Петька — старший — все понял первым. Я подслушал, как он на маму ругался. — Мы куда его девать будем? В комнате друг на друге почти спим, или мне в пристройку переселиться? — Петя, милый, я понимаю все, но ты же знаешь, он убьет, да и грешно это. — Я сам его убью! Мама начала снова плакать, и Петька расстроился, стал извиняться. Обнял ее. — Ладно, мам, справимся как-нибудь. *** Отец много пил, бил мать и нас без разбора. Мы уже привыкли и старались защищать мелких от его сухих загрубевших кулаков и грязных ботинок. Утром, как отец трезвел, вставали рядом с ним перед иконой и долго молились. Братья и сестра отчеканивали слова, а я только открывал рот для виду и пытался мычать. Мы жили на окраине города в частном секторе, ждали, что наш дом вот-вот купят, как и все соседние, под новостройку и мы переедем в большую классную квартиру. Прошло несколько лет, и все переехали, кроме нас. Батя тогда согласия не дал, а за новым к нам никто до сих пор не пришел. Дел всегда было много. Мы следили за садом и огородом, держали кур штук десять. После обеда Нинка и Семен приходили со школы и рассказывали нам о том, чему их учили. Ходили в школу только они: Петька уже слишком взрослый был, а на остальных не хватало денег для школьных сборов. Мама все время переживала, что кто-нибудь узнает, пожалуется в органы, и нас заберут. Вечером мы вместе готовили ужин, правда еды всегда было мало. Нинка придумала специальный график обжорства. По нему старшие дети ели через день, так как им лет больше, а значит, они и еды успели больше съесть, пока мы еще не родились. В родительской комнате перед сном, а то и ночью слышался глухой монотонный стук деревянной спинки кровати о стенку, сопение отца, а после едва слышные всхлипы матери. Нинка всегда пела колыбельную, чтобы нас успокоить и немного заглушить звук через стенку. Правда, когда у мамы снова округлился живот, ее плач слышался ночами намного громче. *** Мама сказала, что в этом году праздновать её день рождения нельзя, что сорок лет — плохая дата. Но мы все равно хотели как-то ее порадовать. Мишка нашел на выездной помойке старый телик. Ночью, пока батя спал и не было других дел, мы пытались его восстановить. Семен притащил из школы помятую книжку по электронике и по слогам читал нам про основы передачи радиосигналов. Несколько дней мы безрезультатно пытались починить устройство. Истыкали все руки отвертками и ножами, разобрали несколько старых бытовых приборов в поиске нужных запчастей, а потом решили пойти на крайние меры — своровать антенну. Воровать нужно было в тихом районе на другом конце города, поэтому Петька с Мишей отправились на поиски, а нам приказали молчать и родителям сказать, что они на рыбалку ушли. К вечеру братья вернулись с добычей и даже какую-то рыбу успели сачками наловить в городском карьере. Мы сварили суп, которого всем хватило. Спустя несколько ночей телик мы все же починили. Я все представлял, как мама обрадуется, да и мелкие тоже: вдруг там мультики покажут. Хотя, по правде говоря, я и сам был безумно рад. Через пару дней мы вручили подарок, мама снова заплакала, но теперь от счастья, обнимала нас и целовала в щеки мокрыми губами. Мы поставили телик в зале, включили его и затаили дыхание. Кажется, успели посмотреть минут пятнадцать, а потом домой пришел отец. Батя подарок не оценил и начал ругаться: — Кто посмел этот ящик в дом притащить? Мишка встал с пола: — Я посмел! Я его нашел, и мы все вместе починили. Это подарок для мамы. Отец схватил Мишку за шиворот и потащил во двор. Петька выбежал за ними. Мы с Семеном прильнули к окну. Отец пнул Мишку в живот, и тот упал. Петька замахнулся на батю, ударил его по голове, но, видимо, недостаточно сильно. Отец обезумел, схватил Петьку и так же бросил на землю. А потом бил, бил, бил. Я хотел броситься на улицу, но испугался, повернулся на Семена и понял, что он тоже струсил. Мы молча смотрели, как братья лежат на пыльной земле, как Мишка ползет к Пете и что-то ему кричит. Нинка побежала к соседям, у которых была машина, и они согласились отвезти Петю с мамой в городскую больницу. Вечером вернулись без Пети, и мама нас успокоила, что его там полечат недельку-другую и он приедет домой. В этот день перед сном мы услышали только один глухой стук. Без привычного плача и отцовского храпа. Утром мама сказала мелким, что отцу стало очень стыдно за свой поступок и он ушел лечить свой характер. А нам говорить ничего и не нужно было. Мама отправила нас погулять, а потом я подсмотрел, как она таскает пакеты из дома в развалившуюся заброшку рядом, которую на днях должны были снести и сравнять с землей. Мы продолжали заниматься домашними делами, Нинка с Семеном ходили в школу, а мама смотрела телевизор и гладила набухающий живот. Без бати стало спокойно. Правда, график обжор пришлось переделать, и теперь в нем были все. Батя когда не пил — калымил и домой приносил то деньги, то продукты какие. А теперь мы и без этого остались. Мама все чаще сидела у телевизора: ходить по дому ей было уже трудно. В основном ловили только два канала: на одном бесконечно крутили передачи, а потом рекламы про больных детей, которым нужна помощь. — Здоровым бы кто помог, — говорила мама. По другому каналу показывали фильмы и очень редко мультики. Мы соорудили в комнате небольшую кроватку. Сестра нашила пеленок и несколько маленьких шапочек из старой простыни. Часто спрашивали про Петьку, но в город ездить мама нам запрещала и сама туда каталась все реже. — Он скоро поправится и вернется, не переживайте. Но мы переживали: очень соскучились по старшему брату. Вскоре быть обжорами стало больно. Живот урчал. Очень хотелось кушать не только вечером, но и в обед и утром. Мама осунулась. Мы все боялись за ее живот: что малышу там плохо. Стали бегать по открытым рынкам, подворововали яблоки, огурцы и мясо. Один раз, помню, Мишка схватил два банана. Мы сначала сами их съесть хотели, но потом передумали и отнесли домой, чтобы поделиться со всеми. Мама продолжала сидеть у телика и со временем перестала злиться на рекламу с просьбами о помощи детям, даже не переключала ее. Однажды я увидел, как она записывает номер с экрана на небольшую бумажку. Подумал тогда: она-то им чем поможет. Мальчику с экрана срочно требовалось легкое, и грустные родители умоляли зрителей, говорили, что отдадут все, лишь бы спасти своего ребенка. Ночью мы снова услышали плач, а утром мама уехала в город. Думали, вернется с братом, но вернулась одна. И я понял, что Петю мы больше никогда не увидим. Последним воспоминанием о нем останется красное размытое пятно вместо любимой улыбки и его тело на грязном дворе нашего несчастного дома. Мама вскоре родила, и мы вместе выбрали красивое имя для малышки — Надежда. Про Петю не забывали, но с появлением новой общей радости на сердце стало чуть спокойнее. Мама стала чаще ездить в город, однажды даже привезла Наде новую кроватку. График обжор со временем выкинули, дома появилось и мясо, и молоко. Мы иногда спрашивали, откуда у мамы деньги, но она отнекивалась, говорила, что нашла подработку в городе и теперь все будет хорошо. Все и правда было хорошо, в школу начал ходить и Коля. Нинке купили туфли и книги. И дома как-то все стало светлее и лучше, пока однажды Мишка не заболел. Еще вечером мы с ним кидали мяч, а утром мама с соседом повезла его в больницу. Сказала, что появился вирус и нам всем теперь нужно быть аккуратнее, есть побольше меда и чеснока. Вернулась без брата: — Мишке нужно полечиться пару недель. Когда мама в очередной раз уехала в город, я нашел записную книжку в ее комнате с датами и номерами телефонов. Около некоторых из них стояли галочки и были написаны длинные цифры, а после слова: сердце, легкие, печень. Около других цифры были зачеркнуты. Решил никому про находку не рассказывать, чтобы сестры и братья не придумывали лишнего и ничего у мамы не спрашивали. Мишка вернется, и все снова наладится. Мама покрасила волосы в красивый рыжий цвет, привезла из города пряники и большую коробку с игрушками. Нина сказала, что ее пряники можно отвезти Мишке и что было бы здорово нам всем его навестить. Но мама не разрешила: — Не хватало и вам еще заразиться, скоро увидитесь. А через несколько недель сказала, что Мишку отправили в специальный санаторий минимум на полгода, потому что у него от вируса очень пострадали легкие и ему нужно время на восстановление. Мне не понравились ее слова, и тогда я снова залез в записную книжку и увидел еще одну галочку. *** Прошел год. Мишка так и не вернулся. Все еще болел. Нинка и Семен заканчивали школу. Нина сказала, что хочет ехать поступать в столицу в какой-то модный вуз, но боится, что не поступит, потому что у нас в городе образование слабое. Платно она, конечно же, не пойдет, откуда у мамы на это деньги. Мама согласилась. А потом она снова включила телевизор с этой дурацкой рекламой о помощи детям. Когда все уснули, мама зашла в комнату и ласково потрепала меня по макушке: — Никитка, я там чай заварила вкусный, пойдем, посидишь со мной немножко. Я понял, что завтра мама всем скажет, что я заболел. Мне было не страшно. Я покачал люльку, посмотрел на спящих братьев и сестер и решил, что у них теперь точно все будет хорошо. И пошел пить с мамой чай.
Автор: Мария Шестакова Оригинальная публикация ВК.
