подлокотник, левой он прикрывал глаза. Одна только княгиня Евдокия тихонько подошла к Дмитрию, погладила его по голове и плечу, прошептала на ухо что-то успокаивающее. Дмитрий накрыл руку княгини своей рукой, не оборачиваясь, потерся щекой о руку княгини.