Влажность белым покрывалом окутала город, но над морем небо было ослепительно ясным, безмятежно-голубым. Я откинулась назад и расслабилась, пока Володя рулил. Мы не разговаривали. Володя был сосредоточен на управлении, а я наслаждалась теплым днем.
Он подвел лодку к самому краю отмели, заглушил мотор, бросил якорь и спрыгнул на мелководье. Я протянула ему корзину с едой и полотенца, затем тоже спрыгнула в воду и побрела к берегу. Вода была, как парное молоко. У меня перехватило дыхание. Мы выбрали красивое местечко и расстелили наши полотенца. Справа возвышался утес, искривленные деревья цеплялись за безжизненную почву. Солнце светило ласково, ветер шелестел в зарослях кустарника. Я расстегнула свой
спасательный жилет, бросила его на бирюзовое полотенце и начала готовиться к обед.
Володя устроился рядом со мной на зеленом полотенце. Он был выше Максима; он вообще был крупнее всех, с кем я общалась в последнее время.
Густые волосы на его ногах и руках блестели на солнце. Пальцы его ног были до смешного длинными, тонкими и белыми.
- Бутерброд с сыром или с колбасой? - спросила я его.
- И тот, и другой.
- Будешь пиво?
- Конечно.
Я полезла в корзину и достала бутылку. Мои пальцы коснулись пальцев Володи, когда я протягивала ее ему. Его кожа была горячей, в отличие от холодной банки. Мы сидели бок о бок, жевали, вглядываясь вдаль. Порыв ветра пощекотал волосы у меня на затылке. Солнце грело наши обнаженные плечи.
Я спросила:
- Это чайка там?
Он посмотрел.
- Не знаю. У тебя зрение лучше, чем у меня.
- Но как ты тогда управляешь катером?
- С трудом, - поддразнил он.
- Как обнадеживающе.
- Ты когда-нибудь была в той деревне, которую мы проплывали?
- Была. В детстве. - Я полезла в корзину. - Печенье? Виноград?
- Я буду виноград. - Он откинулся назад, опершись на локти, и подставил лицо солнцу.
Затем он спросил:
- Ну, как у тебя дела, Юль?
Я моргнула.
- Хорошо.
Я не знала, что он имел в виду. Из нас четверых Володя был единственным человеком, который ненавидел самокопание. Иногда он вступал в спор с Максимом о политике или о каких-то городских проблемах, но становился нетерпимым, когда мы с Кирой говорили о личных делах.