Вокалист Deep Purple Иэн Гиллан дал интервью для Ultimate Classic Rock Nights. Выдержки из беседы приведены ниже.
Здорово, что Deep Purple отправятся в тур вместе с Yes. Была ли какая-то связь между двумя группами в давние времена?
«Особой связи не было. [Смеётся]. Мы участвовали в фестивале в Пламптоне, первом фестивале рока, джаза и блюза, ставшем Редингским фестивалем, который организовал Джек Барри из лондонского клуба Marquee. Он собрал несколько совершенно замечательных групп. Конечно, мы работали с большинством из них в те дни. Это было потрясающе. Все они были хороши по-своему, но я думаю, что Yes были немного раздражены, потому что они хотели закрывать шоу, а это не входило в их контракт. В нашем контракте было прописано, что Deep Purple будут закрывать шоу, поэтому они отказались покидать гостиничный номер. Джек сказал: "Ребята, не могли бы вы уйти чуть раньше? Я не хочу давить на вас, но это поможет мне и аудитории". — "Да, конечно, хорошо, не беспокойтесь". Тогда Ричи [Блэкмор] решил, что если мы не будем играть последними, то никто не будет. Он приказал принести бензин. Он разлил его по всему оборудованию, а затем попросил роуди зажечь метлу, на конце которой была тряпка, пропитанная бензином, чтобы поджечь всё это. Конечно, всё загорелось, потому что пары просто взорвались. Через полчаса замигали синие огни. Прибыли полиция, пожарные и машины скорой помощи, царил полный хаос. На следующее утро всё это было на первой полосе воскресных газет, и всё это было в стиле рок-н-ролл. [Смеется]».
Когда было объявлено о туре с Yes, его назвали "=1 More Time". Насколько близким кажется вам конец пути и, возможно, этой группы?
«Я только услышал, как кто-то упомянул название тура. Я никогда не слышал этого раньше. Я даже ни с кем не говорил об этом. Никто меня не спрашивал. Это чушь. [Смеётся]. По-моему, тур называется "Unleashed". Не то чтобы это имело значение — это тур Deep Purple, и мы рады выступать. Но отвечу на ваш вопрос: что есть, то есть. Как только начинаешь чувствовать, что не можешь выступать на таком уровне — конечно, ты приспосабливаешься, адаптируешься и делаешь всё, что в твоих силах. Но когда уровень энергии падает, пора остановиться, потому что тогда становится неловко, а этого никто не хочет. Но пока всё хорошо. Думаю, это название гораздо лучше, чем то, о котором вы только что сказали. [Смеётся]».
Мне нравится звучание нового альбома. Вы очень хорошо сработались с Бобом Эзрином. Вы записали с Бобом уже пять альбомов. Что вам нравится в работе с ним?
«Боб — именно тот, кого нам не хватало. Во-первых, он арбитр на последних этапах аранжировки. Я знаю, это звучит смешно, но когда в комнате собираются пятеро парней, начинается обсуждение готовой аранжировки, и кто-то говорит: "А как насчёт этого? Почему бы нам не попробовать вот это?" Так что мы можем спорить и обсуждать три дня, пытаясь прийти к соглашению и сделать так, чтобы все были довольны. Приходит Боб и говорит: "Это чушь. Уберите это. Избавьтесь от этого. Сделайте это, сделайте то". [Смеётся]. Он дорабатывает наши аранжировки. Это здорово. Он делает всё это с авторитетным голосом, потому что мы уважаем его и то, чего он добился. А ещё он создаёт самый лучший звук, который у нас когда-либо был. Это очень важно. Я был потрясён, когда услышал, что он делает. На мой взгляд, никто не может сравниться с ним за все эти годы. Можно компенсировать этот недостаток воодушевлением, наглостью, молодостью и энергией и всем остальным, но в конце концов это действительно важно.
У нас был целый ряд звукоинженеров [для живых концертов], которые делали настраивали звук как для всех остальных рок-групп. Они настраивали звук для тяжёлого металла. Зрители чувствовали пульсацию бас-барабана, гитару и мощь, и это звучало неумолимо. Всё было на полную катушку на протяжении всего шоу. Однажды у нас появился новый звукоинженер, и он посмотрел на материал с музыкальной точки зрения, сделав его приятным для прослушивания. Мы закончили играть "Highway Star", нашу традиционную вступительную песню, и я не мог в это поверить. Мы все были потрясены, потому что реакция публики была как минимум в четыре раза сильнее. Слушатели отрывались. По сути ничего не изменилось: группа была та же самая, зал был того же размера — всё то же самое. Единственным отличием был звукоинженер, и с тех пор всё так и осталось. Это были огромные перемены. Честно говоря, это было больше, чем Эзрин, в концертной сфере. Я всегда считал, что в студии мы не добились такого хорошего звучания, какое могло бы быть. Конечно, это его работа. Это его мастерство. Он добился лучшего звука, который у нас когда-либо был. Я говорю это без тени сомнения, потому что это очевидно».
Когда речь идёт о звучании альбома, Deep Purple есть над чем поработать.
«Если вы пытаетесь произвести впечатление звуком. Если вы позволите ему быть естественным, это будет органично и замечательно. В те времена, когда я заключал свои первые контракты на запись, я заметил одну вещь: звукоинженеры старой школы, когда оборудование было установлено в комнате, приходили и буквально и метафорически накидывали на всё одеяла. Они накидывали одеяло на барабанную установку, чтобы сгладить звук. Все звукоинженеры в 1960-е годы хотели, чтобы у исполнителей был абсолютно плоский звук, чтобы потом они могли манипулировать им в контрольной комнате и придавать ему нужный им характер, создать эффект присутствия, добавить реверберацию, настроить баланс и сделать всё захватывающим. Но это нейтрализовало индивидуальность исполнителей. Это был звук звукоинженера или продюсера. Я сразу это заметил, и это было главной причиной, по которой Deep Purple в ранние годы хотели уйти из студии и записывать свою музыку в амбаре, отеле или ещё где-нибудь, используя мобильную установку. Тогда мы могли снять одеяла, и звукоинженер мог записать группу так, как она звучала на самом деле, а не так, как он себе это представлял. Потому что это перечёркивает всё, чего вы достигли. Я думаю, именно так Боб подходит к делу сейчас, и он проницательный человек. Лучшие продюсеры сейчас понимают это, но это совершенно чуждая философия для традиционного способа записи».
Если прислушаться к тембру вашего вокала на "Lazy Sod", например, то он очень театральный, что всегда было элементом вашего самовыражения. Как вы оцениваете свой подход к пению?
«Я постоянно учусь. но также, как я думаю, ещё есть нечто неосязаемое во время работы. Это замечается уже потом. Совершенно очевидно, что когда вы расслаблены, вы работаете лучше. Я часто думаю об аналогии со спортсменом. Если они расслаблены, то бегут быстрее и показывают лучшие результаты, потому что так мозг работает лучше. Вот откуда всё это берется. Настрой и обстоятельства, в которых ты оказываешься, ребята, с которыми ты работаешь, — это невероятно. В жизни есть этапы, и необходимо приспосабливаться к каждому из них. "Эволюционируй или умри", как сказал великий пророк Дарвин. Мы так и делаем — мы учимся по ходу дела. Выход группы на сцену всё ещё приносит удовлетворение. Это как фруктовый сад. Кто-то пришёл, чтобы потрясти деревья. Это хорошее время для Deep Purple.
Но что касается интерпретации, я думаю, что это естественно. С расслаблением приходит уверенность, когда сочиняешь что-то, во что действительно веришь. Я перелопатил все песни на этом альбоме, пока не нашёл уравнение "равно единице", потому что мне так надоели сложности, связанные с попытками купить что-то или прожить жизнь без всей этой бюрократии и препятствий, которые постоянно встают на моём пути. Как только я пришёл к уравнению "равно единице", я подумал: "Точно, вот оно". Весь альбом я написал примерно за три недели — все слова и мелодии, и всё было просто. "Lazy Sod", кстати, о том, как я поджёг свой дом. Включились разбрызгиватели, которые превратились в водопады, затопив все вокруг. Всё это было немного сюрреалистично. Но когда появляются эти маленькие истории, ты можешь по-разному с ними обращаться, так что это потрясающий материал для такого рода сочинительства».