Прим. - это перевод 2 главы 1 части книги “Barbarians and Bishops: Army, Church and State in the age of Arcadius and Chrystostom” pp. 11-25 под авторством Д. Х. В. Г. Либешутца.
Продолжаю публиковать пиратский перевод.
Окончание страницы - "[? - с.]".
Примечание переводчика - "(прим. - ?)"
Ссылки:
I часть:
1 глава
II часть:
7 глава
Причины, по которым римское правительство стало в такой степени полагаться на варваров, не совсем ясны, хотя некоторые факторы можно определить. Во II и III веках римская армия набиралась из сыновей солдат и жителей провинции, в которой располагались части [1]. Пограничные районы, особенно земли вдоль Рейна [2] и Дуная [3], были опустошены в третьем веке, и их способность поставлять рекрутов, несомненно, значительно снизилась [4]. Потери крестьян восполнялись за счет расселения варварских военнопленных в очень больших масштабах [5] - за столь долгий период и в таких масштабах, что социальным историкам Поздней империи до сих пор приходится объяснять, как в ее пределах могло образоваться так много пустого пространства. Опустошение должно быть частью ответа, но, вероятно, не всем [6]. Условия заселения сильно различались. Поселенцы, добровольно вошедшие в Империю мирным путем [7], и другие, вошедшие насильственным путем, чье поселение было не столько разрешено, сколько одобрено правительством, получали право собственности. Вестготы, поселившиеся в Мёзии в 382 году, даже сохранили право на управление своими вождями [8]. Другие, обычно военнопленные, сдавшиеся в плен и принудительно поселенные, могли быть переданы землевладельцам в качестве арендаторов или даже безземельных сельскохозяйственных рабочих [9]. В любом случае их статус был скромным. Они были привязаны к земле, и их положение можно назвать своего рода рабством. На самом деле доподлинно известно, что военнопленные, [11 с.] переданные землевладельцам в качестве работников, были самыми первыми сельскими рабочими, привязанными к земле как inquilini (прим. - арендатор) [10]. Варвары, переданные землевладельцам, по-прежнему подлежали призыву в армию, а "рекрутинг" регулярно указывается в качестве одной из целей поселения варваров [11]. В случае с одним классом поселенцев военная цель была преобладающей. Это были так называемые laeti. Статус laeti, по-видимому, впервые был применен к провинциалам, которых вернулись в империю после того, как они побывали под варварской оккупации [12]. Laeti не просто распределялись между землевладельцами, нуждавшимися в арендаторах, а селились на землях определенной категории (terra laetica) [13], которые должны были быть своего рода общественными землями, поскольку император должен был участвовать в каждом дарении [14]. Тем не менее, земля, по-видимому, оставалась частью городской территории, а ее управление и сдача в аренду, по-видимому, осуществлялись в первую очередь действующими декурионами (прим. - член совета местного самоуправления) [15]. Laeti были потенциальными солдатами, которых всегда можно было призвать [16]. Каждое поселение, по-видимому, состояло из членов одной племенной группы [17]. Скопления поселений подчинялись praepositus [18]. Поселения laeti известны только в Галлии, хотя один закон, относящийся к ним, адресован преторианскому префекту Италии [19]. Статус laetus был постоянным и наследственным. В культурном отношении они долгое время оставались варварскими анклавами [20]. Laeti до сих пор встречаются во франкской Галлии [21].
Вполне вероятно, что поселенцы с аналогичным статусом в других местах были известны под другими именами, например, gentiles [22]. Новобранцы из одного и того же поселения не обязательно служили в одном подразделении: их могли направить туда, где требовались рекруты [23]. С другой стороны, группа гревтунгов, поселившихся во Фригии, похоже, служила как единое кавалерийское подразделение. Но эти гревтунги, вероятно, не служили постоянно. Они взбунтовались под предводительством Трибигильда, когда [12 с.] недавно вернулись из похода против гуннов и предвкушали будущее, связанное с сельскохозяйственными работами. Фригийские гревтунги, возможно, были не laeti, а скорее foederati того или иного рода [24]. Несомненно, существовало гораздо больше типов германских поселений, чем нам известно [25].
Имперское правительство было озабочено тем, чтобы сохранить отличительные черты и неполноценность этих варваров, живущих и служащих в пределах империи. Даже офицеры не обязательно становились гражданами. Мы знаем, что готский офицер Фравитта получил специальное разрешение Феодосия I на брак с римлянкой [26]. Междоусобные браки между язычниками и римлянами были запрещены. Возможно, это правило распространялось только на варваров, поселившихся в империи [27]. Несомненно, это правило сохранялось в независимых королевствах, основанных вестготами и остготами [28]. Несмотря на масштабное расселение варваров, мы на удивление мало замечаем правовых проблем, вызванных близким соседством граждан и неграждан. Это говорит о том, что статус гражданина в значительной степени утратил свое былое значение, предположительно потому, что для большинства практических целей он был вытеснен привилегиями различных групп honestiores по сравнению с ущемленными humiliores (прим. - для тех, кто не понял, о ком речь) [29].
Вероятно, закон о запрете межродовых браков, который встречается в кодексах как Империи, так и вестготского королевства в Испании, создает преувеличенное впечатление о непробиваемости барьера между германцами и римлянами [30]. Рост варварских групп на римской земле говорит о том, что провинциалы вполне могли быть приняты в варварское сообщество [31]. В огромной [13 с.] орде, переправившейся через замерзший Рейн в последний день 406 года, было немало паннонских провинциалов, которые присоединились к вандалам во время их миграции [32]. Многие знатные люди в вандальской Африке носили римские имена [33]. Организация вандалов на "тысячи" была создана Гайзерихом в Африке, чтобы объединить различные этнические компоненты своего народа [34].
Что касается рекрутирования, то существовала очень давняя традиция, согласно которой там, где не было гражданских рекрутов, в легионы могли набирать неграждан, а после зачисления в армию им спокойно предоставлялся статус гражданина [35]. Несомненно, эта процедура могла быть применена и к варварам, родившимся за границей, которые должны были быть зачислены в регулярные части. Возможно, если их зачисляли в отряды "федератов", варвары оставались peregrini (прим. - то есть негражданами). Остается вопрос о статусе пленных варваров, поселенных в пределах империи. Как сдавшиеся в плен враги они юридически были dediticii (прим. - подробнее на википедии), а значит, традиционно не могли получить гражданство [36]. Если этот принцип сохранялся и в наш период, то почти все осевшие в империи варвары - не только племена, поселенные по договору, - оставались иностранцами, пригодными для службы в федератах, а не в регулярных частях. Вполне вероятно, что к рекрутированию федератов спокойно обращались внимание всякий раз, когда в регулярных частях не хватало новобранцев. Если правительство надеялось, что заселение варварами в конечном счете сделает Империю самодостаточной в плане рекрутов, то эта цель не была достигнута. Совсем наоборот. На протяжении всего IV века недавно захваченных военнопленных либо сразу зачисляли в регулярную армию [37], либо селили в пределах империи [38]. Предоставление рекрутов регулярно требовалось от побежденных варваров в качестве условия мира [39]. Все императоры набирали рекрутов за границей [40]. В элитных подразделениях, прежде всего, присутствовала высокая доля германских офицеров и воинов [41]. [14 с.] По крайней мере, до 378 года предпринимались попытки, чтобы такими подразделениями командовали римляне или офицеры, которые, хотя и были варварами по происхождению, много лет служили в римской армии. После 378 года полками, состоящими из варваров, обычно командовали варварские офицеры [42].
Процесс варваризации не в одинаковой степени затронул различные виды войск. В наибольшей степени он был развит в Галлии, в scholae, auxilia и других подразделениях полевых армий. В более старых частях, легионах, когортах, alae, особенно в пограничных армиях Востока, а возможно, и на Балканах, доля варваров-новобранцев, скорее всего, была меньше, а доля римлян - больше, несомненно, в основном сыновей ветеранов [43], но также и добровольцев [44]. Но списки Notitia включают значительное количество подразделений с варварскими названиями даже среди limitanei Востока [45]. Они должны были быть первоначально сформированы из иностранцев, даже если впоследствии их пополняли за счет местных рекрутов. Тот факт, что варварские офицеры с очень небольшим опытом римской армии или даже жизни внутри империи иногда назначались на должность dux, или командующего limitanei провинции, говорит о том, что даже в пограничной армии было много неримлян [46].
Но в отборных частях полевой армии в Галлии подавляющее большинство солдат составляли германцы, и германцы были крайне необходимы для элитных частей на Востоке. Это ясно видно из событий, которые привели к провозглашению Юлиана императором в 360 году. Констанций приказал Юлиану усилить армию на восточной границе лучшими войсками, которые должны были быть взяты из auxilia галльской армии [47]. Юлиан ответил, что эти люди были набраны за Рейном и им было обещано, что им не придется служить за Альпами. Вместо того чтобы посылать людей из auxilia, Юлиан предложил набирать рекрутов для гвардейских отрядов Констанция (gentiles и scutarii) из laeti, то есть германцев, поселившихся на землях в пределах империи, и из dediticii, германских военнопленных, которых можно было зачислить в римскую армию. [15 c.] Юлиан предполагал, что Восток никогда не сможет самостоятельно обеспечить себя солдатами первоклассного качества, и продолжал до конца своей жизни поставлять галльских laeti и dediticii [48].
Если одной из причин, по которой Констанций и Юлиан предпочитали набирать германцев в свои отборные отряды, была их воинствующая репутация, то это была не единственная предпосылка. Как объяснил Юлиан в своем письме Констанцию, галлы не стали бы ни добровольно, ни по принуждению отправлять рекрутов за пределы страны, поскольку это оставило бы их дома без защитников, чтобы противостоять неизбежным вторжениям варваров [49]. Поэтому, по-видимому, галлы по-прежнему считались хорошими солдатами [50], но неохотно набирались в подразделения, которые могли быть перемещены за пределы родной провинции. Поэтому восточная армия, по крайней мере частично зависевшая от западной, набирала столько германцев, сколько могла получить, особенно для подразделений императорской гвардии - до реорганизации Феодосия I на Востоке было очень мало auxilia [51]. Примечательно, что даже на Востоке армии использовали германский боевой клич, baritus [52].
Потребность Востока в рекрутах с Запада, конечно, не была вызвана нехваткой людских ресурсов. В поздней империи, начиная с Диоклетиана и до первых лет правления Юстиниана, наблюдался постоянный рост населения в восточных провинциях [53]. Людских ресурсов было достаточно, но они либо были не доступны для призыва, либо считались непригодными. Поскольку восточная административная машина долгое время оставалась эффективной, а рост сословий, достаточно мощных, чтобы противостоять императорскому правительству, происходил гораздо медленнее, чем на Западе, можно лишь предположить, что восточные рекруты не считались хорошими солдатами. Во многих областях, расположенных вдали от границ, провинциальное крестьянство стало "демилитаризованным" задолго до римского завоевания. Тем не менее очевидно, что в Ранней, а не в Поздней империи набор рекрутов был более широким, когда только в некоторых регионах, таких как Исаврия и некогда клиентское государство Армения, сохранялись привычки и обычаи, которые позволяли набирать хороших рекрутов [55]. [16 c.] Поэтому части восточной армии было нелегко поддерживать на должном уровне боеспособности, а солдаты были дороги. Это, вероятно, было главной причиной нежелания Констанция рисковать римскими потерями [56].
Воинственность исавров долгое время проявлялись в разбойничьих нападениях, прежде чем восточному правительству удалось использовать их на службе империи [57]. Бандитизм был проблемой и в других частях империи, в частности в Галлии [58] и, возможно, среди самаритян Палестины [59]. Но, как правило, Империя не могла использовать боевой дух, который находил свое выражение в разбойничьих нападениях или бандитизме. Возможно, варвары-захватчики, например, готы Фритигерна во Фракии в 376 году [60] или готы Трибигильда в Азии в 399 году, были более способны интегрировать недовольные или маргинальные элементы населения в свои боевые силы [61]. Это может объяснить, почему варварам часто удавалось восстановить свою боевую мощь после поражения, которое можно было бы счесть сокрушительным [62].
У вестготов существовал институт commendatio, который позволял человеку рекомендовать себя покровителю и вступать в obsequium по отношению к нему [63]. Человек становился вооруженным последователем покровителя, который снабжал его оружием и лошадью [64]. Можно утверждать, что commendatio была открыта только для мужчин готского происхождения, но вполне вероятно, что патрон принял бы любого человека, который выглядел как полезный боец, особенно если он был готов присоединиться к готской арианской церкви. Это была эпоха, когда провинциалы были склонны искать защиты у личного покровителя, а не в институтах города и империи. Согласно весьма теоретическому изложению Сальвиана галльское общество распадалось и большое количество крестьян искало убежища среди разбойников (bagaudae), или под покровительством влиятельного человека, или среди варваров [65]. [17 c.] В таких условиях следование германским вождям вполне могло иметь широкую популярность.
Ко времени Поздней империи демилитаризация населения распространилась и на западную половину Империи. Исследования набора в римскую армию в Ранней империи показывают, как гражданские провинции постепенно переставали поставлять солдат [66]. Кроме того, вероятно, происходила депопуляция. На это указывает неоднократное издание законов, обязывающих землевладельцев, взявших на себя обработку заброшенных земель, отвечать за налоги, причитающиеся с них [67]. Согласно этим законам, земли покидались как на Востоке [68], так и на Западе [69], и не только, как утверждалось, владельцами, ответственными за налоги, но и земледельцами [70]. Доказательства менее убедительны, чем может показаться на первый взгляд. Например, нет никакой уверенности в том, что в каждом конкретном случае отказ от земли был частью долгосрочной тенденции, а не следствием локальной и мимолетной чрезвычайной ситуации [71]. Тем не менее последствия этих законов подтверждаются, особенно на Западе, масштабами повторного расселения варваров в Галлии, Италии и на Балканах [72].
Археология подтверждает эту картину. В Галлии разрушение сельских поселений, лишь иногда сменявшееся переселением, выход из употребления кладбищ, поселение вооруженных германцев в районах, которые явно обезлюдели, и создание укрепленных поселений на вершинах холмов в совокупности свидетельствуют о сокращении населения в сочетании с некоторым переселением. Постепенное [18 c.] развитие останавливается к третьему веку. Это было наиболее заметно на севере и северо-востоке и не было вызвано одной катастрофой [73]. Хотя вторжение варваров и страх перед ними, скорее всего, сыграли важную роль, вероятно, были задействованы и другие социальные или экономические факторы. Полевые исследования показывают, что в Италии происходили аналогичные события [74].
Но сокращение численности населения не может объяснить все в целом. Очевидно, что даже там, где население сократилось, должны были остаться значительные людские ресурсы. И действительно, население Северной Африки [75] и Британии [76], похоже, совсем не сократилось в IV веке. Испания практически не пострадала от войны и, возможно, была столь же процветающей, как Британия или Северная Африка, хотя, похоже, есть свидетельства упадка городов с середины IV века [77]. Очевидно, было что-то еще, что препятствовало набору в армию.
Важно, что, похоже, больше не существовало механизмов для массового призыва в национальную армию. Обеспечение рекрутов стало налогом на землевладельцев, которые были разделены на consortia с обязательством поставлять определенное количество рекрутов. Эти люди фактически не организовывали местный призыв, а использовали своего рода систему "press gang" (прим. - автор проводит аналогию с системой принудительного призыва, существовавшую в Великобритании в 17-19 вв. Так как этим занимались обычно организованные группы, то в литературе используется термин "press gang", а сам процесс - "impressment", подробнее - здесь), сочетая поощрительные выплаты с принуждением, чтобы побудить нескольких человек записаться в армию. Некоторые из новобранцев оказывались непригодными, а еще большее число крайне неохотно шли служить. Тем не менее, обязанность поставлять рекрутов была крайне непопулярна среди землевладельцев, которые предпочитали заменять эту обязанность денежными выплатами [78]. [19 c.] Собранные таким образом деньги использовались для найма варваров. Ни в коем случае нельзя считать неизбежным, что такая система рекрутирования будет производить плохих солдат (в конце концов, команды, собранные press gang, выиграли Трафальгарскую битву [79] ) (прим. - перед Трафальгарской битвой огромное количество рекрутов было насильственно призвано по системе "press gang", что можно считать историческим прецедентом победы военной силы такого типа), но, должно быть, было чрезвычайно трудно собрать большое количество войск таким образом.
Можно было бы подумать, что опасность, грозящая империи, привела бы к появлению многочисленных добровольцев. На самом деле опасность не была широко осознана. Более того, активного имперского патриотизма было очень мало. Если мужчины беспокоились о захватчиках, они думали о защите своей деревни, а не о том, чтобы записываться на военные операции, которые должны были проходить за сотни миль от них. Но без широкомасштабного стихийного призыва в армию не было возможности задействовать массы крестьянского населения, даже при наличии людских ресурсов. В "старые добрые времена" Ганнибаловой войны, когда римлянам удалось призвать необычайно большую часть возрастных групп, подлежащих призыву, усилиям римских магистратов, должно быть, способствовала готовность и даже желание служить среди граждан. Гражданство что-то значило, а римляне и их союзники были милитаризированы в необычайной степени [80].
В Поздней империи военная служба была непопулярна. Новобранцев приходилось клеймить [81]. Даже когда провинциям угрожали варвары, добровольцы не спешили на защиту империи [82]. Напротив: наблюдалась массовая апатия, и мы узнаем о значительном количестве случаев, когда недовольные элементы объединялись с захватчиками. Империя становилась все более зависимой от варваров-защитников. Сопутствующим явлением было нежелание землевладельцев видеть своих арендаторов зачисленными в армию. Мы располагаем современными свидетельствами успешных попыток сенаторов Рима предотвратить призыв своих арендаторов в армию в то время, когда Гильдон, мятежный полководец в Северной Африке, лишал Рим продовольствия [83]. [20 c.] Возможности землевладельцев препятствовать усилиям правительства по призыву крестьянства, безусловно, были гораздо выше, чем в эпоху Ранней империи, поскольку гораздо большая часть земли, особенно на Западе, теперь входила в состав крупных поместий [84]. Более того, ослабление городов означало, что даже независимое сельское население в поисках защиты прибегало к покровительству магнатов-землевладельцев [85]. Можно спросить, почему крупные землевладельцы не хотели разрешать арендаторам и иждивенцам служить в армии даже в периоды чрезвычайных обстоятельств, когда опасность угрожала всем классам в равной степени. Ответ может быть таким - хотя это остается предположением, - что знатные люди надеялись достичь какого-то соглашения с захватчиком, которое обеспечило бы их собственные интересы и интересы их людей в достаточной степени удовлетворенными [86]. Как бы то ни было, проводить рекрутские наборы в больших масштабах перед лицом препятствий со стороны крестьянства и землевладельцев было очень трудно. Неудивительно, что имперское правительство отказалось от борьбы и предпочло более легкую политику набора варваров [87], которые очень охотно шли на службу. Наверное, было заманчиво использовать их стремление всякий раз, когда империи требовалось набрать большое количество рекрутов за один раз. Часто это было еще и дешевле. Если варваров зачисляли в регулярные части, они, предположительно, служили на тех же условиях оплаты и обеспечения ветеранов, что и римляне. Но правительство могло набрать "федератов" только на время и таким образом снять с себя всю ответственность за их содержание после того, как они выполняли боевые задачи, для которых их набирали [88].
Позднеримская военная система имела некоторое поверхностное сходство с военной системой Ранней империи. В обеих системах использовались солдаты-граждане и солдаты-неграждане, хотя в позднеримской системе эти два вида войск не были жестко разделены на различные п Определенно была ставка на то, что неримские солдаты, набранные за границей, не имея дома и семьи в Империи и не имея возможности жениться на римских женах, будут оказывать меньшее сопротивление приказам о выдвижении, чем граждане. В теории - хотя, как мы видели, не всегда на практике - они должны были быть такими же мобильными, как неженатые солдаты Ранней империи, и поэтому особенно хорошо подходили для тяжелой [21 c.] службы в полевых армейских частях, постоянно перебрасываемых из кризисной зоны в кризисную, чтобы встретить нападения на широко разделенных границах [89]. Кроме того, в отличие от Ранней империи, именно среди неримских солдат теперь находили более грозных бойцов, и в конечном итоге, офицеры неримского происхождения чаще поднимались до самых важных военных командных должностей.
Как же происходило это огромное вливание иностранцев в римские силы обороны? Безусловно влияние оказывало то, что у германцев, похоже, было мало национальных чувств. Существует очень мало свидетельств нелояльности, мотивированной племенной солидарностью [90]. В таком случае германцы не казались совсем чужими, поскольку брешь между солдатами, набранными из провинциального населения, и солдатами, набранными за границей, заполнялся людьми, принадлежавшими к тем же германским племенам, что и добровольцы из-за границы, но осевшими в пределах империи и приобщившимися к римскому образу жизни. Не стоит забывать и о том, что торговые и военные контакты на протяжении многих лет создавали "пограничную" цивилизацию. Граница империи переставала быть культурной границей [91]. Если большинство личного состава подразделения составляли варвары, то не было никаких трудностей и даже было значительное преимущество в том, чтобы иметь германских или других варварских офицеров, даже если эти офицеры не принадлежали к тому же племени, что и большинство воинов под их командованием [92].
Набор на службу через границу, предположительно, был одним из аспектов дипломатических отношений с племенами и их вождями через границу, которые постоянно поддерживались римскими властями. Позднеримская армия включала множество регулярных частей, названных в честь иностранных народов. Вполне вероятно, что многие из них были впервые сформированы на основе договора между Империей и туземным народом, будь то договор об окончании войны или союз в мирное время [93]. Названия полков напоминают о различных границах. Ассирийцы, парфяне, армяне, сакрацины возникли на месопотамской границе. Иберы (прим. - имеется в виду Иберия Кавказская, к примеру Бакурий, один из командующих в битве на реке Фригид, был иберийским принцем), Дзаны (прим. - одно из названий макронов) и Абазги (прим. - одно из племен-клиентов, проживавшее на территории совр. Абхазии) пришли из района Кавказа, а сарматы и маркоманны - из-за Дуная [94]. [22 c.] Многочисленные отряды с немецкими названиями, очевидно, происходили к востоку от Рейна [95]. Родина аттакоттов находилась в Шотландии [96].
Дипломатия на границе требовала поддержания тесных отношений с племенными вождями. Получение чинов в римской армии, несомненно, способствовало сохранению хороших отношений. Валентиниан I, например, давал поручения и командование Fromarius (прим. - у автора опять путаница с именами, как и в прошлой главе, данный король упоминается в PRLE под именем Fraomarius, русская локализация тогда - Фраомар/Фраомарий), алеманнскому королю, а также Ортарию II (прим. - в PLRE - Hortarius) и Битериду, которые были влиятельными алеманнскими вождями (primates) [97]. Действительно, из всего не очень большого числа офицеров, чьи имена нам известны, удивительно большую часть составляли варварские короли или вожди, которые получали поручения сразу после вступления в войско [98]. Учитывая социальную структуру германских племен, вполне вероятно, что за вождями в имперскую армию следовало значительное число последователей. Германские офицеры и, возможно, германские солдаты тоже имели очень хорошие перспективы продвижения по службе, особенно если они попадали в гвардейские подразделения (scholae) и становились лично известны императору, да и всему придворному обществу [99]. В этом случае они получали хороший старт для успешной военной карьеры.
Для функционирования системы было важно, чтобы император поддерживал тесные отношения с влиятельными генералами. В Поздней империи произошло полное разделение гражданской администрации, возглавляемой преторианскими префектами, и военной администрации, возглавляемой magistri militum [100]. Разрыв усиливался тем, что офицеры и гражданские администраторы обычно происходили из разных социальных слоев. Римский сенат был почти полностью гражданским [101]. То же самое можно сказать и о куриальном сословии великих городов Империи. Например, очень немногие из учеников Либания намеревались сделать военную карьеру [102]. Офицеры могли набираться из рядовых. Чаще всего, предположительно, это были сыновья офицеров. Можно также предположить, что некоторые из них происходили из богатых слоев менее цивилизованных частей империи, а многие, как мы уже видели, были варварами по происхождению. Эти две иерархии были объединены только на самом верху личностью императора, который был верховным лидером обеих структур. [23 c.] На протяжении большей части IV века только императоры должны были демонстрировать компетентность как в гражданском, так и в военном руководстве, которая считалась само собой разумеющейся у общественных деятелей Республики и Ранней империи. Но даже в этом случае наблюдалась тенденция к тому, что император становился чисто гражданским главой государства, постоянно проживающим в столице, который оставлял руководство войной профессиональным генералам.
На протяжении большей части IV века только от императоров требовалось продемонстрировать компетентность в гражданском и военном руководстве, которая считалась само собой разумеющейся для государственных деятелей Республики и Ранней империи. Но даже в этом случае наблюдалась тенденция к тому, что император становился чисто гражданским главой государства, постоянно проживающим в столице, который оставлял руководство войной профессиональным генералам.
Роли императора как связующего звена между двумя иерархиями способствовал тот факт, что правители, не рожденные в царствующей императорской семье, почти всегда сами были офицерами, хотя, как ни странно, никогда не офицерами, поднявшимися до вершины карьеры в качестве magister militum [103]. Также известно, что, как бы сохраняя нейтралитет между двумя иерархиями, императоры очень редко женились на сенаторской знати или даже на семье преторианского префекта или другого высокопоставленного министра. С другой стороны, император мог связать себя узами брака с важным полководцем. Первый случай произошел с Констанцием II, который женился на дочери военного магистра Флавия Евсевия [104]. Этот прием стал систематически использоваться Феодосием I и его сыновьями. Феодосий устроил так, что его племянница и приемная дочь Серена вышла замуж за Стилихона, офицера вандальского происхождения, явно предназначенного для высшего командования [105]. Племянник императрицы, Флацилла, был женат на Сальвине, дочери Гильдона, мавританского вождя и главнокомандующего в Северной Африке. Сыновей полководца Промота Феодосий воспитывал вместе со своими [106]. Учитывая тесную связь между семьей этого полководца и домом Феодосия, возможно, не случайно, что Аркадий, старший сын Феодосия, в 395 году женился на девушке, которая жила в доме одного из сыновей Промота [107]. Это была Евдоксия, осиротевшая дочь Баутона и сестра (по одним источникам) Арбогаста. Возможно, брак Евдоксии был исполнением, при непредвиденных обстоятельствах, замысла Феодосия [108].
Систематическое использование браков между генералами и членами семьи Феодосия было чем-то новым. Это была реакция на огромную власть, которой стал обладать главнокомандующий на Западе, а это, в свою очередь, было, по крайней мере частично, следствием военного кризиса, в котором оказалась империя после катастрофической битвы при Адрианополе в 378 году. До Адрианополя нельзя было утверждать, что включение в состав армии такого большого количества неримлян делало армии поздней империи менее эффективными, чем ранние римские армии. Вплоть до этой катастрофы имперская армия [24 c.], похоже, делала все, что от нее требовалось, с традиционной эффективностью. Это была наемная армия, но история может привести множество других примеров наемных армий, отличавшихся высокой эффективностью. Можно упомянуть индийскую армию британского "раджа" или прусскую армию Фридриха Великого. А. Х. М. Джонс указал на то, как мало свидетельств того, что германские войска римской армии, скорее всего, ставили свою германскую племенную верность выше верности императору [109]. Когда молодых варваров зачисляли в римские части, смешанные с опытными солдатами и обученные офицерами и сержантами с большим стажем, они становились просто профессиональными солдатами.
Ситуация изменилась в 378 году, потому что очень большая часть армии была уничтожена одним ударом. Поскольку это уже не была национальная армия, потери не могли быть восполнены массовым призывом, как это было после Канн. Войска нужно было найти, учитывая угрозу со стороны варваров, но части, которые заменили потерянные при Адрианополе, не были ни столь эффективными, как старые, ни во многих случаях столь же надежными [110]. Именно восточная полевая армия была уничтожена, и именно армия Востока первой проявила симптомы вырождения. Но Западу было не менее трудно оправиться от потерь, понесенных в результате серии внутренних и внешних войн, и примерно через двадцать лет симптомы упадка проявились и там. Согласно Вегецию, римская пехота сохраняла свою традиционную эффективность до смерти западного императора Грациана, который был убит узурпатором Магнусом Максимом в 383 году. После этого от традиционной военной подготовки отказались, а традиционные доспехи, включая нагрудные пластины и шлемы, вышли из употребления - возможно, потому, что солдаты уже не были в достаточной форме, чтобы нести тяжести [111]. Отныне римские пехотинцы шли в бой с защитой не лучше, чем у их врагов-варваров, и потеряли огромное преимущество в дисциплине и снаряжении, которое принесло им победу над численным превосходством в стольких сражениях в прошлом [112]. [25 c.]
Сноски автора (с сохранением языка оригинала)
(прим. - как я писал ранее, список библиографии я буду публиковать непосредственно по окончанию перевода 1 части. Но если кому-то понадобится здесь и сейчас, то пишите мне в личные сообщения)
1. H. M. D. Parker and G. R. Watson (1958) 169-86; G. Forni, 'Il reclutamento delle legioni da Augusto a Diocleziano' (Milan, 1953), also in ANRW ii. 1. 339 ff.; J. C. Mann (1983).
2. Destruction of hill-top settlements in Hunsrück in 275-6, 355, and 406-7, see K.-J. Gilles (1985), esp. 86-7.
3. P. Lemerle (1954), V. Velkov (1962).
4. One might add depopulation due to disease, esp. AD 165-180 and 251-260: J. F. Gilliam, 'The Plague under Marcus Aurelius', AJPh lxxxii (1961) 225-51; A. E. R. Boak (1955) 157- 62; id. Manpower Shortage and the Fall of the Roman Empire (Ann Arbor, 1955); P. Salmon, Population et dépopulation dans l'empire romain, Coll. Latomus 137 (Brussels, 1974). On the effect of plague in later Europe, J. N. Biraben (1976), J. Hatcher (1977). It is doubtful whether 'plague' meant bubonic plague before Justinian.
5. G. E. M. de Ste. Croix (1981) 511-18.
6. Cf. ibid. 247 and notes.
7. This was what the Visigoths (Tervingi) asked for and were promised in 376: Amm. xxxi. 3. 8, xxxi. 4. 5.
8. See below, p. 28.
9. Pan. Lat. iv (viii). 8. 4, 9. 1-4.
10. O. Seeck (1901) 494-7 on Dig. xxx. 12.
11. E.g. Pan. Lat. vii (vi). 6. 2.
12. Earliest ref. Pan. Lat. iv (viii). 21. 1 and E. Demougeot (1970), (1979) 539-50.
13. CT xiii. 11. 10 (399).
14. Ibid. 'nullus ex his agris aliquid nisi ex nostra adnotatione mereatur'.
15. CT xiii. 11. 10... conludio principalium vel defensorum.'
16. CT vii. 20. 11 (400), Nov. Serv. 2 (465).
17. ND Oc. xlii. 33-44; all in Gaul, cf. R. Kaiser (1973).
18. CT vii. 20. 10 (369), to praetorian prefect of Italy; for examples see n. 22 below.
19. CT vii. 20. 10 (369).
20 R. MacMullen (1963b).
21 R. Schmidt-Wiegand (1972) 28-30.
22. ND Oc. xlii. 46-63 in Italy, perhaps the Taifali of Amm. xxxi. 4. 5. ND Oc. xlii. 65-70 in Gaul. Gentiles (of different type?) on African frontier: CT vii. 15. 1, xi. 30. 62. In the Notitia gentiles rank lower than laeti. E. Demougeot (1980-1) argues that all units entered on laterculum minus ranked as gentiles.
23 Amm. xx. 8. 13: laeti recruited into scholae; CT vii. 20. 12: into legions (unless this applies to vagi only). But in Amm. xxi. 13. 16 laeti are a unit.
24. On these Greuthungi see below, p. 100. There is no record of laeti in the East. On foederati in general see below, p. 32 ff.
25. E. Demougeot (1970) and (1972), R. Günther (1972) and (1977), E. Wightman (1985) 252-6, R. MacMullen (1963b).
26. Fravitta: Eunapius fr. 60 Müller = 59 Blockley, cf. Zos. iv. 56-7. Fravitta married a Roman wife with special permission, presumably as a young officer. Since he was mag.mil. per Orientem in 395 he presumably had long service behind him. Magnentius (Augustus 350-3) son of a laetus married a daughter of a senator. See PLRE i s.v. Fl. Magnus Magnentius, Zos. ii. 54. 1. Cf. the case of Agilo, tribunus stabuli of German origin, who married daughter of proconsul of Constantinople in 354. See PLRE i s.v. Agilo.
27. CT iii. 13. 14 (c.370). CJ iv. 41. 1 (thought by O. Seeck, Regesten 232, to be from same law) forbidding export of oil and wine across frontier. So the law seems to have dealt with relations with foreigners, quite possibly including laeti or inquilini settled within the empire.
28. Intermarriage forbidden in barbarian kingdoms: Leges Visig. iii. 1. 1, E. A. Thompson (1969) 58-9, R. Soraci (1974).
29. Peregrinus status still inflicted as a penalty: CT vii. 5. 25 (395), iv. 6. 3 (336). On honestiores and humiliores A. H. M. Jones LRE 17-18, 749-50, P. Garnsey (1970) 221 to end.
30. A. C. Murray (1983) argues from mainly Frankish and Lombard evidence that early Germanic society was not clan- and lineage-based.
31. See below n. 62 and p. 17 and 77.
32. Jerome Ep. 123. 6.
33. C. Courtois (1964) 225: bishops and clergy; 255 n. 12: court officials. I suggest that some of those at least were Romans, well on the way to being accepted as Vandals.
Procop. B. Vand. i. 5, cf. R. Wenskus (1961) 443-4; C. Courtois (1964) 216 ff.; Goths among Vandals: Possidius V. August. 28.
35. J. C. Mann (1983) 51-2.
36. J. C. Mann (1986), A. H. M. Jones (1968) 132 on Gaius i. 26. 67-8, Ulpian Reg. vii. 4. Magnentius was an exception, see n. 26 above.
37. Amm. xvii. 2. 1-3, Zos. iii. 8. 1, Julian Ep. ad Ath. 280 cd.
38. Amm. xix. 11. 7 (359); xvii. 8. 3-5 (358); cf. xxx. 1. 4 (378).
39. Amm. xxviii. 5. 4 (370), xxx. 6. 1 (375), xxxi. 10. 17 (370).
40. Amm. xx. 8. 1 (Constantius), xx. 4. 4 (Julian), Zos. iv. 12 (Valentinian).
41. M. Waas (1965) 10. 2 out of 14 officers of scholae mentioned by Ammianus were certainly Romans (Valentinianus, xxv. 10. 9; Equitius 2, xxvi. 1. 4). Among other ranks there are four Romans (Gaudentius, xvi. 5. 14; Salvius and Lupicinus, xxviii. 10. 12; Sallustius, xxix. 1. 16) and four Germans (xxvii. 11. 16, xv. 5. 16; xvi. 12. 2; xxxi. 10. 3); another German (Jer. V. Hilar. 22). A mixed unit of Germans and Gauls (not a schola): Amm. xxv. 6. 13.
42. Amm. xxxi. 16. 80; xxv. 1. 14 Vetranius, a Roman, commands legio of Tzanni; xxv. 10. 9 Vitalianus, presumably a Roman, serves in auxilium of Heruli.
43. Hereditary service: A. H. M. Jones LRE 614-5 n. 15. The majority of protectores, praefecti legionum, and praepositi vexillationum in PLRE i. 1121-27 have Roman names.
44. Evagr. HE ii. 1 (emperor Marcian).
45. German units in East: e.g. ND Or. xxvii. 25-6, 43; xxxi. 44, 48, 56, 61, 63, 65, 67; xxxii. 35-7; xxxiii. 31-2.
46. Duces of foreign origin in East: Theolaifus (comes), Vadomarius (dux Phoenices), Munderichus (dux Arabiae), Cariobaudes (dux Mesopotamiae), Bacurius (dux Palestinae), Pusaeus (dux Aegyptii).
47. Amm. xx. 4. 2-3: the Eruli, Batavi, Petulantes, Celtae, and others not named.
48. xx. 8. 13.
49. xx. 8. 15.
50. D. Hoffmann (1969) 145 ff., argues that by 'Gauls', laeti are meant-not convincingly.
51. D. Hoffmann (1969).
52. D. Hoffmann (1969) 169. Amm. xxi. 1. 13, xxvi. 7. 17; xxxi. 7. 11; Vegetius iii. 78. Even in Oriens the alae and cohortes included units named after Alamans, Franks, Chamavi, Juthungi, Saxons: see above, n. 45, cf. Th. Mommsen (1910) 281-3.
53. E. Patlagean (1977b) 232-5, 426-9.
54. Synesius De Regno 1092: peasants not called up. Isaurians and Armenians were the exception that proves the rule. Under the early empire there had been widespread local recruitment for eastern legions: M. P. Speidel, 'Legionaires from Asia Minor', ANRW ii. 7. 2 730-46; J. C. Mann (1983) 41-45, 144-49.
55. The principal internal source of recruits in the Byzantine army: A. H. M. Jones LRE 600 n. 120.
56. Constantius husbands his soldiers: Amm. xix. 3. 2, xxi. 13. 2, 16. 3; Libanius Or. lix. 88.
57. K. Hopwood (1983).
58. J. F. Drinkwater (1984); complete sources: B. Czuth (1965). Unrest was widespread: Armorica (Britany), the Alps, the Pyrenees.
59. K. Holum (1982b), E. Patlagean (1977b) 299-300.
60. Amm. xxxi. 64. 7. See also below, p. 77.
61. Zos. v. 13. They might conceivably have been absorbed into the following of a noble. Cf. the great following, made up of familia, clientes, and obaerati, of Orgetorix the Helvetian, Caesar B.G. i. 4.
62. Zos. v. 16-17, cf. Claudian In Eutrop. ii. 220-2 (Tribigild); note also the recovery of the Vandals between Hydatius 67-8 (disaster) and ibid. 90 and Procop. B. Vand. i. 18 (the evident recovery). For remarkable recoveries of Alaric's Goths, see below, p. 76. See also the recovery of the Ostrogoths under Totila after 541, starting with only 5000 men (B. Got. iii. 4. 1). Totila appealed to deserters and slaves (B. Got. iii. 12, 18, 23; iv. 33).
63. Leges Visig. v. 3. 1= C. Euric 310, ibid. 2 = C. Euric 311 (Saiones), ibid. 3.
64. Leges Visig. v. 3. 4: the patron gives land. According to W. Kienast, (1968) 33, this is later than laws which refer to arms and other mobile gifts. On absorption of outsiders into Arab tribes see Ibn Khaldun, tr. F. Rosenthal (1958), chs. 9-11, 13.
65. Salvian de Gub. Dei v. 22-4, 37-8, cf. Anon. Vales. 12. 61: 'the poor Roman imitates the Goth, while the rich Goth imitates the Roman'. Ambrose Ep. 10. 9 (PL xvi. 983): Julian Valens, exiled Arian bishop of Poetovio, ministers to Gothic soldiers (in Roman army) wearing Gothic torc and armlets. Synesius De Prov. 1261: 'Egyptians' (= Constantinopolitans) find it advantageous to adopt Gothic manners (okvogovor). Priscus fr. 11. 2 p. 420 Blockley: a Greek on way to becoming a Hun? Cf. also n. 33 above on Romans who seem on the way to becoming Vandals.
66. J. C. Mann (1983) 63-5. On the reversal of this process by 'militarization' in medieval Spain see E. Lourie (1966).
67. e.g. CT v. 11. 7-12; v. 14. 30-34; vi. 2. 24.
68. CT v. 11. 11 (386), 12 (391); v. 14. 30 (386), 31 (382), 33 (393); vii. 20. 3 (326); xi. 20. 5 (424), 6 (430); xii. 1. 123. 6 (391); Julian Misopogon 370 D (362).
69. CT vii. 20. 8 (364), 11 (370); xi. 1. 10 (365); xi. 28. 12 (418). Nov. Val. xxxii. 5 (451), xxxiv. 3.
70. W. Goffart (1974) 28 and 68 argues that 'deserted' land is land whose landlord registered as liable for the taxes could not be found. This certainly was a problem, e.g. CJ xi. 59. 1, but in the majority of the laws the government is concerned not only with taxes but also with bringing land back under cultivation.
71. C. R. Whittaker, in M. I. Finley (1976) 137-65. G. Duby (1965) shows that in the Middle Ages abandonment after a serious recession was often temporary. P. Lemerle (1954) and V. Velkov (1962) produce evidence that even in the much invaded Balkans desertion of land was often not permanent. P. Vanangs (1979) argues that deserted land legislation aimed at countering the extension of great estates.
72. G. E. M. de Ste Croix (1981) 509-18.
73. Depopulation in northern Gaul: E. Wightman (1985) 243-66, also (1981). S. Walker (1981): radical changes in settlement pattern in Lyon region. W. Janssen (1976): the Franks settled only on the best land leaving the rest empty. Gradual migration of Franks emptied lands east of Rhine. Not even the Franks had surplus population. See also W. Janssen, in W. Janssen, D. Lohrmann (1983) 81-122: from mid-5th cent. forests on land formerly cultivated. P. Galliou (1981): breakdown of agricultural system in western Gaul.
74. Decline in number of settlements in Southern Etruria and Molise from 3rd cent.: R. Hodges and D. Whitehouse (1983) 36-46, T. W. Potter (1979) 139-45. On Volturnus Valley: R. Hodge, J. Mitchell (1985); Biferno Valley: G. Barker, J. Lloyd, D. Webley (1987); J. Lloyd, G. Barker (1981). In Greece on the contrary, the 4th cent. saw a striking increase in occupied sites of population. J. L. Bintliff, A. M. Snodgrass (1985) 147 (Boeotia); C. N. Runnels (1983), C. N. Runnels and others (1986) 120-21 (Argolid). E. Wightman (1980) 31-2, (1981a) 34-5.
75. C. Lepelley (1967), D. Pringle (1981) 112-13.
76. Growing population in Britain? M. E. Jones (1979), otherwise P. J. Fowler (1978), B. Cunliffe (1978), who argue for high population for the early Roman period followed by decline.
77. Spain: S. J. Keay (1981), P. J. Banks (1980), chs. vi-viii, thorough but unpublished.
78. Recruiting tax: A. H. M. Jones LRE 615-16; branding of recruits: CT x. 22. 4 (398), Vegetius 2. 5. Senatorial resistance to recruiting: J. Matthews (1975) 268-9; no recruiting of Italian peasantry against Alaric: Claud. B. Get. 463. Inhabitants of Rome exempted: Nov. Val. v. 1. 2 (440); conscription ordered by emergency decree: Nov. Val. vi. 2. 1 (443). No conscription under Justinian: J. F. Haldon (1979) 24-7.
79. Press-gang: S. F. Gradish (1980) 54-86.
80. Republican levy: P. Brunt (1971) 625-34: enormous demands on man-power (K. Hopkins (1978) 32-4) surely could only have been met with local cooperation and eagerness to serve; cf. Balfour (1867) 216-92.
81. SCT x. 22. 4 (398), Vegetius 2. 5; see also CT vii. 18. 1-17 on deserters being often recent recruits.
82. G. E. M. de Ste Croix (1981) 474-88; A. H. M. Jones LRE 1059-64 on defection to barbarians, indifference to the disintegration of the Roman empire, and peasant revolts. Relevant to study of the latter and of bagaudae is K. Hopwood (1983) 173-8, also 'Moonlighting in Isauria', unpublished.
83. O. Seeck (1883) Ixix; CT vii. 13. 12-14; Symm. Ep. vi. 58, 62, 64; and J. Matthews (1975) 268-9.
84. Estates and remaining peasant holdings: A. H. M. Jones LRE 781-84, E. Wightman (1985) 263-6, A. Mocsy (1974) 299 ff., G. Alföldy (1974) 173 ff., (1979) 173-4. Moderate landowners at Milan: L. Cracco Ruggini, G. Cracco (1977) 453. Ownership unequal but stable without evidence for growth of very large estates at Hermopolis: A. K. Bowman (1985).
85. One aspect of patronage is the regrouping of tax-payers to resist the heavy exactions, including the levy of recruits, demanded by the Empire. All factors which favoured the 'tied colonate' would also have obstructed the moving of tenants into the armed forces.
86. Macedonian cities reached agreements with Goths: Zos. iv. 31. 5; perhaps also Nicopolis ad Istrum: Eunap. fr. 47. 1 Blockley = so Müller.
87. A. H. M. Jones LRE 618-19; Amm. xix. 11. 7, xxxi. 1. 44; Pacatus Pan. Lat. xii. 32: no conscription before Maximus campaign; Claudian B. Get. 463: no conscription of peasants to meet Alaric in 402.
88. On federates see below, p. 32 ff.
89. They still resented transfer: Amm. xx. 4. 4.
90. A. H. M. Jones LRE 621-2.
91. Frontier civilization: metalwork on both sides of frontier: J. Werner (1950), H. Bullinger (1969), H. Kuhn (1974); linguistic evidence: B. Gerov (1959), J. P. Wild (1976). Mutual assimilation of Dacians, Romans and later Goths: R. Vulpe (1961), esp. 389, B. Scardigli (1976) 272-77, G. Diaconu (1975), I. Ionita (1975). A 'buffer zone' where some Roman money circulated and objects resembled those found on Roman side of frontier: L. Hedeager (1978), M. G. Fulford (1985), D. Protase (1964).
92. Many Sarmatians were enrolled, but only one, Victor, rose to the top: U.-B. Dittrich (1984).
93. Conveniently assembled in Th. Mommsen (1910) 280-83.
94. See Index Geographicus in Seeck's edition of ND for individual units.
95. e.g. Juthungi, Alamanni, Bucinobantes, Brisigavi, Mattiaci, Tubantes.
96. Jer. Ep. 69 ad Ocean.: 'Scottorum et Atecottorum ritu... promiscuas uxores, communes liberos habeant.'
97. B. Stallknecht (1969) 59. PLRE i. s.v. Hortarius 2, Bitherid.
98. See PLRE i s.v. Vadomarius (Alaman), Hormisdas (Persian), Mallobaudes (Frank), Bacurius (Iberian), Fravitta (Goth), Richomer (Frank), Arbogastes (Frank), Bauto (Frank), Modares, Pusaeus (Persian), Fraomarius (Alaman). See A. H. M. Jones LRE 642; D. Hoffmann (1978) 307-18.
99. Cf. M. Waas (1965) 10. F. Fremersdorf, 'Christliche Leibwächter auf einem geschliffenen kölner Glasbecher', Festschrift R. Egger (Klagenfurt, 1952) 66-83.
100. A. Demandt (1980).
101. A. H. M. Jones LRE 545 ff.
102. P. Petit (1957) 166.
103. A. H. M. Jones LRE 326-9.
104. PLRE i s.v. Fl. Eusebius 39.
105. Ibid. s.v. Serena.
106. Ibid. s.v. Nebridius 3, Salvina.
107. Zos. v. 3. 2.
108. Zos. loc. cit.; PLRE ii s.v. Aelia Eudoxia 1; John of Antioch fr. 187: sister of Arbogast.
109. LRE 621-2.
110. A. H. M. Jones's remarks on the superiority of later Roman armies (LRE 1036-7) are not valid after Adrianople.
111. Vegetius R. Mil. i. 20, cf. A. Ferrill (1986) 129. If Vegetius wrote soon after 378 (see T. D. Barnes 1979) the relaxation of training was earlier.
112. E. A. Thompson (1965) 111 ff.
