Глава небольшого муниципального района - гомосексуалист-насильник. Однако он член Самой Главной Партии России! Чтобы помочь ему выиграть выборы, Самая Главная Партия отправила в маленький городок, где происходят события, крупного партийного чиновника. Его вместе с помощником убивают при загадочных обстоятельствах. По подозрению в убийстве арестован альтернативный кандидат - известный бизнесмен, помогающий людям, благотворитель и меценат. Чтобы снять с него подозрения, друзья затевают собственное расследование. Для этого им нужно исколесить пол-России и заглянуть в тёмное прошлое... Но в прошлое - неожиданно - вовсе не партийного чиновника...
Пролог
Тимур снова почувствовал, что засыпает. Снова встряхнулся, помотал головой, потер глаза. Ночь была теплой, он много ночей уже провел в стогах, на заброшенных старых фермах, там спалось крепко и спокойно. Но три ночи назад он заметил две машины, дежурившие около старой кошмы, где он спал в копне душистого сена. Ему показалось, что это машины сыновей Курехина. Вряд ли, конечно, сыновья стали бы дежурить около кошмы, подозревая, что там находится Тимур. Они прочистили бы эти кошмы вдоль и поперек, а потом разобрались бы с Тимуром… Скорее всего, это влюбленные парочки пристроили на ночь свои машины у дороги, а сами расположились где-нибудь неподалеку… Но у страха глаза велики! И Тимур решил, что все же лучше убраться оттуда подобру-поздорову.
Неожиданно он обнаружил на краю райцентра заброшенный склад, очень теплый и чистый, и поселился там. Рано утром, когда районный городок еще спал, он выползал из своего убежища и шел в круглосуточный магазин на окраине у бензозаправки. Там покупал еду и шел обратно. Однако сегодня ночью он заметил какое-то движение на складе и разглядел в неясных ночных августовских сумерках машину неподалеку. Он быстро собрался, закинул нехитрые пожитки в сумку и пустился бегом прямо через поле в лес.
В лесу он подремал немного, сделав себе постель их веток, мха и сухих листьев и положив под голову куртку, но быстро замерз и пошел в город. Деньги кончались. Можно было, конечно, доехать на попутках до тетки и взять еды или денег, но это не решало главной проблемы! Ему надо было уехать куда-то, где он мог бы гарантированно найти работу. Здесь, в пределах районного городка, он не найдет работу, потому что об этом сразу же узнает Курехин.
Тимур покупал на автостанции газеты и звонил, звонил по всем телефонам, где предлагали работу. Но все было какое-то подозрительное, похожее на кидалово. Только пара предложений показались ему серьезными. Какая-то фирма занималась трудоустройством в Санкт-Петербурге, там требовались кондукторы на троллейбусы и работники в Макдональдс, зарплату обещали до 40 тысяч рублей.
Тимур не боялся работы. Он мог делать все, у него были золотые руки и он знал это. Но он был очень наивным (сказалось детдомовское прошлое), его постоянно обманывали и недоплачивали заработанное. Поэтому ему и хотелось найти работу не шабашника или батрака какого-нибудь нового русского, а настоящую, в солидной фирме, с хорошим стабильным заработком и с так называемым социальным пакетом.
Макдональдс казался ему солидной фирмой. Он позвонил туда, ему велели приезжать на собеседование, но предварительно позвонить в среду. Среда была сегодня. Но звонить в пять утра было бессмысленно. Руслан сидел на автостанции и ждал, когда наступит хотя бы 8 часа утра. Было прохладно, хотелось спать, но спать было негде. На автостанции можно было вздремнуть на лавочках для пассажиров. Но там его очень легко могли обнаружить люди Курехина. Его ищут, он знал это. И наверняка Курехин и его сыновья предполагают, что он без денег и без связей не смог убежать далеко. А, может, его уже и засекли в этом маленьком городке- райцентре, и теперь пасут и ищут удобного момента заломить руки и запихнуть в машину. В многолюдных местах райцентра это сделать сложнее, чем на заброшенной ферме.
Тимур засыпал уже несколько раз. Но малейший шум мотора – и он вздрагивал и просыпался, прилипал к окошку автостанции и смотрел на дорогу и на вход. Из окошка улица и вход просматривались хорошо. И у него, он рассчитал, в случае опасности достаточно времени, чтобы выскочить на улицу и позвать на помощь.
В помещение вошла уборщица с ведром, шваброй и газетой. Эту женщину Тимур хорошо знал. Она подрабатывала одновременно продажей прессы, у нее он два-три раза в неделю покупал газеты с объявлениями о работе.
- Ой, и ты сегодня здесь! – удивилась она. – Ночевал на станции, что ли? А я вот тут тебе газеток новых принесла.
Тимур полез в карман за мелочью.
- Да нет, денег не надо, они бесплатные. Тут ведь у нас выборы мэра и областных депутатов. Вот они и распихивают свои газеты всем налево и направо. Вот и про нашего мэра Курехина тут есть. А другая газета – про другого мэра. Вернее, про того, кто идет против нашего Курехина. Нашего Курехина убирать давно пора: зажрался и зарвался! Говорят, у него коттедж такой – и олигархам не снилось! А этот, второй, который против Курехина идет, говорят, очень хороший. Людям помогает. Он называется – правозащитник! Да ты сам посмотри.
Тимур встал с лавочки, размялся.
- Да нет, мне про мэров не надо. Мне работу искать нужно. Нет ли у вас про работу?
- Про работу не раньше десяти привезут. Да ты сиди пока, эти читай. Все равно ведь делать нечего, - и она положила две газеты на лавку рядом с Тимуром, а сама шустро замахала шваброй.
Делать действительно было совершенно нечего. Тимур взял в руки газету. Сначала про Курехина. С первой страницы сочилась ненавистная улыбка Курехина, который стоял среди детишек и обнимал их своими жирными руками… Тимур почувствовал, как его начинает бить озноб. Он слишком хорошо знал эти мерзкие жирные липкие руки Курехина. И его загадочный коттедж он тоже знал очень хорошо. Он жил там целый месяц, выполняя всю самую черную работу по дому, ухаживая за скотиной и делая ремонт. Коттедж действительно был – олигархам не снилось! Четыре этажа, из красного кирпича, паркетные полы, мебель из чистого дерева, самая дорогая сантехника, и даже в туалете – подсветка и музыка, когда входишь… Впрочем, в туалете у господина мэра Тимур был всего один раз, когда менял там сливной бачок. По коттеджу он тоже особо не ходил – хозяева не терпели в доме посторонних, принимали лишь именитых гостей, нужных людей. Он был лишь в тех комнатах, которые обшивал натуральной кожей по прихоти хозяина… А так он жил в старой баньке, пристроенной к скотному двору. Для себя и гостей Курехин давно выстроил шикарную баню с сауной, батраки выкопали рядом пруд для купания после парилки. А в баньке жили работники и слуги. Которые постоянно менялись. По какой причине они сбегали от Курехина, Тимур понял только неделю назад. Когда сам пустился наутек, оставив вещи и наплевав на неполученную зарплату… Его только удивляло: каким образом мэр Курехин на свою зарплату тысяч в пятьдесят (так, по крайней мере, говорил он сам Тимуру, жалуясь на тяжелую жизнь городничего) сумел построить хоромы под названием «Олигархам не снилось»?
Вторая газета его заинтересовала больше. В первую очередь потому, что другой кандидат шел против ненавистного Курехина. Тимур в своих передрягах последнего месяца совершенно забыл о выборах. Впрочем, он ими никогда особенно и не интересовался. Какие политические интересы могут быть у парня, недавно покинувшего детдом и работающего «по случаю?» Но этот, другой, против Курехина кандидат, сразу ему понравился. Он был сфотографирован один, без всякого сентиментального сопровождения, без детишек и бабушек. У него было крупное лицо, высокий лоб, крепкий подбородок и жесткие глаза. Звали кандидата тоже очень звучно: Павел Железняков. Тимур прочитал биографию. Павел Железняков был из рабочей семьи, рано лишился отца и с юных лет сам зарабатывал деньги. Не только для себя, но и для матери и двух сестер. Он стал одним из первых бизнесменов в своем городе. Сначала, как все, торговал разным ширпотребом, а потом основал собственное производство. На производстве делали системы безопасности: современные камеры видеонаблюдения, колючую проволоку разных модификаций, суперсовременные замки и двери. Фирмы Павла Железнякова, как следовало из газеты, выигрывали какие-то госконтракты, делали системы безопасности для армии, полиции и даже ФСБ. Зарплата на его предприятиях была от 30 тысяч рублей.
В газете было опубликовано много писем-благодарностей от людей, которым Павел Железняков очень помог. Как понял Тимур, этот Павел Железняков был депутатом в своем городе Рыбацкий, а Рыбацкий район граничит с Маузбургским, где мэром восседает Кукрехин, и находится в двух шагах отсюда. В своем избирательном округе этот Железняков очень много делает для людей, помогает им материально, а его опытные юристы (у Железнякова в фирме целый юридический отдел) участвуют в судебных процессах на стороне простых граждан и помогают им выигрывать эти процессы. Причем, бесплатно!
А дом этого Железнякова находится как раз на границе того района и этого, Маузбургского и Рыбацкого. В своем районе он является депутатом, но его потенциал, как написано в статье «Зачем я иду на выборы?», очень большой, он понял, что может руководить муниципальным районом, что видит, как можно из запущенного депрессивного района сделать перспективный, дать молодежи работу, привести городок и район в порядок и сделать привлекательным для туристов. Вот он и принял решение баллотироваться на мэра соседнего района. Он намерен открыть здесь большое новое производство, создать около трехсот новых рабочих мест…
Тимур перечитал статью несколько раз. Обещания сделать городок и район привлекательным его не тронули: слишком часто он, как и все люди страны, слышал такие обещания от всевозможных политиков и кандидатов. Но его заинтересовали две вещи. Первое: производство этого самого Павла Железнякова, на котором рабочие получают зарплату свыше 30 тысяч. И второе: помощь этого Железнякова людям, причем, помощь бесплатная и именно юридическая. Ведь если так написано, то это наверняка правда! Не будет же кандидат так красиво врать о себе… Тут вот целые подборки писем от людей, которым он помог. Или все это все-таки вранье?
Но вранье можно проверить. Под фотографией Павла Железнякова было крупными буквами написано: «Звоните в любое время. Постараюсь помочь». И номер сотового телефона. Если человек публикует номер своего мобильника и призывает звонить ему, значит, наверняка ответит. В любое время? А что, если позвонить этому Железнякову прямо сейчас? Если не ответит, значит, тоже врет, как все депутаты, кандидаты и прочие политики… Написал бы: звоните с 9 до 18, например, это было бы по крайней мере честно. Но вот «в любое время» - это уж слишком!
Тимур посмотрел на экран своего мобильника: почти 6 часов утра. Что же, в любое время – так в любое время, как говорится, попытка – не пытка. И он набрал номер.
Телефон кандидата на мэра района выключен не был, шли длинные гудки. Это уже обнадеживало. Но гудки шли долго, а возможный будущий мэр трубку не брал. Тимур сбросил, вышел на улицу покурить, позвонил еще раз. Бесполезно. Он прошелся до магазина, купил бутылку воды, батон и пару сарделек. Вернулся на автостанцию, сел на лавку. Достал нож, подцепил кожуру на сардельке, почистил. Отрезал кусок батона, сделал большой бутерброд, откусил. Откусанный кусок еле поместился во рту…. И тут зазвонил мобильник.
Тимур подскочил как ошпаренный. Ему никто так рано не звонил. Когда он сбежал от Курехина, то тут же поменял сим-карту, новый номер знала только тетка и несколько друзей. Но никто из них не стал бы звонить в 6 утра! Если только что-нибудь случилось… Или его вычислил Курехин и теперь торжествует, звонит… Тимур не хотел отвечать. И не сразу сообразил, что звонит этот самый Железняков.
- Алло!
- Доброе утро! – заговорил густой баритон. – Это Железняков. Вы мне только что звонили.
Тимур ждал чего угодно, но только не этого! Поэтому у него моментально вылетело из головы все, что он хотел сказать. Он что-то замемекал, но с мыслями собрался очень быстро.
- Я прочитал газету. Там ваш телефон. Вы написали, что можно звонить в любое время… Там про Вас сказано, что Вы помогаете людям, попавшим в беду… Я попал в беду. Если вы можете мне помочь…
- Успокойтесь и расскажите по порядку! – остановил его густой баритон. – Во-первых, кто Вы?
- Я не знаю, кто я. Вернее, это трудно объяснить. Я без работы… Я скитаюсь по сеновалам… Но Вы не подумайте, я не бомж… Я ищу работу. Я совсем не пью… - Тимур чувствовал, что говорит что-то не то, но не знал, что нужно говорить в таких случаях.
- Да Вы успокойтесь. Что с вами стряслось?
- Я жил у Курехина… Я работал у него… Я от него сбежал… Мне пришлось. Он… Это… Того… В общем, мне пришлось сбежать. Я теперь скитаюсь, прячусь. Ночую на сеновалах…
- А где Вы находитесь сейчас?
- На автостанции.
- В Рыбацком?
- Нет, в Маузбурге… Где выборы, - зачем-то добавил Тимур.
- Я сейчас приеду за вами. Мне ехать около часа. Только вы не покидайте автостанцию, ждите там.
За этот час Тимур выкурил пачку сигарет. Хотя курил он совсем немного. Он совершенно не мог осознать, что же именно с ним произошло? Еще час назад он дрожал он страха и бессонницы, ждал времени, когда страна просыпается и можно будет снова и снова, до бесконечности, звонить по поводу работы, надеясь на удачу… И вдруг, как в фантастическом фильме, к нему на выручку едет какой-то супергерой (депутат и кандидат на мэра в понимании Тимура были почти супергероями)… А что если это подстава? А что если приедет Курехин и вот так, тепленьким, возьмет его под белы руки?.. Или это просто какая-то мафия, издает газету от лица какого-то депутата-кандидата, находит лохов вроде Тимура, а потом сдает их куда-нибудь, чтобы из них вырезали органы, как пишут в газетах и показывают по телевидению? Или отправят в сексуальное рабство в какой-нибудь публичный дом для гомиков…
При мысли о том, что он может угодить в лапы педиков, Тимура затрясло. Его трясло так, что лавка под ним заходила ходуном. Еще секунда – и он бросился бы бежать вон, и бежал бы до тех пор, пока не упал бы замертво… Ему вдруг впервые в жизни захотелось умереть. Вот так сразу, резко и без боли. Умереть – это значит, решить разом все свои проблемы. И не будет ничего. Ни дум о работе и оставшихся крохах денег, ни о Курехине, ни о педиках. Как хорошо было бы на самом деле лечь и умереть! Вот если бы была сейчас зима, то он точно так и сделал бы. Ушел бы подальше в поле, лег бы и уснул. Замерз бы и умер. Зато не больно и не страшно…
Раздался звук мотора. В окно Тимур увидел новенький джип. Из него вышел человек, которого Тимур узнал сразу. Павел Железняков очень походил на свое изображение на фотографии в газете. И весь страх, все ужасы последних дней стали как будто мягко таять внутри Тимура. От Железнякова веяло силой и надежностью.
Часть первая. КАНДИДАТ
Заседание предвыборного штаба затянулось. Впрочем, штабом назвать этих людей можно было с большой натяжкой. В привычном понимании предвыборный штаб – это куча пиарщиков, разносчиков, психологов, юристов и представителей некой службы безопасности. Которые с деловым видом снуют туда-сюда, вечно перебивают друг друга, сливают какую-то зачастую совершенно нелепую информацию, да еще потом требуют за свою совершенно бестолковую работу огромные деньги.
Что такое выборы, Павел Железняков знал хорошо. Он проходил выборы в депутаты местного муниципального совета города Рыбацкий дважды. А активно помогал пройти на выборы нынешнему главе Рыбацкого. Он знал, что куча денег, истраченных на разрекламировавших себя пиарщиков – это выброшенные на ветер деньги. Любые выборы можно выиграть ценой в три раза меньшей, чем они обходятся кандидатам. Но для этого нужна хорошая команда.
У Павла Железнякова такая команда была. Был друг Игорь Иванов, офицер в отставке, воевавший в горячих точках. Он был его правой рукой на производстве. Игорь получил после выхода в отставку юридическое образование и руководил всеми договорными процессами во всех фирмах Железнякова. Игорь был меланхолически нетороплив и очень честен. Из многолетней службы в горячих точках он вынес железное правило: никогда не выполнять приказ сразу! Приказ может быть, во-первых, тут же отменен, во-вторых, забыт, а, в-третьих, оказаться глупым и вредным. За глупый приказ попадает тому, кто его выполнил. А за умный хвалят того, кто его отдал. От Железнякова Игорю попадало частенько за лень и неспешность. Но еще чаще он спасал ситуацию именно благодаря своей неспешности и осторожности. Павел Железняков Игорю доверял. Именно он был начальником штаба и курировал все технические и юридические процессы.
Вторым важным человеком в команде была журналистка Анна Кондратьева. Железняков присмотрел ее много лет назад, долго ходил вокруг да около, но Кондратьева отказывалась от знакомств. Несколько лет назад с ней случилась страшная история. Местный Рыбацкий олигарх и депутат Борис Литровский и бывший местный начальник тогда еще милиции Баранов организовали Кондратьевой подставу с деньгами, обвинив ее в вымогательстве. Ее посадили в тюрьму, вернее, в изолятор временного содержания. Поскольку тогда едва ли не все должностные лица в Рыбацком были героями ее критических публикаций и, соответственно, не питали к отважной журналистке особой любви, дело могло закончиться очень плохо. Ее могли отправить в следственный изолятор, оторвав от семьи и маленького сына, на три месяца, пока идет следствие. Можно себе представить, что ждало молодую женщину в этой тюрьме. А потом ее, скорее всего, осудили бы, чтобы выбить с информационного поля и лишить возможности писать статьи. В Рыбацком, да и во всей области, Анну Кондратьеву очень боялись. У нее даже было прозвище Анаконда. Кондратьева вышла из передряги с достоинством. Она убежала из изолятора временного содержания и за несколько дней сумела раскрыть готовящееся преступление Литровского против несовершеннолетних детей, а также доказать свою невиновность.
После этого случая Анна Кондратьева стала избегать знакомств с богатыми бизнесменами. Она жила тихой семейной жизнью, писала свои критические статьи, но политикой больше не занималась. И все же Павел Железняков сумел с ней познакомиться, через мужа, у которого был строительный бизнес. Они понравились друг другу. Ледяное отношение Анны к современным российским бизнесменам Павел растопил своим отношением к людям. Он реально помогал бедным, больным и обездоленным. Причем, делал это с большим удовольствием. И вскоре семьи Кондратьевых и Железняковых крепко подружились.
Когда Павел задумал баллотироваться на мэра соседнего города Маузбурга и Маузбургского района, он сразу пригласил в команду Анну. Она согласилась с удовольствием и профессионально вела весь пиар. Собственно, весь пиар состоял из газеты, которую Анна выпускала на средства избирательного фонда, и во встречах, которые Павел с помощью Анны ежедневно проводил в Маузбурге.
Третьим членом штаба был Геннадий Славин, друг Анны, которого она и привела в штаб, познакомив предварительно с Железняковым. Геннадий Славин много лет отслужил в уголовном розыске, возглавлял сначала отдел по борьбе с преступлениями против личности (убийства, ограбления, изнасилования и т. п.), а потом – управление по борьбе с организованной преступностью. Когда управление расформировали, Гена как раз уходил на пенсию. Имея славу лучшего и честнейшего опера во всей области, он, конечно же, сразу получил кучу предложений по работе. В основном – возглавить на разных предприятиях службы безопасности. Гена попробовал. Но – не сумел! Он был слишком честен, чтобы принимать те условия работы, которые ему предлагали.
И тогда Гена Славин создал собственное частное детективное агентство. Тем и жил. Не жировал, кончено, в отличие от своих бывших сослуживцев, которые умели намного меньше, чем он, а имели намного больше. Но он никому не завидовал, со всеми поддерживал хорошие отношения и довольствовался тем, что сумел сохраниться свободным и независимым. С Анной Кондратьевой они были старые друзья и часто помогали друг другу в работе. Работать в предвыборном штабе Павла Железнякова Гена Славин согласился, однако же, только тщательно изучив кандидата и придя к выводу, что он – человек порядочный.
Трое друзей и четвертый сам кандидат и составляли предвыборный штаб. Внеочередное заседание затягивалось потому, что переваривание членами штаба полученной только что информации шло с большим трудом.
****
Нынешнего главу Маузбурга Георгия Курехина народ просто ненавидел! Он был вором, наглым, хамом, полным дураком да еще, как гласила народная молва законченным гомосексуалистом. Павел Железняков жителям Маузбурга понравился сразу. Он был обаятелен, по-русски крепок, добр и, главное, ему было что показать людям – конкретные дела в соседнем Рыбацком районе, где он много делал как депутат. В общем, к середине июля рейтинг Железнякова был уже около 60 процентов.
Гошик Курехин (его Гошиком звали практически все) паниковал. Проигрыш был чреват потерей кормушки. Работать он не умел, да особенно и не хотел, бизнесом заняться у него не хватало ума, а другой такой кормушки как кресло мэра города и района в случае проигрыша просто не найти. И, как оказалось, его склонность к гомосексуализму стала уже столь патологической, что не будь он мэром, его давным-давно посадили бы за изнасилование несовершеннолетних или хотя бы за попытки изнасилования. Но родители детишек боялись идти в полицию. Частично потому, что не хотели придавать дело огласке, но чаще dcего все же из-за того, что по старой веками сложившейся русской провинциальной традиции считали, что глава местного городка – человек, совершенно не подвластный правосудию. Они были совершенно твердо убеждены в том, что все у Курехина куплено и повязано. Частично это было правдой. Курехин дружил с местным начальником полиции издавна, а Маузбургская прокурорша была любовницей его приятеля – хозяина строительной фирмы, выигрывавшей за откаты все подряды и тендеры в Маузбурге. Этим человеком был Тимур, бывший детдомовец, молодой парнишка, вернувшийся этой весной из армии и попавший волею судьбы в лапы Курехину.
Тимур был инфантильным как все воспитанники российских детских домов постсоветского периода. Волна социального сиротства захлестнула Россию в начале так называемой перестройки. Родители спивались, умирали в неизвестности, передав каким-то образом свои квартиры неизвестным людям, их лишали родительских прав, отбирали у них детей и помещали в детские дома. Детские дома росли по всей стране как грибы после дождя. Дети алкоголиков и наркоманов не представляли собой ничего хорошего.
Но Тимур был не таким. Мать работал в совхозе, была бригадиром, считалась грамотной и умной женщиной. Сестра матери была в этом же совхозе бухгалтером. У матери была семья, трое детей и муж. Но все они сгорели заживо при пожаре в доме. В то сухое лето из-за неисправности в проводке ночью в бане загорелись сухие березовые веники, и огонь молниеносно переметнулся на дом. Матери в то время не было дома, она навещала сестру в соседнем селе. Односельчане даже не пытались спасать дом – шансов не было никаких, дом вместе с обитателями превратился в груду пепла за считанные минуты.
Мать потом едва не сошла с ума. Несколько раз пыталась покончить с собой. А потом в ее жизни произошли изменения. В совхоз по коммерческой надобности прибыл директор сельхозкооператива из Грузии. Красавец мужчина, солидный и богатый, он тотчас стал предметом томления женщин и девушек окрестных сел и деревень. Звали его Таймураз Шалвович, но для упрощения он представлялся Тимуром. Их всех сельских красавиц он выбрал именно мать Тимура. А через полтора месяца командировки Тимур Шалвович покинул Маузбургский район, оставив после себя селянам замечательный подарок – зародившегося в теплом животе русской возлюбленной кареглазого мальчугана.
Мать была этому несказанно рада. Но почему–то ей казалось, что Тимур Шалвович должен остаться здесь, в унылом Маузбургском районе, и жить с ней и их ребенком. Его отъезд был для нее ударом. А когда она узнала, что там, в солнечной Грузии, у любимого есть семья и четыре дочери, она прокляла возлюбленного.
Мальчик родился и стал всеобщим любимцем. Мать все же назвала его в честь отца, только русифицировано – Тимуром. Сердобольный директор Маузбургского совхоза разыскал в солнечной Грузии отца Тимура и сообщил ему о рождении сына. Таймураз Шалвович приехал, хотел забрать сына в Грузии. Но не нашел его. Мать категорически отказалась сообщать, где сын, а сам он найти не смог. Директор совхоза лежал в то время на операции.
А не смог он найти сына вот по какой причине. Была одна проблема – у матери после пожара не было жилья, она с сыном ютилась в ветхой избенке у сестры. Кончено, в тесноте – не в обиде, и мальчик вроде бы ни в чем не нуждался… Но педагогически подкованные органы опеки Маузбургского района решили оказать ребенку медвежью услугу, что в их понимании означало обеспечить ребенку надлежащие жилищные условия и хорошее воспитание. Иначе говоря – поместить Тимура в детский дом. И в один прекрасный день в дом тетки нагрянула принципиальная педагогическая комиссия и забрала Тимура.
Перед детским домом Тимура отправили в Рыбацкий реабилитационный центр для маленьких. И надо же такому случиться – именно в это время отец Тимура приехал в село искать сына! О том, где находится мальчик, знала только мать. А разузнать в отделе опеки он не догадался. Впрочем, ему вряд ли бы сказали. Мать, считавшая, что Тимур-старший ее просто-напросто бросил, выгнала его со скандалом и сказала, то сына ему не видать никогда! А если он будет искать его, то она сообщить в милицию, что он намерен похитить ребенка. Таймураз Шалвович поездил по окрестным детским домам, но ничего не узнал и уехал несолоно хлебавши. Директор совхоза в это время был на лечении в далеком санатории.
А маленького Тимура вскоре поместили в детский дом.
Так он и рос, при живых родителях фактически круглым сиротой. Мать, конечно, брала его на каникулы и праздники, но он совсем не чувствовал ее тепла и ласки. А потом она стала пить и вскоре померла, отравившись каким-то суррогатным спиртом.
А Тимур унаследовал от отца красивую южную внешность с черными кудрями и карими глазищами в обрамлении густых пушистых ресниц, а также интеллект и внутреннюю культуру. Его очень любили и в детском доме, и тетка – единственная его родственница, и все соседи тетки, да и все окружающие, с кем ему приходилось встречаться. Тетка рассказала ему об отце, и он очень хотел найти его. Но для этого нужны были, во-первых, какая-то отправная точка, какая-то информация, а, во-вторых, деньги. Ни того, ни другого у Тимура не было. Директор сельхозпредприятия, который единственный мог бы ему помочь, уже умер. И Тимур решил отложить поиск отца до лучших времен.
Но лучшие времена так и не настали. Зато наступили худшие. Он попал в лапы извращенцу, гомосексуалисту, который оказался еще и царем и богом района, и спасения, кажется, не было никакого.
Но спасение пришло неожиданно. Тимур был твердо уверен, что ему помог случай – не окажись он в это утро на автостанции, не заведи разговор с уборщицей - распространительницей газет, ничего бы не случилось. Он бегал бы, голодный, с места на место, пока в один прекрасный день сыновья или друзья Курехина не поймали бы его…. От мыслей об этом его бросило в дрожь. Он сидел в большом мягком кресле, пил чай с невероятно вкусным печеньем и ждал, пока в соседней комнате Павел Железняков и его друзья решат, что с ним делать.
Наконец дверь в соседнюю комнату отворилась, и самый высокий и крупный из команды, которого все учтиво называли Игорь Михайлович, несмотря на то, что он был моложе всех, позвал его. Тимур обладал хорошей памятью, он запомнил сразу всех членов команды Павла Железнякова, и в лицо, и по именам-отчествам. Первым взял слово Павел.
- Тимур, мы сейчас поедем с тобой подавать заявление в полицию.
- Но… Там же все – друзья Курехина…
- Не все. Может, в Маузбурге и все, но есть и другие отделения полиции. Мы поедем сейчас к начальнику полиции Рыбацкого, это честный человек. Заявление обязаны принять в любом отделении полиции, но потом его переправят по месту предполагаемого преступления. То есть, в полицию Маузбурга...
При этих словах Тимур вздрогнул.
- Не бойся. Мы сразу поставим в известность начальника областной полиции, и покрывать Курехина никто не будет. Но ты, Тимур, учти одну важную вещь: у нас нет практически никаких доказательств. Если бы ты сразу пошел в полицию, тебя направили бы на экспертизу, и экспертиза многое показала бы. И следы спермы Курехина на твоей одежде, и частички его одежды на твоем теле и твоей одежде, и это было бы стопроцентно. Полиция выехала бы на место преступления, провела бы осмотр и там тоже многое бы нашла… Но время упущено! Ты бегаешь уже которую неделю. Вряд ли мы добьемся возбуждения уголовного дела. Но если даже и добьемся, то суд все равно оправдает Курехина. Еще раз объясняю тебе: доказательств у нас с тобой никаких! Поэтому единственный способ отомстить за тебя – это придать дело огласке. Курехину будет несладко. Сейчас идут выборы, и для него это событие – как кость в горле. Мы выпускаем газету в рамках предвыборной кампании, и будем там публиковать серию материалов о Курехине. Конечно, под вымышленными именами, иначе на нас просто подадут заявление в полицию или иск в суд - за клевету. Говорю тебе: ну нет у нас никаких доказательств! Однако уверяю тебя: проигрыш на выборах для него пострашнее любой полиции и любого уголовного дела. От уголовного дела он всегда сможет уйти, знаешь ведь, как хлипко наше правосудие! Но вот если он проиграет выборы, то потеряет практически все! Сам знаешь, что Курехин живет не по средствам. При его зарплате тысяч в сорок пять - пятьдесят невозможно ни менять каждый год машины, ни ездить по четыре раза в год отдыхать на дорогие курорты, ни тем паче построить коттедж с паркетным полом. Он, как ты понимаешь, живет на взятки и откаты. И если лишится места, то не сможет себе даже на хлеб заработать. По правде говоря, выборы эти он проиграет и так, народ его ненавидит, а все предыдущие выборы он выигрывал лишь с помощью подтасовок голосов избирателей. Но мы сделаем так, что все, и он в первую очередь, будут считать, что выборы он проиграл из-за тебя. Из-за того, что пойдут публикации о его гомосексуализме, о его извращениях, о его изнасилованиях. И он будет винить во всем тебя, и, думаю, ты будешь доволен и отомщен. Люди в Маузбурге знают, что Курехин гомосексуалист. Но некоторые не верят, потому что поверить в такое действительно очень трудно: глав района – гомосексуалист, да еще с насильническими наклонностями! При советской власти он и дня не проработал бы после того, как об этом узналось бы… К тому же, надеюсь, информация об этом событии дойдет до вышестоящих инстанций и Курехина может быть даже заставят сняться с выборов. Если же нет – пусть разделят с ним эту ответственность, нас это уже не касается.
Дальше заговорила женщина, журналистка, которую звали Анной Сергеевной Кондратьевой. Но все звали ее либо просто Аня, либо Анаконда. Павел Железняков успел объяснить Тимуру, что прозвище это журналистка получила за свой крутой нрав, змеиную мудрость и опасность. А прозвище само собой сложилось из двух первых слогов имени и фамилии.
Анаконда очень нравилась Тимуру. Она излучала неизъяснимое обаяние, и в тоже время от нее исходила внутренняя сила и некая угроза. Тимур подумал, что, наверное, ее действительно боятся. Хотя внешне, если не чувствовать эту угрозу, журналистка выглядела вовсе не агрессивной. Анна Кондратьева была совершенно неопределенного возраста. По мудрости и усталой грусти, которые читались в ее глазах, ей можно было бы дать и сорок, и даже больше. Но у нее была удивительно светлая, по-девичьи свежая кожа и обезоруживающая почти детская улыбка.
- Тимур, ты сейчас мне все расскажешь подробно. Во-первых, для того, чтобы мне написать о происшествии статью. А, во-вторых, это чисто психологический маневр. Рассказав, ты почувствуешь облегчение. К тому же порепетируешь, чтобы было легче давать показания. Помни: говорить везде и всегда нужно только правду! Ничего не скрывай, иначе ты рано или поздно собьешься или проговоришься. И тебе не будут верить. Лишнее тоже ничего не выдумывай, даже если появится желание усугубить ситуацию и очернить Курехина. Вранье, или даже преувеличение, легко раскроется, и тебе опять же не будут верить. Ты понял?
Тимур кивнул.
А дальше в беседу вступил мужчина с военной выправкой и недоверчивым взглядом. Его звали Геннадий, ему было лет пятьдесят, у него были рыжие волосы и зеленые глаза-буравчики. Тимуру сказали, что это бывший мент, но он и сам об этом догадался еще раньше. Геннадия ему представили как самого честного мента всего Рыбацкого, когда-то лучшего опера области, а сейчас просто частного детектива. Тимуру успели сообщить, что после выхода на милицейскую пенсию он получил множество приглашений на высокие должности начальников безопасности крутых фирм и предприятий и даже пытался работать. Но ничего не получилось: рыжий Геннадий Славин был слишком честен для того, чтобы работать в крупных коммерческих структурах. В конце концов, он оформил лицензию частного детектива и начал заниматься детективной деятельностью. Конечно, больших доходов это ему не давало, но зато он всегда имел право выбора клиента. Это, во-первых. Во-вторых, Славин при таком раскладе оставался совершенно независимым. Ну и, в-третьих, и это было, пожалуй, самым главным: рыжий детектив сохранил и даже преумножил навыки оперативной работы.
Как все оперативники с опытом, Славин недоверчиво отнесся к появлению Тимура Солодовникова в предвыборной компании Павла Железнякова. Первое, что пришло ему в голову – подстава! Сейчас Железняков начнет раскручивать это событие, его обвинят в клевете, а потом этот Тимур Солодовников исчезнет из поля зрения или, чего доброго, напрямую окажется в команде Курехина и будет говорить, что Железняков его бил, пугал, требовал оклеветать честного Курехина и так далее. Второй вариант Славин просматривал таким образом. Парень узнал, что Железняков богат, и решил просто-напросто сесть на шею и тянуть таким образом денежки с «клиента». Когда там еще Железняков поймет, что его надули! За то время можно неплохо пожить за его счет.
Поэтому Славин весь разговор членов штаба с «клиентом» молчал, всматривался, анализировал и лишь изредка задавал короткие вопросы. Его оперативное чутье, в конце концов, склонилось к уверенности в том, что парень говорит правду и что все, о чем он рассказал, произошло с ним на самом деле. К тому же он собрал достаточно информации о гомосексуальных пристрастиях господина Курехина, поэтому Тимуру он все-таки поверил. Он понимал, что все произошедшее – правда, и что то, что это произошло в разгар предвыборной кампании, есть простое совпадение, которое на руку команде Железнякова. Но вот только что из всего этого следовало?
Все, кроме Анны и Тимура, поехали обедать. А Анна приступила к пристрастному журналистскому расспросу. И то, что она услышала помимо самой истории о попытке изнасилования Тимура мэром города Маузбурга Курехиным, привело ее в шок.
Тимур устроился работать к Курехину месяца полтора назад. После армии он поработал на разных шабашках в Маузбургском районе, но везде его обманывали. Документа о какой-либо специальности у него не было, да и был бы – толку мало. В Маузбурге царила безработица, ехать в другой город бесполезно – там наверняка своих безработных хватает. Тимур был мастер на все руки. Ему все давалось легко. Он в детдоме и у тетки на каникулах освоил все мужицкие профессии. Мог работать плотником, столяром, строителем вплоть до тонкой внутренней отделки, мог заниматься со скотиной, знал и любил садоводческое и огородническое дело. Но за все это ему платили копейки. Работодатели с первого взгляда понимали: парень неспрослив и скромен. И пользовались этим.
Работу у Курехина ему нашли приятельницы тетки. Он позвонил, рассказал о себе. И ему велели приехать. Курехина дома не было. Его Тимур вообще увидел далеко не сразу, спустя, наверное, месяц. Дома была жена Курехина Татьяна – толстая деревенская баба с совершенно деревенскими замашками и разговором. Тимур даже подивился: как у мэра целого муниципального района, в который входил и город Маузбург, может быть такая непрезентабельная жена? Потом уже он узнал биографию Курехина и перестал удивляться. Курехин сам вышел, что называется, из грязи в князи. Его мать была скотницей в самом замухрыжном даже при советской власти совхозе. Вечно грязная и пьяная, совершенно неграмотная. Гошика Курехина она родила от безродного пастуха, с которым жила от случая к случаю и который утонул пьяный в пруду, когда Гошик был совсем маленький. Гошик в школе учился плохо, но был очень практичен и амбициозен. После восьмилетки он поступил заочно в какой-то сельхозтехникум, работал в совхозе. После окончания техникума стал зоотехником. Через некоторое время, когда началась перестройка и отечественное сельское хозяйство резко пошло ко дну, возглавил СПК – бывший совхоз, который был никому не нужен, и за несколько лет продал все, что там было. Таким образом, СПК - совхоз завершил свое существование, а Гошик Курехин впервые в жизни стал относительно богатым. Жену себе он нашел там же – она работала агрономом и они вместе учились заочно в техникуме. Потом оба заочно лет за семь-восемь с горем пополам закончили сельхозакадемию. Этого вместе с наглостью и жадностью тогда было вполне достаточно, чтобы стать успешными людьми.
После того как Гошик Курехин развалил совхоз и распродал совхозное имущество как свое, его, как водится, пригласили на повышение - работать в администрацию. Глава Маузбургского района был старый и больной, и Гошик Курехин, которому тогда исполнилось сорок лет, понял, что наступил его звездный час. Последние годы правления старого больного мэра он усиленно вел собственную пропагандистскую кампанию. И когда мэр ушел на заслуженный отдых, Гошик легко и свободно провел предвыборную агитацию и стал главой Маузбургского муниципального района.
Теперь Курехин жил с женой в большом четырехэтажном коттедже с паркетными полами, всеми удобствами, охранником и прислугой. Взрослые сыновья жили отдельно со своими семьями. Платил он прислуге и охраннику копейки, но люди были и этому рады: за годы управления Курехиным Маузбргским районом район и город пришли в упадок настолько, что работы не стало вообще.
Тимура определили жить в сарайке при скотине В его обязанности входило ухаживать за скотиной, доить коров, а также, (предполагалось – за отдельную плату) выполнять в доме различные строительно-ремонтные работы. Жена Курехина пообещала платить пятнадцать тысяч, плюс приплачивать отдельно за каждую дополнительную работу. Через две недели она дала Тимуру так называемый аванс три тысяч рублей, еще через три недели – еще две тысячи, и сказала, что денег пока нет, но вот-вот будут, и она рассчитается. Правда, сказала, что пять тысяч вычтет за месяц за питание.
Тимур удивился. То, чем кормили его и прислугу Курехины, пяти тысяч, кончено же не стоило. Утром ему приносили кашу на воде, правда, хлеба было вдоволь. На обед были суп и картошка либо макароны с какими-нибудь прошлогодними соленьями. На ужин – тоже картошка, макароны или каша с соленьями. Мяса не давали никогда. Но Тимур не привык привередничать – жизнь в детском доме приучила быть довольным тем, что есть. К тому же ему не запрещали пить молоко из-под коров, и он пил вдоволь. Иногда втихоря делал себе творог из прокисшего молока. В сарайке он нашел старую допотопную электроплитку, починил ее и стал использовать. После «зарплаты» он даже ходил в магазин, покупал себе сигареты и что-нибудь вкусное. Иногда даже яйца, делал себе яичницу. Главное – у него была работа и крыша над головой. Понятие счастья у выпускников российских детских домов весьма ограниченно.
Самого Курехина он видел редко и издалека: из окна своей сарайки. Курехин уезжал всегда по утрам второпях, орал на жену и охранника, страшно матерился. Тимур удивлялся: как может глава целого района быть таким грубым? Потом привык. Возвращался Курехин чаще всего очень поздно и пьяный, тоже орал на всех и пытался, как казалось Тимуру, что-то кому-то доказать. Но выходила его бабища-жена, хватала орущего в охапку и уволакивала домой. Курехин был хоть и не хилого телосложения, но своей бабищи-супруги почему-то очень боялся.
Часто Курехин привозил гостей. Тогда он становился совсем другим. Гостей Курехин облизывал и ублажал. Прислуга говорила, что к Курехину ездят только очень важные персоны. Впрочем, это было заметно и по тому, как Курехин лебезил и заискивал перед ними. Он сам готовил во дворе шашлыки, выносил из подпола самодельное вино, заготовки, жена пекла пироги и делала салаты, рецепты которых скачивала из Интернета. Тут уж Курехин ни на кого не орал, был сама любезность и выглядел даже немного интеллигентно. При гостях он никогда не напивался, зато потом, оставшись один, компенсировал все это, бегал по дому и по двору, орал и не давал никому покоя. Тимур забирался в свой сарай и сидел тихо. Курехин, похоже, если и знал о его существовании, то не придавал этому никакого значения.
Но однажды Курехин увидел Тимура. Был уже август, ночи стояли прохладные. Тимур выходил доить коров около пяти утра. С вечера, он слышал, Курехин предупредил охранника, что в пять за ним заедет водитель и он поедет в областной центр на совещание. Тимур возвращался из хлева, где находилась скотина, с двумя подойниками, полными молока. Машина с водителем въезжала во двор, охранник, хоть было еще по-летнему светло, на всякий случай включил дворовое освещение. Тимур как воспитанный юноша громко поздоровался и с Курехиным, и с охранником. Курехин начал было орать на водителя, что тот опоздал, но вдруг увидел Тимура. Матюги так и застряли у него в глотке. Он весь переменился, подобрался и широким шагом направился к Тимуру. Тимур поставил подойники на землю.
- Ты наш новый работник? Не знал… Не знал.., - в голосе Курехина слышалось странное восхищение. – Ну, давай знакомиться!
Он протянул Тимуру даже две руки. Тимур пожал ему одну, но Курехин тут же схватил его ладонь второй рукой и затряс руку Тимура в каком-то непонятном блаженстве.
- Очень рад! Очень рад! Какой красивый, оказывается, у нас новый работник. А я и не знал. Жена говорила сколько раз: у нас, мол, новый работник, такой старательный парнишка, а мне и не к чему… Занят я, понимаешь? Я же глава целого района! – на этих словах Курехин высокомерно задрал голову. – А тебя как звать-величать? Тимур! О, какое красивое имя…. Очень рад! Очень рад! А меня Георгий Николаевич зовут. Ну, это для подчиненных. А для друзей по-простому – Георгий. Так меня и называй. Познакомимся поближе – можешь и Гошей звать. Я ведь, Тимур, мужик простой, деревенский, я сентимонии, понимаешь, разводить не привык…
Тимуру стало как-то не по себе. Он огляделся и увидел, что и охранник, и шофер смотрят на него с некой опасливой улыбкой. Но почему они улыбались, Тимур тогда не понял. Он понял это гораздо позднее. Ведь он еще ничего не знал о пидерастических склонностях Гошика Курехина. А они, видимо, знали.
- Ты вот что это, Тимур… Надо нам как-то отметить знакомство. Я, это, сейчас еду в область. Там после банкет. Но я постараюсь побыстрее. Я приеду. И мы тут с тобой посидим, отметим.. Ты что пьешь-то?
- Ничего.
Тимур действительно совершенно не переносил спиртного. Иногда он мог выпить немного пива, но очень редко.
- Ну, как же это так! – не унимался Курехин. – А хорошее вино? Знаешь, у меня целый погреб своих вин. Есть и пятилетней выдержки… Ну, не пьешь, так и не надо, это похвально. Тогда шашлычков пожарим. Я, друг Тимур, знаешь ли, жарю изумительные шашлыки…
В разговор к большому облегчению Тимура встрял водитель служебной машины.
- Георгий Николаевич, извините, конечно, но нам лучше бы уже ехать. Дорога плохая, можем опоздать на Ваше совещание.
- Ах, ну да. Ну да.., - Курехин сразу засуетился и полез в машину.
Тимур стоял ошарашенный, как будто ему на голову вылили ведро воды. Машина тронулась. Тимур смотрел, как мэр выезжает из ворот. И вдруг через спущенное стекло автомобиля Курехин посла ему воздушный поцелуй. Тимур поежился. Какая-то неприятная догадка засвербила в мозгу. Но времени на ее осмысление не было. Надо было идти процеживать молоко и убирать хлев.
За день Тимур подзабыл утреннее происшествие. Как все детдомовцы, он не склонен был анализировать происходящее. А вечером вернулся Курехин и, едва въехав во двор, пулей выскочил из машины и побежал к Тимуру, который курил на лавочке, отдыхая после вечерней дойки. У Гошика был вид страстного любовника, истомившегося по предмету своей страсти…
Гошик обнял Тимура, крепко прижал его к сердцу потными и дрожащими руками, чем вызвал у Тимура, очень аккуратного юноши, паническую брезгливость. Гошик побежал в дом, вытащил чан с мясом, принялся разводить костер и нанизывать на шампура куски. Погнал работников в погреб за вином для себя, компотами для Тимура и соленьями для всех. Жена Курехина все это время с недовольным видом ходила по двору и подозрительно посматривала на супруга и на Тимура. Тимур чувствовал себя совершенно не в своей тарелке.
- Эй, Гоша, да ты, может, угомонишься! – пыталась было урезонить суетившегося мэра жена.
Но у нее ничего не получилось. Тимур тогда не знал, что когда Гошиком Курехином овладевала любовная страсть, он становился совершенно неуправляем и не боялся даже жены.
- Пошла вон, дура! – грубо оттолкнул жену Курехин. – Иди лучше пирогов напеки.
- Вот еще! - высокомерно заперечила жена-бабища. – Буду я печь пироги ради какого-то скотника!
- Заткнись, дура! Забыла, что ли, как сама на скотном дворе навоз возила? Это я тебя из дерьма вытащил, учиться в техникум позвал. – С этими словами Курехин схватил жену за руку и втащил в дом. – Пошла в дом, дура, и не высовывайся оттуда!
Но жена открыла-таки дверь и, злобно сверкнув на Тимура глазами, выпалила на прощанье.
- Погоди, дурак старый, плохо это кончится! Сколько раз сходило с рук, а вот с этим скотником, гляди, попадешься.
Просто так, в запальчивости изрекла она это, или же обладала каким-то даром предвидения, Тимур не знал. Но слова ее оказались пророческими.
Накормил в тот вечер Курехин Тимура действительно на славу. Тимур за всю жизнь не ел так много и так вкусно. А Курехин подсаживался все ближе и ближе к нему и все приговаривал:
- Да ты ешь, ешь, милый. Ты, поди, голодаешь тут у нас. Знаю я свою стерву – она работников сроду хорошо не кормила, все прошлогодние огурцы им скармливает. Уж такая жадная, что не приведи Господи! И как я с ней столько лет прожил – сам не понимаю... А ты красивый мальчик. Ты детдомовский, говорят? Это хорошо, хорошо… И хорошенький ты какой! Ты, видно, нездешний, лицо у тебя какое-то не здешнее. А волосы какие красивые у тебя! – Курехин гладил Тимура по голове и нежно перебирал его шелковистые кудри.- А реснички какие… Знаешь, я просто обожаю брюнетов.
И при этом он все пытался обнять Тимура. Тимур уже начал подозревать неладное. Он все подливал и подливал Курехину вина в надежде на то, что тот напьется и либо уснет тут же, либо уйдет в дом. Сам Тимур пил компот. Курехин держался на редкость стойко, пьянел, но не падал. Наконец он залепетал какую-то бессвязицу и начал посапывать, пытаясь прикорнуть на плече у Тимура. Тимур уже было подумал о том, что надо бы позвать жену, пусть уведет его спать, но она сама вдруг вышла из дома. Взяв мужа за шиворот, поволокла его в коттедж.
- Наклюкался, скотина! И как только тебя земля носит, выродок несчастный! Погоди, накличешь ты на нас беду. Знаешь же, что выборы идут. Вот поймают тебя С Э Т И М, тогда будешь знать. И останешься без должности. Тогда пойдешь по миру милостыню просить, скотина ты этакая…
Тимур успокоился, убрал грязь и посуду после трапезы и пошел спать. Он был уверен, что Курехин надолго попал в крепкие супружеские руки.
Но надежды его не оправдались. Тимур спал крепко, как всякий молодой человек, отработавший на свежем воздухе целый день. И он не услышал скрипа двери. На ночь Тимур никогда не запирался, ведь это не имело смысла: здесь бояться было некого, ценных вещей у него не было, денег немного, а вход во двор охранялся хорошо… Тимур проснулся лишь тогда, когда Курехин, устроившись рядом с ним на постели, обхватил его сзади мертвой хваткой и стал сдергивать штаны. Тимур, сообразив, в чем дел, начал вырываться. Но чем сильнее рвался он в толстых потных руках мэра, тем крепче становилась хватка мэра.
- Подожди, ну что ты, глупыш..., – жарко шептал ему в ухо Курехин. - Ты же не знаешь, как это здорово! Да ни одна баба не доставит столько удовольствия. Что эти бабы! Тьфу – да и все. А у нас – настоящая мужская любовь. Да не бойся, малыш. Тебе понравится. Вот увидишь, понравится. Да я тебя в такие круги введу, с такими людьми познакомлю. Ты даже представить себе не можешь, как Н А С много. В губернаторских кругах нас много. Ко мне и из Москвы приезжают… А ты такой славный мальчик! Ты просто красавчик. Ты всем понравишься. Ты столько денег заработать сможешь – ой-ой-ой! Да не брыкайся, дурачок! Ты через год станешь миллионером, на самой крутой тачке ездить будешь. Я тебя в Москву отвезу, там такие как ты очень дорого стоят.
И когда Тимур понял, что ему не вырваться из цепких объятий Курехина, он решил кричать. Вряд ли на крик сбежится прислуга или прибежит охранник. Наверняка охранник видел, как Курехин пробрался к нему в сарайку, и прекрасно знает, что там будет происходить. И прислуга наверняка осведомлена о пристрастиях хозяина. Единственная, кто может помочь – это жена. И тогда Тимур набрал в легкие побольше воздуха и дико истошно закричал.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-!!!!!!!!!!!!
От неожиданности Курехин выпустил его из своих цепких объятий. Тимур соскочил с кровати и выбежал во двор. Из дома через двор к нему бежала жена Курехина. Она молнией, что было странно для ее мощного тела, кинулась к мужу и стащила его с кровати, ругая последними словами:
- Скотина! Педик проклятый. Сколько же я буду с тобой мучиться! Вот он пойдет сейчас в полицию и донесет на тебя. Вот и будут тебе и выборы, и мэрство твое. Вот и будешь сам на скотном дворе у кого-нибудь работать. Педик проклятущий!
Курехин хоть и неохотно, толкаясь и оказывая мощной супруге посильное сопротивление, но все же двинулся к выходу. Вытолкнув его во двор, жена обратилась к Тимуру:
- А ты смотри, скотник, скажешь кому – тебе не жить! И не дай Бог еще пойдешь в полицию! Здесь у нас – все свои! Заруби это себе на носу. Тут никто против Гоши даже не пикнет. А сыновья наши где хошь тебя найдут!
Тимур подождал еще час, надеясь, что Курехины угомонились, потом собрал кое-какие вещи, чтобы не тяжело нести, вышел, крадучись, убедился, что охранник его не заметил, забрался на высокую яблоню за хлевом, которая почти граничила с забором, перемахнул через забор и бросился бежать прочь.
Примерно так, только поменяв имена и не называя фамилий, описала эту историю Анна в своей статье, которая вышла большим тиражом и распространилась по Маузбургу и Маузбургскому району. Город и район гудели! Нельзя сказать, чтобы маузбургцы удивились прочитанному. Нет, они в большинстве знали, что Курехин страдает гомосексуализмом, и даже в народе говорили о фактах изнасилования малолетних. Но именно – только говорили! Жители Маузбурга были слишком забиты и боязливы. За два выборных срока совершенно ничтожный и неумный Курехин сумел-таки убедить их в своем всесилии настолько, что они уверовали свято: Курехин – местный царь и бог, и все в пределах Маузбургского муниципального района, да и в области немалая толика (не зря же к Курехину ездят важные гости!) подчиняются Курехину и пляшут под его дудку. Поэтому всякое сопротивление они считали бесполезным. Те, кто был недоволен жизнью в Маузбурге, просто-напросто покидали его в поисках лучшей доли. Жалеть было не о чем: Маузбург был сир и гол. Что, впрочем, не мешало ему быть красивым чисто русской старинной незатейливой красотой. На высоком берегу широкой реки он представал перед взорами проплывающих мимо судов белоснежным собором с золотыми куполами и двумя церквями поменьше. А домики были на берегу как на подбор: старинные разноцветные особнячки с резьбой или лепниной. Именно этим, да еще множеством маленьких оригинальных музеев привлекал Маузбург туристов. Но они проходили два-три часа по набережной и уезжали, ибо больше делать в Маузбурге было совершенно нечего. За набережной кончалась красота, там были грязь, слякоть, полное отсутствие асфальта и каких-либо дворов, убогие лачуги, нищета и пьянство.
Павел Железняков начал свою предвыборную кампанию еще в мае. И тут маузбургцы приятно удивились. Впервые они стали получать газеты и другие информационные материалы, в которых деятельность Курехина описывалась не в радужных тонах, как это было в местной и областной прессе, а совершенно критически. И маузбургцы узнали, что, оказывается, в их город ежегодно приезжает около трехсот тысяч туристов, и что по самым простым подсчетам они должны оставлять в казне Маузбурга не менее 300 миллионов рублей. А по данным, представленным курехинской администрацией, официально значится только половина туристов. И это значит, что около 150 миллионов рублей оседает в карманах Курехина и его приближенных. Еще маузбургцы узнали, что Курехин выстроил себе коттедж стоимостью, по оценкам специалистов, около пятнадцати миллионов рублей. А еще – что все тендеры на ремонт и строительство выигрывает в Маузбурге почему-то одна и та же фирма, которой руководит приятель Курехина, а строит и ремонтирует эта фирма все так, что через месяц все надо делать заново… В общем, для жителей Маузбурга настала новая жизнь! Они с нетерпением ждали новых публикаций, листовок и газет с разоблачением Маузбургской власти.
Уже в июле рейтинг Курехина пал ниже низшего предела. А у Павла Железнякова еженедельно был прирост 5-6 процентов. С такими темпами Курехину ничего не светило. Нельзя сказать, чтобы все в Маузбурге так уж и были против него. У Курехина были и поклонники. В основном бабушки, которых он всех знал в лицо и по именам и для которых три раза в год (на Новый год, на 8 марта и на День пожилого человека) устраивал вечеринки. Главной фишкой вечеринок был всегда сам Курехин. Он всегда посещал их лично сам, целовался-миловался с бабушками, по-свойски выпивал с ними стопку водки и плясал вприсядку. Для бабушек этого было вполне достаточно, чтобы любить Курехина верной непритязательной любовью и всегда голосовать за него. Тем более что благополучие мазбургских бабушек практически не зависело от власти. Они были самыми обеспеченными гражданами Маузбурга благодаря стабильным пенсиям и огородам. Проблемы безработицы, плохих дорог, пьянства молодежи и воровства власти их касались очень мало.
Но таких было меньшинство. В основном жители Маузбурга крепким провинциальным умом понимали, что их родной город находится в полнейшем упадке. Другие города и районы, меньшие по площади, развиваются по мере сил и средств, как-то идут в ногу со временем, а в Маузбурге даже Интернета нормального нет! Даже нет ни одного банкомата в городе. И газ в район вообще не проводится. Хотя соседний район уже газифицирован на 80 процентов. А тут за последний срок пребывания Курехина у власти провели всего пять километров газа от одного села до другого!
А еще жителям Маузбурга очень нравился Павел Железняков. Они никогда раньше с таким не встречались. Он был фактическим воплощением их несбыточных, казалось бы, идеалов. Человек богат, причем, не на сигаретах или водке состояние сделал, а на производстве. Начал с нуля, а стал одним из самых богатых людей области. А еще он очень добр. Никогда ни одному человеку он не отказал в просьбе. Его обманывали, выпрашивали деньги непонятно на что, даже алкаши пользовались его добротой. Но он, даже зная наверняка, что деньги не пойдут на дело, все равно никогда никому не отказывал. Он считал, что надо поступать так, как написано в Священном Писании: «Просящему у тебя дай» (Мф. 5:42). «Из имения твоего подавай милостыню, и да не жалеет глаз твой, когда будешь творить милостыню. Ни от какого нищего не отвращай лица твоего, тогда и от тебя не отвратится лице Божие» (Тов. 4:7-11). А еще он нравился им внешне: это был по их разумению настоящий мужик. Крепкий, сильный, хорошо сложенный, с крупными, но не грубыми чертами лица. О нем ходили легенды, большая часть которых не имела никакого отношения к действительности. И эти легенды придавали образу Павла Генриховича Железнякова романтический ореол. И чем больше сторонники Курехина распускали о нем гадкие слухи, тем больше народу нравился таинственный Павел Генрихович Железняков. Он распространил по Маузбургу буклеты с номером своего сотового телефона, и они с удовольствием звонили ему, организовывали встречи и общались.
В общем, в победе Железнякова никто практически не сомневался. Даже господин Курехин.
Но был в этой предвыборной компании еще один важный момент: за выборами бдительно следили не только в области, но и в Москве. Дело в том, что правящая партия катастрофически теряла авторитет. Особенно в центральной России. Особы, «приближенные к императору», были хорошо проинформированы о том, что фактически правящая партия доживает последние дни. И выборы (а они шли не только в Маузбурге, но практически по всей России) должны были показать, кто из лидеров на местах способен удержать рейтинг партии своим авторитетом, а кто катастрофически его теряет. Говорили, что тех руководителей регионов, где кандидаты в депутаты и в главы муниципальных образований, идущие при поддержке правящей партии и губернаторов, не пройдут, там будут прямо снимать губернаторов. А в муниципальных образованиях, где главы пройдут, но при этом правящая партия не наберет сорока процентов, этих глав тут же следом будут убирать.
Наверху создавали новую партию. Называлась она «Единое Российское Государство». Сокращенно ей было дано очень оригинальное название – «Единорог». Пиарщики новой партии, которая еще только создалась и должна была пополниться обломками старой, сделали все как надо. И название звучное, и символ хороший. Единорог хоть и мифическое животное, но во все времена люди в него почему-то верили. И он считается символом чистоты, благоразумия и силы. В общем, это вышло даже красивее и надежнее, чем когда-то медведь у «Единой России».
Область, где находятся Маузбург и Рыбацкий, была объявлена пилотным проектом. Здесь решили обкатать новую партию. И всех кандидатов (в мэры муниципальных образований, в депутаты муниципалитетов, поселений и областной думы), которые участвовали в выборах при поддержке областной и местной власти, срочно вывели из правящей партии и записали в «единороги». Президент прислал в область «смотрящего». Этот «смотрящий» должен был обеспечить проходимость всех до одного кандидатов, причем, распозиционировать их именно как идущих от новой, поддерживаемой Президентом, партии «Единое Российское Государство» или сокращенно «Единорог». Смотрящий был строг и непреклонен. Он быстро разобрался со всеми, кого припугнул, кого убедил, и дело пошло: согласно опросам общественного мнения, в области усиленно лидировали «единороги». Смотрящего так и прозвали – Единорог.
Смотрящий-Единорог был приближенным Президента. Говорили, что если он добьется победы «единорогов», то ему на откуп будет дана вся область целиком. Иначе говоря, либо он станет потом губернатором и будет зарабатывать на области, либо он поставит своего губернатора, и тот будет зарабатывать для него на области. Область была богатая, не дотационная.
Курехин был, как и остальные кандидаты, срочно записан в «единороги» и выдвинут на пост главы Маузбурга как «единорог». Он всех устраивал. Его район и город никогда не бунтовали, ничего особенного не просили, жили терпеливо и смиренно. Бурного выражения недовольства в своей епархии Курехин не допускал. Поэтому его район обносили и газификацией, и выгодными программами, и размещением инвесторов. В области рассуждали: не бунтуют, значит, всем довольны. А раз довольны, значит, потерпят еще пару годиков без денег и газификации. Кроме этого, Курехин умел принимать гостей. Именитые москвичи, посещавшие область, всегда непременно заезжали в тихий красивый Маузбург, ходили по старинным улочкам, посещали стилизованные кузнечные мастерские, столярные цеха, покупали валенки и сувениры, откушивали в стилизованных кабачках щей и блинов и уезжали, умиротворенные и уверенные в том, что в русской провинции все хорошо и прекрасно и народ всем доволен.
Один раз Маузбург посетил даже Президент. Он увидел, что высокий берег Маузбурга рушится и пообещал денег из федерального бюджета на берегоукрепления. Однако эти его обещания так и остались на словах. Ведь для того чтобы обещания Президента воплотились в жизнь, нужно было их продвигать. Тормошить губернатора, федеральных депутатов, обивать пороги министерств и ведомств. Маузбургскому мэру Курехину ничего этого не было нужно. Ему жилось хорошо, а что касается берегоукреплений, то это не так уж важно. Стоит Мазбург без этих берегоукреплений несколько столетий, простоит и еще столько же. Народ не бунтует, привык к обваливающимся берегам, так чего же надо-то?
Кроме того, Курехин пораздавал (не безвозмездно, конечно же) москвичам земли вокруг Маузбурга. Места красивые, дорога на Москву хорошая, да и до Москвы недалеко . Ведь в Подмосковье земли стоят бешеные деньги, а тут – даром, только поблагодарить малость мэра нужно… К окончанию второго срока царствования Курехина вокруг Маузбурга не осталось уже свободных земель. Почти везде позакрывали доступ к реке. Но маузбургцы и это стерпели. Река большая, найдут они, где искупаться. Есть знаменитые так называемые Пески – чудный золотистый пляж почти в трех километрах от города. Все ездят туда купаться. На велосипедах, на машинах, кто как. А нет транспорта – есть в самом Маузбурге заводь у пристани, тоже неплохо. Говорят, в Подмосковье простые граждане уже и забыли, как их речки выглядят. А тут – аж два пляжа на весь район и город! Не жизнь, а малина!
Москвичи были благодарны Курехину. Не только за то, что почти на халяву получили земли в таком прекрасном месте, но и за то, что все проходит без скандалов. За это они поддерживали Курехина, хвалили его в Москве, а вот сейчас немного (кто смог, конечно) ссудили деньжатами на предвыборную кампанию.
В общем, Курехин был защищен со всех сторон, всех устраивал и еще накануне выборов был уверен в победе. Но вдруг все пошло не так! Откуда ни возьмись появился этот Железняков. С его обаянием, новизной, харизмой, деньгами. И шансы Курехина стали стремительно уменьшаться.
Рейтинг Железнякова пер ввысь как огурцы на удобренной грядке. Даже те, кто его не знал и особенно не интересовался, готовы были хоть сейчас проголосовать за него. С именем Железнякова народ связывал надежду на обновление. А обновления хотелось почти всем. Молодежь в нем и вовсе души не чаяла. Современен, успешен, богат. К тому же Железняков объявил о своей производственной программе – строительстве быстроходных маломерных судов на территории Маузбургского района. Он служил когда-то на флоте и суда просто обожал! Этим он готов был обеспечить занятость молодежи в достаточно большом количестве.
Железняков мало интересовался политикой. Можно сказать, что он ею не интересовался вообще. Несмотря на природный ум и подкованность по большинству современных проблем, он, к своему стыду, легко признавал, что не может запомнить название всех этих многочисленных партий, парламентских и непарламентских, группировок и общественных движений. Он если и запоминал их, то по фамилиям лидеров: партия Зюганова, партия Жириновского, партия Рогозина… Несмотря на огромный опыт выживаемости в бизнесе, знания и образование, он никак не мог привыкнуть к мысли о том, что именно все эти многочисленные депутаты, помощники, политики и руководители партий и являются людьми, определяющими судьбу России. Он был бизнесмен и производственник, и все эти люди казались ему крайне несерьезными.
На выборы главы он пошел потому, что очень хорошо знал город Маузбург, прекрасно видел, что он совершенно не развивается по субъективным причинам и хотел его всколыхнуть, вдохнуть новую жизнь в этот своеобразный старинный русский город. Маузбург напоминал ему гоголевский Миргород. С его грязью, лужами, патриархальностью и совершенной неспособностью большинства населения сбросить со своих плеч некое иго тупого всевластия. Павел Железняков любил говорить на встречах с маузбургскими избирателями:
- Город должен, в конце концов, раскрыться и начать новую жизнь.
Ему казалось символичным, что такой типично русский городок носит немецкое название. У названия была, разумеется, своя примечательная история, и Павел видел в этом некий символ, предзнаменование некоего прорыва вперед. Маузбург был основан чуть раньше С.-Петербурга. Когда Петр Первый приблизил к себе немца Лефорта, немецкие ремесленники хлынули в Россию. На месте Маузбурга были глухие деревни. Немецкие мастера облюбовали это место, потому что река здесь была судоходной и богатой рыбой, леса обильны, земли плодородны, а люди трудолюбивы. Они основали слободу, которой потом Екатерина Великая дала статус города, и назвали Маузбургом. Происхождение название имеет две версии, из-за которых до сих пор спорят краеведы. Одни говорят, что название произошло от фамилии первого Маузбургского бургомистра Маузмана, другие отдают предпочтение местной легенде, сохранившейся в летописи. Якобы когда наместник Петра Первого приехал в слободу посмотреть, нельзя ли здесь основать верфь и начать строительство флота, он устал и заснул на берегу. Проснулся оттого, что по нему пробежала мышка. И тут же увидел змею, приготовившуюся его ужалить. Змею он зарубил, а место это решил назвать в честь маленькой мышки, которая спасла ему жизнь. Были среди краеведов и такие, которые были готовы на откровенную историческую ложь, чтобы прославить родной город. Так известный местный краевед Гречкин убеждал всех, что сам Петр Первый приезжал в слободу в поисках места для строительства кораблей, и история с мышкой произошла именно с ним, отчего он и велел назвать слободу Маузбургом.
Несколько раз Маузбург переименовывали в Мышгород и даже просто в Мышкин, чтобы русифицировать название. Но ничего не прижилось. Жители упорно называли свой город Маузбургом. Потом решили: Петербург тоже все переименовывали, да все равно остался он Санкт-Петербургом. А чем Маузбург хуже?
Павел Железняков считал, что поселение, бывшее здесь когда-то, должно было непременно оставить в потомках дух немецкой пунктуальности, аккуратности и трудолюбия. Просто за годы советской власти все это порастерялось, повыветрилось. Но до сих пор в Маузбурге насмерть стояли крепкие немецкие домики из красного кирпича, и даже лютеранская кирха, в которой торговали при советской власти керосином, а сейчас сделали музей русско-немецкого быта времен Петра Великого.
Происшествие с Тимуром Солодовниковым придало предвыборной кампании совершенно иную окраску. Первая же статья, вышедшая в официально зарегистрированной предвыборной газете, пошла нарасхват. Люди передавали газеты из рук в руки, делали копии. В штабе Железнякова решили даже сделать дополнительный тираж. В статье описывалось само происшествие. В следующем номере Анна Кондратьева опубликовала продолжение – подробности подачи Тимуром заявления по поводу возбуждения уголовного дела о привлечении господина Курехина к уголовной ответственности за попытку изнасилования. В статье описывалось, как Тимур (все имена и фамилии были, конечно же, изменены), не доверяя местной маузбургской полиции, подал заявление о попытке изнасилования в полицию Рыбацкого. Как была передана телеграмма в областное УВД главному начальнику, на всякий случай, чтобы дело не замяли, и только после этого, будучи уверенным, что дело не замнут, потерпевший согласился дать показания по месту происшествия – в маузбургской полиции.
Дальше следовал подробный рассказ о допросе в полиции и анализ происшествия.
Новую газету выпустили сразу же тиражом в два раза большим, чем предыдущую. И опять тираж разошелся в мгновение ока. Ничего особенно нового жители Маузбурга о своем главе Георгии Курехине из статьи, конечно же, не узнали, но они все равно ликовали! Потому что наконец-то Курехина свергли с пьедестала недосигаемости, наконец-то нашлись люди, которые не побоялись пойти ему наперекор, которые обошли купленную курехинскую полицию и купленную курехинскую прокуроршу и придали огласке постыдные преступления мэра-педика. Тот факт, что фамилия Курехина не была названа и его в статье именовали просто должностным лицом, ничего не меняло: маузбургцы прекрасно понимали, о ком речь.
Дело было передано в следственный комитет. В самом Маузбурге следственного комитета не было. Отделение следственного комитета было в Рыбацком, объединяло следователей Маузбургского, Рыбацкого и еще двух районов области. В рыбацкий следственный комитет вызвали сначала Тимура, который дал показания слово в слово, потом его тетку, которая подтвердила, что Тимур приехал к ней, будучи в бегах, и рассказал эту гнусную историю. Еще вызвали женщину с автостанции, которая дала Тимуру газету с Павлом Железняковым. Она подтвердила, что парень был очень напуган, от кого-то скрывался, ночевал где попало и пытался найти работу. Вызвали и самого Павла Железнякова. Он дал показания, когда и при каких обстоятельствах познакомился с Тимуром Солодовниковым.
Все это, разумеется, красочно описанное, легло в основу третьей статьи, которая вышла почти сразу после второй. Жители Маузбурга говорили только об этом происшествии. Если раньше некоторые еще сомневались в правдивости рассказа о попытке изнасилования, то теперь уже их сомнения полностью рассеялись. Ведь все было описано совершенно правдиво, ясно и четко, а название должностей начальников силовых структур и правоохранительных органов придавали материалу особую значимость.
Сам Курехин и его окружение усиленно пропагандировали в Маузбурге эту статью как нагую ложь и попытки очернить его, честного семьянина, во время предвыборной кампании. И приписывали эту «чернуху» Павлу Железнякову. Курехину верили, но совсем немногие. В основном любящие его бабушки, с которыми он танцевал и пил водку, они ведь толком и не знали, что есть на свете насильники и гомосексуалисты.
Курехин с ужасом ждал появления каждой новой статьи. За эти дни он похудел, сделался похожим на сдувшийся воздушный шарик. Молодой следователь Синченко, ведущий расследование, был разговорчив и обладал чутьем и тонким чувством юмора. Он не сомневался, что все рассказанное Тимуром Солодовниковым - чистая правда. Но сразу сказал, что перспектив у дела на возбуждение и тем более на доведение до суда никаких. Но, вызывая Курехина на допрос, делал строгое непроницаемое лицо и вел себя с ним так, что Курехин был уверен: после допроса он прямиком будет отправлен в места не столь отдаленные.
У следователя Синченко сложились хорошие отношения с Железняковым – умненький молодой следователь и кандидат на должность маузбургского главы сразу прониклись друг к другу симпатиями. И следователь поделился с Железняковым впечатлением от допроса Курехина:
- Он так трясся от страха, что стол ходуном ходил. У меня, наверное, от крышки стола синяки на теле.
Потом Солодовникову и Курехину выписали направление на детектор лжи. Курехин отказался, а Тимур поехал. Результаты были впечатляющими: у Тимура детектор показал 97 процентов достоверных ответов. Но все это были, конечно же, косвенные доказательства! Экспертиза проктолога тоже ничего не дала – слишком много прошло времени, слишком долго Тимур находился в бегах, раны зажили.
Но все это уже не имело значения! Через две недели, к середине августа, рейтинг Курехина упал до двенадцати процентов. Правящая верхушка «единорогво» была в шоке.
До Анны Кондратьевой от приятелей журналистов областных СМИ доходили слухи о недовольстве главного Единорога. Ее даже предупреждали, что, возможно, будут пущены в ход черные технологии. А это означало, что Железнякова обольют помоями с ног до головы. Этого Анна как раз ни капельки не боялась: компромат на ее кандидата найти было практически невозможно, а придумать и запустить – уже поздно. Что бы ни говорили и не писали «вчерную» про Павла Железнякова, народ уже был сагитирован, и вся чернуха воспринималась именно как вранье и попытки опорочить. Даже тот факт, что Павел Железняков был женат третий раз, воспринимался совершенно положительно. Мужики говорили: молодец, так и надо! Замужние женщины комментировали: молодец, как порядочный человек он на всех женился. А незамужние тихо вздыхали: есть же мужики на свете, ну почему они проходят как-то мимо, не замуж за него, так хоть голосовать пойдем… И готовились в день выборов ставить галочку напротив фамилии одного из настоящих мужиков.
Одна неудачная попытка пиарщиков–«единорогов» наврать все же была предпринята. В Маузбурге вдруг разошелся слух о том, что Павел Железняков договорился с москвичами (которые-де и дали ему денег на выборы, потому что своих у него нет, и все богатство его – одно вранье), что как только он станет главой, они разместят здесь вредное химическое производство. Но в эти слухи никто практически не поверил. Даже информация о трех браках произвела большее впечатление, чем этот выдуманный химический завод.
*******
Но дело неожиданно приняло иной оборот. Однажды Анне позвонил главный редактор известной областной газеты «Золотое слово» Алексей Новацкий, с которой Анна сотрудничала.
- Привет, Анаконда! Слышал, деньги зарабатываешь на кандидате?
- Почему бы нет? – спокойно ответила Анна. - И ведь не только деньги, Алексей Михайлович, но еще и славу! На других кандидатов целые пиар-компании работают, а толк минимальный. А мы вот с кандидатом с мая практически в одиночку добились рейтинга почти 80 процентов.
- Слышал, - сказал Новацкий. – А Курехина-то за что педиком обзываешь?
- Я не обзываю, во-первых, а всего лишь рассказываю правдивую историю.
- Неужто она и впрямь правдивая? – недоверчиво спросил Новацкий.
- Абсолютно! – с жаром ответила Анна. – И, поверьте, мне самой было трудно в такое поверить. С парнем я разговаривала лично, он живет сейчас здесь, в Рыбацком. Его на детектор лжи проверяли. И мой друг частный детектив несколько раз его «прокручивал». Все правда, Алексей Михайлович! Вы же знаете, что я никогда не вру.
- Ну ладно, верю… Только ты смотри, я тут должен тебя и твоего кандидата предупредить: в области вами очень недовольны. Рвут и мечут. Вы им все карты спутали. У них все шло гладко, пока вы не сунулись с Железняковым. Мало того, что Железняков может победить Курехина, а он ведь не «единорог», еще благодаря вашей бурной деятельности к Курехину прицепится этот имидж педика. Новую партию создают, раскручивают в нашей области, и товарищам «наверху» совсем не хочется, чтобы партия с первых шагов стяжала славу педиков.
- Так пусть выгонят Курехина из «единорогов»! Как раньше было, за аморалку.
- Нельзя уже! Удар по партии. Выборы-то уже идут, другого кандидата уже не найти.
- Ну и пусть выгонят Курехина, а Железнякова примут в эти самые «единороги»! Им же лучше. И партию не опозорят, и лицо сохранят, и мэра получат «единорога». Все как положено.
- Говорю тебе: нельзя уже! Коней на переправе не меняют. Это же скандал на всю Россию! «Единороги» просмотрели кандидата! Нет уж, им лучше делать вид, что все про его пидерастию – вранье, а твоего Железнякова могут и снять с выборов.
- Интересно, как это? – возмутилась Анна. – Думаете, это так просто – взять и снять? Он ведь ни одного нарушения не сделал и снимать его не за что.
- Ну, найдут за что. Подставу сделают.
- За этим мы следим. Мы, Алексей Михайлович, тоже не лаптем щи хлебаем. Помимо меня тут приличная служба безопасности. Мы каждый шаг контролируем, с юристами проговариваем. Невозможно это!
- Ну, если невозможно, тогда будут искать другие способы. Стращать, например.
- Он никого не боится!
- Напрасно ты в этом уверена. Человек, у которого бизнес завязан на государственных заказах, всегда боится его потерять.
- Они не смогут ничего сделать! Не успеют, выборы через три недели!
- Значит, будут пытаться запугать, намекнут, что после выборов перекроют ему все ходы. Этот, главный Единорог, он совсем непрост. Наш губернатор и даже начальник ФСБ ему в подметки не годятся… Ну, ладно, я тебя предупредил, поскольку мы с тобой старые друзья. А дальше уж сама смотри.
Анна сначала пыталась забыть разговор, убеждая себя, что это пустой журналистско-политический треп. Но потом все же надумала собрать информацию. Переговорили с Геной Славиным, решили пока ничего Железнякову не говорить, разузнать все по максимуму.
Через пару дней совместными усилиями они нарисовали примерно такую картину. Действительно, в области вовсю буйствует главный Единорог, присланный из Москвы на обкатку пилотного проекта новой политической партии. Зовут его Кириченко Вадим Борисович. Ему за пятьдесят лет, и в определенных кругах он имеет кличку Киллер. Кличка Анне не понравилась. Она означала, что Кириченко без суда и следствия совершает политический расстрел всех неугодных оппонентов. Устраняет их в мгновение ока. Один кандидат в главы, который тоже, как и Железняков, набирал по предварительным данным больше, чем кандидат от единорогов, в считанные дни снялся. Кириченко-Единорог накопал на него компромат, и тот испугался. Но это Анну не смутило. Она сама могла накопать компромат на кого угодно и прекрасно знала, что далеко не всегда компромат пугает кандидата. Умные кандидаты даже сами в начале своего пропагандистского пути пускают компромат, чтобы его как надо подать людям, а люди потом привыкнут и забудут. Анна узнала также, что еще один кандидат, которого Единорог стал пугать компроматом, послал его подальше. Она навела справки: речь шла о судимости кандидата. В ранней юности он совершил кражу в общежитии и был осужден условно. Понятное дело, такой компромат не отнимет голосов: мало ли что было в юности! Кандидат людям нравился, он был директором крепкого СПК, слыл справедливым, суровым, но добрым мужиком. Ему Единорог был не страшен. Но он шел в областную думу, это ведь совсем другой расклад, определенная независимость потом на пять лет. А у мэров – всегда зависимость…
И что же сможет этот Единорог сделать с Павлом? Интуиция подсказывала Анне, что дело может принять опасный оборот. Она поручила Славину разузнать о Кириченко и его окружении как можно больше. И Славин на три дня залег на дно.
Однако через три дня улов был не такой уж большой. Гена узнал, что Кириченко очень близок к министру юстиции. Когда-то Криченко сам служил в УВД, но ментом не был, а работал в колонии строго режима. Это было много лет назад в Краснодаре. Когда-то Кириченко занимал какую-то комсомольскую должность, но как только корабль социализма дал течь и комсомольцы стали искать работу, Кириченко одним из первых покинул райком и ушел на государеву службу. Он стал замполитом в одной из краснодарских тюрем строгого режима. Потом, когда с партией и комсомолом было окончательно покончено и все замполитовские должности убрали, он стал заместителем начальника колонии по воспитательной работе. А когда начальник ушел на пенсию, то занял его место. Путь славный, ничего не скажешь! Житейского опыта таким товарищам не занимать.
Потом он поднялся до заместителя начальника управления исполнения наказаний области, потом стал начальником УИН области, депутатом, и оттуда уже подался в Москву. Его заметили как исполнительного товарища, который умел решать любые проблемы. За это его и уважали. На прошлых выборах в Госдуму РФ он прошел по партийным спискам правящей партии, а потом создал и возглавил в Госдуме фракцию новой партии «Единое Российское Государство».
Еще Славин узнал, что всюду и везде Кириченко появляется со своим верным помощником, соратником и может даже телохранителем Александром Сергеевичем Смирновым. Каковы его функции, неизвестно, но говорили, что Кириченко будто бы даже серьезные переговоры проводит только в его присутствии. Причем, мало кто слышал даже звук голоса этого Александра Сергеевича Смирнова – так он старается быть незаметным. Еще говорили, что был случай нападения на Кириченко во время отдыха на курорте, и этот самый Александр Сергеевич Смирнов, который зримо или незримо сопровождает его всюду, вырос как из-под земли и незаметно, двумя-тремя неуловимыми движениями уложил мордами в землю всю шайку нападавших. Журналисты заинтересовались, хотели взять у защитника интервью о том, какими средствами защиты владеет этот загадочный Александр Сергеевич Смирнов? Но тот наотрез отказался разговаривать и сказал, что ничего особенного не сделал, просто вспомнил, чему учили в детстве в секции самбо, а нападавшие оказались обычной уличной шпаной, вот и не смогли оказать сопротивления.
Это была единственная информация об Александре Сергеевиче в Интернете. И его единственное интервью – всего один ответ на один вопрос о нападении. Изображения его в Интернете не было вообще. Мировая Паутина была напичкана материалами о Кириченко, его интервью и изображениями с кем угодно и где угодно, даже с многочисленными женами, детьми и внуками. Но ни одной фотографии рядом с Александром Сергеевичем не было и в помине. Это, безусловно, что-то значило. Но вот что именно?
****
Предвыборная кампания тем временем стремительно набирала обороты. Продолжали выходить материалы о Железнякове, и параллельно раскручивалась история о пидерастических наклонностях Курехина. Жители Маузбурга звонили Павлу Железнякову прямо на сотовый и рассказывали подобные истории, случавшиеся в Маузбурге. Курехина зачморили совсем. Его вообще перестали воспринимать всерьез. Он даже не мог встречаться с избирателями. Ему тут же задавали вопросы о происшествии, он пытался оправдываться, лепетал, что это клевета, но его поднимали на смех. Иногда он пытался говорить, что статьи – не о нем. Там же не было конкретных фамилий, виновник происшествия именовался просто должностным лицом. Тогда над ним начинали издеваться.
- Если это не про Вас, то чего же Вы так нервничаете?
Он краснел, суетился и убегал. В Маузбурге, где все друг другу друзья или родственники, всегда точно знали, когда Курехин уезжал на допросы. И на встречах не забывали поиздеваться по этому поводу:
- Если это не Вы, то почему Вас на допросы таскают? И почему от детектора лжи отказались?
А мальчишки, завидев его, кричали в открытую:
- Педик! Гомик! Насильник!
В Маузбурге свершилось то, чего не происходило никогда в истории: жители перестали бояться своей власти. Не случайно ведь существует мудрость: чтобы чего-то перестать бояться, надо это высмеять. Саркастические статьи Анны Кондратьевой сделали свое дело. Иго Курехина был сброшено. Пока только психологически. Но люди ждали выборов, чтобы сбросить его и фактически. Ведь они перестали бояться Курехина еще и потому, что были твердо уверены: через несколько недель его уже не будет у власти.
Но все пошло не так.
Железнякову позвонили утром, аккурат в тот момент, когда началось заседание его предвыборного штаба. Звонил секретарь областного комитета партии «Единое Российское государство». Мужчина, по голосу молодой, очень вежливо представился и очень вежливо сообщил, что руководитель партии Вадим Борисович Кириченко хочет побеседовать с Павлом Генриховичем. Павел так же вежливо ответил, что готов в любое время. Ему назначили на 16 часов. К этому времени он должен был приехать в областной центр в региональный комитет «единорогов».
Павел улыбался.
- Думаю, меня пригласят вступить в эту партию. Она сейчас раскручивается, говорят, после выборов станет ведущей.
Анна и Гена Славин переглянулись. Они уже чуяли недоброе.
- Почему ты так уверен в этом? – спросила Анна.
- Ну а зачем же еще? – пожал плечами Павел. – Выборы ведь на дворе, они же понимают, что я выиграю.
Павел при всем его огромном жизненном и коммерческом опыте был очень наивен. Он любил людей, делал для них много и всегда ко всем относился хорошо. Ему и в голову не могло придти, что к нему могут относиться не так. Его, конечно, часто обманывали, и он каждый раз совершенно искренне удивлялся:
- Почему он так поступил? Я ведь к нему – со всей душой…
Анна лихорадочно соображала, говорить или не говорить Павлу о том, что они со Славиным уже знают. И все же решила не говорить: пусть узнает от самого Единорога, по крайне мере, поедет спокойным. А вдруг действительно дело совсем не в том, о чем ее предупреждал Новацкий…
- Мы поедем с тобой. Я и Гена, – сказала она.
- Зачем? – удивился Павел. – Занимайтесь здесь своими делами. К чему тратить время? К тому же, думаю, разговор в любом случае будет один на один.
- Это понятно. Но надо разведать обстановку.
- Ну, если хотите, так поехали, мне все равно.
У Анны была потрясающая интуиция. Она спасала ее не раз. И в той давней истории, когда местный олигарх и начальник милиции, ненавидевшие ее, хотели посадить ее в тюрьму, она спаслась именно благодаря своей интуиции. Интуиция безошибочно подсказывала ей, в каком направлении нужно искать. Впрочем, это мог быть и просто жизненный и журналистский опыт. Муж Анны, хозяин строительной фирмы, всегда говорил ей:
- Если бы у меня была такая интуиция, я всегда брал бы только выгодные заказы и никогда не пролетал бы.
Он был, как и Павел Железняков, тоже слишком наивным для бизнеса и всегда верил всем на слово. Впрочем, Гена Славин, оперативник со стажем, считал, что интуиция тут совершенно не при чем, просто у Анны потрясающий оперативный талант. Давным-давно, когда Гена был еще начальником отделения уголовного розыска, а Анна – начинающей журналисткой, и они начинали сотрудничать, Славин говорил ей:
- Мне бы одного такого опера, как ты, и можно бы было весь отдел разгонять.
Вот и сейчас Анна чувствовала¸ что что-то неладно. Нужно было ехать и проводить рекогносцировку на местности. По тому, что там за люди, в этом «Единороге», как они встретят и даже как выглядит приемная, можно было узнать многое.
В 14 часов 30 минут джип Павла Железнякова с самим Павлом за рулем и с двумя пассажирами отчалил от предвыборного штаба. Ехали медленно, Павел начинал напрягаться…
- Павел, ты знаешь что-нибудь об этом Кириченко? – спросила Анна.
- Так, немного. В Интернете почитал. Я и не знал, что он – такой серьезный мужик. Я думал, что те, кто возглавляют партии, вообще не могут быть серьезными людьми.
- Я тоже так считала. В свое время они все разбогатели на обломках социалистической экономики. Но прошло время, и одного богатства им стало мало. Они все пошли во власть. Власть дает богатство, а богатство – власть. Так они и ходят по замкнутому кругу. И этим они опасны.
- Почему?
- Потому что из замкнутого круга вырваться практически невозможно.
- Поживем – увидим, - спокойно прокомментировал Павел.
Он еще не чуял подвоха.
Региональный комитет партии «Единое Российское Государство» располагался в самом центре областного города, рядом со зданием администрации. И это уже сразу навевало на мысль о том, что здесь – все серьезно. Занимала партия несколько комнат на первом этаже, все было обставлено богато и пышно. На входе сидел солидный охранник, правда, весьма пожилой.
«Это так, для проформы, - решила про себя Анна. – Основная охрана находится не здесь, а рядом с Самим»
В приемной сидел секретарь. Молодой человек в хорошем костюме, очень круглый и гладкий, по внешности – типичный начинающий политтехнолог, считающий, что умение зарабатывать во время выборов – высший пилотаж жизненной удачи. Он был очень вежлив, даже чуть-чуть больше, чем требовалось. Видно было, что ему хотелось понравиться. «Все понятно, мальчик, - подумала Анна, - ты знаешь, что Железняков богат и что он – потенциальный кандидат, и пытаешься понравиться на будущее – в случае, если здесь не приживешься, подыскиваешь себе клиента». Секретарь усадил их в кожаные кресла и сказал:
- Прошу покорнейше меня извинить, но Вадим Борисович примет только Павла Генриховича. Вам придется подождать здесь.
- Мы знаем, - резко и коротко отрезал Славин.
Он терпеть не мог таких мальчиков и считал их бездельниками.
- Но мне все же нужно доложить, - продолжал мальчик. – Вы, так я понимаю, известный журналист Анна Кондратьева?
Анну всегда удивляло, почему ее все узнают? Ведь она никогда не работала на телевидении, а в газетах публиковала свое фото очень редко… Она кивнула в ответ.
- А кто Вы? – обратился секретарь к Славину.
- Обо мне докладывать не нужно! – резко ответил Славин. – Скажите, что я просто охранник.
- Ну хорошо, пусть так, - юноша был вежлив и настаивать не стал. Тем более что Генина внешность для охранника очень подходила.
Секретарь удалился в кабинет главного Единорога и через минуту вышел.
- Вы, Павел Генрихович, проходите. Охранник пусть останется в приемной, как положено охраннику. А насчет Вас, Анна Сергеевна, Вадим Борисович распорядился напоить вас кофе или чаем в комнате отдуха. Пойдемте, я Вас провожу.
Дверь в комнату отдыха была рядом с дверью в приемную, но Анна ее не заметила. Она была под цвет обоев приемной и сливалась со стенами. Возможно, за ней размещали тех, кто должен был подслушивать разговоры в приемной.
Секретарь оставил Анну одну. Она огляделась, устроилась поудобнее в такое же мягкое кожаное кресло, как в приемной, налила себе чаю и начала было думать… Но подумать не удалось. Абсолютно неслышно открылась дверь и в комнате материализовался совершенно таинственный мужчина. От него исходила некая скрытая угроза – Анна почувствовала это сразу. Хотя внешне он был совершенно тривиален и даже, можно сказать, незаметен. Такого в толпе не запомнишь и не узнаешь потом. Он был высокого роста, хорошо сложен, и Анна опытным взглядом различила под ладно скроенным серым костюмом крепкие мышцы. Хотя они и не выпирали, как у культуристов. У него были такие же серые, как костюм, глаза, и коротко постриженные светлые волосы, которые тоже казались серыми. Он мог бы быть похожим на комсомольского работника советских времен, но, в отличие от руководящих комсомольцев, он совершенно не улыбался и не излучал никакой приветливости. Несмотря на то, что был даже симпатичным…
- Добрый день, Анна Сергеевна. Я – помощник Вадима Борисовича, меня зовут Смирнов Александр Сергеевич.
Анна едва успела включить самообладание. «Вот те на! Не успела я начать изучать тебя заочно, как ты материализовался! Совсем как в поговорке про черта: стоит нечистого помянуть - и он тут как тут…Ты мысли умеешь читать, что ли? Да еще на расстоянии. Или ты – сам черт?». Она хоть и улыбнулась про себя своей шутке, но почувствовала, как по коже пробежал легкий озноб.
Она поздоровалась. Мужчина сел напротив нее и стал внимательно изучать ее взглядом холодных серых глаз. Анна не смутилась - она привыкла к этому. Она тоже, воспользовавшись моментом, принялась изучать своего нового знакомого. Он был, скорее всего, ее ровесник – около сорока. Был холеный, ухоженный, но вряд ли уход за собой занимал в его жизни ведущее место. Манеры его не были небрежными, он не раскинулся в кресле, не положил ногу на ногу, во взгляде у него не было ничего высокомерного. Но все равно от него веяло каким-то неестественным превосходством. Не социальным, не материальным, не духовным, а каким-то физическим. Так лев в клетке должен смотреть на разгуливающую на свободе кошку: хоть ты и гуляешь себе свободно, а все равно по сравнению со мной – никто, и я тебя, если что, одной лапой… Казалось, пожелай этот серый человек – и она тут же превратиться в ледяную статую под его холодным взглядом…
- Анна Сергеевна, я о Вас многое узнал, но, признаться, думал, что Вы выглядите иначе.
- Ну, если Вы так тщательно меня изучали, то, конечно же, видели мои фотографии. И странно, чем это Вы так удивлены?
- Вы – проще, чем должны быть… А фотографии для меня – ничто, Анна Сергеевна. Они нужны только для того, чтобы запомнить человека, чтобы узнать при встрече…
Анна усмехнулась:
- Вы говорите, как заправский киллер. Это им дают фотографии жертвы, чтобы они узнали и не спутали.
На какой-то миг ей показалось, как что-то в холодных серых глазах Александра Сергеевича дрогнуло. Но он моментально овладел собой:
- Вы очень остроумны, Анна Сергеевна. Впрочем, меня об этом предупреждали... Но не будем отвлекаться. Собственно, я хотел сказать Вам всего два слова. Во-первых, я восхищаюсь Вами: в короткий срок Вы одна провели пиар-кампанию, которой не смогли бы сделать все наши партийные политтехнологи. Я, признаться, хотел бы их все уволить, а Вас одну взять.
- Вы хотите сказать, что предлагаете мне работу? У Вас?
- Ну да, в некотором роде. Выборы скоро закончатся. Вадим Борисович возглавляет новую партию, которая вскоре станет ведущей, потому что, сами понимаете, нынешняя правящая партия себя скомпрометировала. Не зря же ее называют партией жуликов и воров. Возможно, именно Вадим Борисович будет баллотироваться в губернаторы Вашей области от новой партии и при поддержке Президента. В любом случае, продвижение Вадима Борисовича очень перспективно. И Вы могли бы работать у нас. Кем хотите, название должности не имеет значения. Главное – это Ваше перо, Ваш талант, Ваш ум и Ваша проницательность… Разговор у нас с Вами пока, конечно же, предварительный, я просто пользуюсь случаем, тем, что Вы приехали. Но если Вы скажет «да», то сразу после выборов мы поговорим более предметно. Ну как?
- А Павел?
- Что Павел? – пожал плечами серый господин. – При чем тут Павел?
- Я работаю с Павлом. И в дальнейшем намерена работать с ним. Он станет главой Маузбурга, и я войду в команду. Это было обговорено еще полгода назад.
- Павел не станет главой Маузбурга, - спокойно изрек серый господин.
У Анны внутри все аж задрожало. Как было всегда в предчувствии надвигающейся беды. Она уже знала, о чем сейчас в соседней комнате разговаривал господин Кириченко с Павлом Железняковым…. Она собрала в комок все свое самообладание:
- Не станет, потому что Вы так хотите?
- Да, именно так. Павел Железняков должен будет снять свою кандидатуру. Ему все объяснят. Он может выдвинуть свои условия. Если они окажутся приемлемыми, их выполнят. Даже если они жесткие. Повторяю - они должны быть всего лишь приемлемыми. Но он должен будет снять свою кандидатуру. Иначе он выиграет. А это не входит в наши планы.
Анна почувствовал, как кровь прилила к лицу.
- Александр Сергеевич! Если Вы, как Вы сами утверждаете, собрали обо мне информацию, то Вы должны знать, что я не бросаю друзей в беде!
- Успокойтесь, пожалуйста. Никакой беды с Вашим Павлом не случится. Напротив, ему помогут. Он получит преференции. В дальнейшем он, если, конечно, проявит себя должным образом, может войти в команду будущего губернатора. Пока же ему предоставят множество преференций – госзаказы, зеленую улицу в бизнесе и так далее. А Вы всегда будете рядом. И, вообще, зачем гневаться? Все идет наилучшим образом: вы оба войдете в нашу команду.
Анна молчала. Она выдерживала паузу. Она часто использовала этот известный психологический прием, описанный еще Сомерсетом Моэмом: «Никогда не делай паузу без нужды! А уж если взяла паузу, то тяни её сколько сможешь!"
Паузу нарушил серый человек.
- Я Вас не тороплю. Времени еще много. Чем дольше принимается решение, тем взвешеннее оно будет. Я оставляю Вам свою визитку, там все мои телефоны. Можете звонить мне в любое время, хоть ночью, - он улыбнулся холодной улыбкой садиста, положил визитку на чайный столик перед Анной и вышел.
Анна сидела ни жива ни мертва. Все рушилось! Так тщательно спланированная и подготовленная предвыборная кампания, которая уже, за три недели до выборов, принесла потрясающие плоды, сходила на нет, уплывала из-под ног, как жижа в дождливую осень в Мауузбурге. Она хорошо знала Павла и понимала, что для него этот будет настоящий удар. И дело не в деньгах, которые он затратил на предвыборную кампании, нет, о деньгах, она знала, Павел никогда не жалел. В конце концов, все, что он сделал для жителей Маузбурга (детские площадки, помощь бедным, подарки пожилым) останется людям. А это – главное. И не в том даже дело, что Павел не будет главой этого городка – он в любом случае не пропадет, жил же он до этого простым бизнесменом. Нет, дело было совсем в другом: власти, федеральные власти, приняли решение, чтобы просто так, из-за их политических амбиций, мэром города оставался никчемный человечишко, гомосексуалист, насильник, ворюга и, в конце концов, полный придурок, совершенно пустое место. И чиновники самого высокого ранга этого добивались, причем, добивались весьма жестокими методами, угрожая расправой другому кандидату, который лучше этого их педика в сотни раз. И они не могли не знать, что он действительно лучше! Их службы изучили все досконально и знают прекрасно, что Павел Железняков – умный, добрый честный человек и бизнесмен, что он креативен, предприимчив, видит далеко вперед и мог бы действительно стать хорошим мэром этого маленького бедного городка.
Анна с трудом поднялась и вышла из комнаты отдыха. Здесь ей было оставаться тяжело: повсюду присутствовал незримый дух опасного серого человека. «Ну надо же!, - думала Анна, - У него даже имя серое! Ну что может сказать о человеке сочетание Александр Сергеевич Смирнов? Такое и не запомнишь никогда!»
Ожидавший в приемной Славин смотрел на нее настороженно и молчал. Похоже, он тоже все понял.
Наконец дверь из кабинета главного Единорога открылась и вышел Павел Железняков. Он был бледен. Махнул им походя:
- Пойдемте в машину! – и быстрыми шагами вышел прочь, даже не попрощавшись с холеным секретарем.
Полпути Павел молчал, нервно подергивая руль. Анна и Геннадий не о чем не спрашивали, знали, что ему надо все переварить, успокоиться. Наконец, оставив далеко позади областной город, Павел сказал:
- Ну что же, дела наши плохи: мне надо сниматься с выборов.
- Что же, они прямо так и сказали? – спросила Анна.
- Да. Сам Кириченко. Так и сказал: у Вас, мол, Павел Генрихович, большие шансы, а это нас не устраивает. Поэтому Вы должны снять свою кандидатуру, чтобы победил Курехин.
- И ты согласился?
- Нет, конечно! Как я могу согласиться? Я отказался, но, думаю, моего отпора надолго не хватит. Кириченко обещал большие неприятности.
- Какие же?
- Ну, намекнул, что отнимут бизнес.
- Это ему вряд ли удастся, Павел, это он стращает.
- Да я понимаю. Но напакостить может. Сказал, что в ближайшее время пришлет на фирмы налоговые проверки.
- Ну и пусть присылает! У вас же там все чисто. А если и есть какие-то нюансы, то уж никак не больше, чем у других.
- Так-то оно так… Но если он пришлет налоговую проверку, то мне придется бросить выборы и сидеть в офисах. Без меня команда не справится. Да и я не брошу команду на растерзание налоговикам.
- Хорошо, допустим. А еще чем-нибудь он пугал?
- Пугал. Намекал на семью. Но быстро спохватился, понял, что не на того напал. Говорил, что он станет здесь через год губернатором, и если я все же выиграю выборы, то урежет мне бюджет до минимума, ничего Маузбург не получит. И тогда через год люди сами меня проклянут. Будут обивать пороги и говорить: «Вы нам то-то и то-то обещали перед выборами, мы за Вас проголосовали, так извольте выполнять обещания». А вот это уже – пострашнее налоговой. Это уже – верный крест на карьере. Тут будет не до чего. Не до бизнеса, не до семьи.
- Что-нибудь конкретно требовал?
- Да. Конкретнее некуда – чтобы прекратил агитацию и перестал ходить на встречи. С каждой встречей, сказал, рейтинг у меня, видите ли, растет, а у Курехина падает.
- А у нас ведь завтра с утра встречи!
- Аня, позвони всем, отмени. Причину не говори, скажи, что я заболел. В конце концов, может же человек заболеть! Да мне, по правде говоря, и на самом деле что-то плоховато. Чувствую, давление подскакивает, голова кружится.
Славин велел остановить машину. Какой из Павла водитель, если давление подскочило! Павел пересел к Анне, за руль сел Славин. Они долго молчали. Павел курил сигарету за сигаретой. Окна по этому поводу были открыты, и Анна начала мерзнуть.
- Ты бы курил поменьше…
- Нервничаю.
- Это понятно. Но все же надо брать себя в руки. Как говорится, с бедой переспать надо. Сейчас отвезем тебя домой, выпей, подумай. А мы с Геной поедем в штаб и тоже подумаем.
- О чем это?
- Да так, кое о чем, - многозначительно ответил за Анну Геннадий.
Анна поняла, что он что-то затевает.
Павла они доставили домой и сдали на руки жене. В штабе Анна сначала обзвонила всех организаторов встреч в Маузбурге и сообщила, что встреч в ближайшие два дня не будет: Железняков заболел, у него поднялось давление. Люди расстроились. Многие тут же предположили, что, наверное, в дело вмешался Курехин и что-нибудь предпринял, чтобы вывести Павла Генриховича из строя. У народа, оказывается, тоже есть интуиция.
В штабе сидели вчетвером. Кроме Игоря Михайловича, позвали еще Тимура. В конце концов, он в курсе всех дел, Курехина знает хорошо, Маузбург тоже. Вдруг что подскажет…
Тимур был очень расстроен. Он так надеялся, что Павел Генрихович выиграет, а Курехин вылетит с треском из своего кресла, что готов был трудиться для этого с утра до ночи, без устали и не покладая рук. Теперь оказывалось, что его месть Курехину не состоится.
- А ведь он вправду все время ездил в областной центр! – вдруг вспомнил Тимур. – Поэтому и возвращался поздно. И жена все время спрашивала: «Ну что, договорился с Главным?» Я ведь значения эти словам не придавал, про выборы тогда не думал. Мало ли к какому Главному он ездил! А однажды он так орал, что прислуга попряталась. Кричал, что это не выборы, а черт знает что, и почему область это допускает?
- Понятно, - резюмировал Игорь Михайлович. – Скорее всего, он, когда понял, что проигрывает, стал ездить в область и жаловаться. Не в честном поединке, так исподтишка, сволочь, решил своего добиться!.. Эх, ну что за люди!
Игорь Михайлович всегда расстраивался, когда кто-то обыгрывал его не по-честному.
- Ну, хорошо, допустим, - согласилась Анна, – Курехин понял, что ему Железнякова не одолеть и решил действовать через область. Возможно, этот Кириченко и не придавал значения рейтингу Железнякова, пока Курехин не объяснил ему, что пролетает с треском и чем на самом деле выборы могут кончиться. Но, насколько я знаю, всех остальных кандидатов просто ставят раком: или побеждай любой ценой, или – с вещами на выход. А то и без вещей… Это все понятно. Непонятно одно: чем же Курехин им так приглянулся? И неужели они, люди столичные и опытные, не понимают, что он для города – полный ноль? Ведь Павел тоже может вступить в эту самую их партию… единорогов. Почему же ставка на Курехина?
- Я кое-что предполагаю, - изрек Игорь Михайлович. – Пока вы ездили, я тут собрал и проанализировал кое-какую информацию. Но, повторяю, это не только факты, но и мои предположения.- Игорь Михайлович как человек правильный очень не любил, когда предположения и догадки выдавались за факты.
Все приготовились слушать. Оказывается, партию «Единое Российское Государство» хоть и возглавлял господин Кириченко, известный в некоторых кругах под прозвищем Киллер, был у партии некий так называемый паровоз – старая актриса, Народная артистка СССР, сыгравшая в свое время все роли председательниц колхозов, передовых доярок, революционерок и прочих героинь. Эту актрису старшее поколение просто обожает! Она никогда не вмешивалась в политику, ни в какие партии не вступала и никаких кандидатов не поддерживала. А в последние годы она вообще ушла в монастырь, жила там тихой жизнью и несла послушание: ставила с детьми воскресной монастырской школы и учениками монастырского приюта спектакли на Рождество и на Пасху.
Незадолго до выборов пиартехнологи, выискивая что-нибудь интересненькое для партии, какой-нибудь оригинальный пиар-ход, случайно натолкнулись на информацию о том, что предки этой актрисы–Божьего одуванчика родом из Маузбургского уезда. Покопали поглубже, и оказалось, что ее прадед, которого она никогда не видела, был сельским священником. Сама актриса родилась в Москве, родители ее тоже родились в Москве, поэтому маузбургскими корнями интересовались мало. Но одна из бабушек, оказывается, родилась под Маузбургом, в семье сельского священника, и семья жила около церкви в большом деревянном доме. Бабушка актрисы еще до революции вышла замуж и уехала в Москву. После революции семью священника куда-то сослали, и вестей о ней больше не было. Церковь закрыли, а церковный дом отдали под детский садик. Церковь эта, разрушенная и разграбленная, стоит до сих пор. И, что самое интересное, престол в этой церкви освящен во имя священномученицы Татьяны - святой, чье имя дали при крещении нашей актрисе. В монастыре она нередко говорила послушницам и монахиням, что если бы у нее были деньги, то она обязательно восстановила бы церковь, где служил ее прадед, и поселилась бы там жить навсегда.
Прознав про такое, пиарщики мигом откопали в монастыре эту актрису, пообещали ей, что глава Маузбургского муниципального района господин Курехин найдет спонсоров, церковь отреставрируют, ей дадут дом в селе и перевезут с большими почестями. Но ей нужно для этого немного потрудиться: помочь партии «Единое Российское государство» выиграть выборы. Всего-то – вступить в партию, войти в первые лица списка и иногда показываться перед избирателями. Актриса согласилась. Но, ссылаясь на слабое здоровье, возраст и нежелание публичности, она пообещала приехать в Маузбургский район всего один-единственный раз. И вот этот самый единственный раз был запланирован как пиар-ход на последние дни выборов.
Вторая информация была такова. В Маузбурге давно обвалились берега. Требовалось срочно возводить берегоукрепление. Но Курехину было наплевать: деньги на берегоукрепления нужно был выбивать из федерального бюджета. А это хлопотно. Кроме того, он не знал, как воруют из федерального бюджета, и боялся, что у него не получится. А без откатов эти берегоукрепления ему были на фиг не нужны. И вот новый партийный босс, и, возможно, будущий губернатор Вадим Борисович Кириченко, увидев маузбургские берега, возмутился бездействием власти и пообещал первоочередным образом добиться из федерального бюджета выделения средств. Была уже составлена смета – 1 миллиард 400 миллионов рублей. А из областных источников просочилась информация: Кириченко взялся за это именно потому, что сразу наметил себе откат – 400 миллионов рублей. Не лично себе, конечно, а, так сказать, на нужды партии. Ну и поделиться в столице, разумеется, с теми, кто будет лоббировать укрепление маузбургских берегов. В общем, все интересы свелись воедино, и партия постановила: Курехину быть! Любыми способами!
Полученную информацию дружно обсудили, переварили. И пришли к выводу, что она очень похожа на правду. А это означало, что Пашу Железнякова будут давить всеми способами.
Надо подождать, решили наконец. Время покажет. А вдруг что-то измениться? В конце концов, почему бы этому Кириченко не поменять отношение к Павлу Генриховичу? Почему бы не попытаться договориться с ним о строительстве той же церкви? У него, в конце концов, даже больше шансов отстроить храм, он сможет это сделать и на свои собственные средства. А вот где Курехин найдет денег на это – вопрос не праздный. В районе у него таких спонсоров нет, с ним местные предприниматели стараются не иметь дела… И насчет берегоукреплений тоже: почему бы этому Единорогу прямо не поговорить с Павлом? Может, он и решится. Скажет: извини, друг, но цена вопроса именно такая – 400 миллионов от берегоукреплений, иначе иди гуляй, кандидат...
В общем, все пришли к выводу, что время еще есть и паузу вполне можно взять. Но последнее слово остается, конечно же, за Павлом.
Тут заговорил Тимур:
- Мне ведь, если так, то здесь не жить! И в районе лучше не показываться.
- А тебя никто не заставляет, - успокоил его Игорь Михайлович. – Мы тебе в Рыбацком уже работу подыскиваем. Парень ты трудолюбивый, непьющий, проживешь. Комнату в общежитии снимем тебе на первое время, пока на ноги встанешь.
- Нет, я не хочу здесь оставаться. Если этот Единорог, как вы говорите, будет здесь потом губернатором, то я не хочу. Все равно Курехин будет царствовать и злорадствовать. А как время пройдет и моя история забудется, он захочет мне отомстить. И найдет меня здесь.
- Тоже верно! – Гена Славин почесал свой рыжий затылок. - И что же ты хочешь?
- Помогите мне найти отца.
Все переглянулись. Что-то такое Тимур говорил, когда рассказывал о себе. Где-то живет его отец, которого он никогда не видел. Какой-то грузин, как Тимуру рассказывала тетка, был он в свое время не последним человеком в Грузии. Грузины – не русские, детей не бросают. Тем более что он даже приезжал искать сына. Во всяком случае, если он жив, то от сына не откажется.
- А что, это выход! – очень весело нарушил молчание Игорь Михайлович. Он любил, когда все получалось хорошо. – Если твоего отца найдем, то ты, считай, устроен. Хватит тебе мыкаться без угла, без роду-племени. Что тебя ждет? Тетка умрет, конечно, и оставит тебе дом, но это опять же в Маузбургском районе, а ты жить там не сможешь. Продать дорого тоже не сможешь. Да и когда это еще будет! Так что ты прав. Мы тут сейчас поднапряжемся. Только посиди, повспоминай, что тебе об отце известно. К тетке мы тебя отвезем, пусть она вспомнит. Может, фотографии какие есть… И не все же умерли, кто с ним общался в этом вашем колхозе-совхозе. Кто-то ведь может и фамилию вспомнить. Хотя бы приблизительно. И наверняка он кому-то о своей солнечной Грузии рассказывал, может, кто запомнил название местности, где он жил тогда. Хотя бы примерно. По этим данным мы сможем начать поиск.
Тимур, вдохновленный, попросил разрешения уйти. Он пошел вспоминать и звонить тетке. А заседание штаба продолжилось. Гена Славин взял слово:
- Вы вот говорите: Кириченко, Кириченко! А меня, честно говоря, больше заинтересовал второй типчик. Это ведь Смирнов с тобой говорил, Аня?
- Да.
- Я так и подумал. И, знаете что, он мне совсем не понравился.
- Мне тоже, Гена. От него веет опасностью.
- Я тебе больше скажу: от него не только опасностью веет, от него за версту несет тюрьмой!
Анна даже вздрогнула.
- Это как?
- Уж поверь мне, стреляному оперу, Аня! Он имеет какое-то отношение к уркам. Если не сам – урка.
Анна недоверчиво уставилась на Славина:
- Да ты что, Гена! Урка – и вдруг главный помощник главного Единорога! Да это журналисты мигом раскопали бы... И ФСБ тут уж молчать не стала бы!
- Да, раскопали бы.., - поморщился Гена. – Может быть… Если бы он не был Александр Сергеевич Смирнов.
С этим было трудно не согласиться. С таким ФИО копать можно до бесконечности. Тем более что они не нашли ни в Интернете, ни в базе данных УВД абсолютно никакой информации об этом человеке. Значит, либо он нигде не засветился и ни к каким криминальным делам не имеет никакого отношения, либо вся информация тщательно стерта.
- У меня интуиция, - сказал Гена.
- У меня тоже, - усмехнулась Анна.
- А у меня нет! – съерничал Игорь Михайлович. – Слушайте, вы, интуитивные вы мои, надо как-то продолжать поиски. Если ваши предчувствия вас не обманывают, то мы можем получить хорошую информацию. И уже потом диктовать свои условия этим «единорогам». Но вот как искать?
- Я кое-что придумал, - сказал Гена. – Мне надо съездить на пару дней в Москву. Я не буду откладывать в долгий ящик, тем более что выборы пока приостанавливаются. Завтра рано утром и поеду.
На том и порешили.
На следующее утро Гена Славин отбыл в столицу. А Анна засела за Интернет и за телефон. У нее была куча знакомых журналистов в области и в Москве. И если уж она обратила внимание на загадочность этого помощника Единорога, то не может же быть, чтоб столичные журналисты не заинтересовались им! Слишком уж он притягивает к себе внимание.
К вечеру Анна кое-что откопала. Помогли известный тележурналист Аркадий Слонов, автор и ведущий популярной программы «Журналист ведет расследование», и владелица крупнейшего медиахолдинга Инна Северова. С обоими журналистами Анна училась на одном курсе на факультете журналистики МГУ. А с Инной даже жила в одной комнате в общежитии.
Итак, Кириченко Вадим Борисович был депутатом Государственной Думы России, а Смирнов Александр Сергеевич – его официальным помощником. Кириченко было за пятьдесят, а вот Александр Сергеевич Смирнов действительно оказался ее ровесником – ему исполнился 41 год. Рядом с Кириченко господин Смирнов появился в незапамятные времена: когда Кириченко был еще заместителем начальника Краснодарской областной системы исполнения наказаний. Существовала также информация о том, что они вместе еще с тюрьмы¸ где Кириченко был сначала замполитом, потом заместителем по воспитательной работе, а потом начальником. Но вот что тогда делал Смирнов, было покрыто мраком неизвестности.
Анна, переваривая эту информацию, вспомнила фразу Славина о том, что от Смирнова за версту несет тюрьмой, и улыбнулась: Гена всегда завидовал ее интуиции, а сейчас вот опередил ее на несколько шагов.
Кириченко был женат четыре раза, начиная с комсомольской работы. Первые две семьи остались в Краснодаре. Но детей Кириченко выучил в Москве и устроил на работу. Третья жена была москвичка, дочь какого-то начальника, предполагалось, что это был брак по расчету, чтобы легче закрепиться в столице. Она была прилично старше мужа, преподавала в университете и имела научную степень доктор наук. Дети от этого брака учились и жили за границей.
Несколько лет назад Кириченко женился в четвертый раз, как положено – на длинноногой молодой красавице, победительнице конкурсов красоты. Она была домохозяйкой, дочка от этого брака ходила в начальную школу.
В отличие от босса, Смирнов никогда не был женат. О его любовницах тоже было ничего неизвестно. Скорее всего – случайные ничего не значащие женщины. Высшее образование у Смирнова было: он закончил один из многочисленных коммерческих московских вузов и получил специальность государственное и муниципальное управление. В общем, все было так, как полагается в политических кругах.
Слонов зацепил где-то еще одну интересную информацию. Якобы Смирнов и Кириченко владели некой фирмой, которая действовала под эгидой ДОСААФ и готовила профессиональных стрелков. Фирма называлась своеобразно – «Дуэль», руководил ею бывший снайпер, ветеран горячих точек Ян Вербицкий. Официально ни Кириченко, ни Смирнов к этой фирме отношения не имели, но столичные эфэсбэшники уверяли Аркадия Слонова, что оба политических деятеля являются неофициальными хозяевами фирмы. В Москве эта информация не представляла особой тайны, и во многом именно благодаря «Дуэли» Кириченко получил прозвище Киллер. ФСБ, видимо, все же подбиралась к фирме, информация о том, что оттуда выходят киллеры, была. Но пока ничего предъявить ни Вербицкому, ни тем паче Кириченко со Смирновым не удавалось. Единственный выход – слить информацию журналистам. И они слили – Слонову. Он использовал ее в одной из своих передач об имуществе и доходах депутатов. О том, чем, предполагаемо, владеют депутаты Госдумы РФ и их приближенные. Но все было обтекаемо, поскольку прямых доказательств не было. Информация, использованная в передаче, не произвела на зрителей особого впечатления. Конкретики-то не было!
Анна написала Аркадию по электронке, чтобы он прислал ей по возможности хоть какие-то фотографии этого Вербицкого. И позвонила Гене. Гена заседал в Москве.
- Привет, дорогой!
- Привет, дорогая!
- Чем порадуешь?
- Порадую, но не по телефону. Скоро приеду.
- Ясно. Тогда вот что: я тебе скину на электронку информацию, ты ее проверь и что-нибудь постарайся узнать.
- Ладно! – Гена сразу отключился.
Анна знала, что он не любит ни разговоров по телефону, ни даже электронной переписки. Гена считал, что все это легко прослушать и просмотреть. Даже электронную почту спецслужбы умеют открывать. Поэтому у них с Анной существовало правило: они по своей официальной электронной почте посылали друг другу ничего не значащие сообщения. Но существовали у них и некие тайные электронные адреса, по которым они отправляли нужную информацию.
Анна написала Гене ничего не значащее сообщение по известной почте, потом главное, – по неизвестной. Она сообщила о фирме «Дуэль» и о Вербицком. И стала ждать сообщений от Аркадия Слонова. Через несколько часов Аркадий прислал фото Вербицкого. Не очень удачное, но все же кое-что можно было разглядеть. Это было фото то ли с соревнований, то ли с учебных тренировок – Вербицкий целился из винтовки. Возраст его определить было трудно, но похоже было, что примерно одного с Анной возраста. У него были темные волосы, зачесанные назад и, кажется, небольшая лысина. Анна тут же переслала фотографию Геннадию.
В Интернете про Вербицкого и фирму «Дуэль» было достаточно информации. Даже рекламные материалы были. «Дуэль» ни от кого не скрывалась, имела все разрешения и вела огромную коммерческую и учебную деятельность. Тренеры «Дуэли» занимались бесплатно с воспитанниками близлежащих детских домов. Фирма именовалась спортивным тиром и находилась в Подмосковье.
В спортивном тире «Дуэль» проводилось обучение стрельбе из винтовки и охотничьих ружей. Анна знала, что обучение стрельбе – большое дело. И хвастовство новых русских приобретением супероружия – не более чем хвастовство и стремление выдать желаемое за действительное. Каким бы типом оружия ни владели новые русские и их охранники, это не влияет на умение стрелять и точность попаданий. Для того чтобы научиться грамотно обращаться с оружием, мало уметь спускать курок и перезаряжать винтовку. Сколько было случаев, когда умение спускать курок ни от чего не спасало! Охранники могли попасть в нападавшего зачастую только стреляя в упор. А это и дурак сумеет. Спортивный тир «Дуэль» предоставлял возможность пройти специальный курс обучения. В клуб могли записаться кто угодно: как новички, которые ни разу в жизни не держали в руках оружие, так и опытные спортсмены, которым необходима тренировочная база. Курсы вели профессиональные тренеры по стрельбе, которые обладали богатым жизненным опытом и специфическими знаниями в данной сфере.
Спектр услуг «Дуэли» был разнообразен. Кроме обучения обращению с гражданским огнестрельным гладкоствольным, травматическим и охотничьим оружием клуб предоставлял, например, такую услугу как общее обучение частных охранников и проведение периодических проверок охранников. Обучали в клубе также руководителей ЧОП, проводили для спецслужб тренировочные стрельбы, делали пристрелку оружия, консультировали по подготовке документов для создания ЧОП и прочее. В общем, все в рамках закона, придраться не к чему. Это-то как раз и было опасно. К такой фирме не подкопаешься.
Три дня ушло у Анны на сбор всей этой информации через знакомых столичных журналистов и через Интернет. А на четвертый день из Москвы вернулся Гена Славин. И они собрались в штабе. Но Гене это не понравилось. Он решил, что в штабе уже, возможно, стоит прослушка, и повез всех к себе на дачу. Заодно захватили Тимура – починить Славину на даче крыльцо. До выборов Гена не успел, теперь просто некогда, а жена требует. Павлу Железнякову решили пока ничего не говорить. Пусть принимает решение. Потом обсудят все вместе.
На даче накрыли столик на веранде, Тимур чинил крыльцо, а Анна со Славиным обсуждали полученную информацию. Гена побывал в спортивном клубе «Дуэль», изучил стенд достижений, где были выложены великолепные фотографии Вербицкого «в деле», сфотографировал все, что посчитал нужным. И даже посмотрел издалека на Яна Вербицкого. Поговорил с наиболее разговорчивыми клиентами и тренерами, представившись будущим клиентом. А потом дособрал информацию через своих знакомых в московской полиции. Сделанной работой он был доволен и поэтому рассказывал о ней с удовольствием и даже некой долей хвастливости:
- Ян Вербицкий – мастер спорта международного класса по стрельбе из винтовки. Воевал в Чечне. Сначала просто попал как призывник, потом уже служил по контракту, имеет правительственные награды. Сам живет с семьей в коттедже недалеко от тира. Тир на хорошем счету. Местная полиция его просто обожает! Зачастую там проводятся учебные тренировки милиции (Гена Славин часто полицию называл по-старинке милицией). На безвозмездной основе. Пару раз Ян Вербицкий помогал милиции задерживать преступников – так, местную шпану, ничего особенного. Но за это имеет благодарности от начальства. Ему сейчас 38 лет. Женат, две дочки – школьницы. Судимостей не имеет.
- Почему у него такие имя-фамилия? – заинтересовалась Анна. Она всегда придавала большое значение происхождению интересующего ее субъекта.
- Это я тоже узнал! – не без гордости сообщил Геннадий. – Он по происхождению поляк, дедушка и бабушка – из польских коммунистов. Вроде даже были близки к Ленину. Во всяком случае, сам Вербицкий любит об этом поговорить с приятелями, среди которых – много ментов. Они переселились после революции в Россию, за что и поплатились – в 30-е годы прошлого века дедушка и бабушка были репрессированы и, по-видимому, расстреляны. Отец Яна только что родился и был отдан в детский дом. После детдома выучился на торгового работника, возглавлял крупный универмаг где-то в Ставрополье. Женился очень поздно – видимо, все карьеру делал и капитал собирал. Жена, мать Яна, работала там же старшим товароведом. Его посадили, а потом расстреляли за крупные хищения социалистической собственности. Мать тоже сидела, но недолго, потом спилась и умерла. Яна отдали в детский дом. В детском доме посещал секцию стрельбы, хорошо стрелял. После детдома пошел в армию и служил в стрелковом подразделении. Почти сразу началась чеченская война, и Яна туда направили. Потом он много воевал по контрактам, наконец, вышел в отставку и обосновался в Подмосковье, где и основал свой спортивный клуб «Дуэль».
Гена закончил речь и оглядел Анну и Игоря Михайловича торжествующим взглядом. Анна по взгляду поняла, что это еще не все, и самое интересное рыжий бывший опер Генка Славин оставил на закуску.
- И где же, как вы думаете, находился этот детский дом, в котором воспитывался наш герой?
- Как где? – Анна уже знала ответ. – В Краснодарском крае, конечно же!
Гена недовольно вздохнул: ему не удалось сделать сюрприз. Все же у Анны была потрясающая интуиция! Впрочем, тут и без интуиции было все ясно. Не будь Вербицкий родом из Краснодара, Генина информация не стоила бы выеденного яйца.
После небольшой паузы Анна продолжила:
- Да, все это, безусловно, очень интересно и лично нам многое объясняет. Но использовать это практически невозможно. Потому что у нас нет никаких доказательств. Я, конечно, могу написать статью из серии: вот, известно, что есть такой Вербицкий, по слухам, обучает стрельбе киллеров, дружит, опять же по слухам, с незапамятных времен с депутатом и главой фракции «единорогов» Кириченко, но никаких доказательств ни того, ни другого у нас нет. Гена, что-нибудь об этом твои столичные менты знают?
- Да практически ничего. Так, тоже слухи. Пару раз Кириченко приезжал как депутат на открытие турниров и праздников, жал руку, фотографировался. Но ничего конкретного нет. Какие-то звонки их друг другу имели место, но это ничего не значит. За Вербицким они не следят: он ни в каких криминальных делах официально не замазан, к тому же – друг и помощник местной полиции. Была информация о том, что в школе готовят киллеров, они ее проверяли, но ни одной путной зацепки не нашли.
- Ну вот, все к этому и сводится. А если бы и были доказательства дружбы, то что в этом плохого? Ну, помог, может быть, когда-то в Краснодарском крае начальник УИН Кириченко юноше-сироте, так это только лучше его характеризует… Кстати, нахождение Вербицкого и Кириченко в Краснодаре по времени совпадает?
- Да, я проверял. Как раз когда Вербицкий уходил в армию, Кириченко работал то ли начльником колонии, то ли уже в областном управлении УИН. В декабре 1994 года Вербицкий в числе первых солдат-призывников по приказу тогдашнего министра обороны Паши Грачева начал воевать в Чечне. В основном ведь старались туда направлять сирот да из неполных семей, ты же знаешь… Когда он вернулся, Кириченко был уже большим начальником. Что-то их наверняка связывало. Можно, конечно, поехать в Краснодар и узнать подробности. Но это – долго и дорого, нужно, чтобы шеф дал санкции.
- Ему сейчас не до того. Да и преждевременно это. Мы ведь не знаем, к чему мы идем? И цели у нас нет. Можно написать статью, дать понять Кириченко и его команде, что мы тоже не лыком шиты и кое-что узнали. Но, думаю, он на эту статью даже внимания не обратит. Если уж Слонов делал об этом сюжет на центральном телевидении, а они на него даже не отреагировали, то что уж о нас говорить! Кстати, Гена, не накопал ли ты чего интересненького об этом Смирнове Александре Сергеевиче?
- Да почти ничего. Тоже – одни предположения, информация без подтверждений. Представьте себе, что по нему вообще нет никакой информации! Вроде человек состоит при одном из ведущих лиц государства, но ничего абсолютно нет. На нем ни фирм, ни счетов в банках, ни даже земельных участков. Так, двухкомнатная квартира в Москве, и тоже далеко не из самых престижных.
- Но ведь не могли же органы совсем им не интересоваться! – возмутилась Анна. – От него, как ты говоришь, за версту несет тюрьмой.
- Да, это правда. Им всем он тоже жутко не нравится. Но ничего не поделаешь! С Кириченко он познакомился в нашем любимом Краснодаре. Предполагают, ято занимался бизнесом Кириченко. Потом Кириченко уехал в Москву, и Смирнов отправился вместе с ним. НО информации об этом периоде очень мало.
- Но есть же у него какие-то родители! Родственники, в конце концов! Друзья!
- Ни родственников, ни друзей, ни подруг у него нет! Но есть одна зацепка… Правда, для ее проверки потребуется много времени. Почему-то в базе данных МВД две версии происхождения Смирнова. По одной из версий он родом из Кисловодска, учился там в школе, потом в училище, ушел в армию потом пропал куда-то. Всплывает потом в Краснодаре. По другой версии он из Алтайского края, служил после армии под Краснодаром, потом там женился на девушке из станицы и остался. Жена погибла почти сразу после свадьбы, детей, соответственно, не было. Потом следы его теряются и всплывают уже в Москве - в команде Кириченко.
Анна задумалась. Это все очень интересно, но опять же – много из этого не выжмешь. Бывают и в базах данных сбои, она с этим уже сталкивалась.
- Да, загадочная история. И все же не настолько, чтобы делать какие-то выводы, - решила Анна. - С такими фамилией, именем и отчеством могла информация и перепутаться. Тем более сам он не горит желанием делиться со структурами подробностями своей биографии, а они его сильно проверять не имеют права: явного криминала на нем нет, а по статусу он – официальный помощник депутата Государственной думы России. Тут уж особо не разбежишься.
Гена загадочно улыбнулся. Это говорило о том, что он, как всегда, даже напоследок не все выкладывал, а самое интересное из интересного тянул до последнего.
- Ну, говори уж, Шерлок Холмс!
- Есть у полиции кое-какие данные, которые они пока держат в секрете. Первый Смирнов, который из Кисловодска, вроде бы должен иметь судимости.
- Как это – должен?
- А вот так! По информации кисловодского УВД был там такой криминальный авторитет Саша Смирнов по кличке Серый. В первый раз он попался в 16 лет за грабеж – дали условно по причине малолетства. Потом возглавлял разные криминальные группировки, и в двадцать с небольшим лет – это был год примерно 1993-1994 – сел уже по-настоящему. Именно в ту самую краснодарскую колонию строгого режима, где наш любимый Кириченко был замполитом, воспитателем и, в конце концов, начальником!
- Вот те на!..
В штабе повисло напряженное молчание. Это говорило о многом. Но что можно было сделать с такой хоть и интересной, но весьма хлипкой информацией? Они ведь – всего лишь журналист, частный сыщик и руководитель службы безопасности фирмы. У них нет полномочий, и возможностей тоже нет. Это одолеть по силам только ФСБ. Возможно, в ФСБ уже этим и занимаются, а, может, уже давно все расследовали, все знают. Вот только не используют до поры до времени. Все же Кириченко – особа, приближенная к Императору, то бишь к Президенту!
- Единственная возможность двинуться дальше – это сообщить о наших находках в ФСБ, - сказал Игорь Михайлович. – Но это может сделать только сам Павел. Во-первых, у него там все-таки связи. А, во-вторых, у него повод есть – как-никак, он все же, во-первых, официальный депутат, во-вторых, кандидат на должность мэра, а, в-третьих, на него оказывают давление. Давление на кандидата – серьезная причина для обращения в ФСБ. НО вот захочет ли он?
Все решили, что так будет лучше. Но вот стоит ли говорить сейчас обо всем этом Железнякову? Не собьет ли его это с толку? Такая информация ведь и напугать может. Надо подождать.
На том и порешили. Тимур как раз справился с крыльцом, и все поехали по домам.
Неожиданности подстерегали на каждом шагу. На следующий день после возвращения Славина из Москвы Павел Железняков резко приказал всем собраться в штабе и объявил:
- Я буду баллотироваться дальше!
Свое решение он, как сказал, обдумывал три дня. Идти на попятную – не в его правилах. В конце концов, он ни в чем не замаран, фирмы работают чисто, пускай присылают налоговую. В любом случае завтра эта налоговая не придет, у налоговиков тоже свои планы проверок. А когда придет, тогда уже и выборы пройдут. А победителей, как известно, не судят. Он сразу вступит в партию «единорогов», будет вести себя лояльно, подружится со всеми и все войдет в надлежащее русло. Будет или нет Кириченко губернатором и, вообще, насколько устойчива его политическая карьера – это еще бабушка надвое сказала. А если Павел Железняков сейчас же покажет, что струсил, то и потом его будут нагибать по всякому поводу.
Все сказанное Павлом было, в принципе, правильно. Но он не знал того, что успели накопать за эти два дня Анна и Гена. А накопанное придавало сопротивлению Павлу совершенно иную окраску. Если собранная информация правдива, пусть пока и бездоказательно, то эти люди действительно очень опасны. И со своими противниками они расправляются легко и безжалостно. И опять перед штабом в лице Игоря Михайловича, Анны Кондратьевой и Геннадия Славина встала дилемма: сообщать или не сообщать Железнякову ту опасную информацию, которую они узнали? Пока они размышляли, переглядываясь, Павел сказал:
- Вот что. Ничего о своем решении этому Кириченко я говорить не буду. В конце концов, он меня даже не просил подумать и не давал никакого сроку. Он просто поставил меня перед фактом: снять свою кандидатуру – и все тут! Так что я намерен просто продолжать агитацию – и все тут! В общем, всем к завтрашнему дню принять боевую готовность! Аня, всем позвони, где встречи отменились, и снова назначь.
Они расстались довольно быстро. Анну отвезли домой, она должна была звонить маузбургским активистам и назначать на завтрашний день встречи. Анна звонить не спешила. Что-то ей подсказывало, что все не так просто. Она прикинула и решила: позвонит двум, от силы трем человека, назначит встречи во дворах, скажем, на 10, 11 и 12 часов. Завтра суббота, большинство маузбургцев отдыхают. Позвонила. Всех активистов они заранее снабдили заготовками объявлений о встречах, туда только вписывали число, месяц и время. Общий двор, как правило, представлял собой дворик в серединке трех-четырех домов. Больших домов в Маузбурге не было, было несколько квадратов пятиэтажек, а в основном – деревянные разваливающиеся двух-трехэтажки да бараки на несколько семей. Остальное – частный сектор. Поэтому активисты в течение часа обклеивали объявлениями каждый свой сектор. Это делалось в день, предшествовавший встрече. Обклеивали двери на подъездах утром или днем, а вечером люди, идя с работы или выходя на лавочные посиделки, читали объявления.
Анна дала команду расклеить объявления о завтрашней встрече в трех секторах и стала тревожно ждать. В каждом секторе так или иначе присутствуют люди Курехина. Они увидят, что Павел Железняков намерен проводить встречи и непременно сообщат об этом Курехину. Дальше события должны были развиваться так, как того пожелает Кириченко. Если, конечно, у них с Курехиным существует прямая связь и Курехин смеет быстро сообщить об этом Единорогу.
Ждать пришлось около двух часов. Через два часа Павел уже позвонил Анне.
- Аня, срочно отменяй все встречи!
- Почему? – Анна прикинулась, что ничего не понимает. – Ты же сам сказал, чтобы вновь назначить. Людей и так уже один раз обманули…
- Мне звонил Кириченко. Он уже узнал, что встречи готовятся и потребовал прекратить.
- Но ты же сказал, что будешь баллотироваться.
- Тут, видишь.., - Павел замялся. – Получается, что Кириченко уж очень решительно настроен. Раз уж он сразу узнал о встречах, дело плохо. Ему, конечно, Курехин, сволочь, сообщил. Но что делать? Сейчас пойти ва-банк и выйти завтра к людям на встречи – значит, только злить его. Представляешь, он сказал, что уже заказал на мои фирмы налоговые проверки. Сказал, что если я не прекращу баллотироваться, то через неделю, максимум через две налоговики начнут меня трясти.
- И наплевать! – Анна даже обрадовалась. – Пусть приходят. У тебя все чисто. Мы войну не объявляли и первыми не начинали. А уж если они начнут – мы ответим достойно.
- Тебе бы только воевать, - в голосе Павла послышалась горькая усмешка. Давай возьмем паузу. Потом придумаем¸ как мягче выйти из этого положения. В конце концов, я и без этих встреч уже, можно сказать, выиграл выборы. В крайнем за два-три дня перед выборами все доделаем.
- Хорошо, - и Анна снова позвонила маузбургским активистам и отменила встречи.
Народ негодовал. Народ обижался – с Павлом Железняковым хотели увидеться все, он был как национальный герой. Но в то же время народ почуял неладное, все спрашивали друг друга, не случилось ли чего? А точно ли Павел Генрихович заболел? А, может, его запугал кто? Может, он и баллотироваться-то не будет? Анне звонили без конца. Она отбивалась как могла, преодолевая искушение сказать правду.
На следующее утро Павел снова собрал штаб.
- Вчера, когда люди начали расклеивать объявления, мне позвонил Кириченко, - рассказал он. – Орал на меня так, будто я – мальчик у него по побегушках, не выполнивший приказание. Сказал, что он меня обо всем предупредил и что больше со мной разговаривать не намерен. Угрожал: мол, если хочешь проблем, то можешь продолжать в том же духе. Мне что-то не по себе. Какой-то он… слишком опасный!
- Это правда, - решил, наконец, приоткрыть завесу их общей тайны Игорь Михайлович. – То, что мы о нем и его людях за эти дни собрали, на самом деле внушает опасения.
И они рассказали Павлу Железнякову все, что узнали за эти дни.
Павел слушал с изумлением, едва ли не открыв рот. Он и предположить не мог, что все так серьезно. Все обсудили до мелочей.
- Может, все же податься в Краснодар? - неуверенно предложил Славин.
- Только не это! – Павел даже вскрикнул. – Вы что, совсем с ума сошли? Это же невозможно совершить втайне. Они сразу узнают и поймут, что мы под них копаем. Тогда уж мне точно несдобровать… Да поймите же вы, они – сильнее нас!
- Это правда, - согласилась Анна. – Но только потому, что они – богаче и ближе к власти. Больше они ничем ни тебя, ни кого-либо из нас не превосходят. А вот если мы будем иметь на них хоть какой-то компромат, они будут нас бояться.
- Ага, будут! Совсем недолго. Пока не уберут нас поодиночке! Сами знаете: нет человека – нет проблем.
Это изрек Игорь Михайлович. Он был не только осторожен, но в какой-то степени трусоват. В отличие от Анны Кондратьевой и Гены Славина, которые считали, что лучшим способом защиты является нападение, Игорь Михайлович предпочитал по возможности уходить от проблем, чем решать их.
Павел решил выдержать паузу, а потом съездить поговорить с Кириченко. Если уж сдаваться, то сдаваться никак нельзя без боя. Надо что-то выторговать. Анна пересказала свой разговор с помощником Смирновым Александром Сергеевичем, который убеждал ее, что нужно быть вместе и всем слиться в одну команду.
*****
Несколько дней все решили отдохнуть. Стояла последняя неделя августа, было очень тепло и сухо. Лето прощалось, дарило напоследок теплые деньки. Анна даже позагорала – ей этого не удавалось сделать все лето. Она была одна. Сын находился у бабушки в деревне, муж уехал в командировку строить в Тверской губернии какой-то свинокомплекс. Свободное время и хорошая погода располагали к раздумью. Она все проанализировала и пришла к выводу, что все равно Павел баллотироваться не будет. При его горячности он либо пойдет до конца назло, и тогда О Н И все равно что-нибудь предпримут, вплоть до криминала. Либо, второй вариант, все резко бросит, пошлет всех подальше и уйдет на дно. И то и другое было плохо. И Анна, поразмыслив, поставила перед собой задачу: выйти из сложившейся ситуации с как можно меньшими потерям. В конце концов, если Павел уходит с предвыборной тропы, то фактически он идет на уступки команде Единорога. А это означает, что «единороги» тоже должны пойти на уступки. И надо было придумать, какие условия выдвинуть перед «единорогами». Условия должны были быть не очень жесткими (скажут – зарвался кандидат, и будет еще хуже), и в то же время они должны быть выгодными для Павла. Кажется, этот серый кардинал Смирнов говорил о каких-то выгодных госзаказах и зеленой улице в бизнесе. При воспоминании о Смирнове Анне стало не по себе. Она попыталась вспомнить его лицо, но так и не смогла. «Надо же! – сама себе подивилась Анна. – При моей памяти на лица я, оказывается, совершенно его не запомнила. Вот надо же, минут пятнадцать смотрела ему прямо в лицо, а все как будто расплылось. Только и помню, что серые волосы, серые глаза, серый костюм. Кажется, у меня тогда мелькнула мысль, что он даже красив, но никак описать его красоту я не сумею»
Она предалась размышлениям. Если в Краснодар ехать совершенно невозможно, то нельзя ли здесь каким-то образом узнать что-нибудь еще?
«В Москве у Генки друзья, там ему помогли, и вряд ли информация о его поисках дойдет до Кириченко. Даже если дойдет – невелика беда, это объяснимо: мы собираем информацию о московских делах москвичей, который встали нам поперек дороги. Кириченко прекрасно знает, что больше, чем знают московские журналисты, нам не узнать. А вот в Краснодарском периоде жизни наших голубков явно скрыта какая-то тайна… Надо все-таки сказать Павлу, пусть обратиться к своим друзьям из ФСБ. Мало, что ли, он им на дачи заборов из профиля да колючего ограждения понаделал! Пусть отрабатывают…»
Какая-то мысль свербила мозг Анны… Что-то ведь они упустили… Ведь как-то все это не так… И она набрала номер Гены Славина.
- Привет! Ты где?
- Как где? На даче, конечно! Погода-то какая стоит, где же мне быть?
- Может, приедешь?
- А надо? Ладно, приеду.
Гена Славин никогда не отказывался ни от чего и был очень мобилен – служба в органах внутренних дел приучила!
Семья Кондратьевых жила в собственном доме. Когда они с мужем поженились, то сразу решили: не будут копить на квартиру, а лучше начнут строить собственный дом. Муж, строитель с опытом, терпеть не мог городские квартиры. Да и многие проблемы, если живешь в собственном доме, решались: не надо строить или покупать дачу, гараж, платить за стоянку. Даже на пляж ходить не надо. На участке поставили надувной бассейн, и все купались и загорали. Огорода у Анны практически не было – некогда было заниматься им. Росли зелень, огурцы, да была грядка клубники. Остальное – травка, цветы, яблони и сливы.
Гена примчался быстро. Под яблоней на садовый столик Анна внесла кофейный прибор. Гена очень любил кофе, хотя и страдал повышенным давлением.
- Слушай, Гена, - начала она, наливая Гене кофе. – Я вот все думаю про этих троих Смирновых Александров Сергеевичей. Один – который при Кириченко, другой кисловодский и третий – алтайский. Если на самом деле кто-то из них сидел, то, если верить отечественным детективам, где-то должны быть отпечатки пальцев.
- Разумеется! – Гена с подозрением посмотрел на нее. – В картотеке. Картотека теперь по России общая, там все есть.
- А стереть отпечатки эти могли? Ну, положим, информацию про одного из Смирновых, про того, который был кисловодским авторитетом и сидел, ведь стерли. А вот так же стереть отпечатки его пальцев тоже могли?
Гена почесал рыжий затылок.
- Не знаю. Раньше ведь все хранилось в архивах. В принципе, подкупленный сотрудник мог зайти в архив, вытащить дело и уничтожить карточки с отпечатками. Это рискованно, ведь все посещающие архив учитываются, записываются. С другой стороны, документы после них никто не проверяет, и если что-то пропало, то хватятся нескоро. А могут и вообще не хватиться. Если к этому делу никто не будет возвращаться.
- А что, отпечатки пальцев существуют в одном-единственном экземпляре?
- По-разному. Иногда их несколько раз копируют, копии находятся, скажем, в районном отделе, в областном УВД, даже в Москве. Если преступник того стоит.
- Получается, если преступник каким-то образом сумел уничтожить изображение своих отпечатков в районном архиве, они могут все равно сохраниться в столичном?
- Конечно! Сейчас это и вовсе просто установить. В Москве есть общая база данных.
- И если наш Смирнов когда-то где-то наследил, то есть шанс установить, кто он на самом деле?
- Возможно. Но для этого нужно получить отпечатки его пальцев.
- Ну, это – пара пустяков! – весело пожала плечами Анна. – Пойду к нему под каким-нибудь предлогом и получу!
Гена почесал рыжий затылок еще внушительнее и изрек:
- Вот в этом-то ты, дорогуша, очень даже заблуждаешься! Это вовсе не так просто, как тебе кажется. Если у человека есть причины скрывать свои отпечатки пальцев, то, уверяю тебя, получить их очень трудно. Поверь мне, как бывшему оперу. У меня в памяти десятки дел, когда нам нужно было получить отпечатки так, чтобы человек этого не заметил, и только в единичных случаях нам это удавалось.
- То есть?
- Все очень просто. Человек знает, что ему нежелательно оставлять свои отпечатки, и он старательно контролирует себя. Мы посылали людей домой к подозреваемым с целью взять какую-нибудь вещь. Но клиент тщательно следил за посетителем. И если удавалось прихватить незаметно какую-нибудь вещь, то на ней не оказывалось никаких отпечатков. Мы совали клиентам в руки бумаги, которые якобы должны их заинтересовать, чтобы они взяли в руки. Но они их рассматривали либо из наших рук, либо брали и уже обратно не возвращали. Мы давали им ручки, чтобы расписаться в какой-либо бумажке, но они расписывались своими… В общем, это отдельная история. Не думай, что тебе удастся в комнате отдыха взять незаметно чашку, из которой он пил кофе. Там везде камеры видеонаблюдения, это я заметил. Да и пить с тобой кофе, а потом оставлять чашку он вряд ли будет. Он дождется, когда ты выйдешь, а потом все уберет за собой. Такая уж это опытная публика!
- Но можно же что-нибудь придумать! Пусть не я это сделаю, попросим кого-нибудь, ведь к руководству партии может придти с жалобой любой человек…
- Повторяю: если у твоего Александра Сергеевича есть причины не оставлять отпечатков пальцев, то он их не оставит, тем более неизвестному постороннему человеку. Который может быть агентом ФСБ.
- Ну, хорошо, а едят же они где-нибудь?
- Если в кафе или ресторанах – бесперспективно! Там всю посуду тут же убирают.
- А договориться с официантами, барменом, с посудомойками?
- Это – серьезная оперативная разработка, на нее нужно разрешение. Как ты понимаешь, нам его никто не даст.
- Ну а заплатить официанту или бармену?
- Это возможно. Только лучше найти знакомых. Не факт, что нас потом не сдадут. Тем более если мы что-то действительно раскрутим. Тогда эти товарищи будут просчитывать, где прокололись, и наедут на всех, кого заподозрят. В том числе на персонал кафе, где едят.
- А кстати, Гена, где они едят?
- Ну ты даешь! Я-то откуда знаю!
- Вот тебе и задание – узнай, где наша сладкая парочка питается… А еще ведь можно с уборщицей офиса договориться. Пусть она нам какую-нибудь чашку принесет, а такую же на место поставит.
- Глупее ничего не могла придумать? У них – зуб даю – своя уборщица.
- А в гостинице, где они живут? Там ведь не может быть своей горничной.
- Они могут приплачивать горничным, чтобы те сообщали обо всем подозрительном.
- Кстати, где они живут?
- Не знаю.
- Вот видишь, мы собираем о них информацию черт знает где, а элементарных вещей не знаем. Не знаем, где они живут и где едят.
- Это не проблема, завтра-послезавтра же узнаю.
Гена в свое время считался в Рыбацком УВД лучшим наружником. Он один из немногих мог так провести слежку, что даже специально приставленные к нему менты ничего не обнаруживали. Поэтому когда дело касалось сбора информации о бытовой жизни клиента, Гена предпочитал пользоваться не оперативными подходами к гостиничному персоналу и служащим общепита, а собственным наружным наблюдением. Так было безопаснее – никто не сдаст, не проколется.
Через два дня он доложил Анне, что Кириченко и Смирнов, оказывается, живут вовсе не в гостинице. Они снимают трехкомнатную квартиру в центре города, квартира принадлежит какому-то родственнику губернатора, вот они и договорились. Это лишний раз говорило о том, что московская парочка соблюдает величайшую осторожность. В квартире намного меньше шансов попасть под наблюдение, чем в гостинице. Завтракали они, по всей вероятности, всегда дома, потому что выезжали с утра сразу на места встреч, не заезжая по пути в кафе. Обедали где придется: график партийных поездок по области был весьма напряженным. Иногда они обедали с чиновниками муниципальных городов и районов, иногда в городах и райцентрах в местных ресторанах. Ночевать возвращались всегда в квартиру. Ужинали, по всей вероятности, тоже дома, но иногда заезжали в ресторан «Юбилейный». На все время выборов они наняли домработницу, она же была кухаркой. Она приходила в квартиру, когда они уходили, и уходила во второй половине дня.
Гена поспросил своих старых приятелей-агентов попытаться пройти в квартиру под видом какого-нибудь слесаря-водопроводчика, но старый оперативный прием не сработал: домработница стояла насмерть и никого не пускала, ссылаясь на приказ хозяев.
В общем, все оперативные задумки Анны потерпели фиаско. Это ее раздражало. Она не любила, когда противник был сильнее. Все зависло в тягостном бездействии и молчании. Апатию немного расшевелил Тимур. Хоть какое-то развлечение и отвлечение!
Тимур вернулся из поездки к тетке и знакомым из бывшего совхоза, где работала его мать. Там Тимур усиленно предпринимал попытки разузнать что-либо об отце. Все его путешествие было скрупулезно записано в школьной тетрадочке красивым ровным почерком. Правда, с большим количеством ошибок – не менее двух в одном слове. Анна взялась читать. Такое чтение ей оказалось не под силу: ее выводили из себя грамматические ошибки. Рукопись велено было озвучить самому Тимуру.
Тимур выяснил следующее. Фотографий отца ни у кого не сохранилось. Были фотографии у матери, но она их сожгла, когда он уехал. Все помнили, что зовут отца Тимура Таймураз Шалвович, но фамилии никто не помнил. Говорили, что фамилия совсем грузинская, но даже никто не вспомнил, на «дзе», «швили», «ани» или «ава» заканчивается. Зато многие запомнили, как Таймураз Шалвович рассказывал, что его родное село находится вовсе не у Черного моря, а немного подальше, недалеко от Кутаиси. Кутаиси многие запомнили: когда он уезжал, то заказывал через совхозную контору билет на поезд до Кутаиси. Там, он говорил, его встретит машина.
Это все были несущественные подробности, но кое-что все-таки это давало. Тимур долго ходил по всем бывшим работникам совхоза, ему все старались помочь. Кто-то вспомнил рассказы Тимура Шалвовича о том, как в родной Грузии он ездил в райцентр на совещания руководителей сельхозпредприятий и что райцентр по величине такой же, как Маузбург, а его родной район – такой же как Маузбургский. Только красивее, это понятно… Из этого следовало, что отец Тимура жил не в городе, а в селе недалеко от какого-то городка. Название у города было неизвестное и плохо запоминающееся. Не Тбилиси, не Гагры, не Пицунда – это точно.
Тимур совсем уже было расстроился, но неожиданно пришла удача. Кто-то вспомнил, что школьная учительница приглашала Таймураза Шалвовича в качестве интересного гостя выступить перед классом с рассказом о Грузии. Тимур разыскал эту женещину. Оказалось, что ей очень хорошо запомнился рассказ о родном городе приезжего грузина двумя примечательными фактами. Тут большую роль сыграла любовь грузин к своему краю и превознесение значительности совей истории.
Первый запомнившийся факт был вообще кинематографический. В городе, около которого жил отец Тимура, родился некий известный артист, сыгравший во множестве советских фильмов. Ни фамилли актера, ни названия множества фильмов, где сыграл актер, учительница, конечно же, не запомнила. Кроме одного фильма и одной роли, которую просто не могла не запомнить: актер сыграл роль Черного Абдуллы в самом, пожалуй, популярном при советской власти фильме «Белое солнце пустыни». Этого исторического факта не забыл бы ни один советский человек!
Второй факт был тоже примечателен. У здания городской администрации городка был установлен памятник Иосифу Сталину, поставленный ещё при жизни бывшего вождя. Так вот, когда в Грузии тоже началась перестройка и пошли публикации против Сталина, то Таймураз Шалвович очень переживал это и всегда выступал против, как он считал, клеветы. Он, по его словам, даже организовал в свое районе некое движение в защиту памяти Сталина. А начале 1990-х годов памятник Сталину был снесен. Тогда возглавляемое отцом Тимура просталинское движение подняло бунт местного значения и обратилось к тогдашнему президенту Грузии Эдуарду Шеварнадзе. Шеварнадзе обещал памятник восстановить…А через несколько лет учительница случайно увидела сюжет по телевидению, в котором говорилось, что по настоянию общественности и приказу Шеварнадзе памятник Сталину в некоем городе восстановлен. Но название города она тоже не помнила. Сказала, что чем-то похоже на Тбилиси.
Что же, это уже было немало. Анна с удовольствием взялась за поиски этого таинственного города. По крайне мере, хоть какое-то дело, хоть какая-то поисковая энергетика, потому что сидеть сложа руки и ждать, что там надумают этот Кириченко с его серым кардиналом и Павел Железняков становилось уже невыносимо.
К удивлению Анны, поиск информации о грузинском городе со снесенным, а потом восстановленным памятником Иосифу Сталину не занял много времени. Достаточно было выписать в отдельный список все грузинские города, а потом найти их в Векипедии. И город, откуда прибыл двадцать два года назад в незабвенный Маузбург Таймураз Шалвович, тотчас объявился. Город назывался Ткибули, это действительно немного напоминало Тбилиси, память старую учительницу не подвела. В Векипедии было коротко описано происшествие с памятником Сталину и вмешательство Шеварнадзе.
С актером оказалось еще проще. В Векипедии легче легкого найти все о фильме «Белое солнце пустыни». Черного Абдуллу сыграл грузинский актер Кахи Кавсадзе. Нашлась и его биография. Правда, в разных источниках написано было разное: Кавсадзе родился либо в Ткибули, либо в Тбилиси, а потом его родители переехали в Ткибули. Разумеется, жители Ткибули будут насмерть стоять на том, что великий по их разумению актер родился у них. Но это было уже не важно! Все совпадало, город, в котором или рядом с которым жил отец Тимура, был все-таки найден!
Теперь дело за спецслужбами. Если Павел сумеет их убедить, они найдут в этом районе Ткибули следы отца Тимура. Если он, конечно, еще жив. Ему должно было быть лет под шестьдесят, но кто знает… Если же спецслужбы откажутся, то пусть Гена Славин едет и разыскивает. У него получится. Заодно отпуск проведет на юге, он давно мечтал.
Она поделилась этими мыслями с Геной. Он согласился с удовольствием. Решили поехать к Железнякову домой, поговорить. Но Павел вдруг сам позвонил и сказал, что на следующее утро он собирается поехать к Кириченко.
- Мне надо все-таки с ним обязательно поговорить! – заявил он.
- Мы поедем с тобой, - решительно сказала Анна.
- Нет! – твердо ответил Павел, – Я должен это сделать один.
- Тогда скажи, о чем будет разговор?
Павел вздохнул.
- Разговор будет очень короткий. Я должен убедить его, что ни капли не боюсь и что если захочу, то выиграю. А если он будет стоять на своем, то пусть дает преференции. И гарантирует их.
- Что ты хочешь попросить? – встревожилась Анна.
- Я затратил деньги на предвыборную кампанию. Пусть мне их компенсируют. Не деньгами, конечно, еще только денег просить у них не хватало! Кажется, этот помощник предлагал помочь с госзаказами? Вот пусть мне это и гарантируют. И, вообще, раз мне не стать мэром Музбурга, пусть найдут мне другое место. Он же ведь собирается стать нашим губернатором.
Павел был очень возбужден, и Анна поняла, что за эти дни он себя здорово накрутил. В таком состоянии его отпускать к Кириченко было нельзя. Она спорить не стала, попрощалась, но тут же сказала Славину:
- Гена, мы с тобой завтра утром поедем к Кириченко. Я как будто бы к Смирнову. В конце концов, поводы есть, например, скажу, что хочу обстоятельнее поговорить о будущей работе. Все равно, похоже, наша предвыборная кампания накрылась медным тазом. Поехали, и будем там сидеть в машине, около их офиса. Когда Павел приедет, будем, по крайней мере, рядом. Мало ли что может случиться. Он ведь человек непредсказуемый. А что собой представляют этот Кириченко со своим помощником, мы тоже уже немножко узнали.
****
В восьмом часу утра Анна с Геной отправились в областной центр. Они поставили машину так, чтобы их не было видно из окон партийной приемной. Зато они хорошо видели крыльцо и входные двери. Партийная контора работала, как положено, с 9 часов. Они приехали около половины девятого. Около конторы было тихо. Ближе к девяти начал к дверям тянуться народ. Пожилые просители и инвалиды, люди, желающие вступить в новую партию в надежде, что она будет лучше старой, аферисты, намеревающееся использовать выборы для выпрашивания денег, пиарщики. Одни курили, другие просто топтались на месте, третьи болтали друг с другом. По всему было видно, что вновь созданная партия «единорогов» пользуется авторитетом.
Ровно в девять двери распахнулись, и поток посетителей начал просачиваться внутрь. Анна не придала этому значения, а Гена вдруг занервничал.
- Слушай, Аня, тебе ничего тут не кажется подозрительным?
- Нет.. А что случилось?
- Вот уже девять часов, приемную открыли, нард вошел. Но ни Кириченко, ни Смирнов около своей конторы не появлялись. И машин их тут нет. Я-то ведь их авто запомнил и номера записал.
- Ну и что из этого? Может, они позже подойдут, может, уехали куда по предвыборным делам. Посетителей ведь могут и другие люди принять, секретарь этот, например. Да и наверняка в партии есть ответственные за работу с населением.
- Но как они вошли?
Анна закусила губу. А действительно, как они вошли? Значит, либо они вошли в здание гораздо раньше, либо – через другой вход. Здание это старое, дореволюционной, наверное, постройки. И другой вход должен быть со двора.
- Гена, ты человек незаметный, поди-ка поищи во дворе другой вход. А я тут покараулю.
Славин осторожно вышел из машины. Надел кепку, поднял воротник легкой куртки. Получился мужичок, промышляющий по утрам, чем бы опохмелиться. Нетвердой походкой он двинулся во двор, под арку. Двор был старинный, квадратный, его создавали четрые дома, плотно прилегающие друг к другу. Во дворе красовался «Лексус» Кириченко. Славин знал и машину Смирнова, но также выяснил уже, что лично своей машиной Смирнов пользуется очень редко. А в основном он ездит вместе с Кириченко, иногда даже сам за рулем.
«Партийный дом» находился в серединке. На двух верхних этажах, по-видимому, жили люди, дверь, ведущая в квартиры, была здесь, во дворе. Из подъезда вышел мужчина, посмотрел на часы, заспешил. Потом девочка с собачкой. Собачка была обыкновенная дворняжка, очень вислоухая и веселая. Она погоняла птиц, кошек, потом притормозила у помойки. Гена тоже притормозил около помойки. На случай, если застукают, сделать вид, что что-нибудь ищет. Тут кстати торчал кусочек картона, Гена тихонько начал тащить его из контейнера – для конспирации. И оказалось, очень кстати. Подъездная дверь распахнулась, и прямо на Гену очень быстрыми военными шагами вышел невысокий мужчина в камуфляжной одежде и такой же кепке, надвинутой на глаза. Он быстро обвел двор внимательным взглядом бывалого военного, скользнул и по Гене, роющемуся в контейнере. И Гена замер на месте: на него в упор несколько секунд смотрели черные навыкате глаза, которые он запомнил, когда рассматривал стенд достижений спортивного тира «Дуэль». Это был Ян Вербицкий. Полминуты Вербицкий осматривал двор, а потом быстро вышел через арку. Гена ринулся за ним. Он успел заметить, как Вербицкий свернул в один из соседних дворов. Но Гена за ним идти не рискнул: одно дело вести наблюдение за жуликами, и совсем другое – за снайпером, воевавшим в горячих точках… Он быстро набрал номер Анны:
- Аня, здесь был Вербицкий! В комуфляжной форме… Дуй скорее в контору под любым предлогом и узнай, кто там и что там вообще.
Известие о присутствии в городе Вербицкого чуть не стоило Анне потери мобильного. Она так заволновалась от неожиданного известия, что, выскочив из машины, уронила телефон и наступила на него каблуком. К счастью, каблук соскользнул с аппарата. Она ринулась в приемную, на ходу соображая, что говорить. Ей повезло: в приемной было полно народу и, кроме того, не было секретаря, который ее уже знал, а сидела молоденькая девушка, совсем девочка, видимо, студентка социологического факультета областного университета, с отделения политтехнологий. Студенты, обучающиеся по этой специальности, часто работали на выборах в качестве студенческой практики. Анна тотчас сменила озабоченный вид на лучезарную улыбку.
- Доброе утро! А где же молодой человек, который здесь обычно бывает?
- Артем? – девушка ответила Анне такой же лучезарной улыбкой. – Он сегодня уехал в районы проводить соцопрос… Вы лично к нему?
- Нет, я к Александру Сергеевичу. Он здесь?
- Да, конечно… А Вам назначено?
- В принципе, да, - Анна взяла несколько высокомерных ноток. – Александр Сергеевич заверил, что я могу звонить и приезжать в любое время. И я решила приехать. Я не буду представляться, Вы просто скажите ему, что приехала дама, которой он на днях вручил визитку, - она в качестве доказательства своих слов положила перед девушкой визитку Смирнова.
Девушка окинула Анну взглядом и слегка погрустнела. Из чего Анна сделала вывод, что девушка, скорее всего, немного влюблена в этого холодного красавца, но он держит себя с ней, да и со всеми, отстраненно, а вот для нее, Анны Кондратьевой, сделано великое исключение. И это девушке совсем не нравится
- Я сейчас доложу, - уже без лучезарной улыбки сказала девушка и вошла в кабинет Единорога.
Она вышла через несколько секунд.
- К сожалению, Александр Сергеевич пока занят. Он просил Вас подождать. У них сегодня прием посетителей.
- А что, Вадим Борисович в отъезде? Принимает Александр Сергеевич?
- Нет, что Вы, оба здесь!
- Странно… А я с половины девятого ждала у входа, думала, первой их застану, пока потока народа нет… Как же они вошли незамеченными?
- А мы все входим через заднюю дверь, ту, что со двора. И ровно в девять открываем приемную! – похвалилась девушка конспиративными способностями своих партийных шефов.
«Слава Богу, что она тут без году неделя, - порадовалась Анна. – Ее еще не научили держать язык за зубами». И приступила к дальнейшему «опросу».
- Я про заднюю дверь прекрасно осведомлена, но через нее вошел только человек в камуфляжной форме. Впрочем, он пробыл недолго.
- А, это гость Вадима Борисовича и Александра Сергеевича из Москвы! – поспешила похвалиться своей осведомленностью девушка. – Он прибыл очень рано. Поэтому и Вадим Борисович с Александром Сергеевичем сегодня здесь с восьми часов.
«Бедная девочка! Если здесь и впрямь есть камеры виденаблюдения, и они запишут наш разговор, то проходить практику у «единорогов» ей осталось недолго». Но эту мысль Анна додумать до конца не успела: дверь в приемную открылась, и из кабинета Кириченко вышел Александр Сергеевич. Вопреки ожиданиям, на этот раз он лучезарно улыбался.
- Я очень рад Вашему визиту, Анна Сергеевна! – весьма радушно начал он. – Так рад, что, как видите, позволил себе прервать прием посетителей и отпросился у Вадима Борисовича. Проходите, пожалуйста, в комнату отдыха.
Анна послушно направилась к знакомой незаметной двери. Посетители в приемной бурили ее спину. Девушка из приемной смотрела на нее тревожно. В комнате отдыха было все по-прежнему. Анна быстро осмотрелась: нет ли тут чего-нибудь, что этот Смирнов может взять в руки, а она потом незаметно вынесет… Ей все не давала покоя мысль об отпечатках пальцев. Она посмотрела на Смирнова: он глядел ей прямо в глаза и насмешливо улыбался. Анну снова, как в прошлый раз, прошиб легкий озноб: ей опять почудилось, что Смирнов читает ее мысли… Впрочем, на этот раз Смирнов показался ей обаятельнее. Может, потому, что она все же начала привыкать к своему новому положению пиарщицы опального кандидата, а, может, потому, что понимала, что он в ней заинтересован… Она села в то же самое кресло. Он устроился напротив.
- Кофе, чай? Ах, да, Вы ведь не любите кофе. Тогда налейте себе чаю.
Анна усмехнулась: он даже чай ей не наливает, как будто и впрямь боится отпечатки пальцев оставить.
- У Вас новая секретарша, - (Александр Сергеевич пожал плечами). – Мне кажется, она в Вас влюблена. – Анне очень хотелось как-то расшевелить этого серого кардинала.
Серый кардинал снова пожал плечами:
- Я, Анна Сергеевна, к этому отношусь спокойно. Скажу Вам больше: я в женщин не влюбляюсь.
- А в кого же Вы влюбляетесь? – спросила Анна с ехидцей, но тут же прикусила язык: в серых глазах Александра Сергеевича плеснуло опасное пламя.
Похоже, намеки эти были ему оскорбительны.
«Эй, держи себя в руках! – приказала она себе. - Совсем уже рехнулась, искупавшись в дерьме этого Курехина.!»
- Прошу меня извинить за бестактность, я вовсе не имела ничего такого в виду, просто вырвался глупый вопрос.
- Вы слишком опытны, чтобы задавать глупые вопросы, - голос Александра Сергеевича опять заледенел. - Итак, перейдем к делу. Вы ведь с чем-то ко мне пожаловали? Похоже, Вы уже подумали над нашим предложением?
- Да, разумеется. Но я не только для этого к Вам пришла. Сегодня сюда приедет Железняков. И я хотела его опередить, чтобы успеть поговорить с Вами. В какой-то степени помочь ему.
- Понимаю, - голос серого человека снова немного потеплел. – Это похвально. Я с удовольствием проконсультирую Вас по всем возникшим проблемам. Итак?
«Значит, они считают, что у нас возникли проблемы. В принципе, они правы, проблемы есть. Но возникли эти проблемы как раз из-за них, проклятых «единорогов». Анна вся подобралась, настраиваясь на серьезный лад.
- Александр Сергеевич, я все понимаю, вашему Единорогу нужно во что бы то ни стало сделать так, чтобы выборы в нашей области прошли по нужному вам сценарию. Я много раз сталкивалась с этим, это я понимаю, и это меня как раз мало беспокоит. Но одного я понять никак не могу: чем вам с Вадимом Борисовичем так нравится этот гомик, этот насильник Курехин? Почему именно за него вы бьетесь до изнеможения?
Анна впилась взглядом в холодное лицо Смирнова, и снова увидела, как мелькнуло в его серых глазах адское пламя. Смирнов встал, походил по комнате и остановился у окна.
- Анна Сергеевна, Вы ведь умная женщина. Почему же Вы все время задаете мне глупые вопросы? Вы же все прекрасно понимаете. Поверьте, ни я, ни Вадим Борисович не питаем теплых чувств в этому самому Курехину. – При этих словах по лицу Смирнова пробежала легкая гримаса презрения. – И будь на его месте любой другой кандидат, поддерживаемый партией «Единое Российское государство», мы бились бы за него точно так же.
- Даже если он был бы преступником?
- Полно, Анна Сергеевна! Преступников определяет суда. А вовсе не мы с Вами. Имеющий уголовную судимость кандидат на мэра не имеет возможности баллотироваться. А раскручивания журналистами каких-то якобы имеющих место, но не имеющих даже перспектив доведения до суда уголовных дел – это всего лишь пиар-технологии. Вы это лучше меня знаете. У любого человека, который что-то собой представляет, есть неприятные страницы в биографии. Однако если он не публичен, они никого не интересуют. Но стоит ему пойти во власть, как сразу начинается выкладка подноготной на страницы! Неужели Вам это приятно делать?
- Александр Сергеевич! – Анна начала раздражаться. – Все это я слышала уже не раз. Но страницы страницам рознь. Если бы, например, кандидат проходил по делу об ограблении банка, то, поверьте, даже я испытывала бы к нему уважение. А если бы он убил, например, из ревности любовника жены, то этот факт даже может нести в себе положительные моменты. Во всяком случае, ни в первом, ни во втором преступлениях нет тяжелой патологии личности. Но как можно хорошо относиться к гомосексуалисту-насильнику?
- Ну, положим, гомосексуализм сейчас не является уголовно наказуемым деянием…
- Но Вы прекрасно знаете, что при советской власти он после обнаружения своих склонностей не проработал бы на руководящей работе и дня!
- Положим. Но не все хорошо, что было при советской власти. Человек не виноват, что он таким родился. Ведь такие мужчины были всегда. И в Библии эти случаи вполне нормальным языком описаны. И в истории много таких фактов, даже великие люди не избежали такой патологии.
- Да, но насилие!
- Насилие – это другое дело. – Александр Сергеевич снова сел в кресло и пристально стал смотреть Анне в глаза. – Насилие – это плохо. И если бы Курехин был осужден, то, поверьте, он ни за что на свете не стал бы мэром Маузбурга.
- Но вы же не хуже меня знаете, что то, о чем идет речь, на самом деле произошло! – У Анны даже слезы брызнули из глаз.
Смирнов наклонился к ней очень низко и стал говорить каким-то таинственным полушепотом.
- Анна Сергеевна, поверьте, у меня не меньше, чем у Вас, причин относиться плохо к Курехину и таким как он… Вы даже не представляете себе, насколько он может быть мне омерзителен. И если бы я был волен в своих поступках…,- адское пламя снова вспыхнуло в его глазах и тут же погасло. - Впрочем, не будем об этом. Вы должны понять: идут выборы, и нас с Вадимом Борисовичем Президент сюда, в вашу область направил не случайно. Рождается новая партия. Неизвестно, сколько просуществует нынешняя правящая партия. В ней много коррупции и случайных людей. Даже в КПСС делали так называемые чистки. Что уж говорить о современных партиях! Они нуждаются в чистке очень даже сильно. Новая партия должна стать опорой Президента. И сейчас этот проект обкатывается в вашей области. Все, кто выдержит, станут костяком новой партии. И поэтому никаких скандалов, никаких уголовных дел мы допустить сейчас никак не можем. Еще не хватало выпустить наружу информацию о том, что один из членов партии, да еще кандидат на главу муниципального района – педик-насильник! Вы и так своими газетами уронили наш авторитет. Но это поправимо. Если, конечно, Курехин выиграет.
Анна еле сдерживала слезы:
- Значит, все делается во имя этой вашей единорожьей партии?
- Нет. Во имя Президента и России.
- Вы хоть сами верите в то, что говорите?
- Я – да. Я, в отличие от Вас, Анна Сергеевна, признаю авторитеты. Мы все же живем в России, а здесь без авторитетов нельзя. Авторитет, определенная сила власти – на этом всегда держалось наше государство. Как же без этого? Вот получилось, что коррупция в очередной раз расплодилась, да еще и среди приближенных Президента, будем теперь закручивать гайки. Ваш Курехин – досадный прыщ на теле нашей партии. Сковырнуть мы его сейчас не можем – кровоточить будет. А потом тихонечко уберем.
Анна вздрогнула:
- Как это?
- Обыкновенно, - Смирнов пожал плечами. – Найдем ему местечко где-нибудь в областной администрации, в маленьком отдельчике, где он будет сидеть тихо и писать бумажки. И не рыпнется ни туда – ни сюда. Даже думать забудет о мальчиках. А если вспомнит – решит свои сексуальные проблемы тихо, незаметно и совершенно законно… А в Маузбурге будут новые выборы и новый кандидат, даже, возможно, Ваш Павел Генрихович.
- Вы шутите?
- Вовсе нет. Я не утверждаю, что так будет, может быть и другой сценарий. Вадим Борисович уже сейчас подумывает о том, чтобы потом, чуть позже, когда будет ясно, кто же станет губернатором, взять Павла Генриховича в свою команду. Время, Анна Сергеевна, меняет многое! Сейчас важно, чтобы Вы с Павлом Генриховичем поняли: торг - уместен, отказ принять наши условия - нет
Анна поежилась.
- Как-то у вас уж слишком жестко, - саркастически заместила она. – Что же, так никогда у нас и не будет демократии? Вы тоже являетесь приверженцем известной философской теории о том, что в России не может быть демократии, потому что мы, дескать, какие-то другие?
- Да. Бунты – возможны, демократия – нет. Народ должен жить хорошо, тогда он перестанет замечать политику. А пока народ живет не очень хорошо.
- Отчего же? Ведь Вы с вашим боссом так давно у власти, что ж не изменили жизнь народа?
- У власти много людей. Они быстро обрастают коррупционными связями, размножаются и захватывают все вокруг себя. Изжить это очень трудно. Приходится обновлять раз в несколько лет правящую верхушку. Чаще всего Президент делает это незаметно. Но вот сейчас, когда народ, особенно в вашей области, вновь затаил кукиш в кармане и, возможно, как при Стеньке Разине, Емельке Пугачеве и Вове Ульянове готовит праздник дикой вольницы, сейчас необходимо быстро осуществить смену партии. Нужно избавиться от клейма партии жуликов и воров. Будет новая партия – милости просим к нам, Анна Сергеевна! Впрочем, наше предложение я Вам уже озвучивал при прошлой нашей встрече.
Анна встала. Ей вдруг нестерпимо захотелось на воздух, она тяжело задышала. Смирнов открыл окно и стал смотреть на нее в упор.
- Да вы просто…политические маньяки какие-то! – изрекла она.
- Неужели? – Александр Сергеевич равнодушно-удивленно поднял брови. – А я думал, мы – патриоты России. Но пусть каждый останется при своем мнении. Я уважаю чужие мнения… Но вернемся к истоку нашего разговора. Вы, помнится, хотели поговорить о Вашем друге Павле Железнякове. Он сегодня приедет, возможно, уже приехал. Какова цель его приезда?
- Я точно не знаю. Скорее всего, он готов сняться с выборов, но ему жалко затраченных сил и средств. Не сдаваться же просто так! Это не в его правилах. Нужны гарантии. Если он выполнит вашу, скажем так, просьбу из уважения к вам и, будем так говорить, Президенту, то вы должны как-то вознаградить его. Вы же понимаете, что он выиграет выборы. И я хочу, чтобы Вы лично и Ваш босс дали ему гарантии.
- Понимаем. Но какие гарантии ему нужны? Мы, по-моему, только и говорим сейчас с Вами о том, что готовы дальше вместе работать. Вы нам не верите?
- Я – нет, не верю. Павел, может быть, и поверит. А я не хочу, чтобы его обманули.
- Ну-у-у! – Смирнов развел руками. – Мы не обманываем тех, с кем собираемся работать. И я не собираюсь сейчас тут Вас убеждать в этом. Хоте – верьте, хотите – нет. Но Ваш друг должен сняться с выборов. Если Вам больше нечего сказать, не смею Вас больше задерживать.
- И я Вас не смею. Не знаю, примет ли Павел Генрихович Ваши условия. Но я Вам служить не буду. Это точно.
- Что ж, вольному - воля, - и Смирнов спокойным жестом распахнул Анне дверь на выход.
В приемной Смирнов секунду пошептался с секретаршей и сказал Анне:
- Ваш друг сейчас как раз у Вадима Борисовича. Думаю, имеет смысл подождать его в приемной, - и направился в кабинет Кириченко.
Анна села в кресло. Народ в приемной рассосался, сидела только одна пожилая женщина. Анна с надеждой посматривала на щель в дверях в кабинет Кириченко, оставленную Смирновым (видно, здоров она его разозлила, что дверь спокойно закрыть не смог). Но через щель не просачивалось ни звука… Постепенно ею овладело какое-то оцепенение, какое-то холодное равнодушие. В конце концов, приходило ей на ум все упорнее и упорнее, она в этом мире ничего изменить не сможет… И она даже не заметила, как Павел вышел из кабинета и возник перед нею.
- Аня, ты здесь откуда?
- А! – она вздрогнула, но быстро овладела собой. – Я приехала поговорить со Смирновым.
- Поговорила? Ну тогда – быстро пошли отсюда!
На улице перед входом Гена Славин тревожно ходил взад-вперед. Павел пригласил всех пообедать – все равно нужно поговорить, а в разных машинах по дороге домой не поговоришь. Гена предложил пойти в тот ресторан, где иногда обедают Кириченко со Смирновым – в «Юбилейный».
Ресторан оказался вполне приличным. С молодыми официантами мужского пола и очень красивой фарфоров посудой под старину. Павел сразу заказал себе двойной кофе, что говорило о крайней степени его возбужденности. Но молчал долго.
- Ну что, ты будешь говорить, наконец? – не выдержала Анна.
- Да, конечно, - Павел обреченно вздохнул. – Если не считать самого факта необходимости снять свою кандидатур, то ситуация не такая уж плохая. Разговор шел сначала на повышенным тонах. Кириченко не очень-то и хотел разговаривать поначалу, он старался выстроить свою линию: я, мол, сказал тебе, чтобы ты снимался, и обсуждению это не подлежит. Думаю, это его тактика: говорить сразу, резко, и всего два-три слова. Потому что если вступить в дискуссию, то придется общаться, а общение смягчает… Я все же втянул его в дискуссию, ему пришлось говорить. Подтвердил, что уже наслал на меня налоговую проверку, и если я не образумлюсь, то очень скоро ко мне придут. Но пообещал, что сегодня-завтра даст распоряжение снять свой «заказ» в налоговой, если договоримся. Еще пообещал, что совершенно четко гарантирует мне получение госзаказов, что фирма моя и я проверены, что я позиционируюсь как честный предприниматель и порядочный человек, потому вопросов ко мне нет: системы безопасности пользуются спросом, и если я уступлю в цене, то оборонка, ФСБ и УВД с удовольствием будут со мной работать. Это он гарантирует. Еще сказал, что в случае если он будет назначен губернатором (а это, как я понял, весьма вероятно), то я могу рассчитывать на поддержку. Когда будет формироваться новая команда, то мне будет что-то предложено: либо стать главой какого-то муниципального района, либо возглавить какой-то департамент. Я сказал, что приду со своей командой, и он не возражал: в свою команду, по его правилам, каждый вправе брать, кого хочет, в это никто не вмешивается. Вот так! - Павел усмехнулся, - Такое впечатление, что я ему понравился.
- Скажи лучше, что он в тебя влюбился! – хмыкнул Гена. – Как наш Курехин в Тимура!
Павел помрачнел.
- Вот как раз эта тема Кириченко уж больно не по душе. Главная его просьба такая: как можно быстрее прекратить публикации по факту изнасилования Тимура! Это, он сказал, на данном этапе – самое важное. А следующий шаг – мое добровольное снятие.
- А может, Паша, они все там – того? Педики, значит, - Гена Славин очень не любил педиков и жалел, что из Уголовного Кодекса убрали статью о мужеложестве.
- Я уже тоже об этом думала, - вздохнула Анна. - Слишком уж они лелеют этого Курехина. Но, если честно, что-то не очень похоже. Я, правда, с Кириченко не общалась, а вот насчет Смирнова скажу: это вряд ли.
- А как ты это определила?- У Гены Славина в голосе появились ехидные нотки.
- Да так и определила. Как все определяют. По манерам. Манеры у него мужские.
- Так он, может, этот,.. ну, который у них мужик.
- Ага, а Кириченко тогда у них – баба!, - разозлился Павел. – Нет, ребята, вы что-то тут переборщили. Если бы эти двое были педиками, уверяю вас, об этом уже вся страна знала бы! К Кириченко внимание всех журналистов сейчас приковано. Неужели бы они не разузнали бы об этом и не раструбили бы на всю страну!
- Ну тогда в чем же дело? – Анна все равно пыталась понять, почему события разворачиваются по этому сценарию.
- Думаю, - стоял на своем Павел, - что у них просто нет другого выхода. Если действительно эта их новая партия «единорогов» намерена в дальнейшем захватить власть и стать правящей партией, то они будут своего добиваться. Возможно, они, изучив меня каким-то образом, все же пришли к выводу, что со мной легче договориться. Скандалы им в любом случае не нужны. Ведь если я буду стоять на своем и, в конце концов, выиграю, то они, конечно, сделают все, чтобы мне отомстить, но ведь главой все равно буду я! И рано или поздно все утрясется. Тут, я думаю, другое. Скорее всего, у них с Курехиным какие-то договоренности. Какие-нибудь серьезные федеральные проекты, от которых они будут иметь откаты. И они не уверены, что я, придя к власти, приму их условия.
- Ты, как всегда, с «чуйкой» - сказал Славин, переглянувшись с Анной.
Оба решили, что пора рассказать Павлу о том, что они накапали.
Павел называл свою интуицию «чуйкой». И «чуйка» не подвела. Анна и Славин все ему выложили. И про берегоукрепления, и про актрису.
Павел, конечно же, знал, что на уровне правительства продвигается программа берегоукреплений в Маузбурге, в котором давно обвалились берега. Курехин, живущий в основном на «откаты» и «взятки», конечно же, не собирался выбивать из федерального бюджета деньги. Он вообще не любил далеко уезжать из Маузбурга, боялся государственных людей и присутственных зданий. Кроме того, он не знал, как воруют из федерального бюджета, и думал, что у него не получится. А без откатов эти берегоукрепления ему были неинтересны. И вот новый партийный босс, и, возможно, будущий губернатор Вадим Борисович Кириченко, увидев маузбургские берега, возмутился бездействием власти и пообещал первоочередным образом добиться из федерального бюджета выделения средств. Была уже составлена смета – 1 миллиард 400 миллионов рублей. А потом появилась информация: Кириченко взялся за это именно потому, что сразу наметил себе откат – 400 миллионов рублей. Не лично себе, конечно, а, так сказать, на нужды партии. Ну и поделиться в столице, разумеется, с теми, кто будет лоббировать укрепление маузбургских берегов. С Курехиным это легко пройдет. А вот пройдет ли с Железняковым?
Эта информация Павла не особенно удивила, такое творится по всей стране. А вот вторая информация о приезде в последние дни в Маузбур в качестве пиар-паровоза старой заслуженной актрисы его очень взволновала. Народная артистка СССР, сыгравшая в свое время все роли председательниц колхозов, передовых доярок, революционерок и прочих героинь, которую старшее поколение просто обожает! Ее привлечение к выборам – дурной знак. На нее народ отреагирует лучше, чем на все пиар-ходы на свете. Сделают еще фильм о ее тихой жизни в монастыре, где она несет послушание, ставит с детишками спектакли на Рождество и на Пасху. Покажут село под Маузбургом, где ее прадед, которого она никогда не видела, был сельским священником. Расскажут душещипательную историю о бабушке актрисы, родившейся в семье сельского священник в большом деревянном доме около церкви... Бабушка актрисы еще до революции вышла замуж и уехала в Москву. После революции семью священника куда-то сослали, а церковь закрыли. Церковь эта, вернее, ее остатки стоит до сих пор. Покажут слезы актрисы на фоне церкви и старого разрушенного дома, а потом глава Маузбургского муниципального района господин Курехин торжественно пообещает, что найдет спонсоров, церковь отреставрируют, ей дадут дом в селе и перевезут с большими почестями. Она является первым лицом в списке «единорогов» и торжественно призовет поддержать новую хорошую партию и ее кандидатов, и, прежде всего, господина Курехина.
Павел не на шутку разволновался. С таким партийным напором бороться будет трудно. На карту «единорогов», похоже, действительно поставлено очень многое.
- Да-а-а… Похоже, последствия для меня действительно могут быть весьма дурными.
- Ты еще всего не знаешь! – воскликнул Славин. – Тут еще одна опасность есть.
- Ну так что же вы все молчите! Тоже мне, команда называется.
- Мы собирали информацию. И не хотели этой информацией влиять на тебя преждевременно. Ты должен был сам сделать выбор. А если ты склоняешься к тому, чтобы уступить, то мы всего лишь добавляем тебе аргументов.
И Славин тщательно рассказал о господине Вербицком. О его тайных связях с Кириченко и его командой, о спортивном тире «Дуэль», и особенно о том, что в оперативных кругах столицы имеется информация, что в клубе каким-то образом готовят киллеров… При этих словах Павел Железняков поежился. Он пережил тяжкое бремя взаимоотношений бандитов и коммерсантов 90-е годы прошлого века и знал, что с этим не шутят.
- И еще очень важно! – Гена как всегда главное оставил напоследок. – Сегодня утром этот самый Вербицкий инкогнито посетил партийную контору для встречи с Кириченко и Смирновым.
Павел даже вздрогнул:
- Ты уверен?
- Абсолютно! Я видел его собственными глазами, в упор, как тебя сейчас.
- Но… почему ты считаешь, что именно инкогнито?
- Да потому что он не прошел, как положено, через парадный вход, не вошел в приемную как гость, а прокрался с заднего хода, через двор рано утром, когда еще посетителей не было. И Кириченко со своим помощником тоже пришли ни свет ни заря, во всяком случае, задолго до официального приема посетителей, чтобы принять без всяких ненужных свидетелей своего гостя! И опять нашу Анаконду выручила интуиция – это она внезапно отправила меня в 9 утра искать задний вход, и там я столкнулся нос к носу с господином Вербицким. Он явно хотел быть незамеченным.
Павел долго молчал. Молчали и Анна со Славиным. Информация стоила того, чтобы ее обдумать как следует.
- И что вы думаете по этому поводу? – наконец медленно начал Павел. – Думаете, Вербицкого вызвали сюда, чтобы разобраться со мной?
- Ну, ты уж даешь! – Славин даже возмутился. – С какой стати? Даже если допустить, что ты мешаешь им очень-преочень, то все равно пойти на крайнюю меру в данном случае – это уж слишком! Думаю, это свидетельствует о другом: в нашей области действительно задействовано все, чтобы эти «единороги» сделали свое дело и выиграли выборы. И Вербицкий наверняка ведь выполняет роль не только организатора наемных убийств, но и сборщика информации, запугивающего, создающего невыносимые условия неугодным «единорогам» людям. Я встречался с таким людьми. Прошедшие Чечню профи умеют почти все! И они очень опасны!
Павел вздохнул.
- Согласен с тобой, Гена. Как говорится, все сводится к одному: придется принимать их условия!
Всем стало печально. Никто из команды (кроме Игоря Михайловича, который здесь не присутствовал) не привык и отступать. Но делать было нечего. Было решено уже сейчас звонить Кириченко и сообщить ему, что условия приняты, а потом сразу ехать в Маузбург, в избирательную комиссию, чтобы написать заявление о добровольном снятии своей кандидатуры… Постепенно все успокоились. Павел заказал всем десерт: он был глубоко убежден, что сладкое снимает стрессы.
- Однако же неплохо было бы проверить, что действительно может этот Кириченко? Давайте попросим его выполнить какую-нибудь просьбу! Достаточно сложную организационно, но не связанную для него ни с какими расходами.
- Классная идея! – встрепенулся Павел. – Это будет здоров. Но какую? Может, попросить сделать быстро что-нибудь для Маузбурга? Например, решить вопрос о выделении денег для строительств очистных сооружений. Ведь в Маузбурге ужасная вода, город на первом месте в области по раковым заболеваниям..
- Павел, это не реально! У него на это сейчас просто даже нет времени! Это же надо ехать в Москву и решать вопросы там, а он занят выборами. Пусть потом озадачивает этим своего Курехина.
- Но пусть тогда проложат дорогу на родник, из которого люди берут воду для питья. Там весной и осенью трудно пройти, люди мучаются.
- Это несерьезно! – идея не понравилась Славину. Это он как раз сделает за пару часов, заставит Курехина, и фактически мы своими руками организуем Курехину хороший пиар. Нет, тут нужно что-то другое… Я вот что предлагаю! Нам нужно срочно разыскать отца нашего Тимура. Павел, мы кое-что разузнали: знаем город - райцентр, где отец жил. Мы думали, ты обратишься по своим связям в спецслужбы. Но это не очень этично. Неизвестно, согласятся ли спецслужбы на такое дело, не приносящее им никаких дивидендов. А платить им за это – лишние расходы, тебя и без этого выборы вытряхнули основательно. Мне туда поехать – это можно, но опять же, придется тебе мою командировку оплачивать. Неизвестно, сколько мне придется там сидеть, а я, так думаю, нужен буду сейчас здесь. Вот и давайте попросим Кириченко! Думаю, ему труда не составит переговорить с руководством ФСБ в Москве, а для них это – пара пустяков,
- Точно! – Павел даже вскочил, а Анна захлопала в ладоши. – это здоровская идея! И парню поможем, и Кириченко проверим! Я, пожалуй, поеду к нему прямо сейчас! Скажу, что на все готов, но вот есть одна просьба, тем более что Тимур пострадал от Курехина, и помочь ему – святое дело! Думаю, Кириченко будет очень рад.
Павел позвонил Кириченко по сотовому. Тот сказал, что находится на месте и готов выслушать. Анна тут же подала ему распечатанный текст – итог «поисковой работы» по розыску отца Тимура Солодовникова. Она всегда держала при себе папку и с записями и документами по Музбургскому делу. Павел поехал. Члены штаба решили, что будут ждать его в ресторане, все равно разговор с Единорогом не зайдет больше пяти минут.
- Гена, - заговорщическим тоном начал Анна, когда Павел уехал. – Вот мы в том ресторане, где едят этот главный Единорог и его помощник. Давай все же подумаем, нет ли какой возможности взять у него отпечатки пальцев?
- Ты в своем уме? Как ты себе это представляешь?
- Не знаю. Ты лучше сообразишь. Давай познакомимся с официантами…
- Знакомься! – Гена не на шутку рассердился. – Авантюристка! Да они тут такие деньги получают, что тебе и не снилось! Они сдадут тебя тут же!
- Ну так я и не собираюсь это делать. Прекрасно знаю, что провалю все дело.
- И кто же будет?
- Ты!
-Спасибо, не надо!
Они уже начинали ссориться по-крупному, что бывало крайне редко.
- Почему же нет? Ты же сам говоришь, что от этого Смирнова за версту несет тюрьмой?
-Ну и что из этого? Во-первых, для такого дела нужны деньги, и наш босс нам вряд ли даст на такую авантюру…
- И наплевать! На свои деньги сделаем, мы же не нищие с тобой.
- Не перебивай… Во-вторых, все уже решено, Павел снимается с выборов, и заниматься этим бессмысленно. Все равно это ничего не изменит.
- Ну и что! Снятие с выборов вовсе не означает, что эти «единороги» белые и пушистые! Мало ли какую информацию мы с тобой подцепим! Может, это все перевернет с ног на голову!
- Так, хватит! - Гена вскочил из-за стола. – Слушай меня внимательно: я ничего не будут делать! И тебе не позволю! Ты представляешь, что будет, если мы начнем, все провалим, и это дойдет до Кириченко? Они ведь ни за что не поверят, что это – наша с тобой самодеятельность! Во всем обвинят одного Павла, и ему – хана! Вот и все.
Анна задумалась. Да, такой поворот событий вполне может быть. И тогда действительно виновным во всем окажется именно Павел. В Рыбацком она, кончено, и без помощи Гены нашла бы подход к любому официанту, ведь в Рыбацком все связаны между собой дружбой, знакомствами ли родственными связями, она бы нашла выход на любого официанта. Но в областном городе это ей не по силам.
Они едва успели придти из эмоционального в нормальное состояние духа, как вернулся Павел. Он был в хорошем настроении.
- Все получилось! Кириченко даже с радостью взялся выполнить мою просьбу. Сказал, что это совершенно нетрудно, нужно будет только время. Да и то – немного. Я на всякий случай пожаловался, что плохо себя чувствую и в Маузбург сниматься с выборов сегодня не поеду. А завтра возьму больничный на недельку. Время еще есть, агитировать я не буду. Курехина мы мочить тоже не будем, так что половину уступок мы фактически сделали. Подождем. Может, этот Кириченко успеет найти отца Тимура быстро, ведь сниматься можно в крайнем за пять дней до выборов. В общем, успеем
- А если не найдет? – Анна все всегда подвергала сомнению
- Ну, тогда и будем думать! – Павел был как-то уж очень уверен в успехе. – А сейчас – по домам! Всех отпускаю в отпуск, И сам тоже ухожу. Кстати, Кириченко просил завтра напомнить ему, чтобы он позвонил налоговикам и отменил проверку по мне. Не забыть бы! А то нагрянут – обратно уже не уйдут, будут проверять, а мне сейчас не до этого.
Они поехали домой в довольно оптимистичном настроении.
***
Время отпуска шло медленно. Привыкшие к цейтноту, Анна и Славин никак не могли осознать, что настала пора, когда им совершенно нечего делать. Анна приводила в порядок сад, готовила сына к школе. Славин заканчивал ремонт своей дачи. С Павлом созванивались не чаще одно раза в день, а то и этого не делали. Он тоже отдыхал, ездил с друзьями на рыбалку. Про Кириченко Павел сказал, что тот ведет себя весьма тактично: звонит раз в день справиться о здоровье, никаких вопросов о выборах не задает, никаких требований срочно сниматься не выдвигает. Видимо, все же он принял их условия игры и понял, что надо действительно показать свои реальные возможности, а уж потом требовать от других выполнения обязательств. Так прошла неделя. До выборов осталось две недели. Нужно было уже действительно сниматься, потому что закон запрещает снимать кандидатуру с выборов позднее пяти дней до даты голосования. Если вовремя не успеть – Павел обязан будет участвовать в выборах, даже если он этого не пожелает. А это значит, что народ его выберет, даже теперь без агитации: в Маузбурге каким-то образом все узнали, что на Железнякова оказывается давление и готовы были проголосовать за него даже назло.
И вот через восемь дней Анне позвонил Павел:
- Аня, новости самые хорошие! Позвони Гене, Игорю, и собирайтесь все в штабе! Я и сам еду! Где-то через час приедет Тимур, и не один, а с отцом! Да, да!!! Отец нашелся. Он прямо приехал из Грузии к Тимуру, чтобы забрать его. Позвонил, приехал и пришел к нему прямо на квартиру, они уже вместе. Теперь он хочет встретиться со мной, видимо, поблагодарить. Но я хочу, чтобы мы были все вместе!
У Анны от радости так задрожали руки, что ей никак не удавалось нажать нужные кнопки, и она долго не могла набрать ни Гену, ни Игоря. А потом никак не могла собраться – все просто валилось из рук.
Однако, несмотря на то, что все от неожиданной радости малость тормозили, собрались в штабе очень быстро. Понятное дело: такие события случаются далеко не каждый день. Слыхано ли дело: больше двадцати лет парню, отца он не только никогда не видел, но и не надеялся увидеть, и вдруг – такая удача. От радости у всех на лицах блуждали глупые счастливые улыбки, и от любого шороха все вскакивали, надеясь, что неожиданный гость уже входит.
Наконец свершилось! Дверь отворилась, и сияющий Тимур с колоритным грузином лет около шестидесяти ввалились в офис. Они именно ввалились, потому что грузин был таким огромным и таким ярким, что, казалось, занял собой все пространство. С первого же взгляда было видно, что Тимур очень похож на Отца. Они были одного роста, с одинаковыми прическами непокорных густых волос. Но, в отличие от Тимура, волосы отца были совсем серебряные от седины. Что, надо сказать, ни капли его не портило, а, напротив, придавало импозантности. И еще отец был крупнее в плечах и полнее. Тимур по сравнению с ним казался щуплым…
Тимур- старший сразу безошибочно определил, кто в этой компании главный, и бросился обнимать Павла, который едва не застонал в его объятиях. Затем он долго тряс Железнякову руку, приговаривая:
-Спасибо! Спасибо! Огромное спасибо Вам за сына!
После этого гость не менее жарко принялся обнимать всех остальных, включая и Анну, у которой тоже захрустели кости от горячих объятий восточного гостя. Тимур все это время смотрел на всех счастливыми глазами и улыбался.
Наконец Павлу удалось взять инициативу в свои руки и усадить всех. Анна предложила сделать чай. Но Таймураз Шалвович тут же вскочил, стал доставать деньги и предлагать купить к чаю «какой-нибудь очень огромный торт», а потом решил, что надо купить что-нибудь покрепче. По-русски он говорил очень хорошо и сразу же сообщил, что учился в Советском Союзе, в Москве, в кооперативном институте в Лосиноостровском…Когда же все стали отказываться, объясняя, что предвыборный штаб – не совсем подходящее место для празднования такого значительного события, грузинский гость спохватился, принялся извиняться и говорить, что да, он от радости совсем потерял разум и что, конечно же, это нужно отпраздновать как следует. И он готов прямо сейчас... Все шло так бурно и шумно, что нужно было как-то все это утихомирить. Анна решила попытаться усмирить восточного гостя.
- Таймураз Шалвович! Мы понимаем вашу радость, но Вы даже не представляете, как рады все мы!. Может быть, это самый важный момент в жизни нашего дорого друга Павла Генриховича Железнякова. Я Вам больше скажу – это итог и кульминация его предвыборной компании. Скорее всего, ему не суждено будет стать главой Маузбурга, но то дело, которое ему удалось сделать – найти Вам сына, а Тимуру – отца – оно стоит любых выборов!
Таймураз Шалвович бросился опять обнимать Павла, потом Анну и потом всех остальных. Анна снова взяла инициативу.
- Мы также понимаем, что Вы переполнены эмоциями, Но, может быть, как раз сегодня Вам следует побыть вдвоем с сыном? Слыхано ли дело – не видеть сына с рождения! Давайте мы снимем Вам хороший номер в гостинице, и Вы спокойно проведете все время с сыном. А завтра мы уже подумаем, как и где отпраздновать…
- Нет-нет! Подумаем уже сегодня! Какой у вас в городе самый лучший ресторан?
Павел порекомендовал ресторан «Бурлак»» и даже дал Тймуразу Шалвовичу номер телефона. Таймураз Шалвович сразу позвонил в ресторан и заказал на завтрашний вечер столик на шестерых. Потом заказали гостиницу – не ночевать же грузинскому гостю в комнатке общежития, которую снял Павел для Тимура. Потом гость раздал всем свои визитки. Анна тут же взглянула: «Давитиани Таймураз Шалвович. Производство и переработка продукции сельского хозяйства».
- Наверное, Тимуру тоже придется теперь променять фамилию? – с улыбкой спроси она гостя.
- О, да! Да! – снова загремел восточный гость. – Конечно! У сына должна быть фамилия отца! – Мы сразу уедем, а потом будем заниматься всем этим. Конечно же, Тимур будет носить мою фамилию – Давитиани. Только Давитианаи – и все! Ведь мне нужен продолжатель рода. Представьте, у меня ведь – четыре дочки! А здесь мы задержимся всего дня на два - я хотел бы посетить могилу его материи… Какая красивая женщина была! – при этих словах у Таймураза Шалвовича Давитиани несколько увлажнились глаза.
«Вот они, истинные грузины! - С улыбкой подумала Анна. – Чего не коснись – искренняя любовь до гроба и бурные эмоции. И все – на полную катушку!»
- Наш род – древнейший в Грузии! – Таймураз Шалвович забрался, похоже, на любимого грузинского конька и начал историю своего происхождения. – По матери я чистокровный грузин. А по отцу – сван. Ну, наверное, про грузин вы хорошо знаете, а про сванов вряд ли слышали.
- Ну почему же!
Анна тут же бойко перебила, блеснув своими знаниями грузинской культуры. Она знала, что лучший путь к сердцу восточного мужчины – показать свою осведомленность о культуре его народа.
– Сваны – очень известная нация, и мы хорошо ее знаем. Кто из нас, например, не знает знаменитого футболиста свана Давида Кипианы (при этом присутствующие мужчины приободрились, старательно показывая, что они хорошо знают великих сванов). А мой любимый сван – Михаил Хергиани, я ведь в детстве увлекалась альпинизмом, и тренер приносил мне книгу про Михаила Хергиани.
Таймраз Шалвович просто растаял на глазах. Он смотрел на Анну влюбленными глазами. Анна еще в студенчестве проходила это: покажешь ребятам из кавказских республик хоть минимальное знание их истории, и они вечно будут обожать тебя. Сейчас это сработало точно так же. Можно было добавить еще что-нибудь, но она решила, что этого на сегодня хватит. В конце концов, главное мероприятие по восхвалению Грузии и Сванетии намечается на завтра, и будет оно проходить в ресторане.
Наконец неугомонный счастливый грузинский отец с не менее счастливым сыном, которому теперь предстояло из русского мальчика-сироты преобразоваться в единственного сына грузинско-сванского бизнесмена, покинули штаб. Сразу наступила подавляющая тишина. Все молчали. Анна оглядела всех – все улыбались своим мыслям и событию. Первым нарушил молчание Павел:
- Да-а-а…, - протянул он. – Даже не верится! Ну и поворот событий! Думали выиграть выборы, а нашли парню отца. Что же, это, может, и есть наша главная победа. Во всяком случае, я теперь не будут расстраиваться, если действительно с выборов предстоит сняться.
- А сняться-то предстоит! – изрек многозначительно Игорь Михайлович. Он меньше всех хотел, чтобы Павел побеждал на выборах, потому что считал, что на свете есть много других не менее интересных и полезных занятий. – Паша, Кириченко ведь выполнил твою просьбу. Причем, очень успешно. Вот он, папа Тимура, предстал перед нами собственно персоной… Черт, и как этому Кириченко удалось, да еще так быстро?
Все переглянулись. А ведь и правда, в бурных грузинских эмоциях как-то подзабылось, что ведь еще совсем недавно они, особо не веря в успех, решили обратиться к Кириченко с проверкой, так сказать, на вшивость: пусть-ка он найдет отца Тимура в этой воюющей Грузии за тридевять земель. И ведь нашел! Да как быстро нашел! Да и не просто нашел, а так, что Таймураз Шалвович прикатил как на парах собственной персоной.
Да, - многозначительно изрек Гена Славин. – Это означает, что Кириченко действительно всемогущ.
- А еще это означает, что мне действительно придется сняться с выборов. - -сказал Павел. – Потому что получается, что он наше условия выполнил.
- И выполнил, надо сказать, блестяще, - добавила Анна., вздохнув. Ей как раз больше всех хотелось, чтобы Павел участвовал в выборах и выигрывал. Она видела в этом большие перспективы для Маузбурга.
- Дороги назад нет, увы! – Павел развел руками. – Придется в ближайшее время ехать сдаваться, то бишь сниматься с выборов. Видно, судьба моя такая.
- Нет уж! Я так не согласна! – всплеснула руками Анна. – Помирать – так с музыкой. Давайте завтра отпразднуем это волшебное обретение папы-грузина, потом проводим Тимура и уж тогда поедем сдаваться. Заодно узнаем у Таймураза Шалвовича, не захочет ли он лично поблагодарить нашего Единорога.
Все согласились, что так будет лучше.
А следующим вечером все собрались в лучшем городском ресторане «Бурлак». Таймураз Шалвович был в дорогом костюме, Тимур – тоже. Видимо, папа сразу решил одеть единственного сына так, чтобы ни у кого из осведомленных не возникло и тени сомнения в том, что обретенный с таким трудом сын действительно любимый и дорогой, что папа, так сказать, за ценой не постоит, ведь сыну вскоре предстоит возглавить род… Тимур костюма очень стеснялся, видно, он никогда раньше не носил костюмов. Он подергивал плечами, отряхивался и все время смотрелся в зеркала, которые в ресторане «Бурлак» были на каждом шагу. Ресторанный зал был большой, народу, поскольку были будни, немого, но грузинский гость опять же занял собой все существующее пространство. Через пять минут его гортанный говор уже заглушал музыку и разговор официантов. А еще через десять минут все до одной официантки были влюблены в Таймураза Шалвовича. Удивительным образом он очень быстро запомнил их имена и называл ласково Танечка, Мариночка, Алиночка, даже не глядя на бэйджики. Они готовы были бросить к его ногам все свое обаяние.
Таймраз Шалвович заказал еды и закусок раза в три больше, чем могли бы съесть присутствующие. Но что поделаешь! Широкая грузинская душа требовала русского простора. Ресторан ему сразу понравился. Он сказал, что в Грузии в таких ресторанах все намного дороже, а в его родном городке Ткибули в основном только забегаловки. Вот в Тбилиси, там да. Там рестораны, каких здесь поискать… Но как раз рестораны в Грузии – не самое главное. Самое главное – это люди! И если все новые его друзья (а Таймураз Шалвович уже не сомневался, что за столом в ресторане «Бурлак» русского города Рыбацкого уже все – его лучшие друзья) к нему приедут в гости, то он не поведет их в ресторан, потому что настоящий грузинский шашлык можно сделать только на костре. Он сам зарежет барана и сделает из парного мяса настоящий грузинский шашлык. И принесет из погреба лучшее вино…
Анна слушала и улыбалась. Ей все это очень нравилось, и Таймураз Шалвович тоже. Он напоминал ей дни ее студенческой молодости, когда к ребятам в общежитие из южных республик приезжали их многочисленные родственники, и тогда веселье лилось рекой. Они поили и кормили своими южными деликатесами все общежитие. А вино привозилось в больших белых канистрах, и эти канистры стояли в комнатах под кроватями, а администраторы, проверявшие комнаты, поругивали ребят, но им наливали из канистр крепкий армянский коньяк, или молодое грузинское вино, а то и чачу, и все заканчивалось мировой.
Администратору, официантам и всем гостям Таймраз Шалвович каким-то образом уже умудрился рассказать свою романтическую историю. Как много (больше двадцати) лет назад он любил здесь, в России, одну красивую русскую женщину, как он уехал, а она родила сына, как он приезжал, чтобы найти и забрать его, но никто не мог уму сказать, где мальчик, а мама, гордая русская женщина, считала, что он ее бросил, и потому ничего о сыне не сказала. Как потом она умерла, и он потерял всякую надежду найти сына.. И вот друзья Павел, Игорь, Геннадий и Анна помогли ему найти сына… Все слушали, удивленно кивая головам, некоторые даже смахивали непрошеную слезу.
- А как Вас нашли? – спросила вдруг, прервав сентиментальный поток, официантка Алина. – Что, прямо так пришли в Ваш дом в Грузии и сказали: вот, у вас в Рыбацком есть сын, поезжайте и заберите его?
Все переглянулись. «А действительно, как?!» - Почти в ужасе подумала Анна. - Второй день они обсуждают это событие, и поглощены эмоциями настолько, что никому из них и в голову не пришло поинтересоваться, как же действительно произошло это?
- О-о-о! _ громогласно возгласил Таймураз Шалвович. – Прошу всех наполнить бокалы, за это стоит впить отдельно. Это самая невероятная история из всех, какие когда-либо со мной случались.
Все послушно наполнили бокалы и приготовились слушать. Но история вышла на удивление короткой и поистине фантастической. В один прекрасный день, вернее, это был вечер, к Таймуразу Шалвовичу в дом пожаловал незнакомый человек. Был он средних лет и выглядел так, что толком было не понять, какой он национальности. Он поинтересовался, действительно ли хозяин дома Таймураз Шалвович Давитиани, и когда получил утвердительный ответ, спросил, был ли Таймураз Шалвович в таких-то годах в России, в такой-то местности и был ли знаком с Татьяной Солодовниковой? Таймураз взволнованно отвечал. Дальше последовал вопрос, известно ли Таймуразу Давитиани, что у него в России от этой женщины родился сын, которому сейчас двадцать один год и который очень хочет с ним увидеться. Таймураз чуть не плача все подтвердил, но плохо соображал, к чему клонит гость и, вообще, что все это значит. А гость спокойно положил перед хозяином листочек бумажки, на котором было написано всего несколько слов: имя, отчество, фамилия Тимура и его сотовый телефон. Пока Таймураз соображал, вчитываясь в эти три строки, гость исчез. Домашние даже не поняли толком, как он вышел. Через какое-то время кинулись на улицу, но было уже темно. Соседи, которых стали расспрашивать, тоже толком ничего не смогли объяснить. Да, промелькнул какой-то незнакомы человек, пошел в сторону центра, но внешности его никто не запомнил.
Таймураз думал сначала, что его разыграли. Потом все же сообразил позвонить по указанному телефону, и действительно оказалось, что это телефон его сына Тимура, которого он потерял двадцать с лишним лет назад. На следующий же день он засобирался в дорогу. Всем родственникам и друзьям было широко оповещено, что у Таймураза Давитиани нашелся сын. Люди толпами приходили к нему за уточненной новость. Наконец все поверили. Но никто не мог взять в толк, как появилась эта информация. Таймураз ходил даже в местное отделение госбезопасности, в полицию, но нигде ничего ему не сказали.
На официанток этот рассказ произвел потрясающее впечатление. Все было как в классическом романе с детективным уклоном. А на гостей Таймураза Шалвовича этот рассказ произвел впечатление несколько смутное. Анна не на шутку задумалась. Понятно, что отношения Грузии и России не настолько уж плохи, чтобы совсем не помогать друг другу. И, скорее всего, грузинская и российская госбезопасности поддерживают тесные связи. Но так быстро и так оперативно среагировать и все сделать на таком высочайшем уровне могли, конечно, только люди, обладающие очень большими полномочиями. Видимо, Кириченко ими обладал.
- А как вы, друзья. Нашли меня? – вдруг неожиданно спросил Таймураз Шалвович, обращаясь ко всем присутствующим.
Друзья переглянулись. На всех лицах читалось одно и то же недоумение: а действительно, как? Да никак!
- Таймураз Шалвович, - первым взял себя в руки Павел. – Честно говоря, это не совсем наша заслуга. Просто во время нашей предвыборной борьбы мы познакомились с одним влиятельным человеком. Он курирует здесь, в нашей области, выборы по поручению нашего Президенты. И мы обратились к нему пользуясь случаем. С просьбой попытаться разыскать отца нашего Тимура. Мы, честно говоря, даже особо на это и не надеялись.. А оказалось, что он быстро справился с этим… Наверное, ваши благодарности не по адресу, и за этим столом должны бы сидеть не мы…
- Что еще! - Грозно воскликнул грузинский гость. - Как это – не Вы! Того вашего человека я тоже очень хочу поблагодарить. Но ведь именно Вы решили меня найти, значит, вы – виновники торжества. Так давайте за это выпьем!
И снова пришлось всем наполнить бокалы. Анне казалось, что конца и края этому праздничному ужину не будет. Зная, что бесполезно отнекиваться, а также бесполезно не допивать бокал до конца, потому что все равно грузин, возглавляющий застолье, не отвяжется, она стала потихоньку выливать вино в цветочный горшок, находящийся поблизости. Таймураз Шалвович, кажется, этого не замечал. Он поднял тост за великого человека из Москвы, который здесь по просьбе русского Президента руководит выборами и благодаря которому и нашелся его единственный сын. За это присутствующие, конечно же, не могли не выпить. Анна пригубила вино и снова вылила его в цветочный горшок. Нет, решила она, с нее хватит. Она за месяц столько не в состоянии выпить, сколько сегодня…. Она посмотрела на друзей: они уже сидели чуть живые. Покрепче держался Игорь Михайлович, поскольку он был самой крупной комплекции. Ничего еще сидел Генка Славин, у него все-таки была ментовская закалка. А Павел, самый измученный среди них обстоятельствами последнего времени, уже тихо засыпал. Пора было сворачивать эту лавочку.
Вдруг грузинский гость обратился к Анне и нежно взял ее за руку.
- Моя дорогая красавица! – Анна даже вздрогнула, так повеяло от этого обращения студенческой молодостью, когда все грузины называли всех девушек красавицами. – Я очень хочу познакомиться с этим человеком из Москвы. Пожалуйста, устройте это.
- Я не знакома с ним, Таймураз Шалвович, - скромно ответила Анна. – Это Павел с ним поддерживает отношения. Однако, думаю, что это несложно. Давайте сейчас разъедемся по домам, пока мы еще транспортабельны. А завтра поговорим. Если Павел сумеет дозвониться до этого человека, то, думаю, он не откажет вам в просьбе засвидетельствовать ему свое почтение. Тем более что это так романтично! Думаю, ему это будет приятно. Это же такая потрясающая история! Надеюсь, можно даже будет написать об этом в газете.
- О, да, да! Давайте за это выпьем!
Но пить, похоже, уже было некому. Все, даже Игорь Михайлович, уже, что называется, лыка не вязали. Анна развела руками: дескать, ничего не поделаешь, Таймураз Шалвович, мы не грузины, а скромные русские. У нас так: или не начинать пить, или напиться до упаду, а интеллигентные грузинские застолья, увы, не по нам... И она стала звонить женам своих друзей, чтобы они приехали за весьма щедро угощенными грузинским гостем мужьями.
Так закончился этот колоритный вечер, один из самых запомнившихся в жизни Анны. Что ни говори, а им удалось сделать большое дело - осчастливить сразу нескольких людей. Это не меньшее достижение, чем победа на выборах.
На следующее утро Анна проснулась с трудом. И сразу похвалила себя за то, что последние бокалы вина она выливала в цветочный горшок. Было хоть и плоховато, но весьма терпимо. Она встала, приняла душ, впила крепкого чаю. И тут затрещал сотовый. Звонила Наташа, жена Павла.
- Аня, доброе утро! Как себя чувствуешь?
- Да вроде терпимо. А твой-то как?
- Ой-ой-ой, - в голосе Наташи чувствовалось неподдельное беспокойство. - Я когда его вчера забирала из ресторана, думала, живым не довезу! Таким я его давненько не видела. И как это он умудрился так напиться?
- Да тут невозможно было не напиться, Наташа! Этот гость из солнечной Грузии просто напичкивал нас вином. Хорошо, я имею опыт пить с жителями южных республик, так я последние бокалы выливала в цветочный горшок. А остальные такого опыта не имеют, вот и пили всерьез. Разве с грузинами можно пить всерьез! Ну ладно, пусть отдыхает, выборы у нас, можно сказать, кончились.
- Да дело не в этом. Тут на его номер звонит Тимур, я ответила на всякий случай. Телефон сразу у Тимура выхватил папа и стал грузить меня, что сегодня он с Павлом обязательно должен поехать в область поблагодарить какого-то важного человека. Ты не знаешь, о чем речь?
- Кажется, знаю… Ну надо же, этот папа, оказывается, все до мелочей запомнил. Вчера мы ему рассказали, что на самом делен не Паша, а Кириченко помог разыскать его в Грузии, вот он и рвется со своими благодарностями. Позвонит еще раз, скажи, что Паша вышел и строя, завтра созвонимся.
- Да он ничего и слышать о завтра не хочет! Говорит, что сейчас они с Тимуром поедут в Маузбургский район, навестят тетку и сходят на могилу матери, а потом он готов ехать к этому, как он говорит, важному человеку. А завтра они рано утром уже поедут в Москву, у них билеты на автобус заказаны. Оказывается, из Москвы на Тбилиси автобусы ходят.
- Да ведь у Тимура и загранпаспорта-то наверное нет!
- Да, я тоже об этом ему сказала. Но он уверяет, что это неважно, что он обо всем сумеет договориться. Ну ладно, это их дело. А как быть с поездкой к Кириченко?
Анна немного подумала.
- Знаешь что, постарайся Пашу все-таки растолкать. Я себя прилично чувствую, наймем машину, и я съезжу с этим Таймуразм Шапвовичем. Пусть только Паша ему позвонит и предупредит, что поеду я вместо него, да позвонит Кириченко. узнает, будет ли этот Кириченко на месте.
- Ладно, я постараюсь, - неуверенно пообещала Наташа.
Через некоторое время она перезвонила:
- Все в порядке, Паша очнулся и даже сумел позвонить всем. Кириченко после обеда будет у себя и вас ждет. Счастливого пути!
Анне пришлось собираться. Она позвонила Тимуру, тот дал трубку папе. Папа опять очень бурно и темпераментно наговорил кучу комплиментов и благодарностей за все, а потом они условились, когда за Анной заедут. Она хотела позвонить Александру Сергеевичу, Серому Кардиналу, да потом передумала. Александр Сергеевич, конечно, до сих пор оставался для нее загадкой, которую она со свойственным ей упрямством все же хотела бы отгадать, но так уж нарочито попадаться на глаза этому человеку е не хотелось. «Будет у себя – значит, увидимся, а звонить и предупреждать о встрече не буду» - решила она и стал собираться. Она зарядила фотоаппарат: все же не каждый день отцы и сыновья находят друг друга через двадцать с лишним лет, и наверняка господин Кириченко не откажется попозировать в объятиях счастливых папы и сына. Опять же – пиар для «единорогов». Партия еще только делает первые шаги, а, глядишь, уже большое доброе дело совершила!
Наконец Тимур и Таймураз Шалвович заехали за ней. Ее усадили на переднее сиденье, рядом с шофером нанятой машины, чему она несказанно обрадовалась. Анна панически боялась, что ей всю дорогу придется провести бок о бок с гостем из солнечной Грузии и слушать его темпераментные словопрения. Ей хватило вчерашнего вечера в ресторане. Но грузинский гость сел сзади рядом с Тимуром и не спускал с сына восторженных глаз. Впрочем, и Тимур отвечал ему таким же обожающим взглядом.
Приехали быстро. Анна провела всех в приемную, там их уже ждали. На этот раз в качестве секретаря был молодой человек, которого они видели, когда приезжали в первый раз. Анна вспомнила, что его зовут Артем. Артем, как оказалось, был в курсе дела.
- О, конечно, конечно проходите! – на его круглом румяном лице сияла такая щедрая улыбка, словно это он, а не Тимур Солодовников нашел отца через двадцать с лишним лет прожитой жизни. – Вадим Борисович вас ждет с нетерпением! Ну надо же, какая радость, какое событие! Вадим Борисович рассказал нам вашу историю, мы все здесь так рады за вас.. Это же просто невероятная история!
- Согласитесь, она достойна того, чтобы о ней написали в газетах? – спросила Анна.
- Я считаю, что вполне! Но все же, думаю, нужно посоветоваться об этом с Вадимом Борисовичем…
Анна сделал строгое лицо и взяла строгий тон.
- Молодой человек, - начала она назидательно. – Мы живем в стране, где пресса хоть и частично, но все-таки считается свободной. И если я захочу по своему усмотрению описать это событие, то никого спрашивать разрешения не буду. Я считаю, что оно интересно людям, что история эта поучительна и прекрасна. А это для меня как для журналиста, в конце концов, самое главное.
Артем смутился.
- Ну нет, Анна Сергеевна, я ничего не имел такого в виду… Конечно, Вадим Борисович не сможет Вам запретить писать, если Вы захотите. И все же… подчиняясь партийной дисциплине…
- Я не подчиняюсь вашей партийной дисциплине! – почти грубо одернула его Анна. – Я членом вашей партии «единорогов» не являюсь.
Юноша покраснел как рак. Видимо, он не привык к тому, что кто-то кроме партийных боссов может иметь собственное мнение. Анна хотела еще что-нибудь добавить ему в назидание, но тут дверь из кабинета босса распахнулась, и Вадим Борисович собственной персоной, без всякого партийно-депутатского снобизма с широчайшей улыбкой шагнул к ним.
- Ну вот, наконец-то! Я ведь, честно признаться, еле дождался. Мне, по правде говоря, до сих пор даже не верится, что все у нас получилось. Очень рад, очень рад, искренне рад.
Это похоже было на правду. Кириченко действительно весь светился от удовольствия. Он показался Анне удивительно похожим на все его изображения в газетах, журналах и Интернете. Ему было около пятидесяти, он был среднего роста, в меру, без безобразия, круглым, имел приятное брюшко солидного человека, но ни двойного подбородка, ни жирных складок на лице не было. У него была короткая седая стрижка и карие очень живые глаза.
Грузинский гость тут же начал изъявлять бурные восторги. Он без малейшего подобострастия и, кажется, ни капли не смущаясь высоких чинов господина Кириченко, бросился обнимать его. Он был на полголовы выше главного российского Единорога, стройнее и шире в плечах. Он долго тряс руку Кириченко, рассыпая как горох грузинскую признательность и восторги, а потом просто сграбастал Единорога в объятия и сжал так, что, кажется, был слышен хруст несчастного единорожьего тела… Анна тут же выхватила фотоаппарат и старательно защелкала. Никто ее не остановил. Кадры получались еще те!
- Поосторожнее, Таймураз Шалвович! - Анна даже стала помогать Кириченко освободиться из мощных объятий счастливого отца. – Вы можете лишить нас генерального секретаря!
Таймураз Шалвович на сей раз смутился. Словосочетание «генеральный секретарь» произвело на него впечатление.
- Ну да, кончено я не буду Вас задерживать. Вы – человек занятой, государственный. Я понимаю, что Вы не нуждаетесь в подарке, но все же я как грузин не могу не сделать вам его, - и грузинский гость как фокусник выхватил невесть откуда огромную темную бутылку невероятной формы. – Вот, это настоящий грузинский коньяк. Я делаю его сам. Я уже тридцать лет делаю коньяк. Такого вы не попробуете даже во Франции. Прошу вас только од одном: когда будете угощать им друзей, расскажите им историю о том, как в далекой России один старый грузин благодаря русским друзьям нашел своего сына.
Это была сказано так театрально и так красиво, что все замолкли, а глаза Тимура и юноши из приемной даже подернулись недвусмысленной влагой.
- Хорошо, хорошо, - искренне заулыбался Кириченчко. Конечно, было от чего заулыбаться. – Я с удовольствием приму от вас подарок и даже будут очень рад. Но, по правде сказать, благодарности должны предназначаться не мне.
- К-а-а-к? – Грузин от разочарования выпустил Кириченко из своих объятий, чему тот несказанно обрадовался. – Опять я не по адресу? Я вчера благодарил друзей – вот, Анну, Павла и еще двоих, и они мне сказали, что все сделали Вы. Я приехал благодарить Вас, а Вы мне говорите, что это сделали не Вы…
- Ну, успокойтесь, дорогой друг, - Кириченко отстранил его с мягкой улыбкой. – Мы все действительно приложили определенные усилия, чтобы помочь Вашему замечательному сыну, с которым мы почти познакомились. Но занимался Вашими поисками мой помощник Александр Сергеевич.
- Где он! – подскочил грузин и снова широко распахнул свои объятия. – Я хочу обнять его.!
Александр Сергеевич вырос как из-под земли. Анна могла побиться об заклад, что никто не заметил, как он вошел в приемную, и никто не понял, из какой двери он появился.
- Познакомьтесь, - Кириченко подвел грузина к своему помощнику. – Мой помощник и верный друг, можно сказать, моя правая рука Александр Сергеевич.
Грузин нимало не смущаясь тут же сграбастал Александра Сергеевича в объятия. Анна сразу защелкала фотоаппаратом. Ей повезло: Александр Сергеевич попал в кадр, можно сказать, целиком. Эта была неслыханная удача. На секунду она встретилась с ним взглядом и снова увидела в его холодных глазах опасное пламя. Наличие фотоаппарата в руках Анны Серому Кардиналу явно не понравилось. Он быстро освободился из цепких объятий грузина и предложил:
- Давайте пройдем в комнату отдыха.
Все переглянулись, а Кириченко сказал.
- Ну, вы идите поговорите, а я пойду к себе. Я ведь вышел к вам всего на секунду – у меня в кабинете посетитель. – Он поднял вверху руку с бутылкой коньяка как знамя дружбы народов Грузии и России и изрек: - А за коньяк огромное спасибо! Давненько я не пил настоящего грузинского коньяка. – С этими словами Единорог исчез в дверях своего кабинета.
Анна, Таймураз Шалвович и Тимур проследовали в сопровождении помощника в комнату отдыха. Повисло какое-то напряженное молчание. Еще минуту назад было столько веселья и шума, столько радости от события, и вдруг Александр Сергеевич все словно уничтожил своим присутствием. Он указал гостям на кресла и диван, те покорно сели. Александр Сергеевич устроился на стуле напротив и выжидательно посмотрел на них в упор. Неловкое молчание продолжалось. Но Таймураз Шалвович быстро преодолел неловкость. Встал и неожиданно поклонился сидящему напротив серому человеку. Тот от неожиданности привстал. И тут случилось нечто совсем непредсказуемое. Грузинский гость произнес несколько слов на чужом языке. Вероятно, это бы грузинский язык, потому что Анна четко уловила знаменитое «генацвали». При этих непонятных словах Серый Кардинал резко дернулся. Но – всего на какую-то долю секунды, и это заметила, пожалуй, только Анна, потому что она пристально наблюдала за ним. В мгновение ока он овладел собой и, холодно глядя в глаза Таймуразу Шалвовичу, спокойно произнес:
- Простите, что Вы сказали?
Таймураз Шалвович смутился:
- Я сказал Вам на грузинском языке: спасибо за все, дорогой друг. Простите, но мне почему-то показалось, что Вы – из наших мест.
Александр Сергеевич нехорошо усмехнулся.
- Почему же это Вам так показалось? Разве я похож чем-нибудь на грузина?
- Мне показалось, что да. Но, видимо, я ошибся. Простите.
- Ничего, бывает. Это, наверное, от счастья. Должен Вас разочаровать: я не из Грузии и, больше того, я никогда там даже не был.
- Вы так похожи на моего племянника…
- Я Вам еще раз повторяю: я не из Грузии и никогда там не был.
Таймураз Шалвович чуть-чуть посмущался, но потом нашел-таки выход из создавшегося неловкого положения.
- Что же, это даже к лучшему! – радостно воскликнул он. – Жить в России и не побывать в Грузии – это неправильно! Значит, вы еще у нас побываете. Я очень хочу видеть Вас своим гостем. Обещайте, что приедет ко мне! Клянусь мамой, вы никогда не пожалеет об этом! О, у нас Вам будет очень хорошо. Такого вина и таких шашлыков больше Вы нигде не найдете!
Александр Сергеевич слегка улыбнулся.
- Я наслышан и охотно Вам верю. Обещать не могу, ибо не люблю давать обещаний, в исполнении которых не уверен. Но – постараюсь. Благодарю за приглашение и за то, что нашли время заехать к нам. Мы с Вадимом Борисовичем искренне рады, что удалось Вам помочь. Желаю Вам счастья!
Все поднялись, прощаясь. Первыми из комнаты вышли Тимур с отцом. И тут Александр Сергеевич остановил в Анну:
- А Вы, Анна Сергеевна, для чего фотографировали? Для газеты?
- Конечно! – Анна бодро пожала плечами. – Для чего же еще? Какой уважающий себя журналист не осветит такое значительное событие. Плюс я ведь еще была непосредственным участником всего этого!
- И в какой же газете Вы намерены опубликовать свою статью?
- В какой получится. Для начала, кончено, в «Золотом слове» А там посмотрим – можно и в центральной, думаю, мои друзья из центральных СМИ с удовольствием возьмут такой материал. И потом, для Вадима Борисовича и для вашей партии «единорогов» это ведь огромная удача – такой потрясающий пиар-ход!
Александр Сергеевич подошел к ней вплотную и очень пристально посмотрел ей в глаза. Она, хоть и не робкого десятка, но под его взглядом немного сжалась.
- Анна Сергеевна, - очень медленно и очень отчетливо произнес он. – Я прошу Вас нигде не публиковать мои фотографии.
«Черта с два!» - чуть не выпалила Анна, но вовремя прикусила язык.
- Это почему же?
- Я не люблю публичности. Если Вы успели заметить, моих фотографий нет ни в газетах, ни в Интернете. Просто не люблю – и все!
- А я думала, что Вы чего-то боитесь, - Анна пристально посмотрела ему в глаза. И опять ей показалось, что он на долю секунду потерял контроль над собой.
- Анна Сергеевна, если бы Вы знали меня немного получше, то поняли бы, что я уже давно ничего не боюсь, - он неожиданно взял ее за руку. Его рука была очень жесткой и очень холодной. Прохладная дрожь от прикосновения пробежала по телу Анны. – Ну, что, договорились?
Анна с некоторым усилием высвободила руку.
- Было недавно время, когда я пыталась с Вами договориться. А теперь я уже ничего не обещаю. Прощайте! – и она резко пошла к выходу.
Холодная дрожь не ушла, напротив, Анна еще больше почувствовала ее на улице. Когда сели в машину, она начала понемногу успокаиваться. Хорошо, Таймураз Шалвович болтал без умолку, в потоке его слов было легче скрыть свое состояние. А состояние было очень тревожным.
«Все так, как я предполагала. Он явно боится, что его изображение станет известным. Но почему? Ответ один: что-то есть в его прошлом, он боится быть узнанным. Он человек опасный, поэтому мое самовольство может стоить мне больших проблем. Еще неизвестно, что он предпримет, если я действительно опубликую снимки. Но, с другой стороны, не могу же я показать, что действительно его испугалась!» Анна от природы была очень упряма и, когда дело касалось не друзей и близких, а тех, кого проще было занести в лагерь врагов или хотя бы оппонентов, она часто делала все именно наперекор. Отчасти из-за природной склонности к перечению, но отчасти и оттого, что очень не хотела, чтобы ее считали трусливой. Она понимала, что до сих пор жива, здорова и на свободе только потому, что ее действительно побаивались, что она на протяжении стольких лет упорно сохраняет и поддерживает свой бесстрашный имидж.
Так ни к какому выводу она и не пришла. «Нет, так просто с этими «единорогами» не разберешься, - подумала Анна раздраженно. – Тут надо целое расследование проводить. Как раньше – на каждого члена КПСС заводили личное дело. Вот и надо завести личное дело на главного Единорога и его поомщника. Чует мое сердце – много там у них всего интересного», Чует мое сердце – много там у них всего интересного», И еще ее очень заинтересовало, почему Таймураз Шалвович принял Серого Кардинала за грузина.
- Таймураз Шалвович, - решила она спросить напрямую. – Почему Вы обратились к помощнику депутата на своем языке?
- Сам не знаю! – Лицо грузинского гостя приняла непривычное для него грустное выражение. - Как бы вам сказать… У меня было такое ощущение. Поймите, Грузия не такая уж большая страна, всего четыре с половиной миллиона человек. У нас патриархальные традиции, мы плохо смешиваемся с другими нациями, в деревнях и селах ведут деревенский образ жизни и роднятся в основном друг с другом. Поэтому каждый район имеет некий свой тип внешности. У этого помощника тип внешности как будто из наших мест.
- Разве? - Анна искренне удивилась. – Ни за что бы не подумала! Вот Вы – настоящий грузин. А он – славянин. У него и темперамента-то нет.
- Вы, Анечка, как большинство русских, тоже считаете, что грузин должен быть именно брюнетом с пышными усами? – засмеялся Таймураз Шалвович.
- Как раз нет!. Я училась с грузинами и знаю, что как раз самые исконные грузины – русые и со светлыми глазами. Но в них все равно есть что-то отличное от русских…
- Потому что Вы их сразу знали как грузин. Поэтому Вам так и казалось.
- И потом, акцент.
- Акцента может и не быть, если грузин учился в русской школе и потом долго жил в России. Но, если честно, я уловил у него небольшой акцент...
- К-а-а-а-к?!! – Анна резко обернулась на заднее сиденье к Таймуразу Шалвовичу лицом. – Как это? Какой акцент? Вы шутите?
- Нет, нисколько. Даже не акцент это был, а какой-то особый выговор. Как будто он старался, чтобы не было акцента.
- Ну да, здесь я согласна, он говорит мало и очень четко, старательно выговаривая каждое слово…
- Но даже не это главное, моя дорогая Анечка. Я бы сказал, что он даже не грузин, а сван. Город Ткибули находится недалеко от Сванетии, у нас живет много сванов, и мой покойный отец сван. Есть какое-то сходство со сванами у нашего обожаемого друга. Меня, как увидел его, словно ошпарило: земляк! Он чем-то похож на сына моего двоюродного брата и его сына. Если бы я немного подумал, может, эта идея и улетучилась бы. А так, от радости, я и брякнул по-грузински.
- А Вы заметили, как он отреагировал?
- Он меня не понял и спросил, что я сказал.
- Нет, я про другое… Мне показалось, что он смутился или замешался.
- Нет, я не заметил.
Анна решила не заострять тему.
На следующий день Тимур с отцом уезжали. На прощанье решили еще раз собраться в штабе. Таймураз Шалвович заказал машину до Москвы, оттуда – на поезде до Тбилисси. Поговорили, пообнимались. Потом Таймураз Шалвович велел Тимуру на минутку выйти.
- Сядемте на дорогу.
Все почувствовали смутную тревогу.
- Я хочу поговорить с вами о сыне. Меня все время мучила мысль, что же с ним здесь произошло? Наконец вчера он рассказал мне…
Анна увидела, как всех передернуло. Черт возьми, нужно было строго –настрого запретить Тимуру рассказывать отцу о Курехине! Но они надеялись, что он и сам не решится – все же это определенным образом позор для мужчины, зачем предавать огласке?.. Все молчали. Таймурз Шалвович обвел всех непривычным для его веселости тяжелым взглядом.
- Вы должны мне сказать правду.
Павел вздохнул:
- Придется сказать. Да, то, что он рассказал Вам про попытку одного мерзкого педика изнасиловать его – это правда. Но нам бы очень не хотелось, чтобы Вы заостряли на этом внимание. Все в прошлом, Тимур нашел отца, теперь все у него будет хорошо.
- Да, да, - Взгляд грузинского гостя был совершенно чужим, куда только девалось обаяние и веселость! – Я понимаю. Но ведь ТОТ ЧЕЛОВЕК не наказан?
- Он будет наказан. Мы вам это обещаем.
- Как?
Все замолчали. Молчание нарушил грузинский гость.
- Тимур мне сказал, что если бы Павел победил на выборах, то для ТОГО ЧЕЛОВЕКА это было бы страшнее, чем сесть в тюрьму. Почему?
- Все очень просто. Он потерял бы власть, а, значит, и деньги. Он живет за счет взяток и откатов. В тюрьму он все равно вряд ли бы сел, отмазался бы, а если бы и сел, то в хорошее место, откуда бы вышел по амнистии с почестями через совсем небольшой срок. А если бы он потерял власть, то стал бы через несколько месяцев нищим!
- У нас в Грузии его бы просто убили.
Анна поежилась и увидела, как Гена Славин наливается краской.
- Это не выход, Таймураз Шалвович, - мягко сказал она. – Преступление порождает преступление. Поезжайте спокойно домой, и пусть Тимур начнет новую жизнь. Мы не намерены оставлять Курехина в покое. Более того, наши новые друзья, те, которые помогли Тимуру найти Вас, пообещали нам, что Курехин будет у власти совсем немного. Так надо для их партии, чтобы не было скандалов, понимаете?
Таймураз Шалвович кивнул. Павел подхватил Аннину мысль.
- Да, они так и сказали: это на первое время. Потом этого Курехина они же сами и уберут: зачем им такое пятно на партии? Назначат другого или проведут еще одни выборы. Возможно, новым главой буду все-таки я. Так что ничего страшного не произошло, нужно только перетерпеть какое-то время. Наберитесь терпения.
- Да, да, я понимаю. Надеюсь, что все так и будет. Может быть, я еще приеду. Но вот еще какой у меня ест вопрос. Тимур сказал, что у ваших друзей из Москвы есть какая-то фирма, где готовят киллеров… Кажется, называется «Дуэль»?
Всех напряглись. Неужели Тимур, которого они при обсуждении своих поисковых и политических проблем всерьез не воспринимали и даже не замечали, что он сидит рядом и слушает, настолько хорошо услышал и понял их разговоры? Этого еще только не хватало! Это непростительная ошибка со стороны членов штаба. «Ну и дураки же мы!» - подумал каждый. Быстрее всех справился с ситуацией Гена.
- Не берите в голову. Да, мы собирали информацию об окружении этих москвичей, которые заставляли Павла сняться с выборов. Но эта информация ничего не значит. Использовать ее нельзя, да если бы и было можно, не стали бы. Это слишком опасно.
- Да, понимаю. Мне просто любопытно. Неужели в Росси есть совершенно легально такие фирмы, где готовят киллеров?
- Ну что Вы, Таймураз Шалвович! Конечно, нет! – принялся успокаивать грузина Игорь Михайлович. – Есть фирмы, клубы, тиры, которые обучают стрельбе, они все пролицензированы, строго отчитываются, за ними следят. Если из этих фирм и выходя убийцы-профессионалы, то это все покрыто мраком неизвестности. Можно только догадываться. Так что не берите в голову. Думаю, в Грузии киллера найти гораздо проще, чем в у нас, в центре России.
Таймураз Шалвович наконец улыбнулся.
- Да, вы правы. У нас это почти легально. У нас ведь почти все время идет война… Ну что ж, давайте прощаться!
Стали прощаться. Все обнимались, целовались. Анну грузинский гость особенно крепко прижимал к сердцу. И особенно жарко приглашал гостить в Грузию. Подчеркивая: с мужем и сыном обязательно! Тимур сиял от счастья. Смущался и пожимал всем руки. Глядя на него, у всех радовалось сердце. Хотя смутная тревога все же не утихала: что там услышал от них ненароком Тимур, что понял из этого и что сообщил отцу?
Наконец Давитиани уехали. У Павла ходили желваки по лицу. Он еле дождался, когда за отцом и сыном закроется дверь.
- Ну что, штабные? – Павел в гневе мог быть просто ужасен, поэтому все прижали уши. – Допрыгались? Признавайтесь, кто проболтался Тимуру про Вербицкого?
Анна поняла, что надо брать вину на себя: ей от Павла попадало меньше всех.
- Это было один раз, Павел, после того как Гена вернулся из Москвы. Мы решили ничего не обсуждать в штабе, поскольку уже тогда поняли, насколько серьезны наши противники. И поехали на дачу. А Тимура взяли, чтобы починить Генке крыльцо.
- И что, вы при нем говорили?
- Ну да… Мы и значения не придавали его присутствию.
- Здрасьте! – Павел схватился за голову. – Вы хоть соображаете, что вы натворили? Теперь он все рассказал отцу, и они будут знать все то же, что знаем и мы. Как они используют эту информацию? А вдруг против нас?
- Никак не используют, успокойся. – Игорь Михайлович попытался усадить Павла в кресло. – На фиг она им нужна? Этот Давитиани здесь чужой, он ничего не станет делать. Конечно, он восточный мужчина, его глубоко оскорбило то, что его сына чуть не изнасиловал педик. Но он уедет и все забудет.
- А если не забудет?
- Неужели ты думаешь, что он приедет сюда и будет убивать этого Курехина? Да еще наймет для этого киллера – друга Кириченко со Смирновым? – справедливо возмутился Славин. – Да это он так, из-за своего грузинского темперамента взбеленился. У него достаточно ума, чтобы понять: здесь, в чужой стране выслеживать и убивать главу района – себе дороже выйдет.
- Ничто не помешает ему действительно нанять киллера в Грузии! – не унимался Павел.
- Ну и что? Пусть себе нанимает, в конце-то концов! – Гена сказал как отрезал, и все замолчали.
А действительно, пусть!
- Да, - подхватила Анна. – Чего нам жалеть этого Курехина? Сколько на его счету загубленных судеб, сколько психологических травм. Да еще и воровство. При советской власти воровство государственной казны подпадало под расстрельную статью!
Павел оглядел всех и потихоньку начал успокаиваться.
- А ведь и вправду, чего я так разволновался? Хочет отец свести счеты за сына – пусть сводит. Получится – значит, судьба такая. Не получится… тоже судьба. Давайте хоть выпьем, что ли.
Игорь Михайлович отправился за шампанским и коньяком. Анна мучительно думала: говорить или не говорить друзьям о своем вчерашнем разговоре со Смирновым и о том, что отец Тимура заподозрил Смирнова в грузинской или сванской национальности. Подумав, решила, что скажет немного позже, и то – одному только Гене. Хватит уже, наобсуждали всей кучей, надо поменьше болтать.
На следующее утро настроение у Анны было очень хорошее. Она засела за компьютер и очень быстро написала несколько статей о том, как благодаря помощи всемогущего Единорога юноша-сирота, скитавшийся, можно сказать, без роду-племени, без работы и без жилья, нашел отца в солнечной Грузии. Она в ярчайших красках расписала встречу отца с сыном, поездку в областной центр «единорогов», жаркие объятия, в которые счастливый грузинский отец то и дело заключал то главного Единорога Кириченко, то его помощника Смирнова. Она разослала статьи в разные газеты, в том числе в свое «Золотое слово» и подруге Ине Северовой в медиа-холдинг в Москву. К статьям приложила фотографии.
До выборов оставалась неделя. Павел съездил в Маузбург, в избирательную комиссию, и написал заявление о снятии своей кандидатуры с выборов главы. Позвонил Кириченко, отчитался. Кириченко был очень рад, благодарил Павла от всей души за понимание и за, как он сам выразился, помощь партии. Сказал, что все договоренности остаются в силе, как только выборы закончатся и будут поведены итоги, так они обязательно встретятся и все обсудят. Пригласил в Москву, сказал, мол, если здесь не увидимся, мало ли что, занятость, то да се, сами понимаете, суматоха после выборов, то, как будет Павел в Москве, пусть звонит и приезжайте в Госдуму. И про госконтракты тоже сказал: мол, все помню и во всем будут помогать. И напоследок добавил:
- Вам понравится с нами работать. Мы – благодарные люди.
Через пару дней статья Анны Кодратьевой о встрече Тимура с отцом вышла в «Золотом слове». Но фотографии не было. Анна удивилась и позвонила главному редактору Новацкому.
- Тут такое дело, Аня, - начал оправдывающимся тоном Алексей Михайлович . – Ты еще статью не прислала, я еще не знал, о чем речь, а мне уже позвонили из приемной Кириченко. Попросили не публиковать фотографии.
- Чем объяснили?
- Да так. Почти ничем. Сказали, что у Кириченко есть свои снимки. Где он хорошо получается, а остальные фото он не хочет, чтобы были опубликованы, дескать, у него такой каприз. Все же выборы, партия «единорогов» платит нам за статьи, я решил не конфликтовать.
- А про Смирнова ничего не говорили?
- Про какого Смирнова?
- Про помощника Кириченко.
- А, этот, которого зовут Серым Кардиналом.
- И Вы его так зовете? Я думала, что только мне это пришло в голову.
- Да полно хоть! Тут его все так зовут… Нет, про этого ничего не говорили. Я, по правде говоря, его фотографию впервые только сейчас увидел, когда ты прислала.
- Ну ладно, не хотите – как хотите.
Анна не сказать, чтобы расстроилась. Вышел материал – и ладно. На все воля Божья. Не получилось, чтобы было фото Смирнова, значит, так оно и должно быть. Но на следующий день после разговора с Новацким ей позвонила Инна Северова из Москвы.
- Приветик! Тут твой материал фурор произвел. Фото Смирнова, ну, который помощник Кириченко, оказывается, на вес золота! Я разместила с запретом копировать. Все стали звонить: продай да продай. Я сказала, что посоветуюсь с автором. Ты как?
- Да продавай, пожалуйста!
- За какую цену?
Анна фыркнула:
- А я откуда знаю! Я в столичных ценах не разбираюсь. За сколько хочешь, за столько и продавай.
- Ну, я дам твой телефон желающим?
- Нет, только не это! – Анна терпеть не могла торги. – Сама с ними разговаривай, если хочешь, деньги себе возьми.
- Ну, вот еще! Так не честно, во-первых, а, во-вторых, я не наживаюсь на друзьях. В общем, я договорюсь, а себе оставлю небольшой процент.
Через несколько дней статьи Анны Кондратьевой о событии в Маузбурге - Рыбацком с фотографиями Смирнова и Кириченко стали появляться в крупных изданиях. Интернет-издания даже больше публиковали не рассказ о том, как благодаря партии «Единое Российское Государство» и ее областных лидеров отец из далекой Грузии обрел сына, а просто давали информацию о том, как идут дела у «единорогов», как они обкатывают новый проект в отдельной области. И это все в изобилии иллюстрировалось фотографиями Анны Кондратьевой. Она поняла, что в основном СМИ интересовали изображения Серого Кардинала «единорогов». Остальная информация шла постольку - поскольку, как сопутствующая. Ей на карточку уже даже начали поступать деньги от издательств. Ее это веселило. Тревога по поводу намеков Смирнова о нежелательных для нее последствиях в случае публикации фотографий понемногу утихла. Никто ей не звонил, никто ни о чем не спрашивал. Выборы шли полным ходом, партии упорно двигались к финишу, и личность провинциальной журналистки, похоже, больше не интересовала Серого Кардинала и его босса.
Павел решил на несколько дней съездить с семьей отдохнуть за границу. Обещал вернуться после 8 сентября. То есть, он не хотел ни видеть, ни слышать ничего о выборах, даже знать их результаты не желал. Игорь Михайлович занялся производством. Гена Славин наконец принялся ремонтировать дачу. У Анны из командировки вернулся муж. В общем, все были заняты делом.
За шесть дней до выборов Анне позвонили из журнала со странным названием «Место лишения». Она долго не могла взять в толк, что это за журнал и что конкретно звонившей девушке нужно. Наконец ее, непонимающую, соединили с главным редактором. Мужчина с очень приятным баритоном стал объяснять ей, что называется, с азов.
- Наш журнал учредили несколько правозащитных организаций. Мы боремся за права заключенных в отечественных тюрьмах. Пишем много об этом, оказываем поддержку, ездим по тюрьмам с программами психологической поддержки. В том числе мы участвуем в федеральных программах. Недавно мы выиграли федеральный тендер на политическое просвещение заключенных. По условиям тендера мы должны регулярно знакомить заключенных с политической обстановкой в стране. Мы прикладываем много усилий, чтобы наши материалы были действительно интересны и познавательны для такого специфического контингента, как обитатели тюрем. Вы меня понимаете?
- Конечно! – Анне стало даже весело. – И раньше в тюрьмах проводили политинформационные мероприятия. Представляю, как они были скучны! Если уж в пионерской и комсомольской организациях у слушателей глаза закрывались, то что же было со слушателями в тюрьмах!
- Совершенно верно! – обрадовался такому пониманию главный редактор «Места лишения». - А ведь задача системы исполнения наказаний должны быть направлены на исправление и воспитание человека, а вовсе не на калечение его психического и физического здоровья. А тут кроме этого калечения, еще и внедрение двойных стандартов, вбивание в голову не соответствующего действительности понятия о том, что наше государство и наша власть – самые лучшие.
- Чем же ваш журнал может помочь в этом случае? Что вы можете изменить?
- Мы хотим привить заключенным определенный вкус к политике, к участию в общественной жизни. Они должны выйти из тюрем людьми, не потерявшими веру в государство и власть. Мы участвовали в просветительском тендере и выиграли его. Теперь в течение года мы выпускаем печатную, видео и аудио продукцию о политике, в том числе и о выборах, но без всякой пропаганды. Просто стараемся показать хорошее, реальные факты помощи людям…
- Представляю, как вам это тяжело дается! – сыронизировала Анна.
- Да уж! – в рубке была слышна ухмылка. – Но, тем не менее, мы стараемся.
- А я чем могу вам помочь?
- Ваша материал о том, как через двадцать один год отец нашел сына, да еще и приехал за ним из далекой Грузии, безусловно, очень интересен. Мы хотели бы опубликовать его в нашем журнале «Место лишения».
- Я не возражаю. Берите из Интернета все, что хотите.
- Спасибо. Но у нас к Вам просьба: не могли бы Вы написать для нашего издания все же отдельный материал? Так сказать, с учетом специфики аудитории…
- Я не знаю, как. Честно говоря, мне трудно понять, каким таким особенным слогом нужно писать для заключенных.
- Ничего особенного! – обрадовался быстрому согласию главный редактор. – Просто поярче и посентиментальней. Не заостряйте в материале тему выборов в вашей области, она нашим заключенным не интересна. А вот душещипательная история мальчика – сироты, который мыкался без угла по России, а потом благодаря видным политикам нашел отца – это совсем другое. Знаете вы какие-нибудь подробности о жизни этого юноши?
- Да, он много рассказывал о себе. Очень хороший юноша, трудолюбивый, честный.
- Вот и замечательно! Вот опишите его истории в художественной форме. Это – как раз для нашего контингента. В объеме мы Вас не ограничиваем, хоть весь журнала займете! Но ограничиваем во времени – выпуск уже готовится к выходу в печать… У нас, кстати, хороший гонорар.
Анна, сама того не ожидая, с огромным удовольствием принялась за работу. За несколько месяцев бурной политической жизни она успела как следует соскучиться по настоящей журналистике, и теперь компенсировала это с удовольствием. Она словно вжилась в образ Тимура Солодовникова - Давитиани. Она описала историю его семьи, гибель братьев и сестер, случившуюся до его рождения, страдания и болезнь матери, горькую долю несчастной русской женщины в безрадостном российском селе, внезапную любовь к заезжему красавцу грузину и все прочее, что случилось с Солодовниковыми. Она словно сама пережила все это. Она даже съездила в село, где жила тетка, поговорила с теткой, сфотографировала село, кладбище, могилу матери с подвядшими розами – видимо, подарок отца Тимура. Даже контору бывшего совхоза, где познакомились отец и мать Тимура, сфотографировала… Кажется, никогда еще она с такой любовью и с таким энтузиазмом не работала над материалом! И, несмотря на то, что статья вышла объемной и пришлось ехать в Маузбргский район, Анна написала ее за два дня. К вечеру второго дня она уже отправила материал главному редактору «Места лишения». И он тут же позвонил, сказал, что материал очень понравится, что завтрашним утром уже ставится в номер, и дня через два этот номер журнала уже будет отпечатан и сразу распределен, согласно договору, по российским исправительно-трудовым учреждениям.
Анне это все очень понравилось. Она даже Павлу, который отдыхал в Греции, позвонила и похвасталась.
Произошли за это время кое-какие события и Маузбурге. Актриса – божий одуванчик, та самая, которую попросили стать паровозом для «Единого Российского Государства», действительно в последние предвыборные дни приехала в Маузбург. Узнав об этом, Анна со Славиным решили съездить, посмотреть, как и что. В конце концов, пусть Павел снялся с выборов, информацию собирать все равно нужно. Встреча с актрисой в Маузбурне проходила очень ярко и пышно. Сначала организовали встречу с актрисой в местном доме культуры. Она была объявлена как встреча с ветеранами. Пришло много народу. В основном пожилые люди. Сценарий встречи был очень прост. Приехавший Кириченко представил актрису, сделал основной акцент на ее принадлежность к партии «единорогов», перечислил все ее регалии. А потом стали показывать отрывки из старых фильмов, где актриса играла главные роли, и после каждого отрывка она поднималась на сцену и умилительно рассказывала о каких-то казусах, произошедших во время съемок того или иного эпизода. Пожилая публика была просто в восторге! Анне актриса тоже очень понравилась. Тем более что почти все фильмы с ее участием она тоже смотрела в детстве. Часть – по зову собственного сердца, часть – по велению строгих родителей, которые оба были членами КПСС.
Вечером была встреча с актрисой на центральной площади, на открытом воздухе. На площади сделали навес, а для зрителей выставили рядами стулья. Погода была очень хорошая. Площадь украсили огнями, цветами и шарами. Сделали силами местной самодеятельности концерт. В промежутках между номерами художественной самодеятельности актриса читала стихи – либо патриотические, либо про любовь. Все это хорошо смотрелось и слушалось. После каждого выступления ей дарили цветы. Она сидела в первом ряду, а когда ее объявляли, то поднималась на сцену. Она была в длинном платье, очевидно, из старых запасов, из темно-зеленого бархата, с белыми кружевными воротничком и манжетами. И у нее были очень красивые украшения, как удалось рассмотреть Анне, из малахита. Анна даже вспомнила, что когда она была маленькой, эта актриса читала по радио сказку Павла Бажова «Малахитовая шкатулка». Сказка просто потрясла воображение Анны. С той поры малахит стал любимым Анниным камнем. Видимо, у актрисы был похожий вкус.
Поздно вечером, уже перед окончанием концерта, произошел казус. Актрису очередной раз объявили, но она почему-то не вышла. Ведущая повторила громче – тот же эффект. Все взоры обратились на первый ряд, где сидела паровоз «Единого Российского Государства»… Раздались тревожный шепот и неуважительные смешки. Актриса- паровоз «единорогов» мирно спала на своем весьма неудобном стуле, прислонившись головой к соседу – молодому человеку из партии, который Анны дважды видела в приемной Кириченко. Его звали Артем. Круглолицый юный «единорог» сидел ни жив ни мертв, боясь шелохнуться: он не знал, как реагировать на неуместный старческий сон актрисы. То ли будить ее, то ли делать вид, что ничего не происходит… Анна увидела, как Кириченко что-то шепнул своей свите, девушка из свиты подбежала к ведущей и тоже что-то шепнула, и ведущая быстро стала сворачивать концерт. Актрису разбудили и под руки повели к машине.
Славин разузнал, что на следующий день программа будет еще интереснее: актрису повезут в село, где служил священником ее прадед. Народная артистка СССР, сыгравшая в свое время все роли председательниц колхозов, передовых доярок, революционерок и прочих героинь, никогда не была в своем так называемом родовом гнезде. Ее юность пришлась на сталинскую эпоху, а тогда происхождение из семьи духовенства могло стоить жизни… На следующий день в унылом вечно пьяном селе, где когда-то стояла большая церковь и были мануфактуры и торговые ряды, состоялось пышное мероприятие, посвященное приезду Народной артистки СССР на родину предков. Анна помнима это село – самое грязное и заброшенное по всем Маузбургском районе. Там не было ни школы, ни фельдшерско-акушерского пункта, ни клуба, ни почты, ни дороги. Два раза в день ходил до Маузбурга автобус. Теперь село было не узнать! За считанные дни по середине села был проложен асфальт. В помещение старого клуба вставили пластиковые окна, покосившие заборы сломали и либо убрали совсем, либо заменили на профильные. А фасад администрации села покрасили. Из церкви убрали мусор. Кладбище привели в порядок.
Актриса начала плакать сразу, как только вышла из машины. Наверное, убогость села, которую не смогли украсить даже спешные партийные приготовления, произвела на нее удручающее впечатление. Ей показали остатки дома, в котором жила семья ее прадеда. Дом весь сгнил, детский садик, который там разместился при советской власти, давно закрыли за неимением детей, но резьба на окнах и на почти рухнувшем крыльце сохранилась. В доме на сгнившем полу наспех сделали настил, чтобы актриса и сопровождающие ее лица не переломали ноги, и все вошли в дом. Кириченко и Курехин патетически держали актрису под руки. Анна стал выискивать в толпе Смирнова, но не нашла. Они встали со Славиным недалеко от входа в дом, чтобы видеть, как выйдут из него гости. Анна смотрела равнодушно, как селяне без всякого понимания глазели на происходящее. Одни потягивали пиво, купленное в местном магазинчике, другие просто болтали друг с другом. Те, кто помоложе, были почти все пьяные. Славин по этому поводу изрек:
- Говорят, в этом селе нет работы. На что же они все тогда пьют?
Анна тихо посмеялась:
- Отсутствие денег никогда не являлось причиной бросать пить. Так-то!
И вдруг она увидела Смирнова. На какой-то миг он мелькнул в толпе и даже как будто встретился с ней взглядом – и опять исчез. Анна метнулась в толпу. Не то что бы ей так уж захотелось пообщаться со Смирновым, нет, просто ее разжигало любопытство: как вот он так может исчезать в толпе, растворяться, словно его и не было вовсе. Она прошлась по центру поселка, заглянула в разные закутки, в магазин – Смирнова нигде не было. Она прошлась меж машин, привезших высоких гостей, заглянула в салоны – ничего! «Да что я, искать его, что ли, буду! Еще подумает, что я тут жажду с ним пообщаться!», - раздосадовалась на себя Анна и вернулась к Славину.
- Ты видел Смирнова? - спросила она.
- Да, мельком. Он исчез куда-то… Поискать?.
- Еще чего! Подумает еще, что мы тут без него скучаем!
Высокие гости вышли из дома, держа плачущую актрису под руки. Кириченко сделал кому-то знак рукой, и сразу к актрисе подбежала женщина в белом халате с медицинским саквояжем. «Паровоз» усадили на скамеечку, смерили давление. Женщина в белом халате сокрушенно покачал головой, Кириченко сделал озабоченное лицо. Актрисе чего-то накапали в пластиковый стаканчик. Она выпила, потом поднялась.
- На кладбище! – скомандовал Курехин.
И толпа двинулась к кладбищу. Анна со Славиным присоединились к толпе. Курехин рассказывал актрисе, что на кладбище похоронены очень многие люди, хорошо знавшие семью ее прадедушки. Вот могила последнего церковного старосты, при котором закрыли церковь и сослали прадедушку. А вот похоронена старушка, прислуживавшая в доме. Она была одинока и считала семью священника своей семьей. А здесь лежит школьный учитель, который учил в том числе и детей священника, то есть, и бабушку актрисы. Анна, преодолевая отвращение к Курехину, тем не менее слушала все же с удовольствием. Она любила краеведение, любила старину и рассказы о прошлом..
- Здравствуйте, Анна Сергеевна! – раздалось ей в спину.
Она вздрогнула и обернулась.
- Я Вас напугал? – Александр Сергеевич холодно улыбался.
- Кончено! – Анна разозлилась. – Что за детские шутки?! Неужели нельзя просто подойти и поздороваться.
- Может, я хотел сделать Вам сюрприз?
- Сюрпризы в Вашем возрасте уже неуместны. Тем более что я все равно уже видела Вас в толпе, и сюрприз в любом случае не получился бы.
- Как Ваши дела? Как Павел Генрихович? Как наш юный друг?
- Дела наши хорошо, Павел Генрихович уехал с семьей отдыхать, а наш юный друг отправился с отцом на историческую родину.
- Ну а Вы? Чем Вы занимаетесь?
- Журналистикой! – Анну начал раздражать этот странный разговор.
- Я наблюдаю Ваши публикации в Интернете. – Вы все-таки не выполнили мою просьбу.
- А я Вам ничего не обещала. К тому же Вы кое-что и без моего согласия смогли сделать: в «Золотом слове» фотографии публиковать не стали.
Александр Сергеевич вздохнул, как показалось Анне, удрученно. «Неужели для него действительно наличие его изображений так опасно?»
- Александр Сергеевич, не стоит на меня обижаться. Вы – публичный человек, и Вам не избежать изображений. Рано или поздно, это должно было случиться.
- До сих пор удавалось избежать, тем не менее.
- Но до сих пор Вы и не руководили ни новой партией, ни предвыборной кампанией. Теперь у Вас совсем другая жизнь! И будете еще более публичным. И изображений Ваших будет все больше и больше.
Серый Кардинал тяжело вздохнул.
- Как знать, как знать. И, хотя я на Вас, Анна Сергеевна, в большой обиде, все же считаю необходимым напомнить: наше предложение о сотрудничестве остается в силе.
- Вы же знаете мой ответ: я отказалась наотрез! – с глухим раздражением выдохнула Анна.
- Как знать… Как знать.. Может, еще передумаете…
Александр Сергеевич отошел в сторону и снова растворился в толпе.
Экскурсия по кладбищу заканчивалась. Именитые гости снова пошли к бывшему дому священника, и на площадке перед домом господин Курехин дал торжественную клятву. Он поклялся в том, что не будет спокойно ни пить, ни есть, ни жить вообще, пока в этом селе не построится церковь и не отремонтируется дом, в котором жил прадед уважаемой актрисы – паровоза «единорогов»… Кто-то сзади Анны громко сказал:
- Дурак!
Она обернулась. Это был парень в грязных шортах с бутылкой пива.
- Почему дурак? – спросила она.
- Да потому что у нас нет ни дорог, ни работы, школы и садики позакрывались, родильный в Маузбурге – и тот закрыли. А он – церковь да дом.
- Ну, Вы не переживайте, церкви во все времена строились за счет благотворителей. Вашему бюджету это ничего не будет стоить, - попыталась она успокоить парня.
- Плевать! – и он смачно сплюнул, а потом глотнул пива. – Кто в эту церковь ходить будет? Старухи скоро умрут, а молодежь разъезжается. Вот я здесь – последние дни. В армию уйду, и уж потом не вернусь ни за что!
Стало совсем грустно. Вдруг за пять минут налетел ветер, небо заволокло и пошел крупный дождь. Все ринулись к машинам. Актриса идти быстро не могла. Курехин кинулся к машине, достал зонтик и раскрыл его над актрисой. Но за это время хлынул такой ливень, что актриса вся промокла за несколько секунд. Ее крашеная в персиковый цвет и красиво уложенная стрижка повисла паклями, и она стала сразу казаться намного старее. Ее довели до машины, и все быстро даже не попрощавшись с народом, уехали. Анна с Геной тоже сели в машину.
- Да-а-а.. – протянул Геннадий, заводя машину. – Удручающее зрелище – русское село.
- И особенно когда в него вдруг наезжают столичные гости. – добавила Анна. – Как ты думаешь, этот пиар-ход с актрисой добавит «единорогам» голосов?
- Кто его знает! Пожилые-то, может, и проголосуют, они эту актрису знают и любят. А молодежь только злится из-за всего этого… О чем ты со Смирновым разговаривала?
- Да ни о чем. Спросил, как у нас у всех дела. А потом посетовал, что я его не послушалась и разместила в СМИ его фото.
- Ничего, переживет… Так ему и надо!
- Я тоже так думаю.
Они поехали в Рыбацкий
***
В субботу Анна уже получила по почте авторский экземпляр журнала «Место лишения» со своей статьей. Статья занимала больше половины журнала. Там было много фотографий, в том числе господина Смирнова. Анна злорадно подумала, что Серый Кардинал будет несказанно рад, когда узнает, что его фото разместили аж в тюремном журнале. А вообще журнал ей понравился. Он был хорошо оформлен, ненавязчиво украшен, там были простые добротные материалы, написанные правильным литературным языком, без изысков, но с хорошими оборотами. Видно было, что над проектом трудятся профессионалы.
В воскресенье, в день выборов, позвонил Тимур. Заикаясь от счастья, он рассказал, как хорошо его встретили в Грузии, какой большой дом у отца, какая добрая у отца жена, и что теперь у него есть сестры, и они очень замечательные. Две сестры работают врачам, одна – учительницей, и еще одна – заведующей домом культуры. А дом такой же большой, как у Павла Генриховича, только земли мало, потому что здесь земля очень дорогая. А ехал он почти инкогнито, но отец договорился с водителем автобуса, они из одного села, и таможенник тоже были знакомые. Но отец сказал, что он так нелегально жить не будет, ему сделают грузинский паспорт, и все будет хорошо. А соседи каждый день приходят толпами посмотреть на Тимура. И в соседнем селе ему уже подобрали невесту, она воспитательница в детском садике, и он ее уже видел – очень хорошенькая… Потом отец выхватил телефон, долго рассыпал перед Анной комплименты, называл ее «моя красавица» и в очередной раз потребовал дать слово, что следующим летом они всей компанией, с женами, мужьями и детьми обязательно приедут к ним в Ткибули.
Анна слушала и радовалась. Все же как приятно, когда сделаешь человеку доброе дело! И наплевать-то больно на эти выборы. Разве радость Тимура и его отца не стоят всех этих политических страстей? Она позвонила Павлу и рассказала о разговоре с Тимуром. Павел тоже был очень рад.
- Плевать на этого Курехина! – сказал он. – Может, Господь и надоумил меня пойти на эти выборы только для того чтобы Тимур нашел отца.
Анна открыла Интернет и стала следить за выборами.. В Маузбурге подсчет голосов завершился очень рано: у Курехина был только один подставной конкурент, и поэтому он победил легко. Правда, с совсем небольшим перевесом. Анне все воскресенье звонили маузбургские избиратели. Они не все, как оказалось, узнали, что Павел Железняков снялся с выборов. Те, кто не знал, пришли голосовать за него, и, не найдя в списках, нервничали. Проголосовали за подставного. Но это не помогло, Курехин все равно набрал больше. К полуночи предварительные результаты были уже размещены в Интернете.
В понедельник утром все центральные СМИ взахлеб рассказывали о победе новой политической партии «Единое Российское Государство» в одной из центральных областей России. По этому поводу даже выступил Президент. Он с экрана пышно поздравил руководство партии, отметил, что такими успехами можно вполне гордиться, и в заключении сказал несколько слов о многопартийности. Сводились эти несколько слов к тому, что не должна в России быть у власти долго одна партия, что от этого притупляется сознание и уменьшается активность ее членов и, что греха таить, появляется коррупция. Даже в консервативной Англии одна партия сменяет другую. Вот и мы, мол, должны перенять парламентский опыт, менять партии. И «Единое Российское Государство» в одной отдельно взятой области показало, как можно успешно за короткий срок выиграть выборы.
Днем пошли сюжеты из области. Все ведущие телеканалы побывали в их области, все брали интервью у Кириченко. Кириченко выглядел очень хорошо, много и красиво говорил, всех поздравлял и благодарил народ за доверие и поддержку, оказанные новой партии. Показали тележурналисты и народ: люди благодарили Кириченко и его команду за некие реальные дела в области, выражали надежду, что с приходом к власти новой партии начнется и новая жизнь. Вечером Кириченко дал пресс-конференцию. Ее транслировали в прямом эфире. Его спросили, каковы планы на будущее? Кириченко ответил, что несколько дней он обязательно будет в областном центре: нужно быстро наладить партийную работу. Ну а потом поедет в Москву, так как он действующий депутат Госдумы России и его там ждет непочатый край работы, он же, как и все депутаты, ответствен перед избирателями... Еще Кириченко сделал акцент на том, что в Москве он оп поручению Президента будет развивать новую партию, которая к следующим выборам должна стать самой многочисленной и мощной. И эта партия должна стать действительно народной, чтобы ни в коем случае спустя некоторое время ее не назвали «партией жуликов и воров».
В Интернете тоже про все про это появилась в изобилии информация. Конечно, с комментариями на форумах. Никто из комментирующих не относился серьезно к заявлениям Кириченко, писали, что все партии состоят из одних и тех же людей, они переходят из партии в партию в зависимости от политической конъюнктуры, и все они – воры и жулики. Писали много про Кириченко, про его четырех жен и прошлую трудовую деятельность в качестве начальника тюрьмы…. Читая все это, Анна в очередной раз задала себе вопрос: если народ так хорошо все понимает и так хлестко все комментирует, почему голосуют все равно каждый раз одинаково: за партии жуликов и воров?
После выборов дни замелькали быстро. Сын ходил в школу, в спортивную секцию, к репетитору по английскому языку Во вторник муж снова уехал в командировку в Тверскую область.. Анна подумывала, что пора бы возобновить работу в «Золотом слове»- выборы кончились, работать все равно где-то надо. ведь журналист без определенного СМИ – все равно не журналист в полном смысле этого слова. В пятницу она все же решила позвонить в «Золотое слово» и уже стала набирала номер сотового главного редактора Новацкого, но вдруг позвонил Павел. Анна думал, что он хочет расспросить об итогах выборов и настроилась на саркастический лад… Но в голосе Павла слышалась буквально истерика.
- Аня, ты меня слышишь?! Я срочно еду домрой… Мы срочно едем! Бросили отдых, несусь как угорелый. У меня в фирме неприятности: этот козел Кириченко все-таки наслал на меня налоговую проверку!
- Как?! - Анна даже не поверила. – Ты это точно знаешь? Ты уверен? Твои ничего не перепутали?
- Да нет же! В том-то и дело, что нет! Вчера Игорь звонил в панике – пришли и потребовали все документы. Мы сразу на самолет, уже несемся из Москвы на машине. Что же, эти единороги мстят мне, что ли? Так за что? Я же все их требования выполнил. Я же с выборов снялся. Или они мне простить не могут, что я долго артачился?!.. Ну и подонки!
- Павел, подожди! Может, Кириченко тут не при чем? Может, это какая другая проверка? Надо разузнать..
- Игорь уже все разузнал – это именно заказ Кириченко. Налоговики это даже особо и не скрывают. Сволочи!... Лучше бы я не снимался с выборов – по крайней мере, не было бы сейчас обидно!
- Павел, ну не надо так нервничать. Что уж у тебя там такого страшного в фирме? Наверняка все в порядке.
- Я за это как раз не боюсь. Мне просто противно, что меня развели как лоха. И отдохнуть как следует не дали. Я вот вынужден все оставить и нестись с семьей сломя голову домой, потому что я не могу бросить сотрудников на произвол судьбы. И потом, раз проверка инициирована этими «единорогами», значит, у них стоит задача что-нибудь да найти. А в России, как ты знаешь, если захотят, то обязательно найдут!
Павел был явно не в себе. Этого его состояния повышенной мнительности Анна боялась больше всего… Она вдруг вспомнила:
- Паша, а ты помнишь, что Кириченко просил тебя напомнить ему, чтобы он отменил налоговую проверку? Ты напомнил?
- Я… не помню… Нет… - Павел явно замешался. – А что, надо было?
- Так напомнил или нет?
- Кажется, нет!.. Я вообще с ним потом не разговаривал. Вы ведь ездили с Тимуром и его отцом, а я не ездил. А потом уехал сразу с семьей отдыхать.
- Вот видишь! А ведь он как минимум два раз просил тебя напомнить ему!
Тут Павел взорвался.
- Да какого хрена! Почему я должен ему напоминать! Что он, такой забывчивый, что ли? Когда ему надо, так он ничего не забывает! Не забыл меня расплющить по полной программе, когда надо было протащить в мэры этого педика! Почему я никогда ничего не забываю?! Почему мне ничего не нужно напоминать?!
Анна почувствовал, что пахнет жареным.
- Паш, я не думаю, что ты тоже всегда все помнишь. Наверняка в экстремальной ситуации и у тебя случаются провалы памяти. Успокойся, позвони ему, но только не ори, а спокойно скажи.
- Черта с два! Я уже звонил – он вне зоны действия сети!
- Ну, ты приезжай, погорим, найдем выход и положения.
- Ладно! Я сейчас Наташу с дочкой отвезу домой и сразу на фирму. Оттуда тебе позвоню, может, Игорь тебя привезет.
Отключившись от Павла, Анна сразу стала звонить Смирнову. Но у него телефон тоже был вне зоны действия сети. Она позвонила в штаб. Ответил секретарь Артем. Анна представилась и попросила соединить с Кириченко или Смирновым.
- Их нет в штабе, - любезно ответил Артем. – Они работали пять суток почти без сна и отдыха. Сегодня с обеда уже просто падали с ног. Поехали домой, сказали, что отключат телефоны и будут отдыхать.
- Не сказали, как долго?
- Сказали, что как минимум до завтрашнего утра.
- Спасибо за информацию.
Что ж, все это вполне походило на правду. Почему бы измученным партийной работой и выборами «единорогам» действительно не отключить телефоны и не отдохнуть? Ведь выборы для них закончились вполне счастливо. Президент еще в понедельник лично поздравил «единорогов» с успешной победой. А это многого стоит.
Анна была склонна думать, что внезапно нагрянувшая на Павла Железнякова проверка все же досадная случайность. Ну, забыл Кириченко отозвать свою заказную налоговую проверку, так надо было действительно ему напомнить. В конце концов, Кириченко как–никак человек государственный, можно сказать, теперь уже правая рука Президента, где уж ему помнить об этих заказных наездах. Паше-то как раз это больше надо, чем Кириченко. Кириченко заказал – и забыл, его ведь это не особо касается. А Паша сам должен был думать: раз проверку инициировали, то надо лишний раз побеспокоиться, отменили ли ее? Впрочем, может это и вправду некая месть за несговорчивость: вот, мол, знай, как перечить «единорогам». Не перчил бы, ушел бы сразу с миром – ничего и не было бы…
На душе у Анны было тревожно. Она знала мнительность Павла, то, что он постоянно гоняет в уме все свои неприятности и проблемы и может додуматься черт знает до чего. Даже до того, чего нет в принципе не может быть в реальности. Елки-палки, он в таком состоянии еще машину ведет! Может, все же Наташа отговорит его и сама сядет за руль. Она позвонила Наташе, но телефон был вне зоны. Понятное дело, в дороге от Москвы на Рыбацкий полно таких «черных дыр». Кстати, почему она не спросила, где сейчас конкретно едет Павел? Может, он уже подъезжает к Рыбацкому? Павлу она звонить не стала – раз Наташа не в доступности, значит, он тоже. А если и в доступности, то незачем беспокоить человека в таком состоянии за рулем.
Анна позвонила Игорю Михайловичу.
- Все плохо! – Игорь Михайлович склонен был всегда все драматизировать – Вчера около десяти часов нагрянули налоговики, велели предоставить всю информацию. Налоговикам ведь возражать нельзя. Мы – туда-сюда, все достаем, а у нас даже бухгалтера нет на месте – уехала на учебу. Их это разозлило: мол, предоставьте всю документацию, ищите бухгалтера, где хотите. Я до бухгалтера дозвонился, сказала, что завтра будет на месте. А они сидят, колдуют.. Паше позвонил – он как с цепи сорвался, орал почем зря, будто бы я это затеял. Ох уж эти выборы!..
- Игорь, ну причем здесь выборы! Надо не клясть выборы, а думать, что делать. Неужели поднимать панику из-за налоговой проверки? Как будто только у вас она бывает. Павел всегда говорил, что в ваших фирмах все чисто.
- Так-то оно так… Да вот только если у них заказ и задача что-нибудь найти, то непременно надут.
- Ну и что из этого? Опять же, не вы первые – не вы последние. Тысячи проверок ежедневно проходят по всей стране!
- И всегда что-то находят!
- Вовсе и не всегда. И потом, ты почитай в Интернете судебную практику. Сейчас бизнесмены уже научились подавать в суд на налоговиков об отмене штрафов и наказаний. И очень даже много выигранных у налоговой дел.
- Что из этого? Все равно нервы вымотают.
- А ты хочешь работать в бизнесе, получать хорошую зарплату и не выматывать нервы?
Игорь замялся. Да, он действительно любил тихую комфортную жизнь. Они с Павлом все время ругались из-за этого. Но Игорь был предан Павлу и очень честен, и за это Павел прощал ему некоторую лень.
- Я разузнал у знакомых в налоговой, это действительно заказ сверху. Сказали – из области. То есть, наш дорогой Единорог не сдержал слово.
- Это понятно. Надо было все-таки ему напомнить, не зря он просил. Ну, ладно, думаю, все обойдется. Найдется же этот Кириченко, выйдет же он с заслуженного отдыха! Один день ничего не решает. Тем более что он уже почти прошел. Налоговая еще там?
- Да, но уже собираются уходить. Завтра придут работать вместе с бухгалтером.
- Ну вот видишь, все не так уж и плохо. А завтра мы уже точно найдем Кириченко. Он сам в интервью сказал, что еще несколько дней будет сидеть в нашей области - у него, видите ли, тут у нас партийное строительство.
Оставалось только ждать. Но день уже подошел к концу, а никаких звонков не было. Анна позвонила Наташе Железняковой.
- А мы же давно дома! – удивилась Наташа. – Часа три как приехали.
- И Павел с вами?
- Нет. Он нас довез, высадил, сказал, что поедет в фирму.
- Во сколько это было?
- Около пяти часов.
- А в фирме его точно ждали?
- Да, они с Игорем несколько раз в дороге созванивались, он говорил, что ждали.
- Он звонил тебе из фирмы?
- Нет.
- А ты ему?
- Нет. Он не любит, когда я его на работе беспокою. К тому же у него телефон в дороге разрядился, а поставить на зарядку он забыл.
Анна отключилась и снова стала набирать Игоря.
- Нет его! – Игорь забеспокоился. – Уже почти восемь часов. Он звонил, сказал, чтобы мы ждали. Вот мы и ждем. А у него телефон отключен. Что делать, не знаем. Ты что думаешь?
- Не знаю…
Анна задумалась. Появившееся часа три назад дурное предчувствие усиливалось. Она еще несколько раз позвонила Смирнову. Абонент по-прежнему был вне зоны действия сети. А вдруг Павла понесло сразу к Кириченко? Вдруг он со свойственной ему резкостью решил поехать прямо к главному Единорогу и все высказать? От этой мысли Анна поежилась, представив скандал, который с пылу – с жару мог учинить Павел в приемной.. Кстати, в приемной только один секретарь Артем… И слава Богу! Анна еще раз позвонила в приемную «единорогов». Никого! Разумеется все ушли, девятый час все-таки. Что же делать? Если Павел действительно решил рвануть к «единорогам», то должен быть там от 18 до 18-30. Ведь Наташу он высадил около 17 часов, а ехать до областного центра не больше полутора часов. И если он поехал в приемную «единорогов», то, возможно, Артема он застал. Не в 17 же часов закрывается приемная!
Так, а ведь сотовый круглолицего Артема узнать можно. Ведь он работал с прессой во время выборов.. . Анна стала звонить знакомым областным журналистам. И точно! Не прошло и получаса, как ей сообщили номер сотового телефона Артема. Она набрала номер. Артем ответил.
- Здравствуйте еще раз, Артем! Это Анна Кондратьева.
Артем был, как положено !единорогам. очень любезен.
- Добрый вечер еще раз, Анна Сергеевна, чем обязан?
- Артем, Вы долго сегодня были в приемной?
- Почти до семи часов. А что, что-нибудь случилось?
- Мы потеряли нашего Павла. Он случайно к Вам не заезжал?
- Случайно заезжал!
У Анны екнула сердце.
- Во сколько?
- В седьмом часу.
- И-и-и… что он там делал?
- Искал Вадима Борисовича.
- И он был… нормальный?
- Вот уж этого я бы не сказал! – Артем хмыкнул. – Он вел себя… скажем, крайне вызывающе! Он грубил, кричал, обзывал руководителей партии неприличными словами. Даже угрожал.
- Угрожал? Как именно?
- Ну, говорил, что со всеми нами разберется, даже что убьет.
- Кого же?
- Вадима Борисовича.
- Это за что же?
- За то, что он не выполнил своего обещания, не сдержал слова.
- А подробно не говорил?
- Трудно было понять что-либо из его, скажем так, весьма эмоционального монолога. Но я так понял, что он считает Вадима Борисовича виновным в том, что к нему в фирму нагрянула налоговая проверка.
- Так, все понятно. А куда он потом поехал?
- Он требовал адрес, где проживает Вадим Борисович. Но я не сказал.
- И чем ваш разговор закончился?
- Ничем. Павел Генрихович ушел очень злой и сказал, что адрес он и сам узнает. Я даже на всякий случай позвонил Вадиму Борисовичу предупредить, но он, как и предупреждал, отключил телефон. И Александр Сергеевич тоже.
Анна поблагодарила и отключилась Ситуация накалялась. Кончено, Палу могло внезапно взбрести в голову поехать сразу не на работу, а в областной центр, высказать под горячую руку Кириченко все, что он о нем думает. Но Кириченко он не застал в приемной. Нашумел, поугрожал. Надо надеяться, что когда Артем передаст этот разговор Кириченко, тот всерьез его не воспримет. Тем более если выяснится, что он действительно по чистой случайности забыл отменить налоговую проверку. Но куда же делся Павел после того, как покинул приемную? Он уже должен бы быть в Рыбацком. Неужели и в самом деле узнал адрес Кириченко и понесся сломя голову будить уснувших «единорогов»? Но где и как он мог узнать адрес их съемной квартиры?
И тут ее осенило. Она набрала Гену Славина.
- Привет! Тебе Паша случайно не звонил?
- Случайно звонил.
- Во сколько и что хотел?
- Около половины седьмого. Спросил адрес квартиры, где живут Кириченко со Смирновым.
- Как объяснил, зачем ему?
- Сказал, что назначена встреча, а адрес он забыл.
- Ты сказал?
- Конечно! А что, что-нибудь случилось?
- Надеюсь, что нет. Но боюсь, что да.
- Поподробнее можно?
- Гена, - Анна попыталась успокоиться. – Вчера к Паше в офис нагрянула налоговая проверка. Он был на отдыхе, ему позвонили. Он сразу собрался и помчался. Мне звонил уже из машины по пути из Москвы. Очень нервничал, дергался, орал, что чуть ли не ненавидит этих «единорогов», что они обманули его и развели как лоха. Потом сказал, что отвезет домой Наташу с дочкой и поедет сразу на работу. Но на работе он не появился, зато появился в офисе «единорогов». Там был этот Артем, а Кириченко со Смирновым не было, они отдыхают. Он наорал на Артема и спросил адрес. Артем ему не сказал. Тогда он позвонил тебе. А ты сказал! Наверняка он понесся на квартиру к Кириченко выяснять отношения!
- Ну и что? Может, их там и нет. А если и есть, то ничего страшного. Могут ведь и не открыть ему, если отдыхают. А если и откроют, то тоже ничего страшного. Коль это недоразумение, то объясняться как мужик с мужиком и пожмут друг другу руки....
- А если Кириченко специально не стал отзывать налоговую, если он задумал до конца уничтожить Пашу, чтобы в будущем не было никаких конкурентов на нашей территории? Тогда, если Паша начнет орать, он вызовет полицию и сдаст его. И Паша просидит несколько суток в ИВС. А потом ему припаяют какое-нибудь дело. Хорошо, если административку. А если уголовку? Угрозы, оскорбления и т. д. Ведь Кириченко – депутат Госдумы Росси!
До Гены дошло.
- Да-а-а..., - протянул он. Этого нам еще только не хватало… Что ты предлагаешь?
- Не знаю. Я просто ума не приложу, что делать! Хоть поезжай в область.. Впрочем, это уже ничего не изменит. Если он добрался до Кириченко, то, скорее всего, все уже сказал.
Решили ждать. Анна позвонила на всякий случай Наташе. Нет, Павел не появлялся и не звонил. Телефон у него по-прежнему в отключке.
Анна приняла успокоительное и легла. В конце концов, сейчас уже ничего нельзя изменить. Если произошел скандал, то уже произошел, и теперь нужно просто ждать и думать, как можно все исправить. Она приняла снотворное и уснула. А в два часа ночи ее разбудил звонок. Звонила Наташа Железнякова. Она рыдала в трубку, и Анна не сразу поняла, что произошло.
- Аня! Паша в тюрьме! Арестован!
Анна вскочила.
- Как? Когда? Почему?
- Не знаю!, – рыдала Наташа. - Мне сейчас позвонили из полиции. Его задержали за убийство.
-Убийство? Кого?
- Он убил Кириченко. Мне нужно ему в тюрьму одежду и еду собрать.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Часть 2 Кавказская сага
***
Следователь Роман Синченко из областного следственного комитета, к которому попало дело по обвинению в двойном убийстве депутата Государственной Думы России Кириченко и его помощника Александра Смирнова, приходился двоюродным братом следователю Рыбацкого следственного отдела Алексею Синченко, который расследовал дело о попытке изнасилования мэром Маузбурга Курехиным двадцатиоднолетнего Тимура Солодовникова. Роман и Алексей Синченко были дружны с раннего детства и считали себя даже не двоюродными, а родными братьями. Около двух месяцев назад, когда Алексей Синченко получил материалы по Курехину и опрашивал всех фигурантов, Павел Железняков произвел на него очень хорошее впечатление Сильный, честный, открытый, ненавидящий всякое беззаконий – таких среди современных бизнесменов и депутатов осталось немного. И вот сейчас этот Павел Железняков сам подозревается в двойном убийстве. Алексей Синченко не мог в это поверить. Когда утром следующего после убийства дня он узнал о происшествии, то пришел в шоковое состояние. Он сразу позвонил брату, рассказал о знакомстве с Железняковым и о своей симпатии к нему. Роман тяжело вздохнул:
- Я все понимаю, Леша. Однако обстоятельства сложились так, что другого подозреваемого нет. Все указывает на него.
- Расскажи мне, - попросил Алексей.
Роман рассказал, пренебрегая ради брата должностной инструкцией и, возможно, выдавая тайны следствия. Дело выглядело так. Около месяца назад начался конфликт между «смотрящим» из Москвы руководителем партии «Единое Российское Государство» господином Кириченко и кандидатом на пост главы Маузбургского муниципального района Павлом Железняковым. По показаниям Железнякова и помощников Кириченко по выборам выходило, что Кириченко заставлял Железнякова сняться с выборов главы Маузбургского муниципального района, а Железняков не хотел. Потом все-таки снялся, но неохотно. Железняков дал показания, что Кириченко оказывал на него давление и даже пугал. Обещал чуть ли не лишить бизнеса, в том числе прислать в фирмы Железнякова налоговую проверку. В конце концов, Железняков сдался и согласился снять свою кандидатуру. Кириченко пообещал, что отныне Железняков в благодарность за согласие получит определенные преференции и поддержку, но вместо этого все-таики прислал налоговую проверку. Когда проверка пришла, Железняков с семьей отдыхали за границей. Железняков тут же сорвался и понесся в Рыбацкий. Он отвез семейство домой, сказав, что поедет в фирму разбираться. В фирме об этом знали и ждали его. Но он, никого не предупредив, вдруг принял решение ехать к Кириченко с разборками. Приехал в приемную, там был секретарь. По словам секретаря Железняков вел себя непотребно, орал, угрожал, даже говорил: «Убить за это мало!». Секретарь сказал, что Кириченко уехал еще днем отсыпаться, поскольку пять суток не спал. Железняков спросил адрес, но секретарь не сказал. Тогда Железняков сказал, что сам найдет, и уехал. Секретарь, обеспокоенный, стал звонить Кириченко, но у того был выключен телефон. Тогда он испугался, как бы не случилось скандала, ведь сейчас партии скандал совсем не нужен. Как-никак, а выборы увенчались ослепительной победой партии «единорогов». Нужно делать все, чтобы имидж у партии был хороший, иначе как совершать в области партийное строительство? И секретарь решил позвонить помощнику губернатора, который курировал выборы. Позвонил и рассказал о приезде в офис партии разгневанного Железнякова и о своих опасениях. Помощник губернатора воспринял все еще более тревожно, чем секретарь, и позвонил начальнику областной полиции. Тот недолго думая отправил на квартиру Кириченко на всякий случай дежурную группу.
Дальше все было как в боевике. Группа приехала, дверь оказалась открытой. Вошли в квартиру. В большой комнате на диване полулежал Павел Железняков с окровавленными руками. Он был без сознания. А на полу лежали два трупа – Кириченко и Смирнова. Оба были убиты выстрелами в грудь, но в Смирнова убийца разрядил еще и целую обойму, размозжив ему голову. Пистолет с глушителем лежал на полу рядом с трупами. Вызвали «скорую». Врачи «скорой» констатировали две смерти, а у Железнякова было предынсультное состояние – давление подскочило до 220. Ему оказали помощь, привели в чувство, и дежурные оперативник стали расспрашивать.
Железняков дал такие показания. Действительно, он был в большом гневе, когда приехал к Кириченко. Долго звонил в домофон, но никто не отвечал. Когда из подъезда кто-то вышел, он, воспользовавшись открытой дверь, вошел. Поднялся на нужный этаж и стал звонить в квартиру. Никто не отзывался. Он в сердцах толкнул дверь, и она открылась. Он вошел. В квартире ему сразу не понравилось, чувствовался запах крови. Он прошел в гостиную и увидел трупы. Дальше он плохо помнит. Ему сразу сделалось дурно, он начал терять сознание. Кажется, он руками трогал трупы, может, надеялся, что они живы. Потом закружилась голова, он понял, что падает, доплелся до дивана и лег. Больше ничего не помнит.
Такая была картина. Кончено, при таких обстоятельствах подозрение падало на Железнякова. Секретарь из приемной «единорогов» Артем из кожи вон лез, чтобы представить Железнякова этаким монстром, угрожающим Кириченко убийством, ворвавшимся в офис партии с угрозами. Это был минус. Но был и плюс. Не такой уж тяжкий со стороны Кириченко проступок – вызов налоговой инспекции, чтобы за это убивать. Тем более что Железняков объяснил, что он разгневался не на то, что пришла налоговая (за чистоту финансово-хозяйственной деятельности своей фирмы он ручался), а на то, что Кириченко не сдержал слова. Ведь Железняков его требования выполнил и все условия игры принял. Да, мотив для убийства был слабеньким. Но другого подозреваемого не было. А тут как-никак убит депутат Государственной Думы. Это значит, дело сразу находится на контроле в самых верхах, и вряд ли там одобрят решение отпустить единственного подозреваемого.
- Я, Леша, вообще думаю, что дело у меня заберут. Приедет какой-нибудь следователь - важняк из Москвы, и все! Так что если ты хочешь помочь этому Железнякову, думай сейчас.
- Как ему помочь? Адвокат к нему приходил?
- Нет. Он очень плохо себя чувствует, говорит, что едва соображает. Просит дать ему время прийти в себя.
- Тогда, если сможешь, положи его в больницу. Там все же получше.
- Хорошо, постараюсь.
Алексей Синченко вытащил из сейфа папку с делом Курехина. Открыл показания свидетелей. Посмотрел всех свидетелей со стороны Тимура Солодовникова. Остановился на одном: частный детектив Геннадий Славин. Он дал совсем короткие показания о том, что беседовал с Солодовниковым, что тот рассказал ему подробности дела и что ему, бывшему оперативнику УВД с большим стажем, рассказ Солодвникова показался очень убедительным. В показаниях был указал телефон. И еще в деле было несколько газет со статьями о предполагаемом изнасиловании. Хотя в статьях не были указаны фамилии, Синченко приобщил газеты к делу на всякий случай. Чем больше в деле бумаг, тем лучше. Статьи писала известная в области журналистка Анна Кондратьева, у которой с давних времен есть псевдоним Анаконда. Кажется, она дружна с Желязняковым. По крайней мере, вела его предвыборную кампанию. Кондратьева как журналистка очень нравилась Синченко. Несколько лет назад бывший губернатор вдруг решил поставить в Рыбацкий своего мэра из областного центра. Чтобы выборы не проводить, опробовать проект с топ-менеджером… Новый мэр привел свою команду, и они вдруг начали так активно обворовывать город, что люди за головы хватались. Даже при бывшем главе Чумнове, когда зачастую вместо него правил местный винно-водочный олигарх Литровский, такого безобразия не было! Но против команды мэра – топ-менеджера идти боялись: как-никак, а друг губернатора. И тогда Анна Кондратьева начала собственную борьбу. Благодаря ее разоблачительным статьям в областной газете губернатор понял, какого козла он запустил в Рыбацкий огород, и забрал своего мэра обратно. А в Рыбацком назначили выборы. Алексей Синченко хотел позвонить Кондратьевой, но телефона ее не знал. Поэтому решил позвонить Славину. С ним он несколько раз сталкивался по работе, Славин предоставлял следствию оперативную информацию как частный детектив. Еще год-два назад Синченко собрал о Славине сведения, и сведения были хорошие. Славин перед выходом на пенсию возглавлял Рыбацкий отдел по борьбе с организованной преступностью, а до этого работал в уголовном розыске и был лучшим опером области. На самого Синченко Славин произвел хорошее впечатление опытного оперативника.
Синченко набрал номер. Славин ответил сразу.
- Геннадий Викторович? Добрый день, это следователь Алексей Синченко, который вел дело по Курехину, - Славин издал звук в трубку: дескать, понял. – Вы не могли бы ко мне подъехать? Мне нужно с Вами поговорить.
- Увы, это не имеет смыла. Я все уже сказал Вам, мне добавить нечего. К тому же все равно уголовное дело не возбуждено, а Курехина снова выбрали мэром. Так что черт с ним, ничего я не хочу! – Частный детектив был явно не в духе.
- Речь пойдет о Вашем близком друге… Приезжайте как можно быстрее. И еще – Вы ведь знакомы с журналисткой Кондратьевой?
- Да.
- Если можно, приезжайте с ней.
Синченко думал, что они приедут минимум через час. Но Славин и Анаконда, встрепанные и испуганные ввалились в его кабинет уже через полчаса. Синченко закрыл дверь поплотнее. Славин и Кондратьева смотрели на него тревожно. У обоих были красные глаза? Видно, не выспались.
- Садитесь. Я буду краток. Речь пойдет о Павле Железнякове.
Они сразу подобрались и как-то даже ближе придвинулись, сосредотачивая внимание.
- Разговор, разумеется, между нами. Вы, конечно же, знаете, что Железняков задержан по подозрению в убийстве?
Они кивнули.
- Не знаю, как объяснить вам… Ну, в общем, я не верю в его виновность и хотел бы ему помочь.
Синченко увидел, как Славин напрягся: все ясно, оперативники со стажем не очень-то доверяют следователям. Особенно молодым. А Синченко еще не было и тридцати.
- Не парьтесь, я говорю правду. Мой старший брат Роман Синченко в областном комитете ведет это дело…
Славин несколько облегченно вздохнул, а во взгляде Кондратьевой мелькнула надежда.
- Дело не очень хорошо выглядит, у следствия единственная версия, единственный подозреваемый. Вы были рядом с Железняковым все последнее время, и если причина убийства кроется в событиях последнего времени, то вы должны попытаться что-нибудь вспомнить. Я сведу вас со следователем, вы может поехать к нему и спокойно поговорить. Он не заряжен против Железнякова. Но есть одно обстоятельство: сами понимаете, не каждый день убивают депутатов Госдумы, и, скорее всего, дело рано или поздно возьмут на контроль в Москву и сюда пришлю своего следователя. Так что торопитесь! Вы обстоятельства дела знаете?
- Да, - после некоторого молчания сказал Славин. Видимо, он раздумывал, доверять или не доверять этому следователю, но все же решил доверять. Тем более что уже сотрудничал с ним раньше. – Я всю ночь собирал информацию через знакомых оперов. Более-менее картина ясна.
- Очень хорошо. Будем считать, что нам повезло: следователь – мой брат. По крайней мере, некоторое время у вас есть, чтобы что-то предпринять. Я дам вам телефон, и как только вы надумаете, позвоните. Роман Синченко выслушает вас очень внимательно. И еще он постарается устроить Железнякова в больницу. Ищите там через медиков подходы, чтобы его как следует лечили и как следует кормили. Надеюсь, деньги у него есть?
- Конечно, есть! – Анна даже оскорбилась. – Уж не думаете ли Вы, что он истратил все до последней копейки на эти проклятые выборы!
- Вот и хорошо. А еще ему нужен хороший адвокат.
- Мы уже нашли, - ответила Кондратьева. – Сергей Пименов, знаете такого?
- Знаю. Неплохой. Но сейчас Железняков говорит, что ему очень плохо, голова болит, он даже не сможет поговорить с адвокатом. Надеюсь, его все же удастся положить в больницу.
Они попрощались очень тепло.
- Гена, ты веришь этому следователю? – спросила Анна, когда они вышли на улицу.
- Черт его знает! Похоже, он и вправду хочет Павлу помочь. Бывает такое: испытывает следователь к кому-то симпатию, и все тут. А тут такое совпадение – брат ведет дело. Мне кажется, ничего подозрительного в это нет. Я знаю его немного, говорят, парень честный… А ты-то что думаешь?
- Мне интуиция подсказывает, что ты прав. А еще что эта лафа продлится недолго. Так что давай торопиться.
Они нашли тихое уютное кафе и стали обмозговывать. Понятное дело, для того чтобы Павла отпустили, нужно найти настоящего убийцу. И вот тут все упиралось в никуда. Что они знали о Кириченко? Кто и за что мог его убить? Да еще в такое время, через несколько дней после успешно проведенных выборов. Первая версия – политические мотивы. Но у кого они могли быть? Если партия «единорогов» конкурент нынешней правящей партии, то почему «единорогов» не убили до выборов и во время их? Перед выборами или во время лучше всего было бы устранить главного Единорога. Тогда можно было бы и выборам помешать.
Анна достала блокнот.
- Так, давай записывать версии. Как ты насчет политической?
- Все может быть.
- Тогда пишем: версия первая, политическая. Какова предыстория? В нашей области правящая партия имеет самый низкий рейтинг. И «единороги» должны были обкатать новый проект с заменой одной партии на другую. Получается, что старая партия будет изгнана с позором, и ее глава будет теперь в опале. Это мотив?
- Мотив! – согласился Гена. – И хороший мотив. Кто у них глава партии?
- Фамилия его Руднев. Председатель областной думы. Весьма посредственная личность, из бывших «наперсточников», слышала про таких? Говорят, досидит срок в облдуме и пойдет на заслуженный отдых.
- Это не важно. Может, он не хочет на заслуженный отдых.
- Я тоже так думаю. Но есть ли еще версии?
- Гена почесал рыжие вихры.
- Я вот думаю, Аня, мы с тобой так и не поняли, зачем приезжал сюда это киллер Вербицкий?
- Ну, ты хватил! Согласно всей собранной информации у них были хорошие отношения!
- С чего ты взяла, Аня? Насколько я помню, информация заключается в том, что у них есть вообще отношения. Что спортивный клуб «Дуэль», которым руководит Вербицкий, как-то связан с Кириченко. А как связан, мы этого не знаем. Может, они не поделили чего-нибудь? Не зря же этот Вербицкий приезжал. Да еще так таинственно: тайно приехал и тайно уехал.
- Так, значит, вторая версия – Вербицкий. Мы с тобой точно знаем дату и время, когда он тайно посетил Кириченко. Записываю. Это надо сообщить следователю… Есть у тебя еще какие-нибудь соображения?
- Есть… И, честно говоря, я так подумал с самого начала: а что если это отец Тимура?
- Ты в своем уме! – Аня даже писать перестала. – Он давно уехал. И потом, зачем это ему? Каков мотив?
- Все очень просто – месть за сына. Я в свое время вдоволь наобщался с этим лицами кавказской национальности. Для них изнасилование – старшая вещь, подлежит кровной мести. А уж тем более, если педик!
- Так а Кириченко-то здесь при чем? Не он же насиловал!
- Ну и что? А ты прикинь, что если бы Кириченко не вмешался и не отмазал этого Курехина, то что бы было? Павел выиграл бы выборы и Курехин остался бы гол как сокол. Мало того, что он в принципе был бы уничтожен, так еще и стал бы никем. А это значит, что могло бы возобновиться уголовное дело, могли бы и как следует на него наехать, и, может, посадить даже. Получается, что в том, что Курехин вышел сухим из воды, виноват именно Кириченко.
- С натяжкой, но верно. Я как-то так глубоко не думала. Значит, это третья версия. Не зря же этот Давитиани спрашивал нас про киллеров. Еще какие-нибудь соображения есть?
- Ну, как всегда – банальное ограбление.
- А что по этому поводу говорят опера?
- Говорят, что вроде ничего не взяли, деньги на месте. Будут вызывать домработницу, чтобы она посмотрела, не пропало ли чего.
- Ладно, записываем четвертую версию… Ну а месть из-за любви? У него все-таки много жен, вдруг какая-нибудь решила отомстить?
- Может, и так, - пожал плечами Гена. – Надо будет сказать следователю. Но на кой хрен женам ехать мстить в другую область, если это можно сделать в Москве?
- Для отвода глаз. И потом, зачем самой ехать, можно нанять киллера.
- Да ты просто помешался на этих киллерах! Еще всегда рассматриваются версии о наследстве. Кириченко богат, кто в случае его смерти мог бы обогатиться?
- Итак, это будет уже пятая версия. Может, он хотел все свое имущество завещать своей нынешней жене, а предыдущие жены обиделись. Еще есть какие соображения?
- Нет, у меня больше нет. Давай закажем что-нибудь сладкое, - Славин, когда думал и нервничал, западал на сладкое.
Они взяли чай с пирожными. После чая приняли решение: поехать к Анне домой и подробнейшим образом расписать все свои соображения. Так следователю будет легче разобраться, чем слушать их устные рассказы. К вечеру все версии были подробнейшим образом расписаны, подучился целый доклад на двух десятках страниц.
- Во как! Считай, детектив мы с тобой наваяли! – пошутил Гена.
Решили тут же позвонить следователю Синченко - старшему . Он оказался готов к разговору.
- Да, брат мне уже сказал о вас. Пожалуйста, приезжайте, когда вам удобно.
- Да мы хоть сейчас приедем! – взмолилась Анна. – Ведь чем быстрее, тем лучше.
- Я все понимаю. Но вы хотя бы на часы посмотрите.
Анна посмотрела – было почти девять часов вечера.
- Ну хорошо, давайте завтра. Только пораньше, пожалуйста!
- Хорошо, я буду ждать вас от 9 до 10 часов утра. Где находится следственный комитет, надеюсь, знаете?
Славин знал. На сегодня дела были закончены. Позвонили Наташе. Она днем ездила в ИВС, передала лекарства и еду. Удалось передать коньяк охранникам, и они сообщили в благодарность, что сегодня следователь разговаривал с врачом и врач, кажется, намерен отправить Павла в больницу. Это была хорошая новость: значит, Алексей Синченко и его брат Роман Синченко действительно пытаются помочь Павлу. Утром Славин заехал за Анной, и они помчались в областной центр к следователю.
Следователь Роман Синченко был очень похож на Алексея Синченко, только немного постарше и покрупнее. Он долго и вдумчиво читал изложенные на бумаге версии, делал выписки в свой блокнот, потом отложил все в сторону и пристально посмотрел на гостей.
- Итак, у вас пять версий. Какие вы сами считаете наиболее серьезными?
- Давайте сначала разберем наиболее несерьезные. Могло бы быть ограбление?
- Представьте себе, да. Вчера утром вызывали на место происшествия домработницу. Она сказала, что из квартиры ничего не пропало. Но с тела Смирнова был сорван нательный крест
- Как это? – Анна поежилась от услышанного.
- Так вот. Смирнов носил очень массивный и очень дорогой крест – золотой с бриллиантами. Однажды он просил домохозяйку отнести крест с цепочкой в ювелирную мастерскую, чтобы их почистили. Сказал, что любит, чтобы бриллианты сверкали. Домохозяйка носила, так там поражались: дескать, какая дорогая и красивая вещь! Креста на Смирнове не оказалось. Причем, след на задней стороне шеи позволяет сделать вывод, что крест сорвали. Возможно, с мертвого тела. Преступник увидел крест, дернул, цепочка порвалась, но поскольку была довольно крупная, оставила след на шее. Как бывает, когда срывают с какой-то части тела, например, веревку, или нитку, или тесьму.. Вы меня понимаете?
- Вполне. И у Железнякова этого креста не нашли, так ведь?, - поинтересовался Славин.
- Нет, не нашли. Но, в принципе, это может ничего не значить. Крест Смирнов мог раньше потерять или куда-нибудь деть. Дело осложняется тем, что преступники не взяли денег.
- Насколько я знаю, они были в квартире, - показал Славин свою осведомленность.
- Да, и очень много. Лежали в прикроватной тумбочке. И в портмоне и у Кириченко, и у Смирнова было немало денег. Преступник не взял ничего. Только крест, и то, получается, под вопросом.
- А если он просто не успел все обшарить? Его кто-то вспугнул, он быстро рванул крест и убежал? – выдвинула Анна свою версию.
- И это тоже возможно, - кивнул головой следователь. – Но пока нет никаких доказательств.
- А что говорят эксперты? – спросил Славин.
- Результаты экспертизы пока не готовы. Но положение тел говорит о том, что первый выстрел был в Смирнова. Похоже на то, что он пытался заслонить собой Кириченко. Взлома замка не было. Значит, они сами открыли кому-то дверь
Анна со Славиным переглянулись.
- Это вполне возможно, - сказал Анна. – Мы все-таки почти два месяца собирали на них информацию. Смирнов был очень предан Кириченко, его в некоторых кругах даже считали не помощником, а телохранителем. Есть публикация о том, как на Кириченко однажды где-то на юге напали хулиганы, так Смирнов уложил их мордами в землю задолго до приезда милиции. Значит, простых бандитов они не боялись. И если к ним кто-то пришел, они подумали, что это связано с выборами.
Роман Синченко слушал внимательно и делал пометки в блокноте. Потом он спросил:
- У вас нет никаких предположений, почему убийца выпустил в голову Смирнова целую обойму?
- Я могу только пояснить исходя из своего оперативного опыта, - ответил Гена. Бывает, что убитый труп дергается, и тогда преступник стреляет в него еще и еще… Или убитый каким-то образом задел убийцу, скажем, оскорбил или ударил. Тогда преступник со злости стреляет уже в мертвого… А что с отпечатками пальцев и с оружием?
Следователь вздохнул:
- Оружие – пистолет Макарова, отправлен на экспертизу, но результаты пока не готовы. С отпечатками пальцев все как раз в порядке. На квартире найдены отпечатки пальцев только четырех человек: Кириченко, Смирнова, домработницы и Железнякова. Похоже, никто наших невинно убиенных не навещал.
- Да, у нас тоже такая информация: они посторонних в квартиру не пускали, подтвердил Славин. - Я пытался проникнуть под видом слесаря или водопроводчика, чтобы что-нибудь разнюхать, но домработница меня не пустила, сказала, что хозяева строго-настрого запретили пускать посторонних. И потом, сам факт, что они решили жить не в комфортной гостинице, а на квартире, говорит о многом.
- О чем же? – Следователь проявил явный интерес..
- Нам кажется, они чего-то боялись. Посудите сами: они партийные руководители, Кириченко – правая рука Президента. Основатель новой партии, которая должна в скором времени стать главной. То есть, деньги у них есть. Да и не было бы – все оплачивается государством, они ведь наверняка здесь считаются в командировке. И чего бы им не жить в дорогой гостинице? Всяко лучше, чем на квартире.
- Ну и почему же, по-вашему, выбрали квартиру?
- На квартире легче контролировать ситуацию. У них здесь одна домработница, от которой они наверняка требуют, чтобы она не только никого не пускала, но и тщательно все убирала. А в гостинице совсем другое дело: в номер может зайти горничная, администратор, да кто угодно. Если Вы, Роман, попытаетесь получить информацию о том, как Кириченко вел себя в других длительных командировках, то наверняка там будет то же самое: съемные квартиры на долгий срок. На пару дней как раз можно и в гостинице поселиться, приехал – уехал, если кто-то и намерен следить за ними, то просто не будет успевать. А здесь Кириченко торчал несколько месяцев, и все знали, что как минимум до конца выборов он будет здесь. То есть, если у Кириченко был реальный шанс попасть под чье-то нежелательное для него наблюдение, то он постарался себя обезопасить.
- А Смирнов вообще очень боялся публикации своего изображения! – добавила Анна.
- Почему Вы так решили?
- Он сам сказал об этом. Когда мы приехали к нему с Давитиани, Давитиани полез всех обнимать, в том числе Смирнова. Я стала все это фотографировать, мне хотелось сделать интересный материал. Смирнов увидел это, остановил меня, когда я выходила, и попросил нигде не публиковать сфотографии с ним. Я его не послушалась, но когда отправила статью в «Золотое слово», то ее напечатали без снимков. Главный редактор так прямо и сказал: руководство партии «единорогов» попросило.
- И чего же они могли бояться? Как вы считаете?
- Если бы мы это знали, то Павел не сидел бы сейчас в ИВС, - вздохнула Анна.
- Согласен. Что еще можете сообщить?
- Пожалуй, все, - Анна опять вздохнула. Ей не давал покоя мысль, что она зацепила в разговоре что-то важное, но никак пока не может понять, что именно.
- А какие версии вам кажутся наиболее приемлемыми?
- Мне лично про Вербицкого и Давитиани, - сказал Славин.
- Почему именно они?
- Про Вербицкого все очень просто: у него фирма киллеров, он как-то связан с Кириченко, это Вам в Москве лучше скажут. И потом, он же приезжал тайно. Почему тайно? Какая в этой тайне необходимость?
Роман Синченко полез в стол за протоколами.
- Раз так считаете, то давайте-ка я запишу официально ваши показания оп поводу тайного приезда Вербицкого. Будет от чего оттолкнуться при допросе этого киллера.
Анна и Славин дали показания очень тщательно, постарались вспомнить все до мелочей. Гена даже не постеснялся рассказать, как рылся в мусорном баке, изображая бомжа. Информацию о личности Вербицкого, собранную Анной у столичных журналистов и непосредственно Геной в Москве, Синченко-старший тщательно переписал из справки, которую вчера подготовили Гена с Анной. Подучились весьма внушительные показания, с ними уже можно было работать с предполагаемым подозреваемым.
Потом Анна и Гена настояли на том, чтобы и по Давитиани Синченко-старший взял у них показания. И они подробно рассказали о своих подозрениях и предположениях о том, что Давитиани хотел отомстить за сына, и почему они считают, что месть могла бы пасть именно на Кириченко… Синченко спросил, нет ли у них фотографий Давитиани и Тимура? Чтобы в случае чего сделать опознание.
- Конечно, есть! – сказала Анна и достала фотоаппарат, который всегда носила с собой. – Целыми днями щелкали, еще каикие фотографии! Давайте прямо сейчас скинем.
Стали скидывать фотографии на компьютер следователя. И вдруг следователь спросил:
- А Кириченко не боится публикации своих изображений?
- Вовсе нет! – Анна даже удивилась такому вопросу. - Его изображениями забиты все газеты и журналы!
- А почему же тогда Смирнов боится? Вы ничего не путаете? Вам не показалось?
- Да нет же! – Анна даже слегка возмутилась. – И когда на последней предвыборной неделе мы ездили в Маузубргский район посмотреть на актрису, он там был, подошел ко мне и даже упрекнул: мол, Вы, Анна Сергеевна не выполнили мою просьбу!
- Тогда странно. Сами посудите: оба скрываются на квартире, как будто боятся, что к ним придет кто-нибудь непрошенный, но при этом Кириченко совершенно не скрывается ни от кого. Везде пиарится, показывается в публичных местах, ведет выборы. Что вы на это скажете?
- Не знаю..., - замялась Анна. – Действительно как-то странно. – Но ей-Богу, я не вру – Смирнов действительно меня просил не печатать! - И вдруг Анну как тюкнуло: она поняла, что ее все это время так мучило. – Роман, а отпечатки пальцев у Смирнова тоже взяли?
- А как же! У мертвого, конечно. Как же иначе мы сможем установить, кому какие отпечатки принадлежат? Так положено, всегда берут у всех трупов.
- А…. посмотреть в картотеке, не числится ли Смирнов в каких-нибудь бывших преступников Вы можете?
- А зачем? - Следователь посмотрел на нее странно. – Он ведь не преступник, а законопослушный гражданин, государственный служащий, официальный помощник депутата Госдумы. Неужели Вы думаете, что Смирнов имел в прошлом судимость? Да кто же позволил бы Кириченко взять его помощником!
- Да не наплевать ли этому Кириченко! Он находится так близко к власти, что вряд ли думает о компрометации.
- Ошибаетесь! Чем ближе к власти, тем они осторожнее. Кончено, большинство депутатов так или иначе связаны с криминальными структурами, но официально – никто. К тому же Кириченко – правая рука Президента, разве Президент позволит, чтобы его правой руке прислуживал человек с криминальным прошлым? Мало, что ли, нормальных людей для должности помощника?
- Это Вы так рассуждаете. А они, может, думают по-другому.
Славин не выдержал, толкнул Анну в боку и прошипел сквозь зубы:
- Хватит. Заколебала со своими отпечатками.
Анна в долгу не осталась и прошипела:
- Разве это я, а не ты сказал, что от него за версту несет тюрьмой…
Они поднялись и стали прощаться. Синченко-старший пожал им руки.
- Я все понимаю, я разделяю вашу тревогу. Вашего друга подозревают, и вы хотите ему помочь. Я постараюсь проверить все версии. Кстати, сегодня Железнякова переведут в тюремную больницу, там ему будет полегче.
Анна и Гена благодарно улыбнулись.
Павла действительно положили в тюремную больницу. Стало немного спокойнее. С врачом договорились, стали передавать ему хорошие дорогие лекарства, и Павел пошел на поправку. Игорь Михайлович через своих многочисленных знакомых установил контакты с младшим медперсоналом и охраной. Стали передавать хорошие продукты питания и кое-какую информацию. Павел очень обрадовался, что следователь хорошо нему относится, но ничем помочь следствию он не мог. Все, что он рассказал о том, как вошел в незапертую квартиру Кириченко, как трогал трупы, не веря в произошедшее, а потом стал терять сознание, было правдой. Больше он ничего не знал. А этого было мало для того, чтобы считать его невиновным.
Синченко-старший начала проверять версии. Сначала оперативники досконально опросили соседей. Нет, никто ничего не видел и не слышал. Дом большой, новый, элитный, сделан крепко, поэтому слышимость между квартирами и на площадках плохая. Живут в основном семьи зажиточные, чиновники да коммерсанты. Они между собой практически не общаются. Была бы старенькая «хрущевка», там бы все друг про друга знали бы все, появление каждого нового человека было бы под контролем. Видеонаблюдение в доме почему-то не установили. Жильцы, по-видимому, считали, что их, высокопоставленных и богатых, и так никто не тронет
Синченко дал поручение оперативникам пройтись по скупщикам драгметаллов. А вдруг где-нибудь всплывет дорогой крест Смирнова? Были разосланы ориентировки на крест в другие области. Пока никаких результатов это не давало. Когда вскрытие трупов было завершено, сообщили жене Кириченко, что можно забирать покойника.. У Смирнова родственников не было. Жена приехала на следующий день. Синченко пригласил ее в кабинет и побеседовал с ней на предмет версии по поводу наследства и мести брошенных жен.
- Увы, это совершенно исключено! – уверенно сказал жена, попросившая следователя называть ее просто Катей. – Все его предыдущие жены устроены, все имеют собственное жилье там, где пожелали. Я у Вадима четвертая жена. Две первые семьи остались в Краснодаре. Всех детей от первых двух браков Вадим выучил в Москве и устроил на работу. Третья жена москвичка, с ней он все время поддерживал отношения. Очень хорошая и умная женщина. Даже со мной она установила хорошие отношения. Мы и на семейные праздники часто вместе собираемся. Она доктор наук, много преподает, пишет научные труды. Их дети учатся за границей, предполагалось, что там и останутся. Вадим оплатил их учебу и купил им там жилье. Какие могут быть обиды? Одну краснодарскую жену он давно устроил на работу на муниципальную службу. Ребенок от этого брака выучился в Москве, Вадим купил ему квартиру и устроил на работу. Другая жена имеет в Краснодаре свой бизнес: опять же Вадим помог. Ребенок тоже в Москве, тоже с квартирой. Все дети постоянно бывают у нас, ко мне относятся хорошо. Если кто-то из них нуждается в деньгах, то Вадим никогда не отказывает. Поверьте, он хороший муж и прекрасный отец!
- Скажите, а что Вы можете сказать о Смирнове? – спросил следователь.
Женщина вздохнула.
- Это самый близкий Вадиму человек! Он мне всегда говорил: «Единственный, кто меня никогда не предаст, это Саша».
- А когда и где они познакомились?
- Не знаю точно, - пожала плечами вдова Кириченко. – Он как-то всегда избегал говорить об этом. Знаю, что они вмесите с Краснодара. Я так поняла, что когда Вадим делал в Краснодарском крае карьеру, Саша занимался их общим бизнесом. На это они и жили. Сами знаете, какие в то время были зарплаты у военных, Вадим ведь работал в тюрьмах. Да и эти-то зарплаты выдавали нерегулярно. Вот он и завели какой-то бизнес, им занимался Саша. Когда я проявляла любопытство, говорил, что мне это не нужно, это все в прошлой жизни. Да мне и вправду не особо было интересно.
- А что Вы еще знаете о Смирнове? Какой он? Есть ли у него родные, близкие?
- Родных у него нет. По крайне мере, он сам так говорил. Родители умерли давно, братьев и сестер не было, а с дальними родственниками он сам не захотел поддерживать отношения. Он никогда никуда не ездил, ни к каким друзьям или родным. Он отлучался куда-либо только по поручению Вадима.
- А женщины-то у него были?
- Да, были. С некоторыми он даже к нам приходил. На вечеринках показывался. Но ни с одной не встречался долго, ни одна не вошла в его сердце.
- Как думаете, почему?
- Вадим рассказывал, что у Саши погибла жена. Совсем молодая. Они только0только поженились, она беременная была.
- Как погибла, не уточнял?
- Вроде в автомобильной катастрофе. Они вместе были. Он остался жив, а она погибла.
- А Вы знаете кого-то из его женщин?
- Плохо. Но могу узнать, вспомнить. Нужно?
- Да, пожалуйста, если Вам нетрудно. Вдруг всплывет что-то интересное. И у меня к вам еще вопрос: откуда родом Смирнов?
- Не знаю точно. Вспоминаю, что что-то говорил об Алтайском крае. Я же говорю, это было не важным для меня. Главное – Саша был близким другом Вадиму, мы не сомневались в его преданности, зачем мне лезть к нему в душу?
- Если у него нет родных, кто же будет хоронить его?
- Я, - спокойно ответила вдова. – Этот вопрос давно уже обговорен с мужем. Вадим сказал мне почти сразу как мы поженились: «Катя, у Саши никого нет. Если я умру, а он будет жив, позаботься о нем. А если он умрет, то похорони там же, где меня».
- Странные разговоры для молодожена, Вам не кажется?
- Нет, - спокойно пожала плечами Катя Кириченко. – Вадим был очень рациональным человеком, он все всегда продумывал наперед. Он говорил, что человек должен заботиться обо всем заранее, даже о собственной смерти. Сказал, что у его бабушки сундучок со смеретным был собран, когда ей исполнилось сорок лет.
- Скажите, Вы видели у Смирнова нательный крест?
- Да, его трудно было не заметить. Да и потом, Саша им очень гордился. Крест очень дорогой, с бриллиантами, на толстой цепочке. Когда Саша был на отдыхе в майке или расстегнутой рубашке, все обращали внимание на его крест.
- Когда и где будут похороны?
- Послезавтра в Москве, на кладбище в районе, где мы живем. Хорошее красивое кладбище. Там захоронения уже запрещены, только подзахоронения к родственникам и прах в урнах. Но Вадим – депутат Госдумы, договаривались через Госдуму. Ему разрешили, и Саше тоже…
Катя смутилась. Странно говорить о том, что покойникам что-то разрешили.... Они попрощались довольно тепло. Вдова Кириченко произвела на Синченко-старшего хорошее впечатление. Похоже, что мужа она более-менее любила, смерть его переживает, от следствия ничего не скрывает, да особенно ничего и не знает. Скорее всего, супруг не особо посвящал свою молодую красавицу-жену в свои дела… Вдова проявила себя очень хорошо: позвонила Синчкнко буквально через день и продиктовал несколько телефонов женщин, с которыми встречался Смирнов. Следователь выписал оперативникам поручения съездить в Москву и допросить подруг Смирнова.
Теперь можно было перейти к изучению Вербицкого. Все данные Славин и Кондратьева предоставили. Синченко позвонил в спортивный клуб «Дуэль», представился директором охранного агентства, который желает обучить своих охранников стрельбе, и спросил, как связаться с Вербицким?
- Ян Каземирович в отъезде, - сообщила девушка- секретарь.
- Когда же он будет?
- Завтра или послезавтра.
- Далеко ли он уехал? – Синченко решил применить оке-каике оперативные навыки. – Может, я смогу его где-нибудь перехватить?
- Нет, это вряд ли, - ответила девушка. – Он на соревнованиях за границей. И то, можно сказать, Вам повезло… в кавычках. Он должен был там пробыть неделю, но возвращается завтра-послезавтра. По личным обстоятельствам.
- Что-нибудь случилось?
- Да… У Яна Казимировича близкий человек погиб.
- А. ну да… Ведь депутат Госдумы с помощником, если я не ошибаюсь?
- Да…
- Сочувствую, - Синченко отключился.
Секретарше явно скучно сидеть в этом клубе и отвечать на звонки. Она готова болтать с первым встречным. А Ян Вербицкий, скорее всего, мчится на похороны. Вот только кто из двоих ему близкий человек – Кириченко или Смирнов? И в какой степени близкий. По информации Славина, Кириченко-Смирнов и сам Вербицкий скрывали свои теплые отношения, все основано на оперативной информации, а она хлипкая. И, тем не менее, Вербицкий бросает международные соревнования и мчится на похороны. И даже секретарша это знает. Значит, он не смог скрыть какие-то свои чувства по поводу смерти этих двух товарищей.
Роман Синченко откинулся на спинку стула и стал думать. Тут надо принять правильное решение. Ян Вербицкий приезжает на похороны – это очевидно. Значит, он будет там присутствовать. Можно послать оперативников и попытаться привезти его на допрос. Но получится ли? Поедет ли он? Масса вариантов не ехать: внезапная болезнь, связанная со стрессом, в конце концов, он может просто исчезнуть. Плевать-то ему больно на провинциальную полицию! У него там, небось, такие связи с местной полицией, что ничего не страшно. Поехать Синченко самому? Тоже может ничего хорошего из этого не выйти. Не факт, что Вербицкий пойдет на контакт, может улизнуть прямо из-под носа, и ничего он поделать не сможет. Можно, кончено, поступить по-другому. Он выйдет с ходатайством к руководству московский полиции, к самому Анатолию Якунину, начальнику главного управления МВД России по Москве. Все же расследуется убийство депутат Госдумы России, они будут когти рвать и помогать изо всех сил. Но тут есть опасность: помогут немного, а потом захотят сами забрать это дело. Нет, тут нужно хитрое решение…. Внезапно Синченко осенило. Он набрал номер Екатерины Кириченко.
- Екатерина, здравствуйте, это следователь Синченко. Большое спасибо Вам за оперативную помощь, за телефоны знакомых Смирнова. Наши оперативники уже работают с ними в столице.. А у меня к Вам небольшое предложение. Вы может уделить мне пять минут?
- Да, конечно, я совершенно свободна сейчас. Говорите, что Вам нужно.
- Тут дело вот в чем. Как Вы знаете, по подозрению задержан некий предприниматель Павел Железняков.
- Да, я в курсе. Его задержали на месте преступления.
- Совершенно верно. И, тем не менее, есть кое-какие сомнения в его виновности, - на всякий случай Синченко не стал говорить, что это лично он сомневается, мало ли что, вдруг у вдовы это вызовет недоверие. – Да и любом случае нужно проверять все версии и искать других подозреваемых. В нашей профессии мы не имеем права на ошибку!
- Да, я все понимаю. Чем могу Вам помочь?
- В Рыбацком есть очень хороший частный детектив. Он часто помогает в расследованиях, его многие привлекают. Он проявил интерес к этому делу – он когда-то сотрудничал с Железняковым и теперь хотел бы удостовериться, что либо Железняков действительно виноват, либо, если невиновен, помочь найти настоящего преступника. – Синченко старался говорить как можно тактичнее, чтобы вдова Кириченко не заподозрила его в желании отвести от Железнякова подозрения. – Он может оказать серьезную помощь в расследовании. Но для этого нужно, чтобы близкие потерпевших заключили с ним договор.
- Понимаю.. Это должна сделать я?
- Да.. И Вам это ничего не будет стоить. Он просто готов нам помогать. Мы его сами отблагодарим потом.
- Да нет, мне не жалко денег, я готова заплатить.
- Нет, нет, это лишнее! Нудно просто заключить с ним договор. Иначе его действия будут незаконными, и в один прекрасный момент он попадет в неприятную ситуацию.
- Хорошо, я поняла. Что от меня требуется?
- Я пришлю его на похороны. Пусть понаблюдает, посмотрит. Он Вас найдет и даст Вам бумаги – договор о сотрудничестве. Вы просто подпишите. И все.
- Хорошо. Похороны завтра.
Синченко первел дух. Слава Богу, вдова все восприняла правильно. Конечно, можно было бы Славину заключить договор и с Железняковым или его женой. Но одно дело – договор с подозреваемым в убийстве, и совсем другое – с вдовой жертвы. Тем более если жертва – депутат Госдумы России. Тут отношение у всех сразу будет совсем другое…Теперь нужно озадачить Славина. И желательно не по телефону. Он набрал номе Славина и попросил приехать как можно быстрее. Можно, сказал, взять с собой Кондратьеву.
Славин с Кондратьевой не заставили себя долго ждать, примчались уже через полтора часа. Синченко изложил им суть дела. Славин был очень доволен:
- Замечательно, что Вы до этого додумались. А то я всю голову сломал, размышляя, как мне официально внедриться в это дело. Так что, мне собираться в Москву?
- Я тоже поеду! – заявила Анна.
- А если это для Вас опасно? – осторожно поинтересовался Синченко-старший. – Все же о фирме Вербицкого ходят слухи, что там готовят киллеров.
- Ничего, как-нибудь переживу страх. А убивать можно много кого, почему Вы решили, что именно меня?
Синченко пожал плечами: как знаете! Поговорили о том, о сем. Синченко рассказал друзьям о разговоре с супругой Кириченко. Информация о давней дружбе Смирнова и Кириченко подтверждалась. Более того, Смирнов был так предан Кириченко, что они даже приняли решение быть похороненными рядом. А родственников и близких у Смирнова нет. Правда, есть женщины, с которыми он встречался, оперативники поедут в Москву побеседовать, и там уж будет видно, что они интересного сообщат. Может, и ничего.
- Послушайте, Роман! – осторожно начала Анна. – Вы же сами видите, что что-то есть в их прошлом темное. И если жизнь Кириченко проходила всегда на виду, то о Смирнове мы такого сказать никак не можем: все его прошлое покрыто мраком неизвестности. Ну почему бы Вам не отправить запрос в картотеку МВД России? А вдруг у него криминальное прошлое? Будет все же от чего оттолкнуться.
- Ладно, - нехотя согласился Синченко. - Отправлю. За спрос денег не берут. Есть ли у вас какие новости?
Славин вытащил пачку бумаги.
- Вот, я на всякий случай скопировал оперативную сводку за эти дни. Вдруг что-нибудь пригодится?
Синчеко взял сводку и стал внимательно просматривать. Вроде ничего примечательного. Убийства по пьяному делу, избиение сожительниц, наркотики, угоны автомашин, кражи…Вот в дежурную часть Рыбацкого обратилась горожанка и сообщила, что ночью из служебного помещения ООО пропали деньги в сумме около 90 тысяч рублей. Сотрудниками уголовного розыска совместно с бойцами ОМОН по подозрению в совершении кражи был задержан житель г. Рыбацкий. Похищенное изъято, по факту кражи возбуждено уголовное дело. А вот за помощью обратилась жительница Маузбургского района и сообщила о том, что накануне днем по месту жительства муж угрожал убийством, демонстрируя при этом нож. По данному факту проведена проверка и возбуждено уголовное дело. Житель соседнего района пожаловался, что вечером по месту жительства после совместного распития спиртных напитков знакомый забрал с собой его сотовый телефон и ноутбук. В результате розыскных мероприятий было установлено, что кражу вещей из квартиры совершил приятель потерпевшего.
Вот мужик с судимостью угнал машину, потом пьяный разъезжал на ней по областному центру, задавил несколько человек, и теперь пойман. Очередное мошенничество: к пенсионерам приходят женщины, представляющиеся работницам собеса, и под разными предлогами забирают деньги. Синченко сам в былые времена, когда работал в УВД, расследовал несколько таких дел. В арсенале мошенников имеется множество преступных схем завладения денежными средствами пожилых людей. Преступники под предлогом продажи различных товаров (как правило, медицинского оборудования), представляясь работниками службы социальной защиты населения, медицинскими работниками и другими лицами, проникают в жилища одиноких пенсионеров, где, воспользовавшись их доверчивостью, совершают кражу денег.
Синченко даже выступал по местному телевидению с призывами о бдительности… Он даже до сих пор помнил почти полностью свое выступление:. «Чтобы уберечь своё имущество от преступников, необходимо соблюдать меры предосторожности, не вступать ни в какие сделки с незнакомыми людьми. Уважаемые пенсионеры, ветераны и инвалиды! Будьте бдительны, не открывайте двери незнакомым людям, которые приходят к вам, чтобы сделать «выгодное» предложение: медицинские аппараты за небольшие деньги, лекарство, дополнительное лечение с большой скидкой, поменять «старые денежные купюры» на «новые» и т.д. В ваших силах не допустить посягательств мошенников на ваше имущество, проявив простое благоразумие и естественную человеческую осторожность.
Если Вы стали жертвой подобного преступления, своевременно обращайтесь в полицию по телефону 02 или в дежурную часть своего МУ МВД. Самый главный совет: не открывайте дверь незнакомым людям! Никто не может прийти к вам, чтобы провести обмен денег. Никакого обмена денег сейчас не проводится. Если к вам пришли с таким предложением – это мошенники!
Если вам позвонят по телефону и сообщат, что ваш родственник попал в неприятности и ему нужны деньги - не сомневайтесь, это тоже жулики! Если вам поступил такой звонок - не волнуйтесь и не поддавайтесь панике. Скажите позвонившему, что сможете собрать нужную сумму, свяжитесь с родственниками и сразу же обращайтесь в полицию! Ни в коем случае не передавайте деньги незнакомым людям!» И так далее, и тому подобное. Но, несмотря на все эти призывы, российские пенсионеры остаются очень наивными людьми. И мошенники разводят их как лохов.
- Ну что, ничего интересного? – поинтересовался Славин.
- Да вроде нет… А Вас что-нибудь заинтересовало.
- Тоже нет… Вот еще есть ориентировка о побеге из Иркутской тюрьмы вора в законе по кличке Амиран.
- Ну, это часто случается. До нас-то он вряд ли доберется.
- Не скажите! В ориентировке сказано, что, по оперативным данным, его видели в нашей области, - покачал головой Славин.
- Да? И что он тут забыл?
- Он имеет какое-то отношение к Японцу и его друзьям на нашей территории. Помните про записную книжку Японца?
Синченко вспомнил. Когда-то и он косвенно занимался этим делом. Японец был, пожалуй, самым известным бандитом бывшего Советского Союза, а потом и постсоветской России. В начале 1980-ых годов он сплотил вокруг себя преступную группу из ранее судимых лиц. Участники преступной группировки, используя удостоверение и форму сотрудников милиции, а также огнестрельное оружие, производили самочинные обыски у дельцов теневой экономики, живущих на криминальные доходы. Они отбирали у так называемых «цеховиков» ценности и деньги, нажитые на нетрудовые доходы. Не брезговали и квартирными кражами. У банды Японца имелся широкий круг осведомителей. Потом, в 90-е годы, начался рэкет и вымогательство. Среди зажиточной интеллигенции, чиновников и коммерсантов бандиты выявляли лиц, располагающих крупными суммами денег и ценностями, вступали с ними в контакт, затем обманным путем увозили их на автомашинах за пределы Москвы или доставляли в явочные квартиры, где, применяя физическое насилие и изощренные пытки, добивались от жертв выдачи денег и ценностей. Японца не могли поймать. А когда ловили, то почему-то не могли осудить. Насквозь коррумпированное правосудие 90-ых годов прошлого века оправдывало этого матерого бандита каждый раз. Арестовали его, как ни странно, в Америке. Он уехал в США в поисках лучшей доли, и через несколько лет был арестован ФБР по обвинению в вымогательстве. Отсидел там срок, вернулся, совершил несколько преступлений в России, но был опять оправдан. В конце 2000-ых его расстреляли средь бела дня на улице Москвы.
После этого в СМИ была опубликована записная книжка Японца. И в ней в числе прочих был телефон известного криминального авторитета их области по кличке Бруня (видимо из-за фамилии Брусницын). Синченко сталкивался с ним, когда работал в милиции. Бруня проходил подозреваемым по нескольким убийствам, но доказать ничего не смогли. После опубликования записной книжки Японца местные опера шерстили область вдоль и поперек, выискивая связи Бруни и Японца в надежде найти след московского убийства. Но ничего не нашли. Бруня совершенно спокойно дал показания и рассказал, что да, пару раз они встречались как уважаемые в России воры, обговаривали условия невмешательства в территориальные интересы друг друга – но только и всего!
В записной книжке, насколько помнил Синченко, был и телефон вора в законе по кличке Амиран. Владения Амирана были на Кавказе, у него даже была грузинская фамилия. Здесь, в Центральной России, Амиран никогда не показывался. Ну разве что в Москве.
- А Вы, Геннадий, помните эту историю с Японцом и Бруней? – спросил он у Славина.
- Конечно, помню! Как не помнить! Нас тогда гоняли в хвост и в гриву – из Москвы пришло указание всех, кто хоть как-то был связан с упомянутым в записях Японца Бруней, поставить раком. Ох, и забегались же мы тогда! Через год и Бруню убили. Расстреляли в упор в больнице. Тогда операм повезло – убийц взяли прямо в больнице.
- Это помню. Кажется, они сразу во всем признались. Вроде очередной передел….А помните, что был в записной книжке Японца и этот Амиран?
- Помню. Только я не придал тогда этому значения. Амиран ведь на нашей территории не проявлялся.
- Тогда почему же он сейчас появился?
- А черт его знает! Может, решил перебраться с кавказской на нашу территорию. На Кавказе ведь сейчас неспокойно. И потом, пусть Бруню убили, какие-то криминальные связи после него остались.
- Да, это может быть. Но какое отношение к этим связям имеет Амиран? Он-то как раз с Бруней знаком не был.
- А, может, был? Почему Вы так в этом уверены? Надо посмотреть, - Славин всегда считал, что все бандиты связаны друг с другом невидимыми нитями.
- Посмотрите. Хотя я уверен, что к делу об убийстве Кириченко он непричастен. Зачем ему Кириченко? Он и о существовании-то его наверное не знает. Стоило бежать из Иркутской тюрьмы, преодолеть пять тысяч километров, чтобы в центре Росси просто так грохнуть депутата. Если бы взяли деньги, можно было бы подумать на Амирана. А так – вряд ли. Вы как думаете?
- Я тоже думаю, что вряд ли. Но на всякий случай узнаю подробнее. Что вообще этот Амиран здесь делает? С кем вступал в контакт? Ведь кто-то же его опознал.
Анна слушала рассуждения бывшего оперативника и настоящего следователя и недоумевал: вот они ходят все вокруг да около, рассуждают о бандитских связях, а главный, по его глупой женской логике, вопрос не задают…
- Так, господа! Она даже подняла руку, спрашивая разрешения задать вопрос. – Можно мне спросить?
- Да, пожалуйста, - иронически-галантно разрешил Славин. Видимо, он ждал очередных вопросов об отпечатках пальцев.
- Я вот думаю, если этот Амиран родом с Кавказа, не сидел ли он в тюрьме, которой руководил в свое время Кириченко?
Синченко и Славин переглянулись
- А ведь и верно, - медленно и как бы осмысливая услышанное произнес Синченко. – Мы как-то не подумали об этом. Вдруг Амиран появился здесь именно по душу Кириченко? Вдруг он сидел в тюрьме под начальством Кириченко, и там что-то такое произошло? И теперь он приехал, чтобы свести счеты…
- Вот Вам и еще одна версия, - Славин даже прикусил губу, что случалось с ним в минуты особого волнения. – Надо ее как следует проверять.
- Я в ваших версиях скоро закопаюсь, - горько усмехнулся Синченко. – Меня и так уже начальство трясет.
- Когда много версий, это гораздо лучше, чем ни одной! – глубокомысленно изрек Славин. Он всегда был мастак выдвигать и отрабатывать версии.
Они попрощались. Завтра Славин и Анна должны были отправиться в Москву. А за остаток сегодняшнего дня и нужно было очень много сделать. Синченко пообещал им, во-первых, сделать полный запрос по Амирану, чтобы знать, в каких тюрьмах он сидел, и, во-вторых, все-таки отправить в архив МВД отпечатки пальцев Смирнова: как знать, что из этого может получиться! Теперь после версии с Амираном затея с отпечатками уже не казалось ему такой уж нелепой.
Данные по Амирану пришли уже на следующий день. К сожалению, они разочаровали Синченко. Амиран сидел много раз, в том числе за убийства, за вооруженные грабежи и за кражи, и совершал он эти преступления в основном на территории Краснодарского, Ставропольского края и в Грузии. Но вот ни в одной из тюрем Краснодарского края, к сожалению, не сидел. А вообще биография у него была очень интересной. В юности он грабил ювелирные магазины. Несколько раз грабил сберкассы, причем, умело вскрывал сейфы. А это – высший пилотаж для вора. На любой зоне сразу становился королем. Женат он не был. В молодости жил с родителями в горном селе. У него было два брата и сестра, все жили водном доме. Но потом родители и браться сгорели во время пожара, когда он отбывал очередное наказание. В живых осталась только сестра, но и та потом лечилась в психиатрической больнице. По этому поводу было две версии. Первая: кровная месть двух родов, и вторая: поджог совершили конкуренты Амирана по криминалу. Впрочем, кто их поймет, этих кавказцев, как говорится в известном советском фильме, Восток – дело тонкое.
Никакой связи с областью, с местным криминалом у Амирана не наблюдалось. Поэтому Синченко спокойно отправил информацию Славину по электронке и отложил в сторону. Сегодня Славин будет в Москве, на похоронах Кириченко, может, что-нибудь разузнает. Может, удастся с Вербицким контакт установить. Так, а что у нас с версией по отцу юноши, которого пытался изнасиловать мэр Маузбурга? Грузия – другое государство, тут так просто ничего не сделать. Придется посылать оперативников в командировку. Но можно пока направить запрос в МВД Грузии, пусть хотя бы проверят алиби этого, как его (Синченко заглянул в папку уголовного дела, где в числе прочих документов лежали изложенные на двадцати листах версии Славина и Кондратьевой) Давитиани. Для этого нужно согласие начальника.
Синченко вздохнул и принялся за составление бумаги – обоснования необходимости отправить в Грузию запрос по проверки алиби предполагаемого подозреваемого Давитиани Таймураза Шалвовича. Он знал, что объяснить возможную реальность этой версии начальнику областного следственного комитета будет нелегко…
Через два часа Синченко сидел в кабинете начальника областного следствия Ипатова Дмитрия Николаевича. Ипатов был нормальный мужик, в меру честный, в меру работоспособный, в меру справедливый. Работать с ним было легко. Но одна черта всегда не нравилась следователю Роману Синченко: Дмитрий Николаевич был начисто лишен фантазии и воображения. А это, по мнению Романа Синченко, для следователя плохая черта. Чтобы раскрыть преступление, нужно его представить, иначе говоря, вообразить. Пусть даже фантазии направят на ложный след, все равно это лучше, чем вообще ничего не фантазировать. Синченко любил воображать картину преступления. Может, именно поэтому он, несмотря на молодость, успешно продвигался по службе и уже считался одним из лучших следователей области.
Ипатов долго читал составленное Синченко обоснование. Потом хмыкнул, отложил бумагу в сторону и пристально посмотрел Синченко в глаза:
- Ну, и зачем это тебе?
- Как зачем, Дмитрий Николаевич? Это одна из версий, надо ее проверять, как и другие.
- И ты думаешь, что этот грузин, вернувшись из России в Грузию, тотчас же ломанется обратно, чтобы убить человека, который имеет весьма сомнительное отношение к происшествию с его сыном? Тебе самому-то не смешно? И потом, кто такие эти Славин и Кондратьева, которые тебе рассказали о том, что Давитиани спрашивал про киллера?
- Ну, Кондратьева – известная журналистка, Вы тоже наверняка о ней слышали. А Славин – частный детектив, очень хороший. Они помогали на выборах Железнякову, вот и в теме... .Дмитрий Николаевич! Грузины – народ особый, они на нас не похожи. Ему что угодно может в голову взбрести. Для них гомосексуальное изнасилование – тяжкое преступление, они за это мстят смертью. Кто знает, что может взбрести ему в голову? Может, он считает, что Кириченко был покровителем Курехина, и поэтому Курехин вышел сухим из воды… И потом, может, он вообще никуда не уезжал? Может, он только сделал вид, а сам остался здесь и организовал убийство?
Ипатов удрученно вздохнул.
- Ну и фантазии у тебя, Рома! Ладно, в этой версии что-то есть, отправим запрос в Грузию. А ты проверь, уезжал ли он действительно? Или правда где-нибудь тут отсиживается.
Синченко выдохнул с облегчением. Слава Богу, удалось убедить! Вернувшись к себе, он связался с оперативниками, работающими по делу об убийстве Кириченко и Смирнова, и велел им разузнать, уезжал ли Давитиани из Рыбацкого в Москву, а из Москвы – в Тбилиси… Он полистал дело и вспомнил, что Кондратьева просила зачем-то отправить в архив МВД отпечатки пальцев Смирнова. Он был против, считая эту затею бессмысленной, но раз обещал – значит, должен сделать. Когда еще он работал в милиции, он слышал от оперативников, которые общались и сотрудничали с Кондратьевой, что у нее – потрясающая интуиция! Кто знает, может, и вправду в этом что-то есть. И уж если не интуиция, то фантазия и воображение у этой журналистки бьют через край. А людей с фантазией и воображением Роман Синченко очень уважал. И он подготовил документы в архив МВД России.
Рано утром Анна Кондратьева и Геннадий Славин отбыли в Москву. Похороны Кириченко со Смирнова были назначены на 12 часов. В 11 автобус-маршрутка уже был на площади трех вокзалов, они быстро спустились в метро поехали на станцию Бабушкинская. Именно там находилось кладбище, где должны были хоронить депутата Госдумы России Виктора Кириченко и его ближайшего помощника и телохранителя Александра Смирнова.
Вход на кладбище был плотно уставлен машинами и полицейскими. По номерам и маркам авто было видно, что здесь собрались чины немалые. Славин и Анна как можно незаметнее просочились между авто и людьми и затерялись в толпе. Катафалк приехал почти сразу. Из него под руки вывели плачущую вдову. Анна отметила про себя, что женщина действительно страдает, значит муж был ей дорог. И еще, что она, несмотря на распухшее от слез лицо, все равно очень красива. К ней прижималась небольшая девочка, видимо, дочка, она не плакала, просто смотрела на маму испуганными глазами. Были рядом молодые люди, видимо, дети от предыдущих бараков, но они Анну не интересовали… Из катафалка выгрузили гробы, один темно-бордовый, другой ярко-красный. Оркестр ударил в литавры, зазвучал траурный марш. Гробы торжественно понесли к могилам. Толпа медленно и торжественно под звуки траурного марша двинулась за гробами. По обе стороны дорожки, ведущей к могилам, выстроились полицейские. У могил гробы поставили на подставки. Появилось некое замешательство, люди перешептывались:
- Где он? Ну где же он?
Видимо, ждали кого-то важного… Славин посчитал, что возникшая заминка – самый удобный момент, чтобы подойти к вдове. Он пошел, протискиваясь через толпу. Она стояла в окружении родственников. Он тихонько сзади тронул ее за плечо. Она обернулась:
- Извините… Меня прислал Синченко.
Екатерина Кириченко, как бы вспомнив, кивнула:
- Да, я поняла… Давайте отойдем в сторонку…
Они отошли. Славин вытащил из папки два экземпляра договора и, подложив под них папку для твердости, протянул ей. Она подписал даже не глядя.
- Вы хоть почитайте, - предложил Славин.
- Мне все равно, - манула она рукой. – Надо, так надо… Мне теперь все равно, - и вернулась к гробу.
Вдруг толпа зашелестела, расступаясь. Кто-то важный, по-видимому, все же пришел. По аллее к могиле шел мужчина в черном костюме с двумя бравыми молодцами по бокам. Анна сразу узнала его – это был председатель Государственной Думы. Он подошел к вдове, приобнял ее, сказал несколько слов. Потом что-то сказал родственникам: видимо, тоже выразил соболезнование, положил букет цветов на гроб. Потом начались прощальные речи. Анна надеялась, что все уже сказали в каком-нибудь торжественном зале, но говорить стали много и патетично. Говорили все о Кириченко, о Смирнове лишь едва упоминали, и то не все. Правда, первый выступающий – председатель Думы, сказал четко и ясно, что Смирнов был для Кириченко верным помощником и другом на протяжении многих лет и, можно сказать, пожертвовал свою жизнь Кириченко. Дескать, он не имел собственной семьи и собственных интересов, жил интересами Кириченко и его семьи. И добавил версию следствия: убийца пришел, чтобы убить Кириченко, а Смирнов пытался заслонить его собой. Анна подумала: «Каким же должен быть человек, который создал себе преданного цепного пса? Конечно, он что-то сделал для Смирнова, может быть даже спас его от чего-то. Но на свете много людей, которые спасли других, и эти спасенные далеко не всегда бывают благодарными. Просто у Кириченко, наверное, особый нюх на людей. Это дар Божий – выбирать себе для жизни спутников, это не каждому дано. Вот и жены его, если верить показаниям последней жены, тоже его обожали и боготворили. А последняя жена и в самом деле убивается. Она моложе его лет на двадцать-тридцать, а предана ему, как будто они прожили вместе долгую трудную, но счастливую жизнь».
Слово брали многие присутствующие. Были много благодарных избирателей. Анну это удивило. Надо же, оказывается, депутаты действительно способны что-то делать для народа, и народ даже может их любить. Она в очередной раз обвела взглядом толпу и вздрогнула. Ее взгляд встретился со взглядом черных пронзительных глаз Вербицкого. Она никогда не видела его вживую, но по фотографии все же запомнила. Он был невысокого роста, коренастый и чуть-чуть сутулый, с небольшими залысинами. На нем был черный костюм, который совершенно ему не шел. Видно было, что он не привык носит костюмы, ему больше подходит камуфляжная или спортивная форма. Но самое главное, что во взгляде его черных глаз пряталось такое неподдельное горе, что, казалось, они обжигают. У Анны даже сжалось сердце. Неужели и этот человек был предан Кириченко до мозга костей? Он толкнула Славинаа:
- Гена, смотри, вон напротив нас Вербицкий. Он ведь это?
- Да, я тоже его заметил. Но не сразу узнал.
- Ты же его видел несколько раз вживую?
- Да, но он очень изменился с тех пор. Он стал совсем седым.
- Что?!
- Да, он поседел, я тебе говорю. Когда я месяц назад разглядывал его издалека в подмосковном клубе, он был почти жгучим брюнетом...
- Ты ничего не путаешь?1
- Я?! Ты забыла, какая у меня зрительная память!.. Впрочем, может, он красит волосы, а сейчас почему-то не покрасил.
- Слушай, Гена, у тебя на руках официальный договор с вдовой убитого. Давай подойдем к нему? Другого такого случая может не представиться…
- Я тоже об этом подумал. Но надо выбрать подходящий момент. Я подойду поближе.
Славин подошел к Вербицкому сзади и остался стоять за ним. Анна не могла отвести от Вербицкого завороженных глаз. Вербицкий чувствовал ее взгляд и несколько раз раздраженно смотрел на нее. Но она не смущалась: пусть смотрит и запоминает, будет легче познакомиться.
Снова заиграл траурный марш. Послышались рыдания: прощались жены и дети. Как положено, целовали покойника в лоб. Потом стали подходить друзья и соратники. Кто целовал в лоб, кто просто прикасался к гробу. Процесс этот длился очень долго: желающих и обязанных проводить в последний путь депутата Государственной Думы России оказалось очень много. А гроб Смирнова стоял как неприкаянный. Только Екатерина Кириченко искренне попрощалась с ним, остальные отделывались формальным прикосновением. «Вот судьба! – снова с горечью подумала Анна. – Всю жизнь прожил, как там у Тургенева, на краю чужого гнезда. Здоровый, красивый мужик, а прожил сорок лет с хвостиком и умер, не нужный никому, кроме своего покровителя. Хорошо, что могилы рядом, будут навещать Кириченко, и ему перепадет внимания и цветов» Анна почувствовала острую жалость к этому человеку. При жизни она злилась на него, он раздражал ее своей закрытостью и холодностью. Но под этой маской чувствовался темперамент и ум, и Анна подумала, что это наверняка был очень интересный человек, просто он вынужден был скрывать свою личность. Останься эти двое в живых, может, со временем у Анны и Павла и прошла бы на них обида, может, действительно Кириченко стал бы губернатором, позвал бы ее и Павла в свою команду. И они могли бы успешно трудиться для родной области. Почему бы нет? Наверное, это далеко не самые плохие люди…
Гробы опустили в могилы, послышался стук земляных комьев, которые бросали в могилы присутствующие. Потом могильщики принялись за дело, старательно и с пафосом закапывали могилы. Видно было, что они демонстрируют старание: не каждый день хоронят депутатов Госдумы, надо себя показать. Когда обе могилы были зарыты и над землей возведены холмики с подставками для венков, понесли венки. Анна встала так, чтобы все проходили мимо нее. Она успевала прочесть надписи. «Дорогому Виктору Борисовичу от депутатов, от коллег, от избирателей, от родных и близких, от друзей, от администрации Москвы…» Смирнову на могилу положили всего два венка: от депутатов Госдумы и от семьи Кириченко… Когда гора из венков на могиле Кириченко выросла неимоверно, кто-то распорядился складывать венки на могилу Смирнова. «Вот и досталось Вам, Александр Сергеевич, часть любви и славы Вашего покровителя, - грустно подумала Анна, - вот и снова Вам пришлось принять на себя часть тяжестей друга – на сей раз тяжесть его похоронных венков. Ну ничего, зато могила не будет выглядеть такой сиротливой». Она поискала глазами Вербицкого. Он тоже нес венок, был один-одинешенек. Распорядитель показал ему на могилу Смирнова, мол, клади туда, но Вербицкий как будто не видел его и упрямо водрузил свой венок на могилу Кириченко. В какой-то миг он оказался совсем близко к Анне: она с ужасом увидела землистый цвет его небритого лица и жесткие желваки, ходящие по лицу. Человека в таком состоянии она не видела давно. А, может, вообще не видела.
Похороны завершились. Вдова пригласила всех на поминки в ресторан неподалеку. Сказала, что заказано на сто человек, пусть идут все, места хватит. Просили помянуть ее замечательного мужа и отца. Все двинулись по дорожке к выходу. Славин следовал вплотную за Вербицким, Анна – чуть-чуть сзади. За оградой гости стали рассаживаться по машинам. Анна ускорила шал и догнала Гену:
- Давай сейчас!
- Давай. Кто пойдет?
- Давай лучше я. Женщина как-то безопаснее. Тем более что он видел, что я за ним наблюдаю.
Она поравнялась с Вербицким и окликнула его:
- Ян Каземирович!
Он резко остановился, повернулся к ней лицом и стал смотреть на нее в упор, ничего не говоря. Даже не спросил, мол, что Вам нужно или что-то в этом роде…
- Извините за беспокойство…Меня зовут Анна Кондратьева, и журналист, работаю в газетах той области, где убили Кириченко и Смирнова… Мы с моим другом частным детективом ведем собственное расследование. Понимаете, мы не очень верим, что убийство совершил Павел Железняков, которого в этом обвиняют. Видите ли, у него нет мотива! – разговор с человеком, который смотрит в упор не мигая жестким взглядом и молчит давался нелегко.
К счастью, подошел Славин и протянул Вербицкому свое удостоверение частного детектива. Вербицкий взял его в руки, долго смотрел то на удостоверение, то на Славина, то на Анну. Потом вернул удостоверение и наконец заговорил:
- Что вы хотите от меня?
- Поговорить, - спокойно сказал Гена. – Ничего больше. У следствия есть несколько версий. Мы знаем, что Вы дружили с покойным…
Вербицкий бросил на него тревожный взгляд, но Славин невозмутимо продолжал:
- Эта информация уже известна следствию. Так что Вас, скорее всего, ожидает официальный допрос. Но можно избежать этого. По просьбе вдовы Кириченко я как частный детектив веду свое расследование. Мы могли бы просто поговорить, и если у Вас есть что сказать, то мы этим и ограничимся. А следствию дадим ту информацию, которую посчитаем нужной.
Вербицкий раздумывал, тревожно глядя то на Анну, то на Гену. По всему видно было, что он не настроен на откровенный разговор. Нужно было как-то убедить его, растопить тот лед, которым он окутал сове сердце… И Анна решилась:
- Ян Каземирович, я буду с Вами откровенна. Я простой журналист, и если Вы думаете, что, включившись в расследование убийства Кириченко, я ищу сенсаций, то глубоко заблуждаетесь. Я не ищу сенсаций, хотя, конечно, люблю их… Но не в данном случае. Дело в том, что несправедливо обвинен мой лучший друг. Это Павел Железняков, предприниматель из города Рыбацкий. Мы дружим очень давно, и, поверьте, это очень хороший и достойный человек. Он очень много помогает людям. Просто помогает, и все. Он депутат Рыбацкого совета, и его избиратели молиться за него готовы! У него кредо: «Я богат, а многие люди бедны, и я должен им помогать.» Десятую часть своих доходов он жертвует на помощь людям… В эти выборы он решил баллотироваться на мэра соседнего Маузбургского района. И опять: он очень много просто помогал людям, особо не тратясь на агитационные материалы. Кириченко попросил его снять свою кандидатуру, потому что в интересах Кириченко было, чтобы партия «единорогов» победила во всех муниципальных образованиях нашей области. Павел мог бы победить, невзирая ни на что. Но он пошел навстречу Кириченко и снял свою кандидатуру. Он потерял много денег, ведь потраченное на выборы не вернешь. И опять же, он совершенно спокоен: деньги ушли на помощь людям, а это – главное! И вот теперь этого человека обвиняют в убийстве. Только потому, что он оказался в ненужное время в ненужном месте и потому что сгоряча позволил себе глупые высказывания. Поверьте, Ян Каземирович, мой друг не виноват! Нам всем будет лучше, чтобы настоящий убийца был найден!
Она перевела дух. Вербицкий слушал ее очень внимательно и, кажется, исповедь о дружбе и желании помочь другу тронула его.
- Хорошо, - сказал он. – Я согласен. Но поедемте ко мне в клуб.
- А Вы.. . разве не останетесь по поминки? – поинтересовалась Анна.
- Нет. Я не люблю официальных поминок.
Они сели в его машину и поехали. Ехать пришлось прилично, ведь клуб заходился в Подмосковье. Но все же не час пик, добрались практически без пробок. В клубе «Дуэль» приезда Вербицкого был обставлен по всем правилам. Охрана вышла к воротам и вытянулась в струну. Видно, так было заведено: железная дисциплина и подчиняемость. На широком дворе клуба молодые люди стреляли по мишеням. Увидев Вербицкого, тоже все выстроились.и молча провожали его взглядом. Он приветливо кивнул им, только тогда они расслабились и продолжили тренировку. Девушка на ресепшне тоже вытянулась при виде Вербицкого. Он ей тоже кивнул, велел подать им в кабинет чай, кофе, что-нибудь перекусить и никого не пускать. Анна подивилась: Вербицкому никто не задавал никаких вопросов. Ведь здесь же все-таки спортивный тир, а не войсковая часть, почему все так строго? Тем более человек с похорон приехал, где обычные в этом случае вопросы: «Ну как прошли похороны? Много ли было народу? Как Вы себя чувствуете?» и прочая ничего не значащая белиберда?
Кабинет Вербицкого был большой, удобный и совершенно аскетический. Большой стол, шкаф с бумагами, на стенах образцы оружия, грамоты и фотографии. Но мягкая мебель была дорогая и удобная. Вербицкий холодно кивнул им на диван с креслами, мол, садитесь. Ногой пододвинул к ним чайный столик на колесах, а сам сел за стол. Секретарша принесла чайник, чашки, поинтересовалась, кому что налить? Вербицкий попросил чаю, Анна тоже. А Гена кофе покрепче. Потом секретарша принесла вазочку со сладостями и тарелку с бутербродами, что было очень кстати: Анна с Геной с дороги еще ничего не ели. Вербицкий молчал, глядя то на них, то в стол. Анна решила поесть спокойно. Раз он молчит, значит, можно передохнуть. Она принялась старательно жевать, Вербицкий с любопытством посмотрел на нее. Гена тоже подключился. Анна решила пояснить все–таки:
- Извините, мы с дороги. Приехали прямо на похороны. Раз уж принесли это – она указал на тарелки, - значит, мы поедим, не возражаете?
Вербицкий молча кивнул. Он пил чай из большой чашки и ничего не ел. Наконец Анна и Гена насытились, вытерли руки и рты салфетками, отставили в сторону чашки и сказали:
- Мы готовы.
- Ну так, я Вас слушаю.
- Мы Вам уже рассказали, Ян Каземирович, по какой причине мы приехали сюда и почему ведем расследование. – Начала Анна. Ваш друг убит. А наш обвинен напрасно. Давайте вместе искать настоящего убийцу.
- Почему Вы так уверены, что Железняков не убивал? – голос у Вербицкого был глухой и тяжелый.
- Потому что, во-первых, он не убийца, - твердо ответил Гена. - Обычному человеку убить другого человека не так-то просто. А во-вторых, у него напрочь отсутствует мотив. Версия о том, что он мстил из-за того, что Кириченко велел ему сняться с выборов, надумана! Это глупо. Да, Кириченко попросил Железнякова снять свою кандидатуру, чтобы выиграл Курехин. Так было нужно новой партии. Но Павел мог бы и не послушаться. Он в любом случае выиграл бы выборы, это точно. А потом все как-нибудь разрешилось бы. Но он пошел навстречу Кириченко. Он не хотел обострять отношения, это во-первых, а, во-вторых, подумал, что так будет лучше для области. Ведь ему в отместку потом как мэру могли бы зарубить бюджет. И потом, Кириченко пообещал Железнякову, что в будущем все его затраты компенсируются. Он хотел помочь ему получить госзаказы через Министерство обороны и ФСБ…
- Чем он занимается? – вдруг резко спросил Вербицкий.
- Он делает охранные системы, которые используют в армии, в тюрьмах, в войсковых частях.
- Понятно. Продолжайте.
- Так вот. Мало того, что пообещал госзаказы, он еще дал понять Железнякову, что тот произвел на него хорошее впечатление и готов в дальнейшем взять его в команду.
- Да, я это подтверждаю, - вставила Анна. – И мне он тоже через Смирнова сделал предложение войти в их команду…. Правда, я отказалась.
- Почему?
- Из-за обиды за Павла..
Вербицкий взглянул на нее заинтересованно и, как показалось Анне, в его взгляде впервые за все это время скользнуло что-то теплое.
- Все шло очень хорошо, - продолжал Геннадий. – Мы даже решили провести небольшую проверку возможностей Кириченко. Мы попросили его найти отца одному парнишке, который его никогда не видел. Мать родила его от приезжего грузина, грузин знал об этом, хотел даже забрать сына, но мать разозлилась на него за то, что он не пожелал остаться с ней, и сына не отдала. А потом начались эти межнациональные войны, и все в бывшем Советском Союзе растеряли друг друга… Так вот, мы обратились к Кириченко с просьбой найти отца этого парнишки. И, представьте себе, прошло совсем немного времени, ну, может быть, неделя, и отца действительно нашли!
Вербицкий даже выпрямился и стал слушать очень внимательно и с интересом в глазах.
- Да, представляете, отец прикатил собственной персоной, забрал сына и уехал с ним в Грузию! – Анна хотел эмоциональным рассказом расшевелить Вербицкого. -Это была для всех нас такая радость! Мы отмечали в ресторане, этот грузин покорил весь ресторанный персонал и всех посетителей своим рассказом. Ведь как в романе! К нему там, в Грузии пришел некто неизвестный, сказал, что е у него в России есть сын и дал ему номер телефона. Грузин сразу позвонил, убедился и полетел в Россию как на крыльях! И тогда Железняков сказал: «Что же, может, Господь потому и надоумил мня пойти на выборы, чтобы этот парень нашел своего отца!»
- Прямо так и сказал? – недоверчиво спросил Вербицкий.
- Да, именно так., - подтвердила Анна. – И несколько раз. И еще он говорил что-то вроде того, что это событие – гораздо большая победа, чем была бы его победа на выборах.. А этот грузин ездил к Кириченко благодарить за сына. Я его сопровождала. Да Вы разве не читали публикации? Я много писала, весь Интернет был забит. Ведь событие совершенно неординарное. Вы разве не видели?
- Нет, - ответил Вербицкий. У меня нет времени на прессу. Я много тренируюсь, тренирую и езжу по соревнованиям. Но то, что вы рассказали, как раз в духе Вадима Борисовича. Он любил помогать людям. У него был на это талант.
- Талант? – переспросила Анна.
- Да, именно. У него как-то получалось делать окружающих своими друзьями.
- Тогда почему его убили?
По лицу Вербицкого снова заходили желваки.
- Не знаю…
- Вы должны помочь нам, Ян Каземирович. – Вы ведь хорошо его знали. Откроем Вам нашу оперативную тайну: мы собирали во время выборов о Вас информацию…. Так получилось. Когда Кириченко велел Павлу сниматься с выборов, мы подумали, что надо побольше узнать о нем. И стали все выяснять. Вышли на ваш клуб. По оперативной информации МВД этот клуб как будто неофициально принадлежит Кириченко. Но нас не это смутило. Понятно, что депутаты Госдумы все имеют бизнес, оформленный на подставных лиц. Нас больше встревожила информация о том, что якобы в этом клубе готовят киллеров.
Вербицкий посмотрел на Анну очень жестко:
- И что из этого?
- Ничего… Просто информация. Мы подумали, раз так, то Кириченко действительно очень серьезный человек. И решили, что лучше будет и вправду с ним дружить. И потом, один момент: Железняков не поручал нам сбор информации, мы с Геной сделали это сами, без согласования с ним. Так что он об этом ничего не знал.
- И вы ему ничего не сказали.
- Сказали. Потом. Но не все, - солгала Анна. Пусть этот Вербицкий не думает, что Павел снялся из-за того, что испугался его киллеров. – Но на следствии мы про Вас все же сказали. И Вы тоже попали под подозрение. Но теперь мы видим, что Вы не могли убить его. Поэтому и пришли к Вам… Поговорить.
- Почему Вы так уверены, что я не мог убить его? – во взгляде Вербицкого появилось что-то нехорошее, какая-то опасность. Анне даже стало страшновато. Может, не стоило ему говорить, что из-за них он попал под подозрение?.. Нет, надо говорить правду. Чтобы узнать правду.
- Потому что Вы любили покойного, - сказал она со спокойно уверенностью.
Вербицкий откинулся на спинку кресла и стал смотреть в стол, тяжело дыша. Наконец спросил:
- Откуда такая уверенность?
- Это видно. Вы переживаете его смерть. Это очень заметно… Мы не враги Вам, Ян Казимирович. Наш друг тоже попал в беду. И мы боимся его потерять. Давайте поможем друг другу.
Вербицкий встал из-за стола и заходил по кабинету. Шаг у него был очень тяжелый. Он ходил долго и мрачнел все больше. Казалось, его ходьбе не будет конца и края. И Анна решилась на вопрос:
- Кем для Вас был Кириченко?
Вербицкий внезапно остановился и взглянул ей прямо в глаза:
- Всем!
- Тогда расскажите все.
И он рассказал. Рассказ его был тяжел и трагичен.
- Представьте себе ребенка, против которого как нарочно всю жизнь боролось окружающее его общество. Таким ребенком был я. Я как будто проклят с самого рождения. Мои предки – родом из Польши. Дед был активным польским коммунистом, много раз сидел в царских тюрьмах. Он даже встречался с Лениным. После революции бабушка и дедушка переселились в Россию. Они считали, что Россия – рай для коммунистов. Решились наконец родить ребенка – такого счастья в годы революционной борьбы они не могли себе позволить. Отец хотел остаток жизни посвятить строительству первого в истории государства рабочих и крестьян. Но в известные вам 30-е годы прошлого века дедушка и бабушка были репрессированы и, по-видимому, расстреляны. Не помогли никакие революционные заслуги моего деда, он просто исчез с лица земли. Не пожалели сталинские псы и бабушки, она тоже пропала в лагерях. Отец мой как раз только что родился и был отдан в детский дом. Он учился очень хорошо, понимал, что чтобы выжить в таких условиях сыну врагов народа, нужно очень много трудиться. Он поступил в торговый техникум, закончил его с отличием, работал, заочно окончил торговый институт, тоже с отличием. Кончились страшные годы культа личности, и мой отец мог вздохнуть свободно и делать карьеру. Он и сделал ее. Совсем молодым он был направлен возглавлять только что построенный крупный универмаг где-то в Ставрополе. Женился очень поздно. Он хотел жениться так, чтобы семья ни в чем не нуждалась. Моя мать работала в этом же универмаге старшим товароведом.
Все шло хорошо. Я родился, родители во мне души не чаяли. Но вдруг отца арестовали. Не знаю, действительно ли он провинился в чем-то и допустил какие-то растраты, но я в этом сомневаюсь: он слишком дорожил своим благополучием и, думаю, вряд ли стал бы воровать, зная, чем это кончится. Думаю, его подставили, ведь желающих занять его место было очень много. Его посадили, а потом расстреляли за крупные хищения социалистической собственности. Мать посадили тоже. Меня отправили в детский дом. Мать сидела недолго, когда вышла, взяла меня из детского дома. Но прожила она недолго. Работы хорошей найти не могла, стала пить, ее лишили родительских прав, и меня снова отправили в детский дом. Потом мать спилась и умерла. Мне ничего после родителей не осталось… Так из благополучного мальчика из состоятельно семьи я превратился в круглого сироту, воспитанника советского детского дома. Я ненавидел всех. Но больше всего я ненавидел власть. Я, как отец, дал себе клятву, что вырасту и добьюсь всего сам. И построю свою жизнь так, чтобы быть ни от кого не зависимым. Во всяком случае, от власти.
В детском доме я был в Краснодаре. Вадим Борисович Кириченко был сначала каким-то комсомольским работником, он курировал наш детский дом. Дети его очень любили. В нем было что-то удивительно открытое. И его жена нас тоже очень любила. Она пекла печенье и пирожки и приносила нам. На каждые выходные Кириченко брали ребят к себе домой. Это были лучшие дни для детдомовских воспитанников! Мы чувствовали себя в их семье как родные. Со временем Вадим Борисович добился, чтобы у нас в детском доме были нормальные спортивные секции. Их открыли. Он сам подбирал тренеров. Тренеры были очень хорошие. Благодаря им из нашего детского дома вышло очень много мастеров спорта. Но лучшим был тренер по стрельбе из винтовки. Мы просто обожали его! И именно благодаря ему я принял решение стать настоящим профессиональным стрелком. Я был лучшим его воспитанником! Вскоре я стал побеждать на всех соревнованиях и выполнил все детские и юношеские нормативы. Стал мастером спорта. После детского дома я пошел работать сторожем, дворником – кем угодно, чтобы только у меня было свободное время заниматься спортом. Я все свободное время проводил в секциях стрельбы и самбо. В1994 году мне исполнилось восемнадцать лет, и меня забрали в армию. Конечно, я попал в стрелковое подразделение. А в конце 1994 года началась война в Чечне, и меня сразу направили туда. Так я стал профессиональным снайпером. Там я получил кличку Киллер, потому что стрелял без промаха. Я ничего не боялся. Я так хотел выжить и добиться чего-то в жизни, что шел напролом. Я по-прежнему ненавидел власть и, признаться, даже мелькнула у меня мысль перейти на сторону чеченцев. Но я вспомнил семью Кириченко, и подумал: а вдруг чеченцы захватят Краснодар, и меня заставят убить его? И моего тренера, и моих друзей по спорту и детскому дому... И я выкинул эти мысли из головы.
Я пришел из армии героем, с наградами и именем. Тогда еще денег за войну в Чечне не давали. Я опять устроился дворником и снова стал посещать секцию стрельбы. Кириченко стал уже заместителем по воспитательной работе в колонии строго режима. Мы продолжали поддерживать отношения. Его дети уехали учиться, и они с женой пригласили меня жить с ними. Я с удовольствием согласился, ведь у меня как выпускника детского дома было только койко-место в общежитии. А у них была хорошая трехкомнатная квартира и большой загородный дом. Вскоре Вадим Борисович помог мне с работой. Он дал денег и помог организовать и оформить частное охранное агентство. Я взял туда всех желающих выпускников нашего детского дома, которые проявили спортивные достижения. Я, как и мой отец, стремился стать лучшим. И вскоре мое охранное агентство стало лучшим в городе. А потом и в области. С нами с удовольствием заключали контракты и крупные предприятия, и небольшие фирмы. А потом на войну с Чечней стали приглашать по контрактам, и я поехал. Кириченко не хотел, чтобы я ехал, он боялся за мою жизнь. Но я поехал. Мое охранное агентство работало уже хорошо и без меня, и я только получал прибыль. Все шло хорошо.
В Чечне я сидел практически безвылазно, все время участвовал в боевых действиях и много зарабатывал. Когда приезжал, то жил у Вадима Борисовича. У меня уже были деньги на собственное жилье, но он говорил мне: «Брось ты эту затею. Можем, мы с тобой еще в столицу переберемся». Я во всем его слушался и свято выполнял его волю. За это время он развелся с первой женой, женился на второй. У него во второй семье родился ребенок, но я продолжал жить сними. Впрочем, я ведь приезжал не так часто. Кириченко за эти годы продвинулся по службе. Из заместителя стал начальником колонии, потом – заместителем начальника управления исполнения наказаний области, а потом и начальником.
В самом конце 1990-х он мне сказал, что ему здесь уже скучно и что нужно перебираться в Москву. В декабре 1999 года были очередные выборы в Госдуму России, и он решил в них участвовать. Конечно, его должность была неоднозначной, не слишком-то любят у нас начальников тюрем и тем паче начальников УИН. Но он был очень обаятельным, и потом, он очень много сделал для облегчения участи заключенных. Он поделился со мной планами и спросил: «Ян, ты мне поможешь?» Какой может быть разговор! Да я жизнь готов был отдать за него! Началась предвыборная компания. У него своих денег было немного, но я дал ему из моих сбережений столько, сколько было нужно. Я подтянул всех своих знакомых, всех друзей, всех сотрудников своей фирмы. Ну и, конечно, всех знакомых детдомовцев. Мы блестяще провели агитацию! Мы ходили по домам и квартирам и рассказывали, как много этот человек сделал для нас, бедных советских сирот. Люди слушали нас с удовольствием, многие даже плакали. Вадим Борисович выиграл с огромным перевесом! Он стал депутатом от Краснодарского края. Он очень много работал, много выбил денег из федерального бюджета. В том числе на детские дома. К концу депутатского срока ему предложили должность в администрации одного из районов Москвы. Он согласился. Но проработал только до 2003 года.. С кем-то там поссорился. И решил снова пойти в депутаты, но уже по московскому округу. В 2003 году он успешно победил на выборах в том районе, где работал в администрации. И с тех пор уже постоянно был депутатом. Вот уже десять лет… Вторая жена не пожелала перебираться с ним в Москву, он женился здесь третий раз. С обеими краснодарскими женами он остался в прекрасных отношениях.
- Ну а Вы? Как и когда Вы перебрались в Москву? – спросила Анна.
- В 2004 году, когда он стал депутатом от московского округа. Он позвал меня сразу. Я очень выгодно продал сове охранное агентство в Краснодаре, плюс у меня были еще сбережения. На эти деньги я по совету Вадима Борисовича организовал спортивный клуб. Купил участок земли в Подмосковье и построил хороший тир. Вскоре я женился. Все шло хорошо… До недавнего времени.. До этих проклятых выборов в вашей проклятой области!
- Ну зачем Вы так, Ян Каземирович! От смерти никто не застрахован. Почему Вы считаете, что раз его убили в нашей области, значит, его убили наши люди? Может, это был киллер из Москвы. Давайте лучше подумаем, кому он мог перейти дорогу?
- Понятия не имею! Я сам над этим ломаю голову.
- У него был бизнес в Москве?
- Да, конечно. Как у всех депутатов. Не жить же на одну зарплату! Оформлены фирмы были на подставных лиц.
- Может быть убийство связано с бизнесом? – спросил Славин.
Вербицкий пожал плечами:
- Теоретически может. Но практически вряд ли. Кончено, у него были конкуренты, но он умел со всеми договариваться.
- А все-таки? – настаивал Славин. - Я много лет проработал в органах и, поверьте, ни одну версию отметать нельзя. Иногда преступление совершали по самому невероятному мотиву. И люди, на которых ну никак нельзя было подумать. Вы ведь знаете все фирмы, где у Кириченко был бизнес?
- Думаю, что да.
- В можете составить список этих фирм с подробным изложением руководителей, видов бизнеса, сферы интересов?
- Да, смогу. Но что вы будет с ним делать? Неужели вдвоем так и будете ездить по Москве и по другим города и проверять? Да вам жизни на это не хватит!
- Нет, сами мы, конечно, эту работу не осилим. Но мы ведь сотрудничаем со следствием. Передадим информацию следователю, он подтянет оперативников. И проверка займет не так уж много времени. Может, будут московские оперативники работать. Сами понимаете, когда убить депутат Госдумы, тут уж всех заставят бегать в хвост и в гриву.
- Да, но пока, похоже, никто не бегает?
- Это, Ян Каземирович, потому, что считается, будто убийца найден! Слава Богу, повезло со следователем: он верит в невиновность Железнякова, это хороший, молодой, но очень опытный следователь. Он всегда рассматривает много версий. А был бы какой-нибудь карьерист –мальчишка, или старикан, которому все уже давно лень, то дело по обвинению Павла уже наверняка передали бы в суд. Вы представляете, если так случится, и настоящий убийца останется на свободе?
У Вербицкого опять заходили по лицу желваки.
- Хорошо, я это сделаю, - сказал он после некоторой паузы. - Я помогу вам по мере сил и в другом. Я смогу подключить и местную полицию, у меня там много друзей, я им часто помогаю. Однажды я даже задержал преступников. Оказываю и спонсорскую помощь. Есть благодарности от МВД России. В общем, думаю, мне там не откажут… Но у меня есть одно условие.
Вот те на! Анна и Славин переглянулись.
- Мое условии таково, - продолжал Вербицкий после некоторой паузы. – С сегодняшнего дня и до самого конца расследования я буду вместе с вами. И вы будет по-честному держать меня в курсе всех событий, которые будут происходить, и делиться со мной всей информацией. Я, в свою очередь, беру такие же обязательства на себя. Ничего не буду скрывать от вас и буду по мере сил помогать. В меня поняли?
- Ян Каземирович! – Анне это условие не понравилось. – Поймите, мы сотрудничаем со следствием, и с нами следователь делиться имеющейся у него информацией, невзирая на тайны следствия. Он ведь нарушает служебные инструкции. Но нас он более-менее знает, у нас общие знакомые, да и мы в нашей области люди известные. А как мы скажем ему, что должны этой информацией делиться с Вами? Ему это не понравится совсем. Он может просто отказать нам в сотрудничестве, и мы вообще ничего не получим. Никакой информации.
- Это ваши проблемы, - отрезал Вербицкий. – Я же сказал: я должен владеть всей информацией! Так и только так. В противном случае я отказываюсь сотрудничать и буду проводить расследование сам. И если я приду к выводу, что убийца все-таки Железняков, то даю вам слово, что он не доживет до суда.
Анну передернуло. Вот ведь как поворачиваются события! Похоже, у них нет выбора, Вербицкий просто не оставляет им никаких шансов.
- Можно мы подумаем? Совсем немного. Скажем, до завтра. Нам надо выработать концепцию, как общаться со следователем. Нельзя же его подставлять.
- Хорошо, давайте до завтра. Завтра свяжемся. Я уже кое-что подготовлю для вас по фирмам Кириченко.
- А, кстати, - Анна решилась наконец задать тот вопрос, который с самого начала мучил ее. – Мы все говорим о Кириченко. Но ведь убит еще и Смирнов. Что Вы знаете о Смирнове?
Вербицкий опять тяжело вздохнул.
- Смирнов был очень закрытым человеком. Поэтому узнать что-либо о нем было очень трудно. Когда он появился рядом с Кириченко, я, признаться, заволновался. Что за человек? Никто о нем ничего не знает, а это опасно. Я боялся, что он навредит Вадиму Борисовичу.
- Когда он появился?
- В Краснодаре. Когда Кириченко был то ли начальником колонии, то ли еще заместителем. Насколько я знаю, он родом из Алтайского края, тоже детдомовец. В Краснодарском крае служил в армии, познакомился там с девушкой, женился и остался. Но брак был недолгим. Через пару месяцев после свадьбы в автомобильной катастрофе погибла его жена. Сам он отделался переломами, было разбито лицо, но остался жив. Жена была беременна, самый начальный срок. Кириченко рассказывал, что Саша чуть не сошел с ума, хотел покончить с собой, он ходил к нему в больницу, поддерживал, убеждал, что жизнь еще только начинается и что многое впереди, а раны залечатся. После этого Смирнов да слово, что никогда не женится и будет хранить память о своей жене и своем неродившемся ребенке вечно. Так оно и вышло. С тех пор он так же, как я, был предан Вадиму Борисовичу. Даже больше, чем я.
- Почему больше?
- Ну, потому что я хоть и пережил много, но нашел в себе силы встать на ноги и жить. Еще я женился. Очень удачно женился. Я люблю свою жену и своих дочек. И теперь буду жить только ради них.. Кончено, после того, как расквитаюсь с убийцей Вадима Борисовича... Вот, я вам рассказал все, что знаю точно. То, что знаю предположительно, в ближайшее время сообщу. А вы скажите мне, какие еще есть версии у следствия?
- Банальное ограбление тоже не исключается, - начал Славин.
- А что, что-нибудь пропало?
- Практически ничего. Только нательный крест с шеи Смирнова убийца сорвал. По показаниям домработницы и жены Кириченко Смирнов всегда носил на шее очень дорогой и красивый крест. Домработница даже носила его в ювелирный салон по поручению Смирнова, чтобы крест почистили.
- Да, я помню этот крест. Золотой с бриллиантами. Это была одна из немногих привязанностей Саши. Он ничего не говорил об этом кресте, но мне кажется, что это связано с какими-то воспоминаниями детства. Может, это связано с его родителями. Или с погибшей женой. Не знаю. А расспросов он не любил. В окружении Вадима Борисовича вообще было не принято задавать друг другу вопросы. Каждый имел право хранить свои тайны, они никого не тревожили… Крест, конечно, очень дорогой, но неужели это единственное, что взял грабитель? Почему?
- Денег действительно не взял. Хотя их в квартире было много. Но это ничего не значит. Может, его кто спугнул, он рванул крест и бросился бежать. Следователь надеется, что крест где-нибудь всплывет. Такой крест не может пройти незамеченным. Оперативники уже прошерстили всех скупщиков. Будут и дальше шерстить. Какие-нибудь агенты все равно доложат, - Славин был уверен, что скупщик краденого, как и в старые добрые времена, за обеспечение своего покоя сдают воров.
- Понятно..А еще версии?
- Ну, есть версия о том, что их убил Давитиани…, - нехотя начала рассказывать Анна.
- Кто это такой? – резко спросил Вербицкий.
- Это тот отец юноши, которого нашли с помощью Кириченко в Грузии. Мы Вам рассказывали. Он приехал и забрал сына.
- Какие у него мотивы?
- Весьма хлипкие, но проверить все же стоит, - ответила Анна. - Дело в том, что юношу попытался изнасиловать глава Маузбургского района некий Курехин. Он гомосексуалист со стажем. Все это знают, но никто ничего не может доказать. Жители Маузбургского района просто боятся на него жаловаться, хотя есть информация, что он насиловал детей… Так получилось, что этот юноша познакомился с Железняковым, и Железняков принял участие в его судьбе. Уголовное дело так и не возбудили, так как доказательство не было почти никаких. Да и время ушло, даже экспертиза уже ничего не показала. Но мы в предвыборной агитации стали использовать эту историю, и народ очень был рад этому. Потому что до этого случая все просто боялись говорить о Курехине как о гомике. Мы сказали юноше: проигрыш Курехина на выборах будет для него пострашнее уголовного дела. Потому что потеряв должность Курехин потерял бы практически все! Мы так и решили раскручивать эту историю, чтобы Курехину было неповадно. А потом случилось то, что случилось: Павел по просьбе Кириченко снял свою кандидатур с выборов, и Курехин победил. Голосовать в Маузбургском районе было больше не за кого: остальные были просто подставными Курехина. Получается, что Кириченко был косвенно виноват, то Курехин остался не отомщенным.
- И почему вы решили, что этот грузин должен непременно убить Кириченко?
- Потому что сын рассказал ему о происшествии. И он несколько раз пытался расспрашивать у нас подробности. Мы сразу почуяли недоброе и постарались сгладить обстановку. Он спрашивал и про киллера, мол, нет ли здесь возможности нанять киллера? И поэтому когда произошло убийство, мы предположили, что, может, этот грузин считает виновным в чем-то Кириченко. Ведь если бы Кириченко не вмешался, то Курехин проиграл бы. И это была бы месть. А так получилось, что Курехин опять в фаворе и при должности.
Вербицкий на секунду задумался. А потом согласился:
- Да, эта версия вполне может быть. И как найти этого грузина?
- Он уехал с сыном в свой город. Мы знаем, как его найти. У нас и телефон есть, и визитка его есть, и название города, и фирмы, которыми он руководит. Но вдруг он вообще никуда не уезжал? Сейчас оперативники по поручению следователя проверяют, действительно ли Давитиани уехал из Рыбацкого. Они должны найти машину, которую нанимал Давитиани до Москвы, и потом проверить, садился ли он на автобус до Тбилиси. Как только этот станет известно, мы Вам сообщим.
- Ну, он мог действительно убивать не сам, мог нанять киллера и уехать спокойно, - засомневался Вербицкий.
- Вполне возможно. Если следствие пожелает, то организует проверку и в Грузии. Дело-то серьезное. Но вот не очень-то хочет начальник следствия эту версию отрабатывать. Говорит, что хлипкая.
- Ладно, как получится, - резюмировал Вербицкий. – В конце концов, нам никто не мешает самим поехать в Грузию, если будет такая необходимость. Надеюсь, все? Наш договор заключен?
Вербицкий поднялся, давая понять, что разговор окончен.
- Последний вопрос, Ян Каземирович! – остановился его Анна. – Зачем Вы однажды рано утром приезжали в штаб «единорогов» рано утром и тайно заходили через черный ход?
Вербицкий прищурился, помолчал.
- Откуда вам это известно?
- Неоткуда, - спокойно ответила Анна. – Мы вас просто видели. Почти случайно.
- Ах вон оно что… А я и не предполагал, что меня кто-нибудь узнает в чужом городе… Все очень просто: я привозил Вадиму Борисовичу деньги.
- Деньги?!
- Ну да, деньги. Партия поиздержалась, он поручил мне пособирать у знакомых коммерсантов. Ну, я и свои, конечно же, добавил, дело-то общее.
- Но почему же тайно?
- А зачем явно? Чем меньше людей знают о нашей дружбе, тем лучше. Вы же сами сказали, что у моей фирмы дурная репутация, - Вербицкий даже улыбнулся, в первый раз за весь разговор.
Они обменялись визитками и расстались.
На обратном пути в маршрутке было мало народу, поэтому Анна и Славин сели отдельно, чтобы пошептаться и обсудить текущий момент. Анну очень смущало данное Вербицкому обязательство ставить его в известность обо всем, что будет известно следствию.
- Гена, я, честно говоря, боюсь. Во-первых, мы не можем подставлять следователя, как-никак, а он принял нашу сторону. Еще неизвестно, что будет, когда начальство догадается об этом. Могут ведь и отстранить.
- Могут. Но можно же давать Вербицкому не всю информацию. Как бы суть излагать ему правильно, но тонкостей не говорить.
-Я так не могу, Гена, мы же слово дали. Я не привыкла обманывать людей.
- Ничего, считай это издержками оперативной работы. В данный момент ты занимаешься не журналистикой, а оперативной работой, там совершенно другие правила.
- Да, а теперь представь, Гена, если мы вычислим настоящего преступника. Мы должны будем сказать об этом Вербицкому. И что? Ты прекрасно понимаешь, что он не доживет не только до суда, но даже и до ареста. А мы с тобой все-таки должны установить справедливость. И потом, если Вербицкий устроит над убийцей самосуд, еще не факт, что Пашу признают невиновным.
- Значит, будем тянуть с этой информацией до тех пор, пока убийцу не арестуют.
- Хорошо, но если он узнает, что мы его обманываем?
- Как? У него нет в нашем окружении людей. И потом, ты же знаешь, что лучшая правда – это полуправда. Надо делиться с ним информацией так, чтобы он ни о чем не догадался. Я же сказал: излагать суть, но без нюансов.
- А следователь? Мне стыдно перед Синченко.
-Посмотрим… Что-нибудь придумаем.
Анна задремала. Ее разбудил телефонный звонок. Звонили на телефон Славину. Он показал Анне экран - следователь Синченко, легок на помине, звонит! Славин ответил:
- Да… Едем из Москвы. Да, есть информация… Будем часов в восемь… Так ведь поздно уже… Будет ждать? В кабинете? Нет? В кафе напротив? Хорошо, сейчас разу поедем. – Синченко просит приехать сразу к нему, - объяснил Геннадий Анне. – Говорит, у него есть сногсшибательные новости!
В Рыбацком они, не заезжая домой, сразу взяли машину до областного центра. В половине десятого вечера они уже заходили в маленькое уютное кафе напротив следственного комитета. Синченко спокойно попивал кофе. Анна и Гена заказали ужин, ведь сегодня целый день они продержались только на бутербродах Вербицкого. За едой быстро и вкратце рассказали о разговоре с Вербицким. И об условиях сотрудничества с Вербицким тоже. Не скрывать же это от следователя, который так хорошо к ним относится и так хочет помочь Железнякову!
- Это вы зря, ребята! – Синченко нахмурился. – Как же так?.. Мне придется с вами прекратить отношения. На меня и так косо смотрят. Хорошо, что ты договор заключил с вдовой, хоть теперь официальный повод есть с вами общаться, - Синченко и Славин перешли на «ты». Хоть разница в возрасте и была лет пятнадцать, все равно, что ни говори – одна система взглядов, и почти одна профессия.
- Пожалуйста. Не надо! – взмолилась Анна. – Мы постараемся Вам не навредить! В конце концов, пока еще ничего не известно, и сейчас Вербицкий будет нам полезнее, чем мы ему. А потом – время покажет.
- Хорошо, - кивнул Роман Синченко. - Давайте пока так. Напишите отчет о поездке, копию договора с вдовой тоже приложите. Пусть у нас все будет законно и официально. Чтобы не подставляться. Но встречаться давайте лучше на нейтральной территории. У нас, как вы знаете, не любят, когда следователь гнет свою линию.
- Поняли, - кивнул Славин. – Ну а у тебя что?
- А у меня вот что. Во-первых, проверили Давитиани. Он действительно нанял машину до Москвы, нашли водителя, он подтвердил, что отвез Давитиани с сыном на станцию метро Достоевского . Оттуда ходят прямые автобусы на Тбилиси. Нашли водителя автобуса. Он запомнил грузина с сыном и легко опознал их по вашим фотографиям. То есть. Версия с Давитиани пока отпадет. Если он нанял киллера, то сейчас это проверить совершенно невозможно. Советского Союза, увы, уже нет!
- Ладно, посмотрим потом. Что-нибудь еще у тебя есть? – спросил Славин.
- Есть сведения от жен и друзей Кириченко. Оперативники смогли найти в Москве третью жену, детей и кое-каких друзей. Все как один утверждают, что со всеми у Кириченко были хорошие отношения и зла на него никто не держал. В Краснодарском крае местная полиция тоже по нашему поручению опросила бывших жен. То же самое: прекрасные отношения, полная обеспеченность и помощь и никаких обид! Опера поинтересовались, не было ли врагов? Жены говорят, что не было. Одна, правда, сказала, что, может, кто из преступников в обиде, когда сидел в колонии, где Кириченко был начальником.
- Ну, это вряд ли! – сразу перебил Гена. – Я еще не помню случая, чтобы сидельцы убивали начальников колонии. За свою отсидку тюремному начальству они не мстят.
- Я тоже так думаю, - согласился Синченко. – И потом, я узнал: тюрьма у Кириченко была образцовая, он старался делать все для заключенных. Сидеть там было намного лучше, чем в остальных местах. Преступники всегда мечтали попасть к нему.
- Ну вот, круг сужается, - как бы порадовался Славин. – Вербицкий отпадет, жены, дети и друзья тоже отпадают. Остаются ограбление, Давитиани и бизнес. Над бизнесом с легкой руки Вербицкого уже скоро начнем работать. Еще какие новости есть?
- Да, иначе бы я вас так срочно и не вызывал бы. Очень любопытная штука! Получены результаты экспертизы пистолета, из которого было совершено убийство. Пистолет «засвеченный».
- И что?! – в один голос буквально крикнули Анна и Славин. – Они совсем забыли, что ведь еще проверяется оружие, из которого стреляли.
- А вот что! – видно было, что Роман Синченко был очень доволен произведенным эффектом. Мол, я тут тоже не дурью маюсь, кое-что могу. – В конце 90-х годов прошлого века этот пистолет не единожды фигурировал в бандитских разборках. Из него были убиты многие известные бандиты нашей области. Но найти пистолет тогда так и не удалось. Несколько лет назад он всплыл опять – во время ограбления магазина. Там бизнес не поделили, и обиженный решил таким образом отомстить… Преступников вычислили, все удалось доказать, они осуждены. Однако пистолет успели куда-то спрятать. И вот он всплывает опять. Видимо, его хранят надежно и время от времени дают в пользование. Или же он переходит из руки в руки.
- Да-а-а… Очень интересно… Получается, что убили его все-таки наши. И тогда больше всего подходит версия ограбления. Не станет же, скажем, заезжий грузин Давитиани нанимать наших бандюков для такого дела! Да у него и времени-то не было ни с кем связаться, он все время был у нас на виду.
- Не скажи, - засомневался следователь. – Может, у него здесь были какие старые связи. Нашел, заплатил денег- да и все.
- Да ты что, Рома! Ты забыл его историю! Были бы у него какие связи здесь, он давно нашел бы сына! Нет у него никаких знакомых, был директор совхоза, и тот то ли заболел, то ли умер. Он даже когда за сыном маленьким приезжал, никого не мог найти, кто бы ему помог, так и уехал ни с чем. Какие связи!
- Ладно, согласен с тобой, Гена. Но вот если ниточка убийства тянется в Москву, то это уже сомнительно. В Москве своего оружия полно, и не засвеченного. Если уж убийца оттуда, то покруче наших будет, на кой хрен ему наш насквозь засвеченный пистолет.
- Это все понятно. Хотелось бы, конечно, найти крест. Тогда легче легкого вычислить убийцу. Еще что у тебя?
- Пока ничего. Да и хватит с вас! Итак немало за считанные дни.
- Ладно, - Гена стал подниматься. – Поедем мы, устали как собаки, целый день на ногах. Одна Москва чего стоит.
- Роман, а что из этого можно сообщить Вербицкому? – спросила Анна, тоже поднимаясь. Она хотела, чтобы все-таки все было по-честному.
- Да вообще-то желательно – ничего! – в голосе Синченко слышалась неподдельная обида.
- Но как же договор? Я понимаю, что не с Вами, а с нами он заключен, и все же.... Поймите, он поставил нас в очень жесткие рамки: если убийца найден не будет, и следствие придет к выводу, что убил все-таки Железняков, то Железняков, как сказал Вербицкий, не доживет до суда. Вербицкий сам убьет его. И я лично в это верю! Вы бы видели этого Вербицкого: потенциальный убийца и народный мститель. Аж жуть берет.
- Ладно, - кивнул следователь. – Будь по-вашему. Можете все сказать ничего тут особенного нет. В конце концов, может, у него есть свои связи в криминальном мире и он поможет найти пистолет или крест. По крайней мере, эта информация отвлечет его от мыслей о мести.
Они попрощались.
Следующий день решили взять себе для отдыха. В конце концов, если не отдыхать вообще, то можно расследование это и не закончить. Вербицкий взял тайм-аут, вот и будем, сказал Гена, ждать, пока информацию нам пришлет. Анна даже занялась огородными работами. Выкопала морковь, посадила чеснок, собрала яблоки. Всего было немного, но им хватало. Задумала сделать компоты из слив, их вся семья очень любила, и даже сливы собрала в бельевую корзину. Вечером решила делать заготовки, посмотрела – нет крышек для закатки, собралась в магазин. И в пути за крышками ее застал звонок Славина. По возбуждению, присутствующему в голосе, Анна поняла, что что-то будет…
- Аня, что делаешь?
- В магазин иду. Крышки для закатки компотов мне нужны. А ты чего как с цепи сорвался?
- Ну иди! Не задерживайся только. Я сейчас в одно место еду, там такое!!! Если все сложится как надо, значит, к тебе сразу приеду.
- Ладно, буду ждать.
Приехал Славин уже за полночь, когда Анна закатала уже добрую половину банок и клевала носом. Рыжие вихры всклочены, зеленые глаза горят как елочные гирлянды… .Словно он не пятидесятилетний пенсионер УВД, а пятнадцатилетний пацан, играющий в казаки-разбойники.
- Ну, что случилось? По твоему виду можно предположить, что ты преступника поймал.
- Почти! Ты не представляешь, какая у меня сногсшибательная новость! Слушай, ты просто с ума сойдешь… Да ты лучше сядь… И кофе мне сделай.
Анна послушно заварила другу кофе, села в кресло и стала ждать. Славин просто обожал брякнуть про новость, а потом вальяжно сидеть и с издевкой наблюдать, как слушатели сходят с ума от любопытства. Анна знала эту его манеру и не торопила его, старательно делая вид, что ей, в общем-то, безразлично. Она знала, что Гена не выдержит первый. И действительно, он долго ждал ее расспросов и, наконец, изрек:
- Ну, чего не спрашиваешь? Неинтересно тебе, что ли?
- Откуда я знаю, - равнодушно пожала Анна плечами. – Ты же не говоришь о чем речь. Может и ничего интересного для меня….
- Да ну тебя! Слушай…
Славин рассказал действительно кое-то потрясающее. Приятели оперативники, зная его интерес к делу об убийстве Кириченко, позвонили ему после обеда и сказали, что есть интересная информация. Задержали за что-то двух известных в области жуликов, причем, задержали на территории Рыбацкого района, значит, везти их нужно в Рыбацкое УВД. Их допросили с пристрастием, поторговались. Они взмолились отпустить их, и за свободу пообещали выдать хорошую информацию. Поклялись, что информация многого стоит, что она касается одного известного вора в законе. Ну, полицейские, как положено, поломались немного, доводя жуликов до кондиции, а потом ударили по рукам. И жулики рассказали следующее.
Недавно на одной грандиозной загородной бандитской тусовке молодой жулик по кличке Пончик, отсидевший всего один раз за кражу, похвастался, что приобрел автомат Калашникова. Ему, конечно же, не поверили, стали подкалывать. Он обиделся, прыгнул в машину и через некоторое время вернулся с настоящим «калашом». Тут все, конечно же, решили пострелять, и поднялся шум. Хоть место и было укромное, все же выстрелы услышали жители соседних деревень. Испугавшись, на всякий случай позвонили в полицию. Наряд полиции был как раз неподалеку, нагрянул и бандюков накрыл еще, как говорится, тепленькими. «Калаш» они все же сумели то ли спрятать, то ли незаметно увезти. Бандитов под белы руки, в местное отделение, ну и кое-кто развязал язык и сдал Пончика. Тут же взяли у прокурора санкцию на обыск – как-никак, а огнестрельное оружие! Оперативники позвали Славина с собой на задержание Пончика, заодно и понятым будет. Взяли и кинолога с собакой. К Пончику нагрянули домой, он, знамо дело, «в непонятки», дома обыск провели и ничего не нашли. Взяли Пончика под белы руки и повезли на дачу. Обыскали все, и наконец нашли «калаш», завернутый в старое тряпье, в заброшенном колодце, в углублении сруба. Позвали еще понятого, составили протокол. На автомате были отпечатки пальцев. Пончик отпираться и не думал, сваливать ни на кого не стал. Ведь западло, когда из-за тебя невинных берут, какой-никакой, а бандитский кодекс существует. Ну, в общем, Пончика увезли в Рыбацкое УВД. Славин поехал тоже.
Пончик был растолстевшим на анаболиках молодым квартирным вором. Но по оружию никогда не проходил. Изъятый у него автомат Калашникова был совсем новый. Регистрационный знак оказался целехонек. Тут же связались с базой данных пропавших автоматов Калашникова, и сразу установили: сей автомат Калашникова был украден вором по кличке Амиран при бегстве из Иркутской колонии! Причем, из него были убиты несколько тюремных охранников. Вот так да! Конечно, оперативники принялись доводить Пончика до кондиции, мол, ты ездил в Иркутск освобождать Амирана, ты убил охранников, так что сидеть тебе долго и упорно. Пончику, понятное дело, сия «мокруха» была совсем не по душе, пришлось расколоться. И он рассказал такую историю.
У Пончика был старший брат, тоже бандюган, по кличке Кабан. Он здорово шумел в 1990-ых и был близок с главным тогда авторитетом области Бруней. Бруня был знаменит еще и тем, что фигурировал в записной книжке знаменитого вора в законе Японца, которого расстреляли в Москве в начале этого века. Бруня не отрицал знакомства с Японцем и даже гордился им, а последнее время отошел от криминальных дел и занялся бизнесом. Брат Пончика был у него кем-то вроде службы безопасности. Но безопасность не помогла, Бруню убили. Кабан некоторое время держал власть в группировке. Но потом все развалилось, прошел очередной передел и Кабана тоже убили. Так вот, перепуганный Пончик стал уверять оперативников, что он просто обменял спрятанный после смерти брата пистолет Макарова на автомат Калашникова.
Оперативники на него насели как следует.
- Откуда у тебя пистолет Макарова?
- Я же говорил – брательник оставил.
- Как? Каким образом? Почему не сдал как положено в полицию?
- Так ведь память о брательнике..
- Где хранил?
- На даче… В старом колодце.
- Знал, что за пистолет?
- Брательник говорил, после разборок остался ему.. Как трофей…
- Трофей! – Славин чуть не съездил по морде Пончику, хорошо, опера пригрозили, что выгонят с допроса.
- Что знаешь о пистолете?
- Ничего…
Славин сделал вид, что снова рассвирепел. Пончик вжался в стул, на котором сидел.
- Что брательник говорил о пистолете? Стрелял из него?
- Я – нет, не стрелял…
- А брательник?
- Не знаю… Может быть.
- Говоришь, обменял на «калаша»?
Пончик кивнул.
- Как проходил обмен?
Пончик стал рассказывать. Ему позвонил известный местный авторитет, фамилию Пончик называть наотрез отказался («хоть убейте, не скажу, потому что потом «замочат») и сказал, что есть человек, весьма уважаемый, которого интересует кое-что, оставшееся после брата. Авторитет сказал:
- Мы уже этим всем давно не балуемся, все скинули, но у тебя, знаем, есть. Отдай хорошему человеку «волыну», тебе же легче будет. Да и денег заработаешь.
Пончик согласился, сказал, чтобы приезжал этот человек к нему на дачу. Человек прибыл. Он был один. Пончик достал из колодца «волыну», гость осмотрел, спросил, есть ли «шептало»? Пончик достал и глушитель. Гостю все понравилось.
- Что ты хочешь за все это? – спросил он.
Пончик решил продемонстрировать уважение к авторитетному гостю и сказал:
- Цены этому я не знаю. Что дадите, тому и буду рад.
Гость немного подумал.
- Ты любишь оружие? – спросил он.
- Да, очень, - признался Пончик. - Сам не свой. Все уже давно скинули свои «волыны», а я вот все храню. Тем более что память о брательнике..
- Ну тогда давай меняться! – и вытащил из-под полы куртки настоящий автомат Калашникова.
Пончик очень обрадовался и тут же согласился. Он не любил пистолеты, ему всегда хотелось иметь настоящий автомат. Неизвестный гость растворился в темноте.
- Как он выглядел? – спросил Славин, которому по старой дружбе давали слово.
- Старый такой. За шестьдесят уж точно. Невысокого роста. Сутулый немного.
- С бородой?
- Не-а! – затряс головой Пончик. – Наоборот, чисто выбритый.
- Ты его хорошо запомнил? – спросили оперативник.
- Да, - ответил Пончик.
- Узнать сможешь?
- Постараюсь.
Оперативники выложили на стол перед обмякшим Пончиком фотографии авторитетов, среди которых красовался Амиран. Пончик тут же указал на его фотографию.
- Этот! А кто это?
- Это, приятель, очень известный рецидивист, даже можно сказать, с мировым именем. На нем одних убийств, наверное, не меньше десятка…Правда, он не отсюда родом, и территория его не здесь, но зачем-то он, видишь ли, к нам залетел...
На Пончика слова оперативника об авторитетном воре произвели удручающее впечатление.
- Да-а-а… Закапризничал он. – Я вот вам тут все выложил, а он найдет меня и – того! – Пончик продемонстрировал, что сделает с ним Амиран, характерным ударом ребром ладони по горлу.
- Тебя посодют – а ты не воруй! – поиздевались оперативники.
Но заверили Пончика, что его показания будут записаны кратко, без всякого упоминания об авторитете, через которого на него вышел Амиран. А в качестве бонуса Пончику пообещали, что, во-первых, нигде не укажут, что он с друзьями пьяный палил из «калаша», поэтому он пойдет только за хранение огнестрельного оружия, а, во-вторых, оформят добровольную сдачу оружия, что существенно облегчит дело. Составили все протоколы, опознание Амирана записали на видео, Гена сбегал за вторым понятым и привел из ближайшего магазина знакомую продавщицу. Все сделали чин чинарем, Гена и девушка расписались в протоколе, девушка ушла, а Пончика увели в ИВС,
Оперативники вскипятили чайник и стали обмозговывать. Хотя обмозговывать было нечего: все предельно ясно. Сбежавший из иркутской тюрьмы Амиран зачем-то приехал в их регион, нашел, видимо, по старым связям, какого-то авторитета, узнал у него, что есть пистолет с глушителем у некоего юного бандюгана, отыскал этого Пончика и обменял украденный автомат, из которого убил охранников, на «волыну» с «шепталом», и, по всей вероятности, убил из пистолета Кириченко со Смирновым. Завтра утром Пончика повезут в областной центр к следователю, там ему предъявят пистолет. Если опознает – все сойдется одно к одному, и дело можно считать раскрытым.
- Не радуйтесь! – перебил друзей Славин. – Во-первых, Амиран не пойман. Во-вторых, надо хотя бы приблизительно знать мотив. Какой может быть мотив у матерого вора в законе при убийстве депутата Государственной думы?
- Ну, ограбление, например. Крест же сорвали со второго трупа, - предположил самый молодой из оперативников.
- Ага, и Амиран сбежал из Иркутской тюрьмы, преодолел, скрываясь и прячась от всех, больше пяти тысяч километров, чтобы проникнуть в наш регион, найти здесь депутата Госдумы и его помощника и грохнуть их из-за одного-единственного креста, хоть даже с брюликами! – возмутился Славин. – Да Амиран с его квалификацией таких крестов мог бы и вокруг Иркутска наворовать не один десяток!
Все это прекрасно понимали. Но других версий не было. Впрочем, это и не особо интересовало рыбацких оперов. Они задержали на своей территории преступника, получили от него показания, зафиксировали их. Их теперь ждет поощрение от руководства: как-никак, а это именно они, хоть и случайно, но все же вышли на след легендарного Амирана. А дальше пусть областное следствие занимается. Да еще их приятель Генка Славин, у него там интерес.
Анна выслушала рассказ Славина на одном дыхании. Вот так да! Вот так удача! Значит, все-таки это дело рук Амирана! И Павла уже очень скоро могут освободить. Так вот и бывает: ищешь, рыскаешь, сто подошв изотрешь, а произойдет все совершенно не так, как ты думаешь, и не там, где ищешь…. Сто раз она уже в этот убеждалась! Они позвонили Синченко и вкратце рассказали ему, как прошло задержание Пончика. Он уже слышал об этом и ждал Пончика с сопровождением завтра к утру. Славин попросил позвонить, как только закончится допрос и опознание пистолета.
Утром Славину позвонил Вербицкий. Сказал, что отправил по электронной почте все, что удалось узнать про фирмы. Славин рассказал о вчерашнем происшествии – раз уж дали слово Вербицкому ничего не скрывать от него, значит, надо держать! На Вербицкого, судя по голосу, событие произвело впечатление.
- Как думаете, мог действительно это сделать Амиран? – спросил он жестким глухим голосом.
- Так-то, конечно, мог, - вздохнул Гена. – Амиран – отморозок. Но зачем ему? Пройти пять тысяч километров ради одного убийства с непонятным мотивом.
- Ради двух! – уточнил Вербицкий.
У Славина что-то кольнуло в мозгу: «А действительно, почему все считают, что убийца охотился именно за Кириченко? Может, он охотился за Смирновым? Недаром же мне, черт их дери, сразу при первой же встрече показалось, что от этого Смирнова несет тюрьмой! Что-то есть в нем такое… опасное». Он сел в машину и поехал к Анне – дожидаться звонка Синченко. Все равно надо будет ехать к нему. Подробности узнать, да и повод есть – все-таки Вербицкий дал фирмы Кириченко.
У Анны открыли компьютер, вошли в Генину почту, распечатали все присланное Вербицким в тройном экземпляре. Фирм было около десятка, почти все – в Москве. Но и в Краснодаре кое-что осталось. Подготовлена эта с позволения сказать оперативная справка была очень тщательно, по всем правилам военного порядка: четко, ясно, немногословно, со всеми адресами, телефонами и фамилиями руководителей и учредителей. Сразу было ясно, что Вербицкий- человек серьезный и дисциплинированный.
Обсудили с Анной текущий момент. Анна наконец решила рассказать ему о том, что произошло во время последнего посещения Смирнова, когда она ездила в штаб «единорогов» с Давитиани. До этого все как-то не решалась, боялась, что ее снова заподозрят в излишней приверженности самым невероятным версиям. То, видите ли, ей отпечатки пальцев Смирнова понадобились, то этот грузин с приветом по ошибке принял помощника депутат Госдумы России за своего земляка… Она буквально все готова воспринять всерьез. Но теперь уже ее идеи не казались такими уж нелепыми.
- Гена, я тебе кое-что скажу… Когда мы были с Давитиани у Кириченко со Смирновым, то этом чудику Давитиани почему-то показалось, что Смирнов – откуда-то из его мест, из Грузии или Сванетии.
- А ты откуда знаешь?! – сообщение произвело на Гену впечатление гораздо большее, чем ожидала Анна.
- Он стал благодарить, поклонился и сказал что-то на грузинском.
- А Смирнов?
- А Смирнов…. Я даже не знаю, как тебе поточнее сказать. Смирнова сделал вид, что не понял, переспросил, Давитиани признался, что ему показалось, будто Смиирнов из их местности, и тот сказал, что даже там никогда и не был. Давитиани очень смутился и извинился… Но мне показалось, что Смирнов как-то дернулся, он как будто понял, что сказал Даивтиани на грузинском.
- Показалось или ты действительно это увидела?
- Я это действительно увидела, ей-Богу! Потому что он потом как-то весь напрягся. Ведь если бы Давитиани оказался неправ, то над этим можно было бы просто пошутить – и все! А Смирнов несколько раз очень холодно и строго повторил, что он никогда в тех местах не был Мне это сразу показалось подозрительным!
- И что?.. Что сказал об этом Давитиани? Почему ему так показалось?
- Сказал, что живет в районе рядом со Сванетией, и там есть такой тип лиц – светловолосые, светлоглазые, что у него двоюродный брат и племянник похожи. И еще сказал, что акцент небольшой…
- Акцент?!!
- Да, Гена, акцент! Я сначала тоже все думала, почему мне манера разговора покойного Смирнова казалась немного странной! Он говорил очень медленно, тщательно подбирая и выговаривая слова. И вообще он ведь не случайно старался так мало быть на людях и говорить! Я вспомнила, как у нас в университете ребята из южных республик отвечали экзаменах: тщательно подбирали слова и медленно говорили, они очень стеснялись, когда с преподавателями говорили с акцентом. С нами – не стеснялись, а вот с преподавателями..
Гена схватил ее за плечи, больно сжал и затряс:
- Анька! Дура! Почему ты мне все это раньше не рассказала?!
- Пусти! – она разозлилась и вырвалась. – Сам виноват! Я тебе что ни скажу – все глупость да дурь. Вот и не хотелось лишний раз дурой казаться!
- Да одно дело – эти твои отпечатки пальцев, черт их побери! И совсем другое – национальность человека, который является помощником депутата Госдумы! Если он действительно из Грузии, так тут вообще расклад совсем другой!
- Это ты сейчас так говоришь!!! Потому что Амиран объявился со своим автоматом!! А если бы я это тогда тебе сказала, ты опять послал бы меня ко всем чертям и высмеял вдогонку!
Они стали ругаться уже не на шутку. Это ссора могла стать, пожалуй, самой крупной ссорой за все время их совместной деятельности… Но тут зазвонил телефон. Гена глянул: Синченко!
- Да, Роман!.. Ну и как? Опознал?.. Уверен, что это его пистолет? Замечательно! . Еще есть у вас новости? И у нас тоже есть… Едем! – Давай собирайся, сказал он, обращаясь к Анне. – Хватит ругаться. Мы же одно дело делаем.
Через час с небольшим они были в кафе, в том самом, в котором Синченко уже встречался с ними. Все-таки следователь хотел хоть мало-мальски соблюдать конспирацию.
- Все сходится. Этот Пончик узнал свой пистолет. Именно из него убиты Кириченко со Смирновым. И еще – пришел ответ на запрос из архива МВД. Нет там отпечатков, идентичных отпечаткам Смирнова. И Из Грузии пришел ответ: в эти дни Давитиани никуда из своего села не отлучался. У вас что?
- Вербицкий свое обещание выполнил, вот бумаги, - Гена передал Роману один экземпляр распечатки фирм, которые были связаны с Кириченко и в которых он был негласным хозяином.
Синченко бегло просмотрел.
- Молодей, хорошая работа! Сразу видно, что человек серьезный и педантичный этот ваш Вербицкий. Значит, сотрудничество с ним получается? – Синченко недоверчиво прищурился.
- Да, Рома, получается, - вздохнул Славин. – Пришлось ему рассказать про этого Пончика с его «калашом». Ты уж прости…
- Это ничего, ладно. Такая информация все равно рано или поздно утечет из полиции, так что лучше, что рассказали.. Ну и как он отреагировал?
- Мы по телефону с ним говорили, не видели. Но по голосу чувствовалось – напрягся… И что ты теперь собираешься делать?
- Не знаю. Надо как-то искать этого Амирана. А он как сквозь землюу провалился. Никто ничего больше о нем не знает. Я удивляюсь, как вообще узнали, что он в нашу область залетел… Откуда, кстати, эта информация появилась, Гена, ты не знаешь?
- Приблизительно. Он через известных воров выходил на жуликов, оружие искал, с местностью знакомился. Кое-кто и проговорился. Но место нахождения Амирана все равно никому не известно. Он появился внезапно, внезапно и исчез. Сейчас оперативники перетрясут все жулье и бандюганов, но, думаю, это ничего не даст. Одни ничего не скажу, потому что побоятся, а другие просто потому, что не знают. Амиран опытный бандит. И я думаю, что его уже нет в нашем регионе.
- Да.. – задумчиво протянул Синченко. – Пришел. Увидел, Победил.
Тут Анна не выдержала:
- Лучше скажите: пришел, увидел, застрелил. Вот только кого? Почему вы все время говорите одну и ту же фразу: убийство депутата Госдумы Кириченко и его помощника Смирнова?
- Что же нам говорить? – удивился Синченко.
- А вы никак вот не можете предположить наоборот: Амиран убил Александра Сергеевича Смирнова, а Кириченко просто оказался рядом, и его пришлось убрать как свидетеля?
Синченок аж рот открыл от удивления.
- Да и я вчера тоже подумал об этом, - заговорил Славин. – Когда с Вербицким разговаривал. Я ему говорю, мол, надо понять, зачем этот Амиран проделал от Иркутска до нас пять с лишним тысяч километров, грохнул охранников, рисковал жизнью, и все – ради одного единственного убийства? А Вербицкий уточнил: «Ради двух!» Вот я и подумал, что, может, мы с самого начала пошли оп ложному пути.
- А наш любимый Давитиани Таймураз Шалвович вообще принял этого Смирнова за своего земляка! – выпалила Анна, глядя на Синченко почти с издевкой.
- Т-а-а-а-к! – протянул изумленный Синченко, отодвигая локтем в сторону от себя тарелки столовые приборы. – А вот это уже интересно. А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее… И что же вы так долго обо всем молчали?
- Как молчали! – взорвалась Анна и даже вскочила из-за стола. – Как я могла не молчать, если все, что я говорила и предлагала, вам всем казалось полной дурью! Если мне стоило огромного труда уговорить Вас, Роман, заняться отпечатками пальцев этого Смирнова. И это несмотря на то, что Генка давно сказал, что от него за версту несет тюрьмой!
- Ну, отпечатки-то я все же заказал, - начал оправдываться Синченко. – Только это ничего не дало, нет в картотеке отпечатков Смирнова.. Да Вы не кричите так, Анна Сергеевна! Сядьте! Что там говорил этот Давитиани? Какой-такой земляк?
- А вот какой! – и Анна пересказала Синченко в подробностях последнее происшествие в офисе «единорогов», когда она сопровождала Давитиани и Тимура для изъявления благодарности Кириченко и Смирнову.
- Признаться, меня саму немного смущала манера его разговора, - сказал она, заканчивая рассказ. – Слишком медленно и четко старался он выговаривать слова. Но я подумала, что это из-за его своеобразной осторожности. Но Давитиани прямо сказал: в их местности есть несколько типажей, так вот этот Смирнов очень похож на один из них.
- Давитиани – грузин? – спросил Синченко.
- Не совсем, - прояснила Анна. – Наполовину грузин. Насколько я помню, у него то ли отец, то ли мать – сван
- Сван?! – Синченко даже немного изменился в лице. – А кто же у нас Амиран?
Славин полез в свою папку, где хранил всегда все по текущему моменту. Порылся, достал бумажку – копию ориентировки по Амирану.
- Так, вот он собственной персоной…. Фамилия у нег Кахиани. Амиран Кахиани. Грузин. На вид 60-65 лет. Судимости…
- Да не нужны нам твои судимости! – перебила его Анна. – Как, говоришь, его фамилия?
- Кахиани…
- А нашего дорогого Таймураза Шалвовича?
- Давитиани…
- Ну?
- Что «ну»? – недоумевал Гена.
- Баранки гну! – разозлилась Анна. – Ты вспомним, о чем мы говорили, когда к нам в штаб прибыл этот Давитиани?
- О Тимуре…
- Да черта с два о Тимуре? Вспомни, как он сказал, что он не совсем грузин, а наполовину сван, и что для нас эта национальность малоизвестна… А я тут же начала хвастаться, что мы, дескать, не лаптем тут щи хлебаем и знаем великих сванов, знаем знаменитого футболиста свана Давида Кипиани, знаменитого альпиниста Михаил Хергиани… А вы в подтверждение мне все головами кивали. Помнишь?!
- Ну, помню… И что из этого?
- Как что? Неужели ты ничего не понял? А Вы, Роман, тоже ничего не чувствуете?
- Нет, - Синченко растеряно пожал плечами.
- Давитиани, Кахиани, Кипиани, Хергиани… Это же сванские фамилии! Амиран Кахиани!!! Он же наверняка сван! И если предположить, что он сбежал из тюрьмы, убив охранников, потом сумел прошагать через всю Россию аж пять с лишним тысяч километров, рискуя каждую минут у быть пойманным, что он проделал все это исключительно для того, чтобы в центре России найти двух человек и убить их, то, наверное, у него на то были серьезные причины. И если вся жизнь Кириченко проходила у всех на виду, и мы уже узнали о нем практически все, в том числе о его женах, детях, начале и конце карьеры, и даже не сегодня-завтра будем благодаря Вербицкому знать все о его тайном бизнесе, то о Смирнове мы как раз не знаем практически ничего! Вот здесь-то, друзья мои, и кроется тайна! Ну нет ничего в биографии Кириченко, за то его мог бы убить Амиран. Они не были знакомы. Его жизнь прошла на виду у полстраны, и связь с Амираном не осталась бы незамеченной. Даже про дружбу Иосифа Кобзона с разными там авторитетами мы знаем, а Кобзон – всего лишь артист, не приближенный к Президенту. А вот были или нет знакомы Амиран и Смирнов, мы совершенно не знаем!
Анна выпалила это на одном дыхании и села, изможденная. У нее было такое ощущение, что она пронесла не меньше километра тяжелый мешок. Она даже задыхалась.
Синченко и Славин смотрели на нее с каким-то ужасом, но и с уважением. Первмы заговорил Синченок.
- Анна Сергеевна, Вы… Вы можете оказаться правы.
- Можно просто Аня и на «ты» - резко ответила Анна, жадно глотая минералку с газом.
- Хорошо, Аня… А Вы, Аня, точно уверены, что это – сванские фамилии?
- Абсолютно! Хотя, конечно, в Грузии все очень условно. И сван может оказаться «швили», и грузин может быть «иани». Есть у сванов еще фамилии на «ава»…Но, повторяю, это все условно, хотя общее, конечно, есть.
- Но откуда ты все это знаешь? – удивился Гена.
- Я училась в самом многонациональном вузе бывшего Советского Союза. У нас учились всякие национальности. И у всех, с кем я училась, я подробно расспрашивала о нации, роде, местности, обычаях. Мне это было просто интересно. Как видите, пригодилось! – она обвела мужчин торжествующим взглядом.
- Да уж, действительно пригодилось… Аня, - почти с восхищением прокомментировал Роман Синченко. – Это может в корне поменять все. Дело за малым: нужно убедить во всем этом Дмитрия Николаевича Ипатова. А это, – Роман вздохнул, - практически невозможно.
- А ты попытайся, - посоветовала Анна.
Она торжествовал: ее версия оказалась на данный момент единственной убедительной.
- Я попытаюсь… Эх, вот если бы действительно отпечатки пальцев этого Смирнова нашлись в картотеке МВД! Тогда можно было бы смело предполагать, что в прошлом он с Амираном сталкивался на какой-то преступной почве!
- Гена, слушай! – Анна вдруг кое-что вспомнила. – Помнишь, ты был еще начальником РУБОПа? У тебя ведь был своей собственный журнал с отпечатками…
- Ну да, - не без гордости подтвердил Славин. – Меня еще мой первый учитель Александр Иванович Торопов учил: картотека, мол, картотекой, а каждый уважающий себя опер должны иметь свою картотеку. Вот я и завел. А когда стал начальником РУБОП, то мы с ребятами сделали собственную картотеку. А то поймаем преступника – и вот ждем, когда сличат отпечатки пальцев. А тут мы договоримся с экспертами, они нам копию отпечатков тиснут, а мы уже по своей картотеке посмотрим. У меня не один, а несколько журналов «с пальчиками» было. Когда РУБОП расформировали, я подарил своему заму, который ушел в уголовный розыск. Я-то ведь на пенсию ушел.
- Ну, раз у тебя такая картотека была, значит, у любого начальника РУБОП она могла быть.
- Теоретически, конечно, могла.
- Ну, не самый же ты умный!
- Нет, не самый.. Всего лишь один из самых умных.
- Все же РУБОП был серьезной организацией. И в Москве наверняка у них сохранилась своя картотека.
- А Вы…ты это к чему, Аня?
- Я просто думаю, что отпечатки Смирнова могли быть уничтожены. Если ему хотелось скрыть сове прошлое, то они должны быть уничтожены. Вот и ответ на вопрос, почему их нет в общей картотеке. Тем более со связями Кириченко это – пара пустяков. Если Смирнов с Кириченко вместе еще с Краснодара, то для Кириченко, занимавшего там должности от начальника тюрьмы до начальника всех тюрем, уничтожить эти пальчик – раз плюнуть! Он мог это сделать и в общей базе МВД – через министра МВД, другого какого человека, просто заплатить. Но он мог не знать, что у РУБОП может быть создана своя база!
- А это мысль! – встрепенулся Славин. – Анька, ты – гений! Ведь у тебя – интуиция! Я завтра же поеду в Москву, у меня там полно друзей из бывшего РУБОП. Я носом землю буду рыть!
- Гена, а, может, нам проще сделать – Вербицкого напрячь? – предложила Анна. – У него там, как он сказал, тоже неплохие связи.
- Это неплохо. Но я все равно поеду. Одна голова – хорошо, а две – лучше.
- Четыре! – улыбнулся Синченко. – У нас у всех четыре головы. И одна из них – женская! Итого, значит, пять!
Анне это польстило.
Решили действовать так: Гена едет в Москву и они там с Вербицким копаются в картотеке. Синченко дает задание оперативникам тоже ехать в Москву и покопаться в коммерческих фирмах Кириченко. Еще надо написать ориентировку в Краснодар – посылать специально оперов не обязательно, а вот местные опера пусть поработают с фирмами Кириченко.
А Анна решила на эти пару дней засесть за историю Сванетии.
Чем больше Анна углублялась в историю этого удивительного края, тем активнее укреплялась в своих предположениях о том, что корень всех этих тайн и преступлений кроется именно там. И если Кириченко, положим, никакого отношения к Грузии- Сванетии не имеет, но рецидивист-убийца и вор в законе в одном лице Амиран Кахиани и загадочный помощник депутат Госдумы без прошлого – звенья одной цепи. И цепь эта плелась где-то в горных селеньях Грузии и Сванетии.
Сванетию называют страной тысячи башен. Именно из-за этой достопримечательности Сванетия включена ЮНЕСКО в список Всемирного культурного наследия. В последние годы в Сванетии активно развивается туризм. Столица края Местиа даже имеет собственный аэропорт. Но вообще-то Сванетия остается в какой-то степени закрытым краем. Любой желающий, конечно, может туда добраться и полюбоваться красотами гор и башен. Но если тебя не пригласили как гостя, то ты просто посмотришь достопримечательности и не почувствуешь особого сванского колорита… Даже далеко не каждый грузин хорошо знает Сванетию. Какие-то всего лишь сто лет назад попасть в Сванетию вообще было возможно только если этого захотят сами сваны. А если нет - то пуля или стрела подстерегала незваного гостя на горных перевалах… Сваны считались самыми храбрыми воинами в Грузии. И самыми свободолюбивыми. Может, это объясняется тем, что у них никогда не было крепостного права…
История этого гордого, мужественного и свободолюбивого народа, который сохранил свой язык, насчитывает несколько тысячелетий. Он никогда не был порабощён врагами, может, поэтому народ, некогда заселявший прибрежную полосу Колхидской низменности и нынешнюю Абхазию, народ, который по описаниям Страбона мог собрать 250 тысячное войско, после многочисленных войн выбрал для себя свободную жизнь в горах вместо чужой зависимости. Дворянство у сванов носило весьма условный характер. Сваны никогда не вели захватнических войн. Они до сих пор сохранили свой язык. Хотя так же свободно говорят на грузинском. Сваны – кровники. Кровная месть для них – святое. Именно поэтому, считают историки, они понастроили свои родовые башни: чтобы прятаться в них, когда вели свои кровные войны рода с родом.
Но при всей удивительной красоте, романтической жестокости и загадочности сванской истории Анну поразило, как много воров в законе по происхождению являются сванами. Она всегда считала, что «лучшие» воры в законе это грузины. Но, наверное, так называли всех жителей республики Грузии, а вот теперь становится понятно, что среди «лучших» грузинских воров в законе очень много сванов.
Анна долго размышляла над этим. Ну, хорошо, пусть Амиран и Смирнов оба сваны. Пусть они в прошлом как-то соприкоснулись и у них был конфликт. Пусть у Амирана и Смирнова свои разборки. Но почему они начались только сейчас? Если верить биографии Смирнова, то он с 18 лет в Краснодарском крае, он служил там в армии, потом женился, и потом уже через какое-то время уехал с Кириченко в Москву. Сейчас ему сорок один, кажется, вроде в ноябре сорок два. То есть, двадцать с лишним лет этот Амиран сидел и ждал, когда Смирнов приедет к ним в регион, засядет в область заниматься выборами и создавать новую партию, и, дождавшись, убегает из тюрьмы, убив охранников, приезжает в областной центр, находит там через какие-то свои связи с ворами в законе, узнает, где взять обычный пистолет, чтобы не засветить свой иркутский «калаш», меняется, и из «макарова» убивает Смирнова и Кириченко заодно. Что-то не сходится… Неужели он не мог сделать это раньше? Не сидел же он все эти двадцать с лишним лет безвылазно в тюрьме? А если бы и сидел – разве это помеха? Вот убежал же он, чтобы шлепнуть Кириченко со Смирновым, и не преграда ему ни пять тысяч километров, ни заграждения иркутской тюрьмы, ни даже вооруженная охрана…
Стоп! Ведь Смирнов все время старался прятать свою физиономию! Как это у нее вдруг вылетел из памяти такой важный факт? Он мог прятать свою физиономию все эти двадцать с лишним лет. И если по каким-то уголовным делам Амиран и Смирнов соприкасались когда-то, то за двадцать лет, если взять хотя бы период, когда Смирнов появился рядом с Кириченко, Амиран мог ни разу не увидеть его и не иметь ни малейшего понятия о его месте пребывания. Вряд ли старому матерому вору могло прийти в голову, что его старый друг (враг, подельники или кто-то еще) вдруг сделал головокружительную политическую карьеру и стал аж помощником депутата Государственной Думы России!
Но почему вдруг он все же сорвался из этой Иркутской тюрьмы? Так, будем думать. И причина-то, между прочим, на поверхности. Когда произошла встреча Давитиани с Тимуром, а потом Анна сопровождала грузина с сыном к Кириченко, она там их фотографировала со Смирновым. И фото разошлись по многочисленным изданиям, были и в Интернете, и в печатных изданиях. Но это были все же общественно-политические издания, вряд ли они интересуют зеков, особенно Амирана. Тем более что речь в них идет о выборах в России, а он до мозга костей – грузинский гражданин. И даже сван. Хотя, кто знает. Особо в тюрьмах читать нечего, может, зеки от нечего делать читают и политические издания. Говорят, в тюрьмах теперь даже есть Интернет.
Еще раз стоп! Ну и дура же она, хоть и Анаконда! Как же она могла забыть про такое!... Анна дрожащими руками стала тыкать в телефонные кнопки. Вроде бы она сохранила номер телефона этого странного журнала. Ага, так и есть! Вот он – журнал «Место лишения»! Анна набрала номер… Только бы ответили сразу! Ей казалось, что она не выдержит, если придется долго ждать.
- Алло! Добрый день. Правозащитный журнал «Место лишения» Вас слушает. Меня зовут Алена.
- А меня Анна Кондратьева, здравствуйте! Я ваш автор. В последнем номере была моя статья. О том, как недавно один Грузин сумел найти в России своего сына, которого он никогда не видел…. Помните?
- Да,да! Конечно помню! Очень хороший материала! Я Вас слушаю, Анна.
- Скажите, Алена, журнал действительно распределили по тюрьмам?
- Конечно! И очень быстро. Для того он и предназначен.
- А… в иркутскую колонию строго режима он тоже был отправлен?
- Кончено! В крупные колонии – в первую очередь!
- А сколько экземпляров?
- Не знаю, могу посмотреть.. Но сразу скажу вам, что немного. В некоторые тюрьмы мы посылали вообще по одному экземпляру. Но это неважно. Если издание интересное, то заключенные читают его практически все. У них ведь с литературой туго.
- Спасибо большое, Алена!
Анна отключила в телефон и почувствовал, как у нее закружилась голова. Перед глазами замелькали черные точки… Кажется, она даже стала падать. Хорошо, рядом кровать, она доплелась и легла…. И провалилась в какую-то серую муть. Все плыло перед глазами, все превратилось в одну сплошную карусель. Фотографии Амирана, Смирнова, Кириченко, каике-то горы и башни в горах, лица Славина, Вербицкого, Железнякова, Курехина, Давитиани, Синченко – все неслось с ужасной быстротой куда-то… «Мама! Мамочка! Я, кажется, умираю, - вдруг в ужасе прошептала Анна и стала проваливаться в пустоту.
- Мама! Мамочка! Что с тобой!
Какой знакомый голос, какой родной и любимый… Она почувствовала на лбу прикосновение чего-то прохладного и влажного. Анна открыла глаза и увидела встревоженное лицо сына. Он положил ей на лоб влажную холодную тряпочку…Она пролежала без сознания довольно долго, раз сын уже пришел из школы.
- Сыночек, ничего, милый. У меня просто закружилась голова.
- Тебе очень плохо?
- Нет, теперь уже лучше. Спасибо тебе. Сделай мне, пожалуйста, крепкого сладкого чая. И найди корвалол.
Сын принес чай и лекарство. Анна приняла сразу двадцать капель корвалола, выпила целый бокал очень крепкого, очень горячего и очень сладкого чая. Сын тревожно смотрел на нее. «Вот ведь дурра, напугала ребенка, - злилась на себя Анна». Буквально через пять минут ей стало лучше.
- Иди милый, мне уже хорошо. Иди занимайся своими делами. Это бывает с каждым – обычное головокружение.
- Ты слишком много работаешь, мамочка, тебе нужно отдохнуть…
- Кончено, сынок. Я сейчас полежу.
Сын успокоился и ушел в свою комнату. Анна лежала в раздумье. Да, она, похоже, своими руками выдала этому Амирану Смирнова на блюдечке с голубой каемочкой. Недаром Смирнов так избегал фотографирования, недаром нигде в СМИ нет ничего о нем, кроме упоминаний о должности помощника Кириченко, о преданности ему и об истории на курорте, когда он уложил мордами в землю шпану, решившую напасть на Кириченко. И недаром он несколько раз просил ее не публиковать фотографии. Где смог – там воспрепятствовал. Но он не всесилен. В «Золотом слове» его послушались. А вот до Инны Северовой и ее медиахолдинга он, разумеется, и не додумался добраться. Ему и в голову не могло прийти, что Анна Кондратьева может дружить с Инной Северовой. Хотя мог бы и более тщательно собрать информацию, не ограничиваться последними годами работы Анны в «Золотом слове» и с Пашей Железняковым. И вот с легкой руки Анны Кондратьево и Инны Северовой его фото расползлись по СМИ как вирус гриппа по стране в весеннее время. Но и это не было так уж важно! Ведь не факт, что Амиран, всю жизнь проживший как вор в законе, читает газеты журналы и сидит в Мировой Паутине. А вот тот факт, что во все тюрьмы пришел правозащитный журнал «Место лишения», где главным героем главной статьи стал господин Смирнов, и фотографии его россыпью раскинулись по всему журналу, это уже очень серьезно.
Анна набрала номер следователя Синченко.
- Добрый день, Роман! Это Кондратьева. Роман, нужно срочно сделать одну вещь. Буду очень кратко говорить. Помните, историю про Давитиани? Когда мы с Давитиани ездили благодарить Кириченко , ну и я там фотографировала все и потом разослала снимки по разным СМИ? Так вот, один правозащитный журнал, называется он «Место лишения», заказал мне отдельную статью об этой истории. Я написала. Они опубликовали с большим количеством фотографий, в том числе Смирнова. И этот журнал распространяется в основном по тюрьмам… Да, у них задача такая – просвещение заключенных, они тендер федеральный выиграли. Так вот, в Иркутскую тюрьму этот журнал точно был отправлен. Вам нужно срочно отправить туда запрос, пусть установят, читал ли заключенный Амиран этот журнал, как читал, может, он потом в Интернете сидел или что-то в этом роде…. Вы меня понимаете? И еще. У нас много фотографий Смирнова. Но они все – этого периода. Последних дней. И все их я лично делала. Других нет. Даже, как я понимаю, в семейных альбомах вдовы Екатерины Кириченко. Но ведь есть же фотография с паспорта Смирнова! Как мы раньше до этого не додумались! Фотографии ведь меняют в двадцать пять лет, потом в сорок пять. У него должна быть в паспорте двадцатипятилетняя фотография. Это очень важно! Пусть в лаборатории сделают хотя бы два-три экземпляра хорошего качества, не так, как выходит на ксероксе. Ты меня понял?
- Да, Анна, я Вас… тебя понял. Очень хорошо понял. Сейчас сделаю.
Анна перевела дух. Теперь надо собраться с мыслями. Если ее потрясающая интуиция в очередной раз не подводит, то они вышли на правильный путь. Нужно как-то доказать, что Амиран имел основания убивать Смирнова, иначе говоря, установить мотив. А для этого нужно прошерстить все их грузинские и сванские связи. Елки-палки, это ведь другая страна! И если даже туда поехать лучшим оперативникам, то ничего может не получиться. Отношения России и Грузии не такие уж замечательные, вряд ли грузинская полиция кинется со всех ног помогать российской. Что-то они, конечно, сделают, но никто ведь еще не знает, что именно и где именно нужно искать. И если грузинская полиция не будет заинтересована, то искать будет очень сложно.
Ладно, разберемся. Еще есть время. Правда, Павла очень жалко. Сидит себе человек ни за что ни про что. С другой стороны, Господь милостив, он все же в лучшем положении, чем мог бы оказаться другой на его месте. Во-первых, все же в больнице, врач согласился помочь, питание и лекарства хорошие. Во-вторых, следователь верит в его невиновность и с удовольствием проверяет все их версии. .. Да, но как ж страшно осознавать, что она своими руками выдала убийце его жертву!
Из задумчивости ее вывел телефонный звонок. Звонил Славин.
- Анька! – голос его был необычайно бодр и весел. – Ты, зараза, опять оказалась права! И больше я уже не буду смеяться над твоей интуицией. Ты представляешь, мы действительно нашли отпечатки пальцев этого Смирнова в архиве бывшего российского РУБОП! Московские Рубоповцы действительно сделали себе отдельный архив, как и мы с ребятами в Рыбацком. Пальцы Смирнова есть. И как ты думаешь, кому они принадлежат?
- Смирнову Александру Сергеевичу. Дата рождения, если мне не изменяет память, ноябрь 1972 года.
- Наполовину только так. Принадлежат они Смирнову Александру Сергеевичу, но дата рождения 8 января 1972 года. Помнишь, я во время первой поездки в Москву узнал, что был в Кисловодске некий авторитет Саша Смирнов по кличке Серый? Так вот, это именно его отпечатки. Вербицкий здорово помог. У него в столичной ментовке такие связи – мама не горюй!
- Где он сейчас?
- Рядом. Мы с ним уже почти друзья. Сейчас он довезет меня до вокзала, посадит на маршрутку, и я приеду. Нам по моему запросу частного детектива дали даже официальную справку с печатью. Так что можешь Наташе Железняковой звонить: Паша скоро выйдет на свободу!
- Подожди трещать, Гена! То, что Смирнов –Серый и Смирнов – помощник депутата одно и то же лицо вовсе не доказывает, что из-за этого Амиран убил и Смирнова, и Кириченко. Мы по-прежнему не знаем мотив! Надо искать причину ненависти Амирана к Смирнову. Без мотива наши с тобой поиски и предположении я ничего не значат.
- Согласен. Но все равно мы уже не блуждаем впотьмах. Приеду – разберемся. Вербицкий тебе привет передает.
- Спасибо. Ему тоже передай.
Гена вернулся уже ночью. Отзвонился Анне, сказал, что уже дома и будет спать. Утром позвонит Синченко, договорится, заедет за Анной, и они к Синченко поедут.
Утром следующего дня Роман Синченко пребывал в прекрасном расположении духа. Все же есть у него следовательская интуиция! Пусть коллеги посмеиваются над его склонностями к фантазии, пускай Дмитрий Николаевич Ипатов иногда косо на него смотрит, когда он начинает воображать и представлять, как могло произойти преступление, а все-таки в девяноста случаях из ста он оказывается прав! Вот и сейчас. Пусть он нарушал должностные инструкции, делясь с малознакомыми людьми информацией о ходе следствия, пусть это в какой-то степени должностной проступок, но ведь не ошибся же он в людях!. Тот путь, по которому вели его частный детектив Геннадий Славин и известная в области журналистка Анна Кондратьева, оказался все-таки верным. И хорошо, что он догадался официально допустить Славина к расследованию, надоумив вдову Кириченко заключить договор с частным детективом. И очень удачно попался этот бестолковый Пончик со своей страстью к автоматам. В общем, как будто сам Господь вел его за руку по пути раскрытия этого загадочного преступления.
С утра он сразу заехал в лабораторию и взял заказанные с вечера копии снимков с паспрота Смирнова. Снимки вышли удачными. Впрочем, Смирнов не особенно изменился с двадцати пяти лет, разве что возмужал. Есть же такой тип людей, которые как будто законсервируются лет с тридцати до пятидесяти. Потом постарею чуть-чуть, и лет в шестьдесят опять законсервируются, вплоть до самого смертного одра.
Около кабинета его ждали оперативники, вернувшиеся из Москвы. Они прошерстили все фирмы, список которых дал Вербицкий. Все везде было чисто, по крайне мере, при ближайшем рассмотрении. Все, кого удалось допросить, утверждали, что Кириченко вел свой бизнес, оформленный на подставных лиц, достаточно прозрачно, дорог бандитам не переходил, с криминалом связан не был. Он умел всегда со всеми договариваться. Да бандиты особо и не будут связываться с фирмами, которые принадлежат депутату Госдумы России. Это опасно для самих бандитов, ведь депутат – не простой смертный, его охраняют МВД, ФСБ и еще разные там ФСО и прочие. Из Краснодарского края тоже пришли ответы по фирмам, которые там нелегально числились за Кириченко: тоже вполне приличный чистый бизнес, тоже со всеми договоренность и никакого криминала.
Теперь Иркутск. В Иркутске на пять часов больше, чем в Москве. Вчерашнее его оперативное задание он отправил вечером, следовательно, у них была уже ночь. И выполнять его иркутские оперативники стали утром. Девять утра в Иркутске – это четыре утра у нас. Значит, раз у нас сейчас половина десятого, у них полвина третьего. Все должно быть сделано, не ахти какая поисковая работа!
Роман набрал Иркутск, попросил побыстрее прислать по факсу или электронке результат опроса персонала тюрьмы. Ему пообещали поторопиться. И примерно через час пришли и факс, и электронная почта. И все было так, как предполагал Роман Синченко с легкой руки Анны Кондратьевой. Заключенный по фамилии Кахиани и по кличке Амиран в числе прочих заключенных читал пришедший накануне выборов очередной номер журнала «Место лишения». По словам обслуживающего персонала колонии, Амиран проявил как никогда огромный интерес к этому журналу. Несколько раз брал в библиотеке, перечитывал и пересматривал очень внимательно. Персонал даже удивился и сам стал читать журнал - дескать, раз на бывалого рецидивиста Амирна журнал произвел впечатление, значит, он стоит того. Потом Амиран попросил дать ему каких-нибудь газет и журналов о выборах в России. Объяснил, что давно не интересовался политической обстановкой, что вот опять каике-то выборы идут, а он и знать не знает. Ему в библиотеке все последние газеты и журналы дали. Он их долго изучал. Потом попросил доступ к Интернету. Ему тоже разрешили. Заместитель по воспитательной работе был очень доволен. Он считал, что это его заслуга: матерый вор заинтересовался российской политикой даже выборами благодаря его тонкой и умной воспитательной деятельности.
На вопрос оперативника, опрашивавшего персонал колонии, есть ли в этом интересе Амирана к политике нечто необычное, персонал в основном отвечал одно и то же: да, интерес Амирана к СМИ возник совершенно неожиданно, раньше такого за рецидивистом Кахиани не наблюдалось. Приходящую прессу он, как и все заключенные, конечно, просматривал, но – мельком. А вот после прихода нового номера журнала «Место лишения» интерес к СМИ бурно возрос.
Все это было очень интересно. Как раз позвонил Славин и сказал, что у него потрясающие новости, надо бы встретиться. Синченко ответил, что у него тоже замечательные новости, он сейчас прикинет, когда у него будет свободное время и перезвонит. Он начал делать записи, пытаясь выстроить картину преднамеренного убийства, помечать, кого еще можно бы дополнительно допросить и какие еще сведения где можно почерпнуть.
И вдруг зазвонил телефон приемной Ипатова.
- Роман, тебя срочно Дмитрий Николаевич требует! – как отрезала чем-то взвинченная секретарша. – Бросай все дела и беги. Дело Кириченко захвати. Тут у нас гость из Москвы...
Роман предупреждение понял: кажется, гость из Москвы прибыл по его душу. И это Роману Синченко совсем не понравилось. Он собрался с мыслями, причесался, приосанился, взял под мышку папку с делом об убийстве Кириченко и Смирнова и бодро зашагал в кабинет начальника.
- Разрешите?
- Входите, Синченко! – голос у Ипатова был стальной, и это не обещало ничего хорошего. – Знакомьтесь – Это Герман Юрьевич Суровой, старший следователь российского следственного комитета. Он приехал проверить, как идет расследование убийства депутата Государственной Думы России и его помощника. … Садитесь, Синченко, давайте сюда дело.
Синченко сел напротив Сурового, папку передал Ипатову. Ипатов сразу передал ее Суровому. Суровой Синченко очень не понравился. Он был намного старше и его, и даже Ипатова, от него веяло застенками сталинских лагерей. «Такие вели дела о врагах народа, - мелькнула в мозгу Синченко нехорошая мысль». Мелькнула – и никуда не улетучилась. Потому что сидевший напротив Суровой был бледного цвета, чисто выбрит, худощав и как-то желчен. Злые и желчные люди не внушали Синченко доверия. … У Синченко зазвонил телефон. Он глянул – Славин. Эх, как некстати! Хотел ответить, что перезвонит, но тут Суровой буквааьно гаркнул:
- Синченко! Отключите телефон! И не звук, а именно телефон. Что это у Вас, Дмитрий Николаевич, за порядки?! – этот он уже обратился к Ипатову. –Разве Ваши подчиненные позволяют себе в вашем кабинете свободно говорить по сотовому?
- Ну, Герман Юрьевич, я не вижу в этом ничего предосудительного, - как-то не слишком уверенно заговорил Ипатов. – Им ведь редко звонят не по работе. Мало ли что важное…
- Что значит важное! – Суровой чуть не взвился. – В кабинете начальника должна стоять гробовая тишина. И подчиненные должны говорить только тогда, кода им разрешают!
«Прямо как в тюрьме», - хотел брякнуть Синченко, но, увидев умоляющий взгляд Ипатова, решил промолчать.
А Суровой листал дело.
- Так, так! – начал он, пролистав несколько страниц. Я так и думал. Не зря меня сюда откомандировало мое руководство. Уголовное дело об убийстве депутата Государственной Думы расследуется неоправданно медленно. Что Вы на это можете сказать, Синченко?
- Да ведь не так уж и долго, Герман Юрьевич, времени-то прошло чуть больше недели, а уже смотрите, сколько информации собрано.
- Какой-такой информации? – светло-серые почти бесцветные глаза Сурового сузились. – Что Вы, Синченко, называете информацией? Этот бред, который втюхивает вам некий частный детектив и его подружка скандальная журналистка?
Внутри у Синченко все похолодело. Значит, его общение со Славиным и Кондратьевым не являлось тайной для определенных служб. Значит, из беседы прослушивались, и информация утекала куда не следует.
- Но, Герман Юрьевич, мы делаем все законно. Вдова Кириченко пожелала заключить с частным детективом договор о частном расследовании, это ее право. Славин действует в рамках закона, от следствия никакую информацию не скрывает…
- Зато и Вы, Синченко, не скрываете от него никакую информацию! Так ведь?!
- Но, Герман Юрьевич, только ту, что может натолкнуть его на новый интересный след…
- Хвати сказок! – Суровой неожиданно вскочил и перешел на визг. Визг у него был очень противный – резкий и слишком высоких тонов.
Он нервно ходил по кабинету и визжал:
- Что Вы себе позволяете! Вы совершаете коррупционное преступление! Я Вас, Синченко, под суд отдам! Вы – коррупционер, взяточник! Вам заплатил этот Железняков, и теперь Вы, вместо того чтобы как следует искать доказательства того, что он совершил это преступление, делаете все, чтобы ввести всех в заблуждение. Вы придумываемее самые наиглупейшие версии, самые неправдоподобные! И идете на поводу этого частного детектива, который работает на Железнякова! Вы позволили себе отправить запрос по отпечатками пальцев помощника депутат Государственной думы в МВД России! Вы только вдумайтесь в то, что Вы сделали! Вы подозреваете, что помощник депутат Государственной Думы России, один из создателей новой президентской партии может быть заподозрен в причастности к криминалу! Да вы хоть думали немного своей пустой головой, когда делали это!
«Боже, только бы он не узнал, что Славин с Вербицким все же нашли отпечатки пальцев Смирнова в картотеке МВД, правда, не в общей, а в бывшей РУБОПовской. Хорошо, что он приехал сейчас, а не днем позже, когда я уже положил бы отпечатки в папку с уголовным делом… Да он сумасшедший совершенно, то Суровой, это же очевидно!.
Роман реши молчать, чтобы не злить столичного гостя с внешностью и манерами иезуита. А тот продолжал верещать:
- У Вас черт знает что на уме! Одна версия нелепее другой! То какой-то столичный киллер тут объявился! То какой-то рецидивист с Кавказа! То Вы вдруг надумали проверять московские фирмы, которые якобы имеют отношения к Кириченко! То проверяете какого-то заезжего грузина, который вообще никакого отношения к делу не имеет! И все ради чего? Ради того чтобы отвезти подозрения от настоящего преступника! Сколько Вы получили от Железнякова, следователь Синченко? А?! Молчите?! Стыдно?! Понятно, что не скажите! Но я доберусь до Вас! И почему, скажите, этот ваш Железняков, убийца со стопроцентными доказательствами, лежит в больнице, а не парится на нарах в СИЗО? Это Вы устроили ему такую сладкую жизнь?
- Герман Юрьевич, Железняков действительно тяжело болен. Его нашли на месте преступления в тяжелом состоянии – гипертонический криз, предынсультное состояние. У него давняя гипертония, кроме того, была язва желудка, сейчас гастрит – попытался урезонить разбушевавшегося Сурового Ипатов.
- А-а-а!!! И Вы туда же, Дмитрий Николаевич! И Вы заодно с Синченко? Вас что, всех купил этот Железняков? Допускаю, ему было плохо. Но не месяц же он будет в больнице! Наверняка уже здоров как бык! Сегодня же скажите врачу, чтобы его отправили в СИЗО. А то больно роскошную жизнь вы тут устроили этому убийце! Прямо санаторно-курортное пребывание тут у вас, а не следственные действия!. Вы, вообще, собираетесь работать? Вот Вы лично, Дмитрий Николаевич?!
- Да, собираюсь, - со вздохом ответил Ипатов. Видно было, что его уже не на шутку раздражает этот столичный гость.
- А Вы, господин Синченко?
- И я собираюсь.
Синченко стало как просто тошно. Он много слышал от ребят, что вот так вот запросто могут приехать из Москвы крытые следователи (крутые, конечно же, в глубоких кавычках) и из-за собственных амбиций или же приказов сверху уничтожить полностью все плоды трудов, которые до них, роя землю, накапывали эксперты, оперативники, следователи и их многочисленные добровольные помощники.
На несколько минут он даже перестал слышать визг большого важного следователя Сурового. Но пойманная каким-то побочным слухом пара фраза заставила его вновь прислушаться:
- И, вообще, министр юстиции так и сказал моему начальнику, а начальник мне: «Как вообще кто-то посмел поднять руку на депутата Государственной Думы, на строителя новой партии, на человека, на которого в данный сложный политический момент опирается сам Президент!» Вы меня слушаете, господа, или я попусту сотрясаю воздух?
- Слушаем, Герман Юрьевич, очень внимательно! – Синченко быстренько изобразил на лице подобострастие и живейшее внимание. Он понял, что раз положение спасти уже нельзя, нужно очень быстро придумать, что еще можно успеть сделать, чтобы этот новоявленный гениальный следователь из Москвы совершенно не уничтожил результаты его труда.
- А Вы, Дмитрий Николаевич? Как Вы додумались это политическое сложнейшее дело, которое на контроле у самого Президента, отдать какому-то мальчишке! – и он дернул подбородком в сторону Синченко.
Тут даже непрошибаемый Ипатов, кажется, вышел из себя:
- Но, позвольте, Герман Юрьевич! Синченко – наш самый талантливый следователь. Несмотря на молодость, на его счету множество очень сложных раскрытых дел!
- Не пойте мне песни! С сегодняшнего дня это дело буду вести я, вот приказ Председателя Следственного комитета Российской Федерации ! – и Суровой гордо положил перед Ипатовым бумагу с гербовой печатью. – Следователь Синченко! Извольте немедленно передать дело!
- Подождите, Герман Юрьевич, - обратился к железному следователю Ипатов. – Приказ касается не Синченко, а меня. Это я должен передать Вам дело. Я так и сделаю. Но уж позвольте мне выполнить мои служебные обязанности и перед тем как передать Вам его, посмотреть, ведь должен же я наказать своего подчиненного за халатность.
- Да, да! Вот именно – накажите за халатность. Сколько Вам нужно времени?
- Ну, не более часа….
- Через час ровно пусть дело будет у меня! И еще распорядитесь выделить мне отдельный кабинет! Я пойду пообедаю. Где у Вас тут хороший ресторан.
Ипатов вызвал секретаршу и попросил проводить Сурового в ресторан.
- Вот видишь, Рома, до чего доводят твои фантазии! – сокрушенно покачал он головой, - я ведь как чувствовал.
- Дмитрий Николаевич! – взмолился Синченко. – Я же все правильно делал. За такой короткий срок какая работал проведена! Сколько всего собрано!
- Понимаю, понимаю тебя… Часа тебе хватит, чтобы подчистить дело?, - и он протянул папку Роману. – Черт побери! Еще этому уроду кабинет отдельный искать!
- Да! Часа мне хватит даже для того, чтобы добежать до Канадской границы! – восторженно выпалил Синченко! И кабинет этому уроду не ищите. С сегодняшнего дня я ухожу на больничный. С остеохондрозом – у меня давненько спина побаливает от сидячей работы. Пусть он сидит в моем кабинете. Дело я через час Вам принесу.
Ипатов взглянул на часы:
- Уже через пятьдесят пять минут!
- Слушаюсь!
Синченко понимал, что почва уходит из-под ног. Через несколько дней от дела не останется и следа. Суровой подведет все под виновность Железнякова,, предъявит ему обвинение, быстренько подчистит все как ему нужно, доведет до нужной кондиции, и Железнякова посадят. Обычному уголовному делу хотят придать политическую окраску – этот и ежу понятно. Новая партия выиграла выборы в регионе, успешно все сделала, а некий провинциальный бизнесмен в отместку за то, что эта партия не дала ему стать мэром города (да еще прибавят – баллотировался на мэра, чтобы разворовать город) убил лидеров партии. Вот и все!
Синченко включил ксерокс и принялся срочно копировать дело. Для экономии времени он копировал только самое важное. Скопированные материалы сложил в отдельную папку, туда же положил два фото, сделанные с паспорта Смирнова, а фото с фотоаппарата Кондратьевой брать не стал: новые отпечатает, пропажа будет слишком заметна!. Новую папку зашнуровал, положил вы портфель. Папку с уголовным делом отнес Ипатову, положил на стол, попрощался и отправился в больницу – жаловаться на сильные боли в спине.
Он все удивлялся, почему ему никто не звонит. И только идя из больницы домой вспомнил, что по приказу Сурового выключил телефон. А ведь они должны были созвониться со Славиным и Кондратьевой! Славин вез из Москвы каике-то потрясающие новости. … Синченко включил телефон и сразу набрал Славина.
- Ну наконец-то – заорал Славин. – А мы тут тебя обыскались? Сидим тут с Аней, готовые мчатся к тебе на всех парусах, а ты как сквозь землю провалился. Что случилось? Почему телефон не работал?
- Позже объясню. Тут кое-что непредвиденное. Короче, я заболел. А вы давайте срочно приезжайте. Только не в контору и не в кафе, а ко мне домой. Адрес записывайте.
Вечером собрались в областном центре на квартире «мнимого больного». Синченко очень подробно рассказал, как и что произошло и почему у него забрали дело.
- Видимо, в Москве поинтересовались, как идет расследование, может, кто сверху надавил. Вот и прислали следователя «с опытом»… Нет, это иезуит какой-то, а не следователь! Такие на костре посылали в средние века… Из-за таких в 30-е годы полстраны уничтожили… Нет, это выше моих сил!
- Каков твой прогноз, Рома?, - спросила Анна.
- Очень простой. Сейчас этот Суровой быстренько состряпает обвинение и предъявит его. Потом все лишнее из дела уберет и будет писать обвинительное заключение. А затем станет готовить дело в суд. У меня хотя бы повод был отказываться составлять обвинение: подозреваемый лежал в больнице с тяжелым гипертоническим кризом и гастритом. А этот сейчас его быстренько выкинет из больницы.
И словно в подтверждение этих слов у Анны зазвонил мобильник. Звонила Наташа Железнякова:
- Анечка, что делать?! – голос прерывался от рыданий. – Пашу только что вывезли из больницы, мне медсестра позвонила… Это же просто беда! У него давление только-только стало снижаться, а его выпнули из палаты как паршивого котенка. Он же не выдержит в камере! Что делать?!
- Успокойся, милая, - Анна попыталась придать голосу как можно больше спокойствия. - Он все равно уже подлечился, так плохо уже не будет. Ну а будет – снова положат. Вот что, срочно разыщи адвоката, пусть едет к нему. Думаю, сейчас будет допрос. Нового следователя назначили.
- Ой!!! – Наташа только и сумела что ойкнуть.
- Да, дело принимает неприятные обороты, - вздохнул Славин. – А мы только-только обрадовались, - и он протянул Синченко файловую папку, в которой были документы с отпечатками пальцев.
Синченко вытащил бумаги, внимательно посмотрел и присвистнул.
- Вот это да! Так это же в корне меняет дело! Слушайте, а, может, пойти к этому Суровому и дать ему эти отпечатки? Может, он сменит гнев на милость?
- Да ты что! - Славин даже вскочил. – Ты плохо знаешь этих московских гостей. Они на что заряжены, то и будут делать, и хоть ты тресни, а свою линию будут гнуть…. Нет, наоборот, нам крупно повезло, что я только сегодня привез эти отпечатки, по крайней мере, этот теперь наш козырь. Надо как-то самим вести расследование.
- Ну так в чем же дело? – громко сказала Анна. – Будем сами вести. Мы и так много уже накопали.
- Вот, возьмите, - Синченко подал им папку со скопированными документами. – Все самое важное я скопировал. Никто об этом не знает. Там же фотографии с паспорта Смирнова, где он молодой. Вынимать из дела другие фотографии я не стал – они все равно с вашего фотоаппарата, сами напечатаете сколько и каких нужно. Если будете вести расследование, то держите меня в курсе. Всем надо купить новые телефоны и симки на чужие фамилии. Но это обговорим позже. А пока давайте разъедемся и подумаем.
Славин с Анной вернулись в Рыбацкий. Заехали к Гениным знакомым, дали им денег и отправили за новыми телефонами и сим-картами. Сами поохал в бывший предвыборный штаб.
- Гена, что не говори, а нам с тобой придется ехать на Кавказ. Ниточка-то оттуда тянется.
- Да-а-а… Знать бы еще только, где там ловить ее начало, этой ниточки. Страна другая, полномочий у нас никаких. С чего начать? К кому пойти? На кого опереться?
- А наш дорогой друг Таймураз Шалвович?
- А ведь точно! – Гена даже хлопнул в ладоши, да так звонко, что у Анны зазвенело в ушах. – Ведь он же наш должник! Кстати, он знает, что Павел в тюрьме?
- Я, по крайне мере, не говорила…
- Я тоже.
- Тогда я звоню?
- Подожди, когда новые телефоны привезут.
Наконец привезли новые телефоны. А буквально через пару минут приехал Игорь Михайлович. Он уже знал от Наташи, что дело плохо, что Павла срочно перевели из больницы в общую камеры и что приехал из Москвы жестокий следователь. Анна с Геной рассказали ему все, что знали. У Игоря Михайлович глаза на лоб полезли от таких новостей.
- Да, совсем нехорошо. Если Москве надо срочно обкатать это дело как политическое, долго ждать нам не придется. Неделя-другая, и этот Суровой состряпает обвинительное заключение и передаст дело в суд. И если других подозреваемых не будет, то Паша точно загремит на нары по всем правилам.
Анна набрала номер Таймураза Шалвовича. Тот ответил очень быстро и тут же нала изливать свои обычные любезности, осведомляться о здоровье всех своих русских друзей и приглашать в гости. Как можно быстрее.
- Таймураз Шалвович! – Анне наконец удалось вклиниться в поток его восхитительных словопрений. – Мы приедем к вам в гости очень скоро. Даже гораздо раньше, чем вы думаете. Буквально на днях.
На грузинском конце сотовой связи послышались звуки, выражающие одновременно удивление, недоверие и радость.
- Дело в том, что наш Павел попал в беду. Его обвинили в преступлении, которое он не совершал – в двойном убийстве. И чтобы его спасти, нам надо найти настоящего преступника. А настоящий преступник связан с Грузией…Постарайтесь, пожалуйста, найти каких-то бывших сотрудников милиции, которые хорошо знали бы преступный мир Грузии в 90-ых годов прошлого века. Это очень важно! Вы меня поняли?
- Да, конечно! – Таймураз Шалвович даже стал сбиваться на сильный акцент. – Да я за Павла жизнь готов отдать… Приезжайте, я сделаю все, что в моих силах… Когда?
- На днях! Закажем билеты на автобус до Тбилиси, а Вы нас там встретите. Только храните обо всем молчание. Скажите своим, что просто ждете друзей.
- Да, я все пронимаю. Жду.
Анна перевела дух. Как кстати подвернулся им этот Давитиани. Они сели обмозговать поездку. Перелистали дело, составили план…. И тут позвонил адвокат Сергей Пименов:
- Аня, Вы где, в Рыбацком? В штабе сидите? Я только что вышел с допроса Павла. Ждите, сейчас к вам плечу.
Полтора часа, которые добирался из областного СИЗО до Рыбацкого Сергей Пименов, показались им вечностью. Наконец он вошел. Бледный и задерганный.
- Дело плохо, ребята, - начал Пименов с порога. – Этот следователь из Москвы – настоящий зверюга. Он даже слушать ничего не хочет, гнет и все, падла, свою линию. Мотив, дескать, у Железнякова есть, секретарь этой долбанной приемной «единорогов» слышал, как он угрожал, на месте преступления его застали…. В общем, Павел вот что велел вам передать: берите все деньги, какие есть у Наташи, в фирме все, что есть. Если не хватит, то пусть Игорь имущество распродает, хоть все фирмы продаст. И расследуйте сами дело. Не жалейте денег, платите кому надо и сколько надо, поезжайте куда хотите, обивайте пороги в Москве, подключайте самых известных столичных журналистов, но только делайте, делайте, делайте! Иначе ему оттуда не выйти.
Все переглянулись.
- Мы делаем, Сережа., - спокойно сказал Анна. – Уже делаем. Нам нужно уехать в Грузию. Так что Игорь, готовь деньги. Лучше доллары. И на карточки нам положи, и наличными выдай. Лучше это сделать к завтрашнему дню. И сразу заказывай два места на автобус Москва-Тбилиси.
- Три места! – Уточнил Славин. – Вербицкий поставил условие: куда бы мы не отправились с расследованием, он будет с нами. До самого конца.
- Этого еще только не хватало! – Анна поежилась, представив, что ей еще предстоит разговор с Вербицким по поводу публикаций в тюремном журнале. Косвенно ведь это именно она виновата в том, что убийца нашел свою жертву, а Кириченко просто оказался рядом…
- Ничего не поделаешь, Аня! Мы дали слово. Да и потом, с двумя мужчинами все же спокойнее. Он ведь горячие точки прошел, на него положиться можно.
- Ну ладно, как знаешь. Вы отпечатайте побольше фотографий с этими убиенными. А я пошла вещи собирать. Мне еще с мамой договориться надо, чтобы с сыном пока пожила. Муж-то в командировке. И слава Богу, что в командировке. Не думаю, что он так легко отпустил бы меня в Грузию.
***
Через двое суток в 21 час по московскому времени они уже были в Грузии. В Тбилиси их встретил Таймураз Шалвович с зятем, который, как оказалось, служит в грузинской полиции. До Ткибули на джипе Таймураза Шалвовича долетели за два часа. Давитиани жили в большом кирпичном доме с балкончиками, с огромным количеством пристроек и сараек для скота. Во дворе под специальным навесом Тимур жарил шашлыки, вытаскивая маринованное мясо из огромного чана. Высокая женщина в заколотой на затылке тяжелой косой черных с проседью волос очень приветливо улыбалась гостям. Она представилась просто: «Лиана, жена Таймураза». Видно было, что в молодости она была очень красива. Тимура она называла сыном, а он ее мамой, правда, неуверенно. «Ну, ничего, - подумала Анна, - привыкнет. Здесь ему лучше, чем в наших холодных бесперспективных деревнях.»
На сто л накрыли тут же, во дворе, потому что было очень тепло, хотя уже и стемнело – южные ночи приходят рано. Напряжение, которое сковывало троих путешественников накануне и вовремя дороги, стало потихоньку спадать. Стали пить вино, заедая шашлыками. На этот раз тосты Таймураза Шалвовича были скромнее и короче: он чувствовал, что сейчас не время бурных восторгов. Сказал, что при зяте (его зовут Дато) и жене можно говорить откровенно: дальше этого двора ничего никуда не уйдет. А Тимура Таймураз Шалвович отослал в дом: молод еще слушать про ТАКИЕ взрослые делаю Анна этому внутренне порадовалась: и вправду, случись что, по наивности Тимур может дров наломать. Вербицкого представили тоже как частного детектива, только из Москвы. Таймураз как-то странно отреагировал на Вербицкого, несколько раз переспросил фамилию, потом старался подсаживаться поближе к нему и явно уделял Вербицкому повышенное внимание. Анну это насторожило: а вдруг Тимур запомнил тогда, у Гены на даче, фамилию московского киллера и сказал отцу? А теперь Таймураз Шалвович чего-то слишком явно задруживается с Вербицким. Надо будет посоветоваться со Славиным.
Славин четко и коротко изложил суть дела. Видно было, как с каждым словом Таймураз Давитиани расстраивается все больше и больше.
- Ну надо же, какое горе! – качал он головой. – Я приехал к вам и увез от вас большую радость. А оказалось, привез вам большое горе.
- Вы совершенно не при чем, Таймураз Шалвович! - успокоила его Анна. – Так сложились обстоятельства. Напротив, это для нас большая удача - знакомство с Вами. Думаем, Вас нам Бог послал. Посудите сами: что мы стали бы делать, если бы не Вы? К кому мы могли бы обратиться в этой чужой для нас Грузии? А ведь нам надо здесь очень многое узнать.
Таймураз улыбнулся довольно: он явно был польщен, что может что-то сделать для Павла и его друзей.
- Отдохните пару дней у меня, мы, я и Дато пока поищем людей, которые вам помогут, - предложил он.
- Нет! – резко ответил Славин. – Промедление смерти подобно. – Надо делать все быстро. Этот московский следователь настроен на то, чтобы как можно быстрее передать дело в суд, и если не будет никаких других версий, то Павла очень быстро осудят. Москве надо показать, что это политическое убийство, и оно раскрыто лучшими силами следственного комитета. Так что действовать надо прямо сейчас.
Таймураз что-то сказал Дато на грузинском. Тот ответил коротко, потом ушел. Его не было минут двадцать. Вернулся, что-то сказал тестю на грузинском. Таймураз кивнул.
- Да, в Грузии хорошо знают вора по кличке Амиран., - начала по-русски Дато. - Даже я, хотя мне всего тридцать шесть лет. Это легендарный вор. Его боялись все воры, в тюрьме он всегда был паханом. К нам тоже пришла ориентировка, что в сентябре Амиран сбежал из Иркутской тюрьмы и появился в России. Где он сейчас, неизвестно. Этот очень хитрый и осторожный бандит, его можно поймать только случайно. У него везде свои люди. Думаю, он рано или поздно объявится у нас, потому что у нас он знает каждый кусочек земли, каждый выступ гор. Может, захочет перебраться через Турецкую границу. Вопрос, какими средствами он располагает. Если у него есть свои схроны, он на них выйдет и возьмет оттуда деньги или драгоценности. Если нет, будет искать своих людей, которые соберут ему деньги. Мы постараемся следить за этим. Но, повторяю, Амирана очень сложно поймать.
- Дато, прежде чем поймать Амирана, нам нужно много всего еще узнать, - сказала Анна. - Скажите. Вы не слышали о еще одном воре в законе по кличке Серый? Его зовут по паспорту Александр Сергеевич Смирнов, ему около сорока лет.
- Нет, кто такой Александр Смирнов по кличке Серый, я не знаю.
Гостей уложили спать. Вербицкого со Славиным в одну комнату, Анну – в отдельную. Она уже засыпала, когда к ней постучали. Она знала, кто это.
- Войдите, Ян, я Вас жду, - она включила ночник над кроватью.
Ян Вербицкий вошел, сел на стул возле окна, довольно далеко от Анны.
- Говорите… Вам тяжело? Хорошо, тогда я скажу за Вас. Вы пришли сказать мне, что это я виновата в смерти вашего лучшего друга и покровителя. Я не отрицаю этого. Да, я не послушалась Смирнова, не вняла его просьбам и опубликовал его фото. Может, все и обошлось бы, если бы не этот редактор журнала «Место лишения», которого так заинтересовала история с Давитиани, что они срочно заказали мне статью, еще и пообещали большой гонорар. Я понимаю, что это я создала цепь случайностей. И, может быть, Вы даже считаете, что мстить за смерть Кириченко нужно мне…
Вербицкий молчал, глядя на нее тяжелым взглядом. Она тоже замолчала, выжидая.
- Я женщинам не мщу, Анна Сергеевна, - наконец произнес он с тяжелым вздохом. – И потом, почему Вам не приходит в голову, что Вас просто выбрало провидение, чтобы завершить эту историю?
Анна поежилась, натягивая одеяло до подбородка. Что-то не очень поняла она слова Вербицкоо…
-Ладно! – Вербицкий поднялся, - Забудем пока об этом. Спокойной ночи.
Но после его ухода Анна долго не могла уснуть.
Разбудила ее Лиана.
- Спускайтесь вниз к завтраку, мужчины уже собрались.
Анна собралась как можно быстрее. Она не любила приходить последней. Завтрак был слишком тяжелым и обильным для русского желудка: люля-кебаб и хачапури с яйцом . Анна съела полхачапури и выпила очень много чая. А мужчины навернули как следует люля-кебаба с зеленью. «Как только им с утра это в горло лезет?»- поежилась Анна. Лиана стала убирать со стола, пришел Дато. Перекинулся с тестем парой фраз. И Таймураз сказал:
- Мой дорогой Дато сделал все, что нужно. Он всю ночь разговаривал с нужными людьми. Наконец ему нашли человека, брат которого был заместителем начальника уголовного розыска в Тбилиси как раз в те времена, когда Амиран творил здесь чудеса. Дато искал именного такого человека, который, во-первых, многое знает, а, во-вторых, русский. Вам с русским будет легче. Когда отношения Грузии с Россией стали портиться, того человека сняли с должности и отправили на пенсию. Многие жалели, он мог бы принести много пользы нашей стране и еще много поймал бы преступников. Но тут дело политики. Он – брат друзей родителей Дато. Последние годы он переселился в Абхазию. Его брат уже предупредил, что вы приедет. Так что собирайтесь, отправитесь в путь прямо сейчас. Я даю вам своего личного шофера, его зовут Миша. У него мать русская, вам с ним будет легко. Он хороший парень. И машину дам вам попроще, незачем русским туристам светиться на джипе. В Абхазию поедет через Россию – такой порядок, иначе нельзя. Все готовы?
Анна, Славин и Вербицкий вскочили из-за стола одновременно.
- Вот адрес и все данные, - Дато протянул Анне бумажку.
Анна сразу прочитала: Ледогоров Иван Иванович, город Сухуми, улица Акиртава. В Сухуми Анна была в юности несколько раз. Кажется, на улице Акиртава был тогда какой-то военный санаторий...
До улицы Акиртава в городе Сухуми добрались под вечер. Сухуми был, конечно, далеко не такой ухоженный, как во времена Советского Союза, но все равно поражал насыщенной сочной южной красотой. Анне, как всегда в таких случаях, стало до безумия жаль времен Советского Союза… Машина остановилась около маленького домика с забором из сетки-рабицы. По сравнению с соседними каменными и профильными заборами он выглядел более чем скромно. Видно, ветеран министерства внутренних дел не жировал в отставке.
Седой старик в спортивном костюме сидел в саду на лавочке и пристально смотрел на них. Они поздоровались, спросили, можно ли войти. Старик кивнул. Вошли. Анна начала первая:
- Вы Иван Иванович Ледогоров? – старик кивнул. – Мы из России. Нас привело к Вам частное расследование. Ваш брат дал нашему другу Ваш адрес. – Старик еще раз кивнул. – Вы поможете нам? – он опять кивнул. – Мы заплатим…
Старки поднялся, подошел, жестом показал им, чтобы шли в дом. Дома рассадил гостей в небольшой гостиной со старой мебелью и, наконец, заговорил.
- Не стоит обсуждать на улице такие дела. Я знаю, что вас интересует прошлое наших знаменитых бандитов. Покажите, что у вас есть?
Славин протянул пачку фотографий. Старик долго и внимательно смотрел на фотографии. Было понятно, что он что-то знает. Похоже, он даже предался воспоминаниям о своей милицейской юности. Он вздыхал, перебирая фотографии, и перебрал их, наверное, раз десять, как будто это доставляло ему удовольствие. Анна не выдержала:
- Иван Иваныч, миленький! Ну не томите Вы нас. Наш друг в тюрьме, и неизвестно еще, как быстро мы сможем его освободить. Дело уже передали в суд, через пару недель начнется процесс, и если до приговора мы не успеем, то будет уже все бесполезно! Вы же знаете, как суд не любит менять решения. Если решение о признании Павла виновным вступит в законную силу, то он будет сидеть, а нашу версию будут рассматривать очень долго! Помогите же нам!
- Ты храбрая женщина, Анна! – наконец произнес Иван Иваныч. – Храбрая и красивая, а таких мало. Но ты не торопи меня. Я ведь уже очень стар, и каждое событие для меня может быть последним. Я вспоминаю свою юность, свои первые дела в Местийском РОВД, и это приятные воспоминания для меня. Это же моя юность! Когда ты доживешь до моих лет, то тоже будешь долго сидеть над каждым воспоминанием…
Анна вздохнула. Иван Иваныч Ледогоров хоть и был русским, но на Кавказе прожил всю жизнь, поэтому и манеры у него кавказские. А значит, речь свою он будет начинать издалека. Ледогоров снова вздохнул.
- Да, мой брат прав: я действительно всю жизнь гонялся за бандитами, и весьма успешно. Я многих посадил. А еще больше я научил: не бандитов, конечно, а милиционеров, оперативников. Попасть ко мне в подразделение было счастьем. Я всю жизнь учил молодых, но кончилась советская власть, и постепенно все руководящие посты в Грузии заняли грузины. Я всегда дружил с грузинами, у нас никогда не было национальных распрей. Но идеология пошла другая. Меня стали постепенно оттеснять на задний план. А потом отправили на пенсию. Хотя я мог бы еще работать. Но все равно ко мне приходили оперативники и советовались со мной, я помог им раскрыть очень много преступлений. Я даже хотел написать книгу, но так и не собрался… Те преступления, о которых вы говорите, действительно были в мое время.
- Расскажите, пожалуйста! - взмолилась Анна. – Вы – наша последняя надежда! Если Вы не поможете нам, то нашего друга посадят, и тогда – конец его семье. У него маленькая дочка, и еще двое детей, которые учатся в школе. Весь бизнес держится на нем. Все рухнет! И потом, у него слабое здоровье: хронический гастрит, тяжелая гипертония. Он может вообще не вернутся из тюрьмы! Мы вас умоляем, - и Анна упала на колени.
- Ну зачем Вы так, встаньте, - Ледогоров принялся поднимать ее. – Я, конечно, расскажу вам все, что знаю. Этот, - он указал на снимок Амирана, - хорошо мне знаком. Да его знает весь Кавказ! Это Амиран, вор в законе, гроза Кавказа. Правда, последнее время его здесь не видели. Вот этого, - он указал на фотографию Кириченко, - я не знаю. А вот этот – мой старый друг! – он высокого поднял фотографию Смирнова. - Да, я узнал этого человека!, - он ткнул пальцем в фотографию Смирнова. – Я его знаю очень хорошо. Хотя это было очень давно, но я узнал его. Он совершенно не изменился за эти двадцать – двадцать пять лет. Времени прошло много, и, если я вам все расскажу, то никакой оперативной тайны не выдам.
- Вы не возражаете, если мы будем записывать на диктофон и на видеокамеру? – вежливо спросил Гена. – Ведь иначе нашему расследованию не поверят. А брать у вас показания мы не имеем права, ведь мы же – частные сыщики.
- Конечно, не возражаю. Записывайте, пожалуйста, я даже постараюсь говорить даже литературно, чтобы не искушать тех, кто будет слушать запись, - он тихонько посмеялся старческим хриплым смехом. - Итак, приготовьтесь к долгому рассказу. Но сначала я расскажу про Амирана. Да, я хорошо знал Амирана, и даже несколько раз ловил его. Амиран – очень уважаемый вор. Здесь ему не было равных, перед ним трепетали. На всех зонах он был королем. Он сидел много раз, и везде, в каждой зоне держал порядок. Начальники тюрем было просто счастливы, когда к ним попадал Амиран. По происхождению он сван, родился в Лентехском районе, это Нижняя Сванетия. Его настоящее имя Виссарион Кахиани…
- Как? Разве его зовут не Амиран?
- Нет, это только кличка. И она имеет происхождение. Амиран – легендарный герой сванов, персонаж многочисленных сказок и сказаний. Это их любимый герой, храбрый и отважный воин, который, по легендам сванов, должен был побороть самого главного бога. Но поскольку был рожден богиней охоты от земного свана-охотника прежде времени, не набрал полной силы и стал всего лишь сильнейшим из смертных. В отличие от наших русских богатырей, которые кроме храбрости были еще и добрыми, сванский Амиран имел совсем дурной характер. Я читал легенды об Амиране и диву давался: чем только сваны восхищаются? Этот Амиран заносчив и амбициозен, он обманывал и предавал друзей. В конце концов, у сванского бога лопнуло терпение, и он приковал Амирана к скале. Ну совсем как греческого Прометея. Только Прометей хотя бы дал людям огонь, а Амиран только убивал. Но для сванов он все равно всегда был любимым героем. Они до сих пор уверены, что он был предназначен, чтобы победить бога, да вот не получилось… Но не будем забегать вперед. Кахиани получил свою кликуху очень рано. Он среди воров и впрямь считался богом. Сейчас ему, наверное, лет шестьдесят, может даже больше. Убежать из тюрьмы для него ничего не стоило, он раз десять бегал. И каждый раз совершал убийства…
- Убийства? – Анна начинала чувствовать, что они, наконец, вступили на истинный путь.
- Да, именно убийства. Сваны ведь страшно мстительны. Они кровники, у них кровная месть за свой род. Амиран убивал всех, кто так или иначе перешел ему дорогу. Ловить его было очень тяжело. Но мы ловили. У него было много врагов, его сдавали с потрохами… Свое первое преступление он совершил в родном Лентехском районе. Я работал тогда в Местийском РОВД, это Верхняя Сванетия, а Местиа – столица всей Сванетии…Амиран со старшим братом, у которого уже была одна ходка, решили ограбить магазин. Они убили сторожа, но тот успел нажать кнопку сигнализации, и наряд милиции приехал очень быстро. Возглавлял группу капитан Отар Маргиани, тоже сван. Началась погоня, Амиран с братом уходили в горы, они их знали как свои пять пальцев. Тогда капитан Маргиани открыл стрельбу. Он стрелял очень хорошо и был зол: убитый сторож был его соседом и отцом лучшего друга.. Он не хотел упускать преступников. В кромешной темноте он убил наповал старшего брата и ранил Амирана в ногу. Амиран тут же поймали и скоро осудили. На суде он во всеуслышание поклялся убить Отара Маргиани.
- Убить? - Снова удивилась Анна. – Но почему? Ведь он убил его как милиционер, вовремя погони, за что же тут убивать?
- Моя дорогая, вы не знаете сванов! – Ледогоров широко развел руками. – Иначе бы Вы не задавали таких вопросов. Сваны – очень гордый и мстительный народ. Пока я служил в Грузии, я такого наслушался и насмотрелся!. Один мой учитель – старый милиционер-абхазец рассказал, например, такую историю. Он с группой ловил важного бандита, за которым числилось много преступлений. Бандит недавно женился и скрывался в горах с женой. А жена его была еще похлеще, чем он — джигит, в черкеске, бритоголовая, в совершенстве владела кинжалом и винтовкой. Их все же выследили, и направили к их убежищу группу захвата. В перестрелке бандит был убит, а жену хотели взять живой. Но не тут-то было! Защищалась она очень свирепо. Ранила нескольких милиционеров и сама потом застрелилась... Вот каковы эти сванки! Есть еще такая история. Как-то сообщают мне агенты, что жена сванского священника готовится убить одну женщину. Кровная месть! Оказалось, что эта попадья ушла от мужа-попа с молодым сваном в горы. Но потом раскаялась и вернулась к мужу. И вот сестра священника, чтобы смыть позор с семьи, убила этого свана – любовника снохи. Но на этом дело не кончилось. Попадья стала подстерегать ее, чтобы отомстить за возлюбленного. Сделали мы у попадьи обыск. Нашли карабин, изъяли. Попадья отнеслась к этому спокойно. Но сказала: «Все равно отомщу!» Так и случилось. Вскоре сестру священника нашли зарезанной. Но доказать ничего не смогли: попадья заготовила себе железное алиби, все село подержало ее и уверяло, что она в этот день из дома никуда не выходила.
- Ужас какой! Неужели это правда? – у Анны мурашки бегали по всему телу..
- Да, истинная правда. В наше время они стали, конечно, спокойнее, как-никак, цивилизация. А раньше было еще страшнее. Были времена, когда кровная месть или, как ее называют сваны "лицври", изнуряла страну больше, чем войны с внешними врагами. Война шла не только между отдельными селениями, но и между домами. Достаточно было сказать обидное слово, пнуть ногой чужую собаку, дотронуться до юной девушки, как за эти следовала пуля в лоб. В Сванетии до сих пор сохранились сванские башни, говорят, их строили еще древние римляне, которые якобы общались со сванами, уж правда это или нет, я не знаю… Так вот, когда начиналась кровная месть, сванские мужчины поднимались в башни и уводили с собой свою семью. Иногда брали с собой домашний скот для пропитания, иногда копченые мясные туши, хлеб и воду. И обязательно боеприпасы. Во многих башнях были колодцы. И там жили, пока не осуществят кровную месть. Мне рассказывали, что бывали случаи, когда мужчины отсиживались в башнях годами, пока кровная месть не была осуществлена. А если мужчины не хотели этого, то их считали трусами. Старейшины рода предавали таких мужчин позору, молодежь издевалась и насмехалась над ними, а жены отказывались исполнять супружеские обязанности. Земля в это время стояла невозделанной, пропадал скот, гибли люди. Есть предание, что
между двумя княжеским родами кровная месть продолжалась более ста лет. Началась она в ХIХ веке, а закончилась уже в ХХ. Суть кровной мести состоит в том, чтобы сравнять счет: сколько убито мужчин в одном роду, столько должно быть убито в другом.
После революции в Сванетии стали устанавливать Советскую власть. Комиссары за головы хватались: в год кровная месть уносила около ста мужчин! А бывали в истории Сванетии годы, когда эти страшные цифры были еще больше.
Правда, от кровной мести можно было откупиться, уплатив "цор". Плата принималась самым дорогим для свана - землей, быками и оружием. "Цор" определялся специальным судом, состоявшим из 12 родственников убийцы и 13 родичей убитого. Но все это делалось непросто... Бывали случаи, когда споры в суде приводили к новым убийствам прямо на месте судилища, и тогда вражда вспыхивала снова… Такая вот, милая моя Анна, эта Сванетия. Сванские воры считались самыми удачливыми и авторитетными. Впрочем, они и сейчас такими считаются.
Ну так вот, Амиран поклялся отомстить. Отар Маргиани, может, и уехал бы куда подальше, пока у Амирана не вышел срок, но не успел: Амиран совершил побег из тюрьмы. Когда пришла ориентировка, Отар стал быстро собираться. Но не успел. Амиран добрался до селения очень быстро. Он вошел в дом Маргиани ночью, когда все спали. Отар вскочил, схватился за пистолет, но выстрелить не успел: Амиран убил его наповал. Амиран сделал для уверенности несколько выстрелов, и одна пуля попала в жену Отара, смертельно ранив ее. Амиран убежал,. Сын Отара Маргиани, как оказалось, видел убийство. Он спал за перегородкой, там была щель. У мальчика хватило ума и мужества не закричать. Было лето, в комнате было светло, и он хорошо запомнил лицо убийцы и опознал его по фотографии. Но поймать Амирана тогда не удалось.
А дальше начинается другая история. Мальчика, как положено, взяли на воспитание родственники, ведь на Кавказе не признают детских домов. В детских домах здесь содержатся только русские дети, да цыгане… Но потом что-то с этими родственниками случилось, я не помню, и мальчика, его звали Сандро, отправили на время в детский дом. И там его очень быстро усыновили бездетные русские из Кисловодска. Имя ему изменили на русский вариант, он стал Александром. А фамилию и отчество приемные родители дали ему свои, и он стал Смирновым Александром Сергеевичем.
Анна крепко сжала руку Гены: неужели попали в точку? Неужели вот-вот все объясниться и раскроется? Она посмотрела на тихо сидящего Вербицкого. Казалось, он превратился в статую: слушал не шелохнувшись и даже не мигая.
- Но мальчик не унаследовал любви родного отца к порядку, закону и справедливости. Он рос хулиганом, был всегда своенравным, как, впрочем, все сваны, и очень быстро связался с дурной компанией. Он участвовал и в кражах, и в драках, и вскоре был поставлен на учет в детскую комнату милиции. В девятый класс он не пошел, несмотря на уговоры приемных родителей, а пошел в какое-то училище, где его моральное падение продолжилось. А потом случилась вообще невероятная история. Поймали Амирана на какой-то краже, и возобновили уголовное дело по убийству родителей Сандро Маргиани – Саши Смирнова. Его вызвали для опознания. Ведь несколько лет назад он безошибочно на фотографии узнал Виссариона Кахиани. Но когда при понятых и при следователе перед Сандро посадили вместе с Кахиани-Амираном нескольких мужчин, как положено при опознании… он не опознал Амирана! Следователь и оперативники пришли в шок. Убеждали его, говорили, что надо вспомнить, напоминали, что будучи мальчиком он же ведь опознал, пытались настроить его рассказами об убийстве его родителей. Но все тщетно! Он наотрез отказался узнавать Амирана. Это было для всех полной неожиданностью.
- Почему? – удивилась Анна.
- Думаю, все очень просто. Он не захотел отдавать убийцу своих родителей в руки правосудия. Он решил расквитаться сам. По законам кровной мести.
- Боже, какой ужас! – Анну уже била дрожь. – И что же, у него получилось?
- Не перебивайте, всему свой черед… Приемные родители хотели, чтобы мальчик закончил десять классов, поступил в какой-нибудь вуз. Но он категорически отказался. Несмотря на природный ум и хватку, Саша Смирнов-Маргиани учился все хуже и хуже. Его отдали в спорт – в секцию самбо. Это было единственное, что, кроме уголовщины, ему нравилось. Он был даже чемпионом области среди юниоров. Физически Саша был очень сильным и ловким. Впрочем, как все сваны…После восьмого класса он поступил в самое затрапезное училище, и то еле закончил. Он прогуливал почти все занятия. И везде попадался то на кражах, то на драках. Родители отмазывали его, платили деньги. Но он все же попался за грабеж лет в шестнадцать. Ему дали условный срок. Как-то дотянули его родители до окончания училища и отправили в армию. Но это не помогло. Из армии он пришел матерым уголовником. И сразу возглавил известную северо-кавказскую криминальную группировку. По нашей информации, он убил криминального авторитета группировки, чтобы занять его место. Но, опять же, доказать мы ничего не смогли. Кличка у него была сначала Сван, а потом Серый. Вскоре Серый объединил разные криминальные группировки и создал мощную бандитскую коалицию. Он подмял под себя и людей Амирана. Впрочем, это было несложно, потому что Амиран в это время отбывал большой срок.
А потом он все же отомстил за родителей. Ведь они с Амираном были кровники. Отец Серого убил брата Амирана. Амиран в отместку уничтожил семью Маргиани, причем, мать – женщину, что считается позорным для кровника. Некоторые сваны считают так же, как чеченцы – за женщину нужно убивать двух мужчин. В таком случае Серый должен был убить еще двух человек из рода Амирана. И однажды загорелся дом, где жила семья Амирана, в горном селе. Сгорели отец, мать и два брата Амирана. Выжила только сестра – она была еще девочкой и залезла в кадку с водой. Ее нашли пожарные, приехавшие тушить остатки дома. Девочка пережила стресс, но, тем не менее, сумела рассказать, что в дом приходил убийца. Он выстрели четыре раза, ранил или убил всех, и сразу поджег дом. Девочка спала на сундуке под лестницей, завешенная занавеской. Убийца ее не заметил, а она его разглядела. Когда начался пожар, она прыгнула в кадку, которая стояла тут же. В общем, ей повезло.. Как будто.. Потому что потом она все равно сошла с ума и лечилась в психиатрической больнице. Не знаю, жива ли она. Она сразу после трагедии опознала убийцу по фотографии. Это был Александр-Сандро-Маргиани-Смирнов. Его арестовали. Но на суде представили справку о том, что свидетельница психически больна, поэтому нельзя верить ее показаниям.. А Серый обеспечил себе алиби: его друзья слаженно и четко подтверждали на суде, что он был у них в гостях на вечеринке. Пришлось Серого отпустить. Но ненадолго. Вскоре он попался на вооруженном ограблении ювелирно магазина. Ему тогда было едва за двадцать. Его и подельников осудили, и он сел в краснодарскую колонию строго режима.. Это были 90-е годы прошлого века, начало или, может, середина, точно не помню.
- А когда он…вышел? – Анна становилось все интереснее, но одновременно все жутче и жутче.
- Опять перебиваешь, красавица? – что за женское нетерпение! Он вообще оттуда не вышел…
- Убили?! – на сей раз не выдержал Гена. Впрочем, это издержки профессии: он знал, что в тюрьме могут вынести приговор по приказу уважаемого вора.
- Еще один перебивщик! – засмеялся Ледогоров. – Нет, не убили. Хотя пытались. Несколько раз на Серого были покушения. Амиран сидел в это время где-то на севере, и оттуда, видимо, дал распоряжение. Теперь у кровников был уже другой счет. Серый убил трех мужчин и одну женщину, хотя по закону счет должен уравняться: Амиран убил в семье Маргиани одного мужчину и одну женщину, это на одного или двух (если за женщину брать две жизни) больше, чем убил отец Серого. То есть, Амиран должен был еще мстить и мстить.. Что он, по-видимому, и пытался делать из северной тюрьмы. Но Серый был крепким малым. И поразительно живучим. Он победил всех покушавшихся на него, а потом подмял зону под себя. Он ведь тоже был уважаемым вором и авторитетом.
Неизвестно, как бы разворачивались события дальше, но все закончилось совершенно неожиданно. В тюрьме Серый заразился туберкулезом и умер.
- Как? Сам? От туберкулеза?- Анна снова встряла в разговор.
- Да, от обыкновенного туберкулеза, - подтвердил Ледогоров. – Это совершенно точно. Его тело выдали родителям, они его похоронили. Мы проверили все. Вот такая, мила моя, история!
Все замолчали. Да, действительно, история еще та! Как в приключенческом романе. Древние горы с боевыми башнями, джигиты с кинжалами и пистолетами, кровная месть, убийство всех членов рода… И все это – было совсем недавно, в ХХ веке! Но главное, что все, рассказанное Иваном Ивановиче Ледогоровым, очень хорошо объясняло многое. По крайне мере, биологическое происхождение убитого помощника депутат Госдумы России Смирнова Александра Сергеевича. Да, недаром Славин еще когда сказал, что от него за версту несет тюрьмой! Все совпадает. В колонии, где сидел Амиран, получили журнал со статьей Анны Кондратьевой. И Амиран его прочитал. И на фотографиях, а их в публикации было в изобилии, уж Анна постаралась, Амиран узнал Смирнова. И узнал, кто он сейчас, чем занимается и где находится. Анна своей статьей подала Смирнова кровнику прямо в руки…
Стоп! Какой-такой Серый? Какой Смирнов? Он же умер в тюрьме!
- Слушайте, все сходится, кроме смерти этого Серого, - прервал она молчание. – А ошибки быть не может? Может, он не умер вовсе, а просто таким образом законсперировался?
- Это вряд ли, - пожал плечами Ледогоров. – Он все же в тюрьме умер, там строго с этим делом, ничего не подтасуешь. Все зеки и все их трупы на строгом учете.
- Да, но Вы не забывайте, что тюрьмой в то время руководил господин Кириченко! – это произнес Вербицкий.
Все переглянулись Действительно, ведь они собирали информацию о биографии Кириченко, и действительно, в этих годах он руководил краснодарской колонией строго режима.
- Кто такой Кириченко, напомните мне? – спросил Ледогоров.
- Это убитый депутат Госдумы. Ну, тот, которого убили вместе со Смирновым. Он как раз в то время работал начальником краснодарской колонии строгого режима.
- О-о-о, братцы! Так это же в корне меняет дело. Начальник колонии во временя советской власти – царь и бог. В его дела никто не вмешивался, он делал все, что хотел.
- Как Вы думаете, Иван Иваныч, сможем мы раздобыть какие-нибудь документы в этой колонии? – спросил Славин.
- Нет, это вряд ли. Если сам начальник тюрьмы занимался этим, то он все подчистил. Конечно, наверняка живы люди, которые участвовали в этом. Но они, думаю, будут хранить молчание. Да и потом, найти их очень сложно. Четверть века прошло, кто умер, а кто невесть где. Страна-то теперь другая! Попробуйте найти родителей Серого. Он должны жить в Кисловодске. Все-таки они хоронили его. Вдруг всплывут какие-то подробности.
Было уже поздно. Сыщики стали собираться. Ледогоров предложил им переночевать у него. Как-никак, а все же ночью ехать из Абхазии в Грузию небезопасно. Но они отказались от гостеприимства. Надо успеть доехать до Ткибули, выспаться, а завтра поутру уже мчаться в Кисловодск. Но Кисловодск их не пугал: все-таки это была Россия! Они тепло попрощались с ветераном МВД России и уехали.
В Ткибули они сразу отформатировали ауди и видео записи беседы с Ледлгоровым, написали подробный отчет о встрече и все это отправили по электронной почте Синченко. Потом легли спать и уснули как убитые.
Первым проснулся Вербицкий: он все же военный, время ощущает не так, как штатские. И сразу начал будить остальных. Вторым встал Гена, тоже навык оперативной работы сказался. А вот Анну еле растолкали: журналисты народ творческий, любят поспасть
- Уже 9 часов! – жестко сказал Вербицкий. – Нечего нежиться.
- Ну, мы и легли-то под утро, - закапризничала Анна. – Я совсем не отдохнула…
- Не отдохнула – можешь оставаться здесь. Мы с Геннадием вдвоем поедем, - отрезал Вербицкий. – Время не терпит. До Кисловодска около полтыщи километров. Над приехать хотя бы к концу рабочего дня, ведь нам надо узнать, живы ли вообще родители Смирнова, и где их искать. Так что решайте, Анна. Завтрак нам уже подали, шофера я предупредил, чтобы был готов через полчаса. Не успеете, значит, мы уедем одни. Впрочем, Ганнадий, если хочет, может составить Вам компанию. Я и один справлюсь.
- Нет!!! – Анна тут же вскочила. Еще чего не хватало – отпускать одного этого Вербицкого. С ним надо держать ухо востро.
Они быстро собрались и поехали. Дорога была нелегкая, но водителя Таймураз Шалвович к ним прикрепил все же хорошего. Страшновато было на горных серпантинах, но Анна любила горы и, проезжая, вспоминала свое детство, когда она с родителями почти каждый год ездила на море то в Ялту, то в Сочи, то в Гагры… До Кисловодска добрались к четырем часам. Кисловодское УВД нашли быстро. Теперь надо было запускать туда Гену с деньгами, он этот вопрос может решить быстро. Как-никак, а частный детектив, привык платить за информацию Да и свой он все-таки для полицейских. Гена пробыл в здании УВД около часа. Вышел действительно с адресом. Приемные родители Сандро Маргиани- Александра Смирнова были живы и, предполагается, здоровы. Жили они в частном доме за санаторием «Джинал». Анна даже помнила это место: лет двадцать назад она отдыхала в соседнем санатории «Москва». Это – в самом центре знаменитого кисловодского курортного парка.
Санаторий «Джинал» находился на высоте, а за ним был спуск в небольшую низину. Там и располагался частный сектор, в котором им предстояло найти приемных родителей великого криминального авторитета. Кривые маленькие улочки были очень красивы. Здесь как будто ничего не изменилось с советских времен. Правда, как и везде, маленькие домики – мазанки или из камня – перемежались со стильными коттеджами из дорого кирпича. Но были целые кварталы советских застроек, маленькие и уютные. Заборы здесь по-прежнему были в основном из природного камня. Из садов свисали остатки поздних плодов. С внешней стороны забора обязательно росли цветы. Многие ограды украшали плетистые розы… «Эх, бросить бы все, да зависнуть бы тут на недельку! – размечталась Анна. – Походить к минеральному источнику, погулять по парку, сходить в Долину Роз, потом подняться в горы до места, которое почему-то называется «Солнышко». А потом – до Малого Седла. Можно и до большого… Я ведь до Большого седла так и не дошла… А потом поехать к горе Машук, на место дуэли и гибели Лермонтова…» Ее мечтательные размышления прервал Геннадий:
- Вот этот дом! Кто будет заходить?
Анна вызвалась идти первой. Все же пожилые люди воспримут спокойнее приход женщины, чем мужчин с военной выправкой. И на Славине, и на Вербицком неизгладимо лежала печать военного либо милицейского прошлого…. Анна нажала на кнопку домофона.
- Кто там? – спросил приятный женский голос.
- Здравствуйте! Я журналист Анна Кондратьева. Мне нужно поговорить с Людмилой Ивановной и Анатолием Порфирьевичем Смирновыми.
- Заходите, - и калитка отворилась.
Она вошла в маленький цветущий дворик. От калитки к небольшому домику, покрытому штукатуркой песочного цвета, шла каменная дорожка. По бокам дорожки цвели розы. Сад был плотно усажан плодовыми деревьями, с которых уже был собран урожай. По дорожке к Анне шла приятная пожилая женщина, далеко за семьдесят лет, в спортивном костюме.
- Здравствуйте! – громко поздоровалась Анна и протянула удостоверение члена Союза журналистов России.
- Здравствуйте, - с улыбкой ответила женщина, лишь мельком взглянув на удостоверение. Что ни говори, а пожилые люди в нашей стране по-прежнему хорошо относятся даже к непрошенным гостям и доверяют всем. – Чем обязаны? Мы журналистов в гости не ждем.
- Я знаю, - улыбнулась как можно приветливее Анна. – Я вам сейчас скажу, в чем суть дела, а вы уж сами решайте, разговаривать со мной или нет. – Анна всегда применяла этот прием, чтобы вызвать людей на честность. Обычно никто потом не отказывался поговорить. – Я живу и работаю не здесь, а в центральной России, в городе Рыбацкий N…ской области. Я оставлю Вам визитку, и Вы, если пользуетесь Интернетом, можете легко меня найти. А привело меня к вам вот что. В нашей области в начале сентября произошло двойное убийство – убили депутата Государственной Думы России и его помощника. – Анна заметила, как старушка побледнела и тяжело задышала. Видно, криминальная тема стараниями их приемного сыночка вызывала у нее печальные ассоциации. – В убийстве подозревают моего друга. Но мы в это не верим. Он просто оказался на месте преступления, дотронулся до трупов, испачкался в крови, а потом потерял сознание. У него высокое давление… Тут подоспела полиция, и его задержали. Следователь не верит в его виновность. Но все же убит депутат Госдумы, за расследованием пристально следят из Москвы. И поэтому наш Павел находится под подозрением. Не могут же в Москве допустить, чтобы вообще не было подозреваемого! Лучше пусть будет невиновный, чем вообще никто… Так вот. Мы с друзьями начали собственное расследование.
- Но я… мы ничего не знаем! Мы даже не слышали об этом… Чем мы можем вам помочь?
- Я объясню. Мы ведем расследование уже почти месяц. Мы очень спешим. Следователь из Москвы торопится передать дело в суд. Ему не нужны другие версии, ему лишь бы поставить галочку для начальств из столицы. А мы защищаем своего друга. Мы колесим по всей стране. Только вчера мы уже побывали в Абхазии, ночевали в Грузии а сегодня утром рванули в Кисловодск. Следы привели в Кисловодск.
Анна видела, что Людмила Ивановна тревожится все больше и больше. Информация об убийстве ее явно не привлекала. В то же время в ее глазах явно просматривалось любопытство и вечное стремление русских женщин помочь кому-то.
- Я приехала не одна, Людмила Ивановна. Со мной мои друзья, они частные детективы. Они стоят за калиткой. Можно, они войдут? А Вы позовите, пожалуйста, мужа.
Людмила Ивановна на мгновение задумалась. Потом сказала:
- Хорошо, пусть входят, - и открыла калитку.
Славин и Вербицкий вошли, поздоровались. Они явно произвели на старушку двоякое впечатление: с одной стороны, вроде смахивали на бандитов, а с другой – на бравых военных. Крепкие и сильные, такие нравятся пожилым женщинам.
- Мы пройдем в дом? – неуверенно спросила она.
- Я думаю, не стоит, - сказал Славин. - Давайте присядем на лавочку. Мы ведь ненадолго.
- Хорошо, я Толю позову, - и она ушла в дом.
Через минуту Людмила Ивановна вышла с мужем – высоким худощавым стариком, немного сутулым, но все равно статным. Он поздоровался с мужчинами за руку, называя себя по имени отчеству, а Анне поцеловал руку. Все устроились на садовых скамейках.
- Прошу Вас, уважаемые Людмила Ивановна и Анатолий Порфирьевич, взять себя в руки и понять нас правильно. Речь пойдет о вашем сыне.
Людмила Ивановна схватилась за сердце:
- Я как чувствовала!
А Анатолий Порфирьевич схватил ее за руку.
- Но какое он имеет отношение к вашему убийству? – спросил он жестко. – Наш сын давно умер.
Анна достала фотографии протянула их старикам. Они долго и мучительно рассматривали пачку, поглядывая друг на друга, им было нехорошо. Но сворачивать с заданной линии Анна уже не могла.
- Это он?
- Не знаю… - не уверенно и тяжело дыша ответила Людмила Ивановна. – Да, он очень похож. Но здесь ему много лет, а он уже давно умер, это не может быть он. Мы последний раз видели его, когда он был еще юношей – только что пришел из армии… А потом его очень скоро посадили в тюрьму. Мы усыновили его, когда он был совсем маленьким. Друзья говорили нам: «Не усыновляйте свана! Вы – русские, вы не сможете с ним справиться. Лучше усыновить даже чеченца». Но мальчик нам так понравился. Он был такой хорошенький, светло-русый, с большими серыми глазами. Он совсем не был похож на кавказца, вот мы и подумали, что и по характеру не будет похож. Но Боже, что мы только пережили с ним! Он связался с самой дурной компанией в всем Кисловодске, он воровал и дрался. Несколько раз его забирали в милицию и должны были отдать под суд. Нам приходилось подключать все свои связи, платить огромные деньги, чтобы его не сажали. Но когда ему исполнилось шестнадцать лет, его все же осудили. Правда, условно. Мы отдали его в спорт, и некоторое время было действительно получше. Он всерьез занялся борьбой, стал побеждать на соревнованиях. Но потом стало еще хуже. Саша понял, что стал не только ловким и наглым, но еще и физически сильным. И тогда он начал создавать свою группировку. До армии он уже был самым известным молодым авторитетом в округе. Мы вздохнули с облегчением, когда он ушел в армию. Но пришел из армии он еще хуже, чем был. Он никогда никому не подчинялся, и в армии не стал прогибаться перед «дедами», за что его били. Мы ездили к нему в часть, командир все время жаловался на Сашу, потому что от него были одни проблемы. Его могли ведь победить только скопом, один на один он был практически непобедим. Скопом его и избивали «деды». Но с ним такой номер не проходил! Он поодиночке подлавливал потом тех, кто его избивал, и калечил. Причем, так, что никто ничего не видел никто ничего не знал. Все догадывались, но сделать ничего не могли. Искалеченных он запугивал, и никто его не выдавал. Некоторые даже стали инвалидами. Командир не нашел ничего лучше, как приблизить Сашу к себе и поставить кем-то вроде «смотрящего» в части. Тогда в части наступила железная дисциплина. Но все равно командир вздохнул свободно, когда Саша отслужил и вернулся домой. А дома началось просто ужасное!
- Скажите, он знал, что вы приемные родители?
- Конечно! Он был не такой уж крошечный, маленький, когда мы его взяли.
- Почему вы не оставили ему его фамилию и имя? Он же все-таки сван, они дорожат своим родом.
- Мы думали об этом. И его спрашивали. Он сказал, что хочет остаться Сандро Маргиани. Но потом мы подумали, что лучше ему изменить фамилию. Мы знали, что он из рода кровников, думали, что ему будут мстить, и хотели таким образом оградить его от неприятностей. Как говорят: изменишь имя – изменишь судьбу. Он долго не соглашался, но мы, в конце концов, его уговорили. Он согласился, что так будет лучше.
- Ну а… как он умер?
- Он умер в тюрьме. От туберкулеза. Он сидел недалеко, в Краснодарском крае. Мы навещали его. С нами он был вполне ласков и добр. Даже прощения просил. Он нас уважал и любил по-своему, но та, другая, криминальная жизнь почему-то была ему ближе. Мы удивлялись: ведь у него хорошие гены, отец не преступник, а честный милиционер. Причем, как нам говорили, очень храбрый…
- Людмила Ивановна, - остановился ее Анна. – это ничего не значит. Человек с храбрыми генами может стать с одинаковой долей вероятности и преступником, и героем. Вспомните известный подвиг Александра Матросова. Он был отчаянным, храбрым и непокорным. И был в детстве хулиганом, совершал преступления. А потом, в экстремальной ситуации, совершил героический поступок. Так же и ваш Саша. Наверное, все-таки его психику надломила трагическая смерть родителей. И он стал мстителем всему миру за своих родных.
- Мы тоже об этом думали. Но от этого нам легче не становилось.
- Давайте вернемся к его смерти…. Итак, что вам известно?
- Почти ничего. Он как-то резко заразился туберкулезом и очень быстро умер. Начальник колонии сказал, что была очень сложная форма туберкулеза.
- Вы видели когда-нибудь начальника колонии?
- Да, каждый раз беседовали с ним, когда приезжали…
- Посмотрите внимательно, не он ли это? Второй на фотографии?
Старушка принялась опять перебирать пачку.
- Да, действительно похож. Очень даже похож. Кончено, прошло много времени, и видели ведь мы его совсем немного, несколько минут каждый приезд, ну, может быть, полчаса.. А потом он стерся из памяти. Но что-то все равно осталось… Но здесь он какой-то … слишком ухоженный, что ли? Кем он был?
- Он был депутатом Государственной Думы России. Близким человеком Президента. Основателем и руководителем новой партии, на которую Президент возлагал надежды..
- Батюшки святы! – Людмила Ивановна выронила фотографии.
- Людмила Ивановна, вот фотография с паспорта Вашего сына, сделана она, когда ему было двадцать пять лет. Тут-то Вы его узнаете.
Людмила Ивановна взяла в руки фотографию и заплакала:
- Да, это точно он. Здесь он очень похож.
Анатолий Порфирьевич подобрал уроненные женой фотографии, сделанные Анной, и стал внимательно рассматривать.
- А этот…. Который так похож на Сашу? Он кто был? – спросил старик.
- Он был его помощником. Преданным другом, даже точнее, верным псом. Его застрелили тоже. Скорее всего, убить хотели именно его, а Кириченко просто оказался неудачно рядом, его пришлось убить просто как свидетеля.
- Кириченко? – Анатолий Порфирьевич напрягся – Подождите, так речь идет об убитом недавно депутате? Как же, мы видели по телевизору! А я еще подумал, что он мне кого-то напоминает. И фотографии показывали. Да, и помощника тоже убили, я помню, и его фотографии показывали, и я тоже подумал, что он мне кого-то напоминает. Люся, помнишь, мы телевизор смотрели?
- Да, вспоминаю...Боже мой, Боже мой, какой ужас эта политика!... Но…почему этот помощник так похож на Сашу.
- Вот это мы и пытаемся выяснить, - Теперь опрос должен был вести профессионал, и Гена взял инициативу в свои руки. – Я должен записывать на диктофон и видеокамеру, чтобы не мучить вас собственноручным написанием показаний. Так положено, мы ведь ведем частное расследование. Вы не возражаете?
- Пожалуйста!
- Скажите, как вы узнали о смерти сына?
Нам позвонил начальник колонии и все рассказал. Сказал, что можно забрать труп и похоронить по-человечески. Сказал, что если мы располагаем деньгами, то он закажет хороший гроб в Краснодаре и все уже подготовит, чтобы нам было легче, а мы как приедем, рассчитаемся. Мы, конечно же, согласились. Очень хороший был начальник, и Саша всегда говорил, что их тюрьма – одна из лучших в стране, и он был доволен, что сидит именно там… Ну, в общем, мы собрались и поехали. Когда приехали, труп было уже в морге, в специальном зале, Сашу уже отпел священник, его обрядили и подкрасили. Начальник дал нам документы Саши, в том числе справку о смерти и результаты вскрытия трупа. Там было написано, что умер от туберкулеза.
- Вы видели труп?
- Да, конечно.
- Вы уверены, что это был ваш сын?
- Ну а кто же?! – Людмила Ивановна в ужасе посмотрела на Славина.
- Вот и мы задаем себе этот вопрос: кто же был похоронен? Ваш сын Смирнов-Маргиани или кто-то другой? Почему Вы так уверены, что в гробу лежал именно Ваш сын?
- Ну а кто же? – снова в шоковой растерянности спросила Людмила Ивановна.
- Людмила Ивановна! Сосредоточьтесь, пожалуйста на том дне. Анатолий Порфирьевич, помогите супруге! Давайте вспоминать вместе. Итак, какой это был год и месяц.
- Середина марта 1995 года, - ответил Анатолий Порфирьевич. – Дата смерти Саши – 11 марта, но мы ведь не сразу приехали… Нам сообщили, кажется, на следующий день, потом Люсе было плохо, потом мы ездили заказывать место на кладбище… В общем, поехали.
- Вы приехали в колонию?
- Да. Нас уже ждали на вахте и сразу проводили к начальнику. Мы немного посидели, поговорили, Люся поплакала… Попили чаю с дороги, и потом поехали в морг. Начальник нас отвез на своей машине. Еще был какой-то человек с ним, кажется, заместитель. В морге тот, второй начальник, проводил нас в комнату. Саша лежал в гробу, убранный и накрашенный. В руках у него была потухшая свеча. Начальник сказал, что это когда его отпевали…. И сказал, что попросил подкрасить покойника, так, мол, все теперь делают. Что болезнь его изуродовала, и он не хотел нас расстраивать… Он и машину заказал, грузовую «газель», чтобы гроб и нас отвезти в Кисловодск. В общем, он все сделал, избавил нас от тяжких хлопот, за что мы ему, конечно, благодарны. Хороший был мужик! Ну, мы с ним, конечно, рассчитались, гроб санитары погрузили в «газель», мы им заплатили и поехали… Похоронили Сашу на следующий день на Кисловодском кладбище. Позвали только наших друзей да соседей. Никого из его друзей звать не стали, не хотели их даже видеть. И никому не сообщили…
- Так, понятно! - Гена перевел дух. – А скажите, вы везли его в закрытом или открытом гробу.
- В закрытом, конечно! – ответил Анатолий Порфирьевич.
- Почему «конечно»?
- Потому что так начальник сказал. Сказал, что у Саши все же был туберкулез, тяжелая форма, а он очень заразный. Так что лучше гроб закрыть прямо в морге и везти закрытым.
- А на кладбище открывали?
- Нет, конечно?
- Опять «конечно»! Почему?
- Начальник сказал, чтобы не открывали. Покойников принято целовать в лоб перед могилой, но он посоветовал нам этого не делать. Говорит, что это заразно. Да и зачем уж нам это было! Похоронить бы побыстрей, да и дело с концом. Было тяжело с ним при жизни, да хоть похоронить полегче. Тяжко все это! Мы любили его и жалели, а радости он нам не принес!
- Значит, вы видели только покойника, накрашенного и уложенного в гроб. Так ведь?
- Ну да, так…
- И потом его закрыли крышкой и завинтили. Да?
- Да, все так.
- И больше вы уже его не открывали.
- Нет, не открывали. Похоронили и все.
- Но почему вы так уверены, что это был он.
- Так ведь нам сказали…
- Начальник?
- Да, он, - Людмила Ивановна ошалело смотрела на Славина. – Но если это был не Саша, то где же Саша? Ведь он должен был выйти из тюрьмы через несколько лет. А он не вышел. Почему он не вышел?
- Хороший вопрос, - вздохнул Славин. – Я бы тоже хотел знать на него ответ. Скажите, а не было ли у него братьев, примерно одного с ним возраста, которые были бы с ним похожи?
- У него в Сванетии много родственников. Его часто навещали, гостинцы привозили. И дети со взрослыми тоже приезжали. Они все чем-то похожи, род есть род. Но сильно похожих не было. Да и возраст был разный. Сашиного возраста были только девочки. А после армии нас уже никто не навещал.
- А Вы ездили к родственникам? – спросила Анна.
- Да, обязательно. Три раза в год. У сванов так положено: быть на могиле в день рождения и в день смерти родителей. Вот мы и ездили на кладбище на день смерти родителей, потом на день рождения отца и на день рождения матери. Потом у родственников останавливались, жили дня два-три, ну, чтобы ребенок от своих не отвыкал… Нет, точно не было ровесника, похожего на Сашу! Но… почему Вы так спрашиваете? – Людмила Ивановна все никак не мола взять в толк, в чем дело. – Вы не верите, что похоронили Сашу? Но кого же тогда похоронили?
Вопрос повис в воздухе. Молчание неожиданно нарушил Вербицкий. Во время расследования он ведь почти всегда молчал, иногда спрашивал что-то для уточнения, но очень редко.
- Туберкулезного бомжа с помойки! – зло, жестко и очень громко изрек он.
При этих словах Анатолий Порфирьевич вздрогнул, а Людмила Ивановна как-то съежилась.
- Что он говорит?.. Зачем он так говорит, - растерянно смотрела Людмила Ивановна то на Анну, то на Славина.
Анна сделала знак Вербицкому: мол, не надо передергивать, людям и так тяжело, и ответила:
- Не волнуйтесь Вы так! Еще ведь ничего не доказано. Это только предположение.
- Но тогда Саша жив?
- Вряд ли, - сказал Славин. - Мы думаем, что Ваш сын действительно не умер тогда в тюрьме. Скорее всего, он умер месяц назад от руки убийцы. И теперь мы должны найти убийцу. А тогда вместо него похоронили другого.
- Но если все это правда и Саша действительно все это время был жив, то почему он не пришел к нам?
- Наверное, он просто не хотел. Кто-то придумал эту чудовищную комбинацию с похоронами, чтобы Вашего сына вызволить из тюрьмы. Но вовсе не для того, чтобы он вернулся к вам. Он нужен был кому-то для совершенно других дел.
- Сашенька! – Людмила Ивановна заплакала. Муж обнял ее.
Анна растеряно смотрела на стариков. Наверное, им было бы лучше, если бы они думали, что их сын покоится на кисловодском кладбище с 1995 года. А оказалось, что он все это время был жив, и где-то даже делал свою то ли преступную, то ли политическую карьеру. И ни разу не поинтересовался, как живут старики? Впрочем, он мог и интересоваться, просто они этого не знали.
- Скажите, у вас есть каике-то его фотографии?, - спросил Славин.
- Нет ни одной! – Людмила Ивановна развела руками. – Вот так получилось, что нет ни одной.
- Не может такого быть! – не поверил Геннадий. – Вы что же, никогда не фотографировали его?
- Тут такая история.., – стал рассказывать Анатолий Порфирьевич. – Все фотографии из дома исчезли.
- Как же так? – изумился Гена.
- Где-то спустя пару месяцев после похорон Саши у нас дома произошла кража. Кто-то взломал замок, когда нас не было, и украл фотографии.
- Именно фотографии?
- Ну, не совсем. Кое-какие Люсины украшения, деньги. Но не все, деньги были убраны, взяли только то, что лежало в кошельке на тумбочке, а крупные деньги не нашли. И взяли шкатулку с фотографиями. Она, знаете ли, красивая такая. Наверное, преступники подумали, что мы храним в ней деньги, вот и забрали. И еще в ней лежал Сашин крестик..
- Крестик?! – В один голос вскрикнули и Славин, и Вербицкий, и Анна. – Какой крестик?!
- Сашин. Очень дорогой и очень красивый. Ему родственник подарили, из Сванетии, на шестнадцатилетие. Делали на заказ у какого-то известного тбилисского ювелира. – Крупная золотая цепочка, крест тоже крупный, с бриллиантами. Мы Саше его даже носить не разрешали, боялись, что потеряет или отнимут. Но иногда он одевал.
- Крест этот украли. Сорвали с мертвого.
- Ужас! Какие жестокие люди!
- А альбомы с фотографиями у вас были? Ведь не все же хранилось в шкатулке?
- Были. Они тоже пропали. Мы не сразу схватились. Летом решили поставить памятник, а фотографий-то и нет! Шкатулку ведь укради. Стали искать альбомы, а их тоже нет. То ли воры утащили, то ли мы сами куда дели. Не знаем, пропали – и все! Так памятник и стоит без фотографии.
Вербицкий взял в руки пачку фотографий, бегло просмотрел ее, вытащил пару и протянул старикам:
- Возьмите. Это точно он. Можете теперь сделать фотографию на памятник.
- Спасибо…
Гена немного подумал, почесал рыжий затылок и сказал:
- Знаете что! Ваши показания настолько важны, что мы не можем обойтись только диктофонной и видеозаписями записью. Завтра к вам придут полицейские из местного отделения, мы договоримся, они составят протоколы. И опознание фотографии тоже произведут официально. Так нужно. Это, конечно, пока только версия, но, скорее всего, правильная версия. Вашего сына кто-то убил. Но для того, чтобы найти преступника, нужно правильно установить личность вашего сына
- Хорошо, хорошо, мы согласны. Раз надо, значит, надо.
- И еще вот что важно, продолжил Гена, - назовите точную дату рождения. Помните?
- Конечно! 8 января 1972 года.
- А у этого Смирнова – 22 ноября 1971 года.
- Так, может, это все же не он?
- Думаю, что все-таки он. А с датами мы позже разберемся.
- А скажите, - вдруг опять заговорил Вербицкий, - Знаете ли вы, кто такой Амиран?
- Да, - сразу ответил Анатолий Порфирьевич. – Был в наших краях такой знаменитый вор в законе. Его все боялись. В милиции считали, что это он убил родителей Саши. Потом его поймали. Но Саша не опознал его, и его, кажется, отпустили. А когда началась перестройка и эта гласность, то в газетах о нем очень много писали. Модная была тема – воры в законе.. Как будто писать больше не о ком, нашли тоже журналисты героев…
- А что вы знаете о кровной мести Амирана и вашего приемного сына?
- Мало что… Конечно, мы живем на Кавказе и знаем про кровную месть. И когда усыновляли Сашу, нас предупредили, что в его роду какая-то кровная месть. Мы же говорили вам, что из-за этого решили поменять ему фамилию.
- А не слышали от кого-нибудь, что ваш сын должен был мстить Амирану, а Амиран – вашему сыну?
- Что-то такое нам говорили в милиции, но мы не придавали этому значения. Когда Саша подрос и связался с хулиганами и бандитами, нам стало не до того…
- Ясно, - Вербицкий, похоже, был удовлетворен ответами.
Они ушли от стариков. За калиткой Гена помолчал, подумал, и сказал:
- Сегодня переночуем в Кисловодске. А завтра я пойду в полицию. Надо умаслить и убедить начальство, чтобы нам помогли. Пусть нас выведут на ментов, которые служили, когда этот Сандро тут куролесил. Пусть они его опознают. И здесь возьмут показания. Заинтересуем их. Во-первых, история интересная, как-никак , всплыл почти через двадцать лет знаменитый вор в законе. И Амирана они тоже наверняка захотят поймать, а тут одна ниточка.
- Кровники? – спросил Вербицкий.
- Думаю, что да… Сами знаете: Восток – дело тонкое!
- А я вот что думаю, - начала Анна. – Почему Ледогоров, который ни кум, ни сват, ни брат Смирнову, сразу точно узнал его по фотографии, а эти старики, которые прожили с ним бок о бок столько лет, не сразу и даже вроде сомневались?
Гена пожал плечами. Но у Вербицкого ответ нашелся:
- Я думаю, тут вот в чем дело. Во-первых, он им все же не родной. И с рождения они его не знали. А, во-вторых, у них сложился эмоциональный образ, и они его держат в своем сознании. К тому же они уверены, что Саша умер, а фотографии, которые мы им дали, ясно что новые – цветные, качественные. Когда они Сашу фотографировали, таких еще не было. Вот им и в голову не могло прийти, что ухоженный человек в костюме на новой цветной фотографии и их умерший давным-давно сын – одно и то же лицо. И потом, на паспортной-то они его сразу узнали.
- Ну а Ледогоров?
- А Ледогоров – совсем другое дело. Он старый мент, и всю жизнь ловил преступников. Он чаще как раз имел дело с фотографиями. Всякие там опознания, предъявление и так далее. Вот у него и запечатлелся именно фотографический образ. И потом, он как опытный мент всегда готов к неожиданностям. Даже к тому, что умерший преступник может воскреснуть через много лет совершенно живехоньким!
- Да, думаю, Ян прав., - подтвердил Славин. – У настоящий оперативников фотографии знаменитых преступников всегда лежат на столе под стеклом. Чтобы и запомнить лучше, и всем показывать. У меня так вот всегда так было. Кто приходил ко мне, я сразу показывал фотографии: такого-то не видели где-нибудь? Так мы отслеживали движение наших бандитов. Это в работе здорово помогало.
Был уже поздно. Они выбрали гостиницу поближе к зданию городской полиции, сняли четырехместный номер – три места в одной комнате для Славина, Вербицкого и водителя, и диван в гостиной – для Анны. Вербицкий сказал, что всем вместе удобнее и безопаснее – мало ли что?. Поужинали в ресторане и уснули мертвым сном.
Утром всех разбудил как всегда Вербицкий. Он громко постучал в дверь гостиной .
- Вставайте, Анна ! Хватит спать. Через полчаса все конторы будут открыты, у нас времени в обрез. В ресторан не пойдем, идите к нам, я чай с бутербродами приготовил.
«Он вообще, спит когда-нибудь, этот Ян Каземирович! – раздраженно подумала Анна, которая всю жизнь не высыпалась. – Встал черт знает когда, еще и бутерброды где-то раздобыл». Но, тем не менее, послушно поднялась и пошла в ванную. Пререкаться с Вербицким она не хотела: он реагировал на все очень жестко.
До здания УВД дошли пешком, Вербицкий сказал, что надо дать водителю возможность отдохнуть, а им прогулка полезна. Славин взял пачку долларов потолще и сказал:
- Ждите меня на улице. Я пойду договариваться.
Договаривался он опять около часа. Вышел к ним довольный.
- Нет, все-таки насколько облегчает расследование наличие нормальной суммы денег! - сказал он, улыбаясь. – А то бывает, заказчик жадничает, и мне даже стыдно перед теми, кому надо заплатить. Бывает, заплачу за информацию, и вижу, что человек не доволен. А денег - в обрез.
- Ты тут не больно-то шикуй! – попрекнула его Анна. – Расходуй разумно, а то все Пашино состояние за расследование спустишь! Ну что там у тебя?
- У меня все хорошо! – Гена явно был доволен проделанной работой. – Я еще вчера кое с кем познакомился. Хорошо заплатил. И сегодня меня этот человек представил начальнику. Я все объяснил, начальник заинтересовался. Я ему – в конвертике. Он заинтересовался еще больше. Обговорили. Он дает нам помощника – сейчас парнишка доделает кое-какие дела и выйдет к нам. Мы поедем к старым ментам, которые работали в нужный нам период. А он пока поищет, не сохранились ли в архиве фотографии.
Парнишка скоро вышел. Он был совсем молодой, лет двадцать пять, но очень шустрый и разговорчивый. Пошли к гостинице, взяли машину. Парнишка сам сел за руль. Во-первых, сказал, потому что если взять водителя, то в салоне будет тесно, а, во-вторых, нет смыла водителю объяснять все время дорогу, легче самому ехать за рулем. Парнишку звали Арсений, он был в звании капитана.
- Я уж на что молод, а и то слышал про Амирана и про Серого, - трещал Арсений. – Мне он них мой сосед рассказывал… Сосед мой - бывший начальник уголовного розыска. Мы семьями дружили. Когда маленький был, то мои родители с его детьми сидели, то он – с нами. Вот и рассказывал, как ловил преступников. Я и в милицию-то пошел, потому что его рассказы на меня такое впечатление произвели, что только держись! Мама против была категорически, но я не послушал.. А сейчас вот юридический заканчиваю… Мы к моему соседу и едем.
- А вдруг его дома нет? – забеспокоилась Анна.
- Есть, есть! – заверил Арсений. – Я уж позвонил всем.
Бывший начальник Кисловодского угро жил в обычной многоэтажке. Он встретил их так же приветливо, как в Сухуми Ледогоров. Понятное дело, милиционеры в отставке, да еще и с богатым «криминальным» прошлым всегда рады поделиться воспоминаниями о своей нелегкой службе. Звали его Аркадий Семенович. Фотографию он опознал.
- Да, это Серый. Я его знал еще по кличке Сван. Еще его здесь звали просто Сандро. Говорите, жив остался, не умер в тюрьме? Хитер! Странно, но он мало изменился. Все же тюрьмы позади… И чего-то он слишком холеный.
- А он уже давно нигде не сидел, - прокомментировал Славин. – Он уже много лет как помощник депутата Государственной Думы России!
- Это наш-то Сандро? Вот те на! Вы шутите?
- Да ничуть. Нам не до шуток. У нас в регионе произошло убийство. Убили депутата Госдумы и его помощника, который, как мы все больше и больше убеждаемся, и есть этот ваш Сандро-Серый. По документам он Смирнов Александр Сергеевич, родился 22 ноября 1971 года. Но у вашего Серого другая дата рождения – 8 января 1971 года. Видимо, ваш Сандро сумел бежать из тюрьмы, ему помогли инсценировать свою смерть, и потом он либо поменял паспорт, либо воспользовался чужим. Сам понимаете – с такими именем, отчеством и фамилией вовсе нетрудно найти полного тезку.
- Да уж, это точно. И чем же я могу вам помочь?
- Дядя Вася! – радостно встрял Арсений. – Меня мой начальник отрядил помогать этим людям. Я сейчас у вас как оперуполномоченный уголовного розыска возьму официальные показания. Им ведь нужно, чтобы все было официально, иначе им не поверят. У них лучшего друга обвинили в убийстве, они ему должны помочь! – Арсений явно старался и был очень доволен возложенной на него миссией.
- Да, пожалуйста, Арсений! А кто же кого убил?
- Мы не знаем, - вздохнул Славин. – Убиты Кириченко – депутат Госдумы и его помощник Смирнов. Предполагаем, что убийство совершил некто Амиран. Из мести…
- А, это запросто! – уверенно изрек дядя Вася. – Они – кровники. Их семейства уничтожали друг друга только так. Вся Грузия ходуном ходила! Потом этого Смирнова усыновили и увезли в Кисловодск. А Амиран сидел всю жизнь – то сядет, то выйдет. Романтика! Сейчас-то он где?
- Сидел. Но из тюрьмы сбежал. Месяца полтора назад. Вот мы и предполагаем, что это, может быть, он убил Смирнова. А заодно и Кириченко. Как свидетеля. Такая вот петрушка. Над теперь все это доказать. - Арсений с удовольствием демонстрировал, как хорошо он владеет информацией.
- Ясно, - кивнул дядя Вася. – Но вот одно меня все же смущает. Как через столько лет Амиран смог найти и, главное, идентифицировать Серого?
- А в этом я виноват, - вздохнула Анна. – Смирнов принял все меры, чтобы никто никогда не мог найти его. Не знаю, почему он не сделал пластическую операцию, может, просто побоялся, может, испугался, что остаются у медиков документы… Но кто-то уничтожил все его фотографии у родителей в доме. Скорее всего, он сам. Он прекрасно понимал, что в других местах искать его фото вряд ли будут. Да если и найдут, то совсем немного. У него был покровитель. Предполагаем, что этот самый депутат Кириченко, который был начальником тюрьмы, когда там сидел Смирнов. Он и помог ему убежать из тюрьмы, а потом кто-то уничтожил его отпечатки пальцев Краснодарской картотеке. И в картотеке МВД тоже. Смирнов уже много лет жил в Москве, работал с Кириченко, был уважаемым человеком, и нигде никогда не фотографировался! Он вообще постоянно держался в тени, тщательно следил, чтобы не попасть в кадр, никогда не давал никаких интервью и, вообще, избегал публичности. Никому и в голову не могло прийти, что в этом интеллигентном немногословном человеке приятной наружности скрывается матерый уголовник… Но вот наш друг Гена Славин – вот он, полюбуйтесь! – опытный талантливый оперативник со стажем тем не менее почуял в нем «урку». Мы с ним спорили, мол, не может такого быть, но оказалось, что он все-таки прав… Ну да я отвлеклась… Так вот, Кириченко со Смирновым по поручению Президента в этом году создавали новую партию. И были направлены в нашу область обкатывать проект на выборах. Перед самым концом выборов мне удалось сфотографировать Смирнова. Он просил не публиковать фото и не выкладывать в Интернете, но я его не послушалась. Опубликовала и выложил. А потом журнал для заключенных «Место лишения» попросил меня написать для них статью о том, как Кириченко со Смирновым нашли юноше-сироте отца, которого он никогда не видел, причем, в Грузии. Это действительно было, мы все этому свидетели, отец приезжал за сыном в наш город Рыбацкий совсем недавно…. Он встречался с Кириченко и Смирновым, и при встрече со Смирновым почему-то сделал предположение что Смирнов – из их мест, из Грузии или Сванетии. Он даже сказал, что у него говор какой-то особенный. .. Это была уже вторая ласточка для наших подозрений! А дальше случилось совсем уже неожиданное. Журнал «Место лишения» опубликовал мою статью с большим количеством снимков. И снимки Смирнова там тоже были. Журнал распространяется по всем тюрьмам России. Попал он и в Иркутскую тюрьму, где сидел Виссарион Кахиани по кличке Амиран. Следователь делал запрос, и Иркутская полиция опросила персонал колонии. Они подтвердили, что Амиран читал журнал очень даже внимательно – намного внимательнее, чем остальные заключенные. Дальше мы просто предполагаем, что он, узнав кровника и поняв, что тот жив, бежал из тюрьмы с единственной целью – убить Смирнова. Точно установлено, что его видели в нашей области. Более того, он обменял автомат Калашникова, который взял у убитого в тюрьме охранника, на пистолет Макарова у местных бандитов. Из пистолета Макарова и были убиты Кириченко со Смирновым. Следствие с самого начала пошло по ложному пути: думали, что убийца охотился за депутатом Государственной Думы, а его целью был кровник Смирнов-Серый.
- Да-а-а уж, веселенькая история! – протянул дядя Вася. – Даже в моей многолетней практике такого не было… Чем я еще могу вам помочь?
- Дядя Вася, - с бодрой готовностью сообщил Арсений, - я сейчас понятых позову, и ваше опознание по фотографии зафиксируем по всем правилам.
Так и сделали. Потом Арсений повез их к еще одному старому милиционеру, которого назвал дядей Борей. Он тоже сразу узнал на снимке Александра Сергеевича Смирнова, кисловодского бандита по кличке Серый. И тоже составили протокол по всем правилам. Славин все фиксировал на диктофон и видеокамеру. После этого Арсения отправили к родителям Смирнова, чтобы оформить протоколом их рассказ о краже фотографий из дома, нательного креста Смирнова, а также опознание по фотографиям. И вся тройка отправилась в гостиницу. Арсений позвонил, как вышел от Смирновых, и они отправились в УВД. В УВД отсканировали протоколы, отформатировали диктофонные и видео записи и отправили Синченко по электронке. Дело двигалось, доказательства идентификации Смирнова – помощника главного Единорога и кисловодского бандитского авторитета собирались приличные. Если присовокупить к этому отпечатки пальцев, то, пожалуй, даже у настроенных на защиту «единорогов» москвичей и великого следователя Сурового сомнения не возникнет.
Дело закончили ближе к вечеру, решили как следует пообедать и поужинать заодно и пригласили в ресторан Арсения. Он был на седьмом небе от счастья. Арсений Анне и Славину очень нравился. А Вербицкий, как обычно, хранил хмурое молчание. За обедом-ужином еще раз обсудили полученную информацию. Всех смущало расхождение в датах рождения Смирнова - Серого и Смирнова – «единорога». Надо было выяснить, каким образом Смирнов мог получит другой паспорт.
- А что вам известно о Смирнове из Госдумы? – поинтересовался Арсений. – Что-то ведь он кому-то про себя говорил. Не мог же человек вечно хранить молчание.!
- Да немного совсем, - вздохнул Вербицкий. – Жил в Краснодаре, занимался каким-то бизнесом. Там как-то подружился с Кириченко, помогал ему , потом уехал с Вадимом Борисовиче в Москву.
- А семья у него была? Родители, жена, дети?
- Родителей не было, он из детского дома, откуда-то с Алтая. В Краснодаре он в армии служил. Воинская часть располагалась под Краснодаром. Он там остался служить сверхсрочно, стал прапорщиком. Служил хорошо, рассказывал, что командир был им доволен. Собирался в военное училище. Ходил на танцы в клуб в станице рядом с частью. Там познакомился с девушкой. Говорил, что была очень сильная любовь, встречались они около года, потом поженились. И буквально через пару месяцев после свадьбы разбились в автомобильной катастрофе. Жена была беременная, погибла даже не приходя в сознание. А он сильно покалечился, долго лежа в больнице. Потом сразу уехал в Москву. Сказал, что не мог оставаться там, слишком было больно. Хотел начать новую жизнь.
- Да, грустная история, - вздохнула Анна. – Она вполне объясняет замкнутость и нелюдимость этого Смирнова – «единорога», но никак не объясняет перевоплощение Смирнова-Серого в Смирнова-«единорога». Если это один и тот же человек, то как ему удалось служить в армии, остаться сверхсрочно, потом жениться? Ведь в это время, согласно показаниям милиционеров и родителей, он бандитствовал в Кисловодске и сидел в тюрьме.
- А вы съездите в Краснодар! – вдруг предложил Арсений. - Это же всего 450 километров по трассе. Я ездил! И все там узнаете! Так же в местную полицию зайдет. У меня там, кстати, приятель работает, мы вместе на юридическом учимся. Я ему позвоню и договорюсь. Это ведь не так уж и далеко. И Россия тоже..
Славин встал и торжественно пожал руку Арсению:
- Арсений, ты – настоящий полицейский! Я горожусь тобой. У тебя блестящее будущее. Ты сделаешь карьеру. Но свой умы и свою сметку иногда все же держи при себе: начальнику не всегда нравится, если простой опер соображает лучше его. Мы отправляемся в Краснодар.
Арсений весь сиял от удовольствия.
Решили ехать сразу же, сейчас. Собрать вещи и отправляться, Шофер Миша целый день отдыхал, так что можно ехать спокойно. Ночью наверняка приедут. Арсений выразил желание поехать с ним, но они не согласились под предлогом того, что в машине будет тесно. На самом деле они побаивались за парнишку, ведь их путешествие не было простой прогулкой, криминал мог появиться в любой момент. Славин торжественно вознаградил Арсения сотней долларов. Он отказывался, смущался, но сыщики настояли: заработал, и потом, приятно с тобой общаться. Считай, мол, это подарком. Арсений тут же позвонил своему приятелю по юридическому, вкратце объяснил ситуацию. Приятель, к счастью, был на месте, пообещал, что тепло встретит. Сказал, чтобы Арсений дал его телефон и чтобы его гости звонили в любое время дня и ночи, ни капли не стесняясь.
Тепло попрощавшись с Арсением, сыщики отбыли в Краснодарский край.
В Краснодар прибыли ночью. Опять нашли гостиницу поближе к зданию полиции. И снова сняли один большой номер на всех - трое мужчин в одной комнате, и Анна в гостиной. Осторожный и подозрительный Вербицкий по-прежнему считал, что лучше всем держаться вместе, и Анну без мужчин не оставлять: мало ли что… Анна и сама, хоть и продолжала побаиваться Вербицкого, так как косвенно была виновата в смерти Кириченко, но узнанное в последние дни об Амиране и Сером на нее нагоняло страх побольше, чем думы о мести Вербицкого… Тем не менее она уснула сразу и спала очень крепко. Еще бы: такие дороги и такие эмоции.
Утром Вербицкий поднял всех в 8-30, предварительно приготовив бутерброды, чай и кофе. Никто не сопротивлялся – уже привыкли к его железной дисциплине. И потом, дело есть дело, чем быстрее его сделать, тем больше у Павла Железнякова шансов выти из тюрьмы. Шофера оставили отдыхать, а сами, предварительно позвонив друг Арсения, отправились в Краснодарское УВД. Решили пойти все втроем, для солидности. Раз уж предварительная договоренность есть, то можно и не запускать вперед Славина на разведку. Тимофей, друг Арсения, был старше своего кисловодского приятеля. Соответственно, не такой эмоциональный и открытый. Он уже занимал должность начальника отделения уголовного розыска. А раз так, то можно было решить вопрос, не обращаясь к вышестоящему руководству. Славин намекнул сразу: «Все будет оплачено». Тимофей пожал плечами:
- Я бы и так помог, - тем не менее возражений против оплаты своей внеурочной работы не высказал.
Славин быстро объяснил ему, что нужно. Требовалось разыскать что-нибудь об автомобильной катастрофе давности от 1995 года (в этом году, считается, умер в тюрьме один из Смирновых) до конца 90-ых годов. То есть, до того времени, когда Смирнов уже появился в Москве вместе с Кириченко. А заодно помочь связаться с начальством воинской части, где служил Смирнов. И, если можно, найти кого-то, кто служил с ним в то время. Тимофей попросил время до обеда. Славин пригласил его обедать в гостиничный ресторан.
Около часу дня собрались в ресторане, заказали обед. Тимофей не опоздал, пришел точно в 13-00. Из барсетки вытащил бумажки.
- Вот, это что касается катастрофы. Произошла она в 1996 году, в июне. Молодая пара Смирновы ехали из Краснодара к себе в станицу. Остановились то ли передохнуть, то ли в туалет… Пока стояли, на них наехал «фольксваген». Их машина всмятку, женщина тут же скончалась, а мужчина получил тяжелую травму. Их почти сразу обнаружили проезжие водители, траса-то оживленная. На первом же посту ГАИ сообщили. Те приехали, все зафиксировали, парня отправили в больницу.
- А что показало расследование? – спросил Славин. – Нашли того, кто на них наехал?
- Нет, не нашли. И машину-то нашли уже на следующий день. «Фольксваген» был угнан за несколько часов до трагедии. Угон не раскрыли. Хозяин машины обнаружил пропажу лишь утром следующего дня. Когда сообщил, гаишники стали искать машину. Нашли неподалеку от места происшествия, в кустах, помятую. В машине – никаких отпечатков, все чисто. Экспертиза подтвердила, что «копейка» Смирновых была сплющена этим «фольксвагеном». Но на этом дело и кончилось. Никого не нашли. По версии следствия, кто-то угнал машину с неизвестной целью, а потом, совершив аварию, бросил с перепугу, предварительно стерев отпечатки.
Все примолкли. Опять тайны мадридского двора вокруг этих Смирновых. Над двигаться дальше.
- А что с воинской частью? – поинтересовался Славин.
- Воинской части уже нет, но я нашел несколько человек, которые в эти годы там служили. Съездим к ним. Но я предлагаю сначала поехать в станицу, где жили молодожены Смирновы. Родители погибшей женщины ведь еще не старые, надеюсь, живы. Что-нибудь узнаем. Тут недалеко.
- Может, вы сами сядете за руль? – предложил Славин. – Так мы быстрее доедем.
- Да, конечно.
Все сели в машину. Через двадцать минут были уже в станице с чудесным названием Виноградная. Станица была очень красива. Погода стояла великолепная, у них в Центральной России и летом такой красоты нет, как здесь в октябре. И, как Кисловодск, станица утопала в розах.
- У вас здесь холодно-то хоть бывает? – спросила Анна.
- Да, бывает. У нас тоже зима, - улыбнулся Тимофей. – В декабре будет ниже нуля. И примерно до марта. Но – не каждую зиму. Прошлая зима началась в январе, и в феврале уже кончилась. Моя мама чеснок вообще в прошлом году в декабре посадила… Не понимаю, как вы там у себя живете в таком холоде!
- Не говорите-ка! – Анна даже поежилась, вспомнив, что уже через месяц в Центральной Росси может начаться лютая зима.
Домики в станице были кирпичные. Дом, где жили родители погибшей жены Смирнова, находился в центре станицы, был двухэтажный, из красного кирпича, и перед ним был разбит розарий из белых роз. Тимофей позвонил в калитку.
- Входите, открыто! – крикнули им.
Они вошли. Перед домом на садовом столике женщина лет шестидесяти варила в большом медном тазу варенье. Таз стоял на электроплитке, провод тянулся через окошко в дом. Пахло перезрелыми яблоками, сахарным сиропом и корицей. У Анны сразу подпрыгнуло настроение. Какая красота, какой изумительный архаизм! Так же , в медном тазу, только не на электроплитке, а на керосинке, варила варенье давным-давно в глухой Калининской области ее бабушка. ..
- Здравствуйте! – Тимофей сразу подошел к женщине. – Начальник отделения Краснодарского уголовного розыска, вот мое удостоверение. А это – мои друзья, частные детективы. Они помогают в расследовании.
Женщина вытерла руки о белый фартук, взяла в руки удостоверение, прочитала.
- Садитесь, пожалуйста, - она быстрыми ловкими движениями протерла садовые скамейки. – Что-то случилось с Мишей?
- С каким Мишей? – удивился Тимофей.
- С внуком… Хулиганистый стал, непослушный, вот и ждем каждый раз беды.
- Нет, мы по-другому поводу… Скажите, а внук у вас.. от кого родился? – вопрос получился неловкий, но женщина поняла.
- От дочери. Младшей. Они с нами живут.. А почему вы спрашиваете?
- Нам нужно поговорить с Вами о вашей дочери Оксане Смирновой…
- Это старшая. Она погибла. Много лет назад. Она не родила мне внуков. Она погибла беременная. – Глаза женщины увлажнились.
- Как Вас зовут? – спросила Анна.
- Любовь Александровна… Можно Люба.
- Вы с кем живете.
- С дочерью, зятем и внуком. Муж умер в тот год, когда Оксаночка погибла.
- Любовь Александровна, соберитесь, пожалуйста, с силами. Нам нужно расспросить Вас о подробностях гибели Оксаны, - начал Славин свой частный допрос.
- Да я собралась уже. Давно это было, боль уж притупилась. Но зачем вам? Все быльем поросло.
- Есть некоторые вновь открывшиеся обстоятельства, - пояснил Тимофей. – Они касаются расследования другого преступления, оно связано с этим. Ну, как Вам объяснить... Преступник один и тот же.
- А что, нашли того, кто на Оксаночку наехал?
- Ну, можно сказать, что да. Но преступник тоже убит.
- Во ведь как.., - Любовь Александровна смотрела на незваных гостей растеряно. – Убит, значит. Чрез столько лет. Все равно наказание настигло…
- Да, настигло, - с тяжелым вздохом сказал Славин. – Еще как настигло. Любовь Александровна, я - сыщик со стажем. И, поверьте мне, не было в моей практике случая, чтобы наказание не настигло. Сразу, через год, через десять или двадцать лет, но с преступником случается то же самое, что он совершает с другими. Только к в сто крат страшнее.
- Ну и ладно, ну и ладно, пусть так. Так что же я вам должна рассказать?
- Вспомните, пожалуйста, все подробно. Когда это было? Как? Как вообще Оксана выходила замуж? Что был за парень?
- Парень как парень. Сирота он был. Откуда-то с Алтая, из детского дома. Здесь он в армии служил. С Оксаночкой в клубе познакомился. На танцах. Вся воинская часть к нам в клуб на танцы ходила. Он симпатичный был, но так – ничего особенного. Худенький, русоволосый. Служил хорошо, ребята у нас на свадьбе были, говорили, что командир его хвалил всегда. Он как отслужил, так сверхсрочно остался. Говорил, что все равно ему возвращаться некуда, на Алтае у него никого почти не осталось, и жилья там нет. Да и работы, говорит, там нет. А здесь ему нравилось. Природа у нас какая! Опять же, работу ему здесь предложили, он с Оксаночкой познакомился, когда уже прапорщиком был. На танцы ходил.. Они год, наверное, встречались, он все стеснялся, Говорил ей: «Я, мол, тебе ничего предложить не могу, я без роду-племени. Вот поступлю в военное училище… А Оксаночка замуж очень хотела. Говорила нам с отцом: «Что же, мы с ним все так и будем на танцы ходить? Годы ведь идут.» Мы с отцом прикинула: парень хороший, скромный, трудолюбивый, не беда, что без роду племени, пусть женятся. Он так обрадовался! Оксаночка медсестрой в больнице работала, устроили и его сторожен. Так, вместе с прапорскими нормально выходило. И в апреле, сразу после Пасхи, поженились. Они в церкви венчались, Оксаночка хотела.
- В каком году это было?
- В 1996. Через неделю-две после Пасхи.
- А погибла когда?
- В июне. Поехали в Краснодар к Оксаночкиной подруге на свадьбу. Поздно вечером возвращались.
- Он, что, пьяный за руль сел?
- Да что Вы! Саша вообще не пил, так только, пригубит, бывало. Говорил, что родители его от вина умерли, он даже пробовать не хочет. А уж если за рулем, так и в рот не брал.
- На чьей машине они ездили?
- На нашей. У нас «копейка» старенькая была… Саша как рассказал: ехали они, остановились на полпути, Оксаночке нехорошо стало. И через секунду несется на них этот подонок на «фолксвагене». Машина всмятку, Оксаночка тут же померла, а у Саши переломы были, все лицо изуродовано. Он сознание потерял. Их быстро обнаружили проезжие водители. И гаишников вызвали, а те – скорую. Но для Оксаночки все равно поздно было… А она ведь еще и беременная была!, - Любовь Александровна все же не выдержала и горько заплакала.
Плакала она довольно долго, вытирая слезы передником. Анне было ее очень жалко. Но слов утешения она не находила.
- Что же было дальше?
- Да ничего. Оксаночку похоронили, Саше в больнице лежал. Он и на похороны не пошел. Мы даже обиделись. Не так уж плохо ему было, врач его отпускал. Но он сказал, что не перенесет этого… Уж и не знаю, что ему в голову взбрело! Мужик ведь!
- А Вы его в больнице навещали?
- Да. Сначала часто приходили, а потом он сказал, что не нужно. Сказал, что Оксану не вернешь, и травить себе душу он не хочет. «Надо, - говорил, - найти в себе силы начать новую жизнь».
- Как он собирался ее начать?
- Сказал, что уедет отсюда.
- Куда, не говорил?
- Вроде в Москву. Говорил, что у него там какие-то друзья из детдома объявились, бизнес какой-то там. Вот он и поедет. «Все равно, - говорит, - я никому не нужен, может там счастье найду». Детдомовский ведь он...
- Из больницы он выписался к вам?
- Нет. Может, в свое общежитие пошел, может, еще куда. Мы не видели его больше. Перед отъездом только позвонил. Но цветы на Оксаночкину могилу все время носил.
- Что Вам еще о нем известно?
- Ничего! Ни разу с тех пор не видела. Как в воду канул. Потом ведь муж у меня умер, от инфаркта, так мне не до чего было. Пенсию за мужа на младшую дочь хлопотала. Сама еле живая была – две смерти за один год! Я, по правде говоря, думала, что Саша будет хоть раз в год на Оксаночкину могилу приезжать. Но так ни разу и не приехал.
- И писем вам не писал?
- Нет, не писал. Деньги один раз прислал почтовым переводом, написал там, что на памятник Оксаночке. Пару раз звонил.
Славин немного помолчал, обдумывая дальнейшие ходы. Что вообще из всего этого выходило? Понять было сложно. Наконец он спросил:
- Давайте уточним. После гибели Оксаны Вы видели Сашу, как я понял, только в больнице?
- Да.
- Как он там выглядел?
- Обыкновенно, как все после катастрофы. Голова перевязана, сломанная нога подвешена, рука в гипсе.
- А без повязок на голове Вы его видели?
- Нет. Я и не знаю, когда их сняли. Он потом уже просил не приходить.
- То есть, Вы подтверждаете, что вы в больнице видели его только в повязках?
- Ну, да.
- А Вы уверены, что это был именно он?
- А кто же? – Любовь Александровна даже развела руками от удивления.
- Ну вот, опять: ну а кто же? В вдруг это был не он? Подумайте хорошенько, так ли уж человек, лежавший в больнице в повязках, был похож на Вашего зятя.
- Ну, не знаю..., - Любовь Александровна явно была обескуражена. – На вы мне хоть объясните, почему задаете такие вопросы?
Анна вытащила из сумочки пачку фотографии, выбрала несколько с изображением одного Смирнова и протянула Любовь Александровне.
- Посмотрите, пожалуйста, не этот ли человек – Ваш зять?
Любовь Александровна надела очки, смотрела долго и внимательно. Наконец неуверенно сказал:
- Ой, и не знаю даже. Вроде похож немного. А вроде и не он совсем. Но я ведь и напутать могу. Семнадцать лет прошло все же…
- И все-таки нам хотелось бы знать, похож он или не похож? Подумайте, пожалуйста, от Вас сейчас очень многое зависит!
Любовь Александровна снова принялась перебирать фотографии.
- Да нет, не очень похож, - бормотала она, перебирая. - Хотя я Сашу ведь не так чтобы очень разглядывала. Пока женихом был, все так: здрасьте, до свиданья, чайку попей…. А у нас он только два месяца жил. Так вроде похож. Тоже русенький такой же, и глаза крупные. Но этот на фотографии уже взрослый совсем. Да и холеный он какой-то Саша таким никогда не был. Саша худенький был, ведь детдомовский. И нос у него был вроде поменьше, потоньше. Но в общем чем-то похож.
- Ну ладно, это новые фотографии, нынешнего времени, а вот что Вы скажете об этой? – и Анна протянула фотографию Смирнова с паспорта. – Здесь он сфотографирован в 1996 году, как раз в тот год, когда случилась эта авария. Он в ноябре паспорт по достижении двадцатипятилетия менял, вот и сфотографировался.
- Ой, ну что Вы! Это, конечно, совсем не он! Хотя что-то общее есть.
- Хорошо, - вставил слово Вербицкий. – У Вас ведь сохранились фотографии? Ну, хотя бы со свадьбы?
- Конечно! Принести?
- Да. И, вообще, все фотографии принесите. Может, и кроме свадьбы есть каике.
Любовь Александровна ушла в дом и через несколько минут вышла с альбомом. Сели смотреть. Она листал альбом, на обложке которого крупным буквами было написано «Оксаночка».
- Вот они у нас в гостях, это он еще женихом был. В саду сидят. А это у нас гости, День рождения, все собрались, и Оксаночка Сашу пригласила. А вот тут свадьба уже. А вот они после свадьбы на море поехали, палатку взяли.
Сыщики внимательно рассматривали фотографии. Да, молодой человек на фотографии был действительно чем-то похож на Александра Смирнова, которого они знали как помощника депутат Государственной Думы России Вадима Кириченко. И все-таки это был не он! Их можно было спутать, если плохо знать и того, и другого. Но Анна видела Смирнова - «единорога» несколько раз и очень близко. И при этих встречах она смотрела на него в упор и очень внимательно. У него были большие светлые холодные глаза. У парня на фотографиях Любови Александровны глаза были тоже светлые., но совершенно не такие. Обычные среднерусские глаза, не слишком крупные, но и не маленькие. Но взгляд Смирнова - «единорога», внимательный, цепкий и пронизывающий, никоим образом не напоминал взгляд парнишки с краснодарских фотографий. Его взгляд был улыбчивый и какой-то стеснительный…Хотя справедливости ради все же следовало признать, что они чем-то похожи. И если не вглядываться пристально и учесть разницу во времени семнадцать лет, то можно было бы с натяжкой сказать, что это, возможно, один и тот же человек.
- Это не он! – громко сказал Вербицкий. – Я помощника Вадима Борисовича хорошо знал
- А Вы, Любовь Александровна, все-таки не уверены – уточнил Славин.
- Нет, совсем не уверена.
- Тогда давайте сотрудник уголовного розыска составит протокол. А еще запишем на видеокамеру и диктофон. Аня, сходи за понятыми. Мы возьмем у Вас парочку фотографий Вашего зятя?
- Конечно, если нужно. Зачем мне все это теперь!.. – И Любовь Александровна снова заплакала.
После формальностей протокола гости распрощались с Любовь Александровной. Поехали обратно в Краснодар.
- А мы едем той же дорогой, где была в 1996 году эта авария? – вдруг спросил Вербицкий.
- Да, дорога та же, - ответил Тимофей. – Примерно на полпути это было, судя по протоколу.
- Так ведь ехать-то всего ничего. Оксане плохо стало, они остановились. Странно все это. Лучше было бы быстрее домой ехать.
- Может, и так, - отреагировал Славин. – А, может, и вправду плохо стало. Она ведь беременная была.
- Ах, ну да! – Вербицкий задумался.
- А у тебя, Ян, что, есть соображения?
- Так, кое-какие… Похоже на то, что в очередной раз произвели замену объекта. Мертвого поменяли на живого.
- Да, я тоже так думаю, - согласился Славин. – Было бы неплохо, если бы в больнице остались документы о лечении этого Смирнова. Там ведь группа крови указана, переломы, все прочее. Можно было бы идентифицировать.
- Это вряд ли, - отозвался Тимофей. – В лечебных учреждениях так долго истории болезней не хранят, по опыту знаю.
- Да и я знаю, - согласился Славин. – Но как хорошо бы было!
- Ну что, поедем к сослуживцам? – предложил Тимофей.
Все согласились.
Сослуживцев нашли троих. Времени на их посещение ушло совсем немного. Все трое без всяких сомнений признали своего сослуживца прапорщика Александра Смирнова на фотографиях из альбома Любови Александровны. Но на фотографии Смирнова из паспорта прапорщика Александра Сергеевича Смирнова 1971 года рождения никто не признал. У некоторых даже сохранились армейские фотографии со Смирновым. С разрешения мужчин их изъяли, оформив изъятие по всем правилам, с понятыми и протоколом. Все складывалось в одну картинку. Вечером Анна, Славин и Вербицкий тепло попрощались с Тимофеем, щедро отблагодарили его и отбыли в Грузию. Здесь делать было больше нечего. Надо было думать, как быть дальше.
Прибыв в Ткибули, завалились спасть. Проспали очень долго. Даже привыкший к ранним подъемам Вербицкий дрых как сурок. Но все же встал первым. Анну он, вопреки обыкновению, будить не стал. Зато разбудил Славина, и они уселись за работу. Привели в порядок все, добытое за эти дни, отсканировали протоколы допроса и отправили Синченко по электронной почте вместе с отформатированными записями опроса, сделанными на диктофон и видеокамеру.
- Ну вот, подвел итог Геннадий. – Все, что мы могли, сделали. Синченко отнесет все это в областную прокуратуру, думаю, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами с Павла снимут обвинение и начнется новое расследование. Ну–ка, напишу я Синчекнко, - Гена снова сел за ноубук. – Да и фото Смирнова с паспорта ему пошлю, у него нет, наверное, в деле осталось. И эти фото, со свадьбу, тоже. Пусть занимаются!... Нет, все же интересно, как этот Смирнов-Серый сумел так мастерски осуществить замену себя на другого?! Да еще дважды?
- Думаю, дело было так, - заговорил Вербицкий. – Кириченко помог Смирнову бежать из тюрьмы, инсценировав смерть от туберкулеза. Это вовсе не сложно. Нашли подходящего бомжа, умершего от туберкулеза – мало, что ли таких мрет по подвалам! - и выдали его за Смирнова. В морге сделали вскрытие и подтвердили, что покойник умер от туберкулеза. И труп в гробе выдали приемным родителям. Потом Серый залег на дно и ждал удобного момента. Сам ли он искал человека, который был бы похож на него, имел такие же имя, фамилию и отчества и сходный возраст, или случай помог – мы этого не узнаем. Кончено, скорее всего, Саша искал сам, ему нужен был детдомовец, которого не будут искать. Он тщательно спланировал комбинацию. Он знал, что молодожены возвращаются из Кранснодара, подкараулил их, каким-то образом выманил из машины своего двойника, увел его подальше и убил. Затем сел в заранее угнанную машину и совершил наезд на машину Смирнова, в которой сидела жена, по-видимому, ожидая возвращения мужа, который ушел со Смирновым. Наезд был сделан так, чтобы женина умерла. Труп Алатайско- Краснодарского Смирнова он закопал где-то очень надежно. Потом сломал себе руку, ногу, изуродовал лицо..
- Господи! Неужели он смог сделать такое! – перебила Анна, ужасаясь. – Да ведь она же беременная была!
- Да, Анна, насколько мы с Вами успели узнать его, да и я за ним раньше наблюдал, он способен был на это… Итак, авария налицо, молодая жена погибла, молодой муж изуродован. А что было дальше, мы знаем: он даже не появился больше в доме умершей жены, не захотел видеться с родителями, естественно, чтобы его не узнали, и сразу куда-то уехал. Вот и вся история!
Все задумались.
- Да-а-а, протянул Славин. – Уж сколько я повидал всяких уголовных дел, но такого не было! И… что же нам теперь делать?
- Подождем немного, - предложил Вербицкий. – Может, Синченко сумеет убедить прокурора области провести надлежащий надзор. Ведь весь материал собран. Может, вашего Павла все-таки признают невиновным и выпустят.
- Ну да. Не искать же нам этого Амирана! Да и никогда нам его не найти! Сказала Анна. – Но на всякий случай давайте еще немного подождем, поживем у Таймураза Шалвовича. Выспимся хоть…Может, еще что всплывет, не ехать же потом сюда еще оаз.
На том и порешили. Пару дней отдохнули, даже поездили по Грузии, полюбовались ее красотами. А потом позвонил Синченко.
- Привет! Лед тронулся. Я написал докладную областному прокурору, все материалы скопировал и передал. Он сейчас готовит постановление об освобождении Железнякова. А этот Суровой рвет и мечет. В Москву поехал сегодня, свою правоту отстаивать. Не думаю, что ему поверят. А я тут еще знакомых журналистов собрал, им рассказал. Статьи пишут.
- Смелый Вы, Рома, - похвалила его Анна. – Но смелость может стоить Вам карьеры.
- Плевать! Истина дороже карьеры!
- Рома, какие статьи будут выходить, Вы мне перешлите по электронке. Я отправлю Аркадию Слонову и Инне Северовой в Москву. Самой-то мне писать сейчас совершенно некогда. Да и устала я так, что и двух слов написать, наверное, не смогу.
- Верю!
Вечером Анна легла спать пораньше. От ужина она отказалась: слишком вкусный и обильны грузинский стол очень явно стал отражаться на ее талии… Лиана понимающе кивнула, а Таймураз принялся уговаривать. Но Лиана быстро утихомирила его:
- Если женщина не хочет есть, значит, у нее есть на то серьезные причины. Это вам, мужика, все ни по чем!
И Таймураз Шалвович отстал от Анны. Она приняла душ, вытянулась на кровати, включила ночник. Какая-то смутная тревога охватила ее. «А вдруг этот Суровой сумеет убедить своих московских начальников, что Павла все же нужно довести до суда? В конце концов, они явно демонстрируют политическое убийство, им это на руку, это пиар проклятой новой «единорожьей» партии… Это для Ромы Синченко истина дороже карьеры, а для этих гадов в Москве – карьера превыше всего, даже жизни и свободы человека. Они запросто могут сказать: Амиран не пойман, значит, это ничего не доказывает. Придумали тоже – кровная месть! И постараются настоящие отпечатки Смирнова - Серого уничтожить. Вот и будет наш Паша сидеть, несмотря на все наши усилия... Черт, но где же найти этого проклятого Амирана!».
Она поднялась с кровати, встала на колени перед иконой Николая Чудотворца, открыла свой дорожный молитвослов и прочитала акафист Святителю Николаю.
Потом снова легла, задремала. И в полудреме перед ней как живая возникла Людмила Ивановна Смирнова, приемная мама бандита Серого.
« - А Вы ездили к родственникам? – спросила тогда у нее Анна.
- Да, обязательно.. Три раза в год. У сванов так положено: быть на могиле в день рождения и в день смерти родителей. Вот мы и ездили на кладбище на день смерти родителей, потом на день рождения отца и на день рождения матери»
Анна вскочила как ошпаренная и кинулась вниз, забыв даже, что на ней ночная пижама.
- Эй, ребята, быстрей ко мне! Я кое-что вспомнила!
Жуя на ходу, они кинулись наверх. Тут только Анна вспомнила про пижаму и накинула халат.
- Садитесь. Я вот что хочу вам рассказать. В детстве я жила в маленьком городке, там моя мама работала в психиатрической спецбольнице. Ну, это такая больница, где отбывают срок урки с психическими заболеваниями. Страшное дело! Мы потом уехали оттуда. Но не это главное. Там лечились в том числе и воры в законе, и из Грузии их было очень много. И вот один старый санитар, работавший в отделении, которым руководила моя мама, узнал среди заключенных-пациентов «крестника» своего друга. И рассказал потрясающую историю!
Его друг работал в милиции, где-то в Ставропольском крае. Там в то время орудовал вор в законе, не менее знаменитый, чем наш Амиран, тоже грузин или сван. Однажды он ограбил заводскую кассу, как раз за день до выдачи рабочим зарплаты. Времена тогда были голодные, послевоенные, семьи рабочих без зарплаты никак нельзя было оставлять.
Милиционеры сбились с ног. Милиционеру - приятелю маминого санитара начальство грозило самыми строгими карами, а однажды ему даже позвонил сам заместитель министра МВД РСФСР и потребовал срочной поимки преступника. В противном случае, сказал замминистра милиционеру, его ждет ссылка простым охранником в самую далекую тюрьму.
Друг маминого санитара был опытным сыщиком. Его потому и не скидывали с должности, так как знали, что если он не поймает этого вора, его вообще никто никогда не поймает… Бессонными ночами он изучал «личное дело» преступника, опрашивал с пристрастием его подельников и дружков, даже прибегал, чего уж греха таить, к некоторым пыткам, но все было тщетно! Люди либо действительно ничего не знали, либо молчали, ибо боялись этого вора намного больше, чем ментовских пыток. Тогда милиционер решил все-таки попытать счастья в селенье, ведь должен же вор как-то дать о себе знать матери, которую горячо любил! По сведеньям агентов из окружения этого вора, он всегда посылал к своей матери курьера с подарками или деньгами. План был почти безнадежен, но другого не было. Милиционер решил попытаться выследить курьера. Когда же он навел справки, то неожиданно выяснилось, что мать вора умерла несколько месяцев назад. Получив это известие, милиционер схватился за голову: оборвалась последняя ниточка! И тут, как рассказывал санитар, словно провидение открыло ему путь!
Он сидел ночью за своим рабочим столом и пил спирт, причем, без закуски. Ему было все равно, он хотел забыться. Он знал, что завтра утром, когда он положит отчет о проведенных мероприятиях на стол начальнику, и начальник, когда ему, станет предельно ясно, что операция провалена и никто никогда уже не сможет поймать этого вора, тут же подпишет приказ о его переводе «вертухаем» в самую далекую и затрапезную тюрьму. И он решил позвонить матери в далекую Сибирь, пока еще можно пользоваться служебным телефоном. И тут он вскочил!
Мать! Конечно же, мать, которую все любят! Даже он, измученный и почти опальный мент, помнит о матери! А что же говорить тогда о коренном кавказце, для которого мать была и осталась единственной любовью! И, черт возьми, смерть матери вора в законе, как это не кощунственно звучит, настоящий подарок!
И он начал действовать. Через несколько часов он уже знал точную дату смерти матери. Это случилось меньше года назад, и до годины смерти оставалось около двух месяцев. Нечего и тратить силы на поиски и оперативные мероприятия. Милиционер уже точно знал, когда и где он легко и просто возьмет этого бандита. Взяли его по-тихому, ночью, на кладбище, у могилы матери.
Все слушали очень внимательно. Помолчали, переваривая услышанное.
- Рассказ, конечно, интересный, Аня, но я что-то не понимаю, куда ты клонишь? – как-то уж слишком неуверенно произнес Славин.
- А я, кажется, догадываюсь, - сказал Вербицкий. – Вы предлагаете установить дату смерти родителей Амирана о ждать его в этот день на кладбище?
- Ну, примерно так… Помните разговор с родителями Серого? Когда я спросила, навещали ли они сванских родственников мальчика? Мать сказала, что старалась соблюдать традиции сванов и три раза в год возила сына на кладбище. Один раз в день смерти, ведь родители погибли в один день, и два раза еще – в день рождения отца и в день рождения матери. А сколько родственников погибло на пожаре у Амирана?
Гена посмотрел свои записи.
- Отец, мать и два брата.
- Очень хорошо. Значит, мы имеем пять дат: день общей гибели всех на пожаре, день рождения отца, день рождения матери и дни рождения каждого из братьев. Надо срочно озадачить зятя Таймураза, пусть найдет эти даты в архивах.
У Вербицкого заходили по лицу желваки. Он уже предчувствовал скорую расправу.
- НУ а… кто будет его брать? – спросил Вербицкий.
- Местная полиции, кто же еще? Думаю, они будут просто счастливы поймать такого знаменитого бандита.
- Это значит, нужно с ними договариваться?
- Дато договориться. Он же полицейский. Его, может, даже наградят за это. Сейчас сделаем копии всех документов, в том числе экспертизы автомата и пистолета, и показания Пончика, и все установленные нами связи Амирана и Серого, и, в общем, все-все! И подскажем, где и как взять.
- Может, лучше самим? – предложил Вербицкий. – Зачем нам с этими грузинами связываться? Вызовем своих, мы с Геной поможем. Я не боюсь нисколько.
- Нет уж! – твердо сказал Гена. – Неизвестно еще, что там с уголовным делом, может, Пашу так и решат держать до конца, а на наше предложение скажут: у нас преступник есть, а если вам нужен другой, так и ловите его сами! Так что поедемте-ка домой. Да и не факт, что нам тут, на территории другого государства, дадут ловить преступников.
- Тоже верно, - согласился Вербицкий. – Ну что, пойдемте бить челом Таймуразу Шалвовичу?
Они спустились вниз, в столовую. Таймураз Шалвович еще не уходил спать, смотрел телевизор, потягивая вино.
- Таймура Шалвович! Миленький! У нас проблемы! Опять нужна Ваша помощь! – взмолилась Анна.
Таймураз Шалвович улыбнулся:
- Что такое, красавица? Разве ваши телохранители плохо справляются со своими обязанностями? Разве они, двое крепких мужчин, не могут защитить одну женщину? Ай-ай-ай! – Таймураз игриво покачал головой.
- Таймураз Шалвович! Нужен Ваш Дато!
- Дато? Одну минуту!, - Он тут же набрал номер и переговорил по-грузински.
Через двадцать минут зять Таймураза Шалвовича уже заходил в дом. Славин, Анна и Вербицкий очень коротко изложили суть собранной информации, свои соображения по этому поводу и план действий. Дато слушал очень внимательно. Но ответил не сразу, думал. Наконец сказал:
- В этом есть рациональное зерно. К тому же по Амирану пришла новая ориентировка. Якобы он из России через Белоруссию переправился в Польшу, оттуда в Германию, и там на какой-то ювелирной выставке украл очень дорогой алмаз. Стоимостью чуть ли не миллион долларов. Но это не точная информация, слишком уж много для одного преступника. И как он мог в Германию перебраться? Ладно – Россия да Белоруссия, а вот Германия – это серьезно.
- Да у него, небось, в заначках не один загранпаспорт! – предположил Славин. Знал я таких воров…. А сейчас-то он где?
- Неизвестно. Вроде из Германии выехал. Ладно, вы ложитесь спасть, я завтра утром узнаю все даты смертей его родственников, которых сжег Серый, доложу руководству. Как что выяснится, сразу приеду.
Утром Анна проснулась рано и вся истомилась, дожидаясь Дато. Впрочем, томились все. Даже вкусный как обычно завтрак, приготовленный Лианой, проскочил как-то незаметно. Дато приехал только к обеду, весь красный, взъерошенный, но с хорошими новостями. Его руководство вышло с предложением к республиканскому руководству полиции. И план получил одобрение. Еще бы! Поймать знаменитого Амирана считалось делом чести для полиции любой страны. А уж тем более для Грузии.
По датам, в которые Амиран по предположению Анны должен был посетить кладбище пять раз, ближайшая была – день рождения отца – в начале ноября. Что ж, ждать оставалось недолго, всего две недели. Таймураз Шалвович стал уговаривать друзей погостить у него две недели, но никто, разумеется, не согласился. У всех в России были дела, жены, мужья, дети…
Они сразу же заказали билеты на автобус от Тбилиси на Москву, тепло распрощались с Лианой, Дато и, конечно же, Тимуром. Тимур смотрел на них восторженными глазами и все просил не забыть передать привет Павлу Генриховичу. Ему уже готовили здесь паспорт гражданина Грузии. Таймураз отвез их в Тбилиси, посадил на автобус. Перед отъездом о чем-то пошептался с Вербицким. Анне это опять показалось подозрительным. Но за это время было пережито и передумано столько, что ее мозг уже отказывался что-либо анализировать. В в 22 часа они уже отбыли в Россию.
В Москве Вербицкого встречали на машине. Вместе доехали до клуба «Дуэль». Прощались тепло.
- Я думала, Ян, что вы считаете меня виноватой. А потом я испугалась, что Вы решите сами убить этого Амирана. Вы же говорили, что если будете уверены в том, что Железняков виновен, то он не доживет до суда.
- Нет, Анна, Вас я не считаю виноватой. Я благодаря Вам вообще теперь вижу эту историю иначе. Смирнов убит по правилам сванской мести, и в это я вмешиваться не хочу. А Кириченко просто оказался рядом и был убит как ненужный свидетель. Мне, честно говоря, не особенно нравилась привязанность Вадима Борисовича к этому человеку. Я, как и Вы, и Ваш друг Геннадий, тоже чувствовал исходящий от него запах криминала. Но предположить такое!,, Конечно, я даже представить не мог, какая это будет длинная и кровавая история.
- Значит, виновных в смерти Вашего друга, Вы считаете, нет?
- Виновные есть всегда. Но давайте не будем об этом. Мне было хорошо с Вами и с Геннадием, вы – верные друзья и отважные люди. Если нужна будет моя помощь – обращайтесь, я всегда буду рад. Спасибо вам за то, что многое помогли мне понять.
Он вышел из машины около своего клуба, махнул им на прощанье. А водитель повез их на площадь трех вокзалов, откуда шли маршрутки на Рыбацкий.
***
Жизнь в Центральной России шла своим чередом. Синченко ликовал. После статей, вышедших с его легкой руки в областной прессе, и его докладов областному прокурору прокурор затребовал дело на проверку. Анна собрала все написанные без нее статьи, систематизировала их, добавила своего и отправила Слонову и Северовой. У Северовой вышла публикация. Слонов в одной из своих телепрограмм тоже недвусмысленно дал понять, что из-за амбиций Москвы обычному уголовному делу, даже, можно сказать, бандитской разборке, пытаются придать политический окрас. В общем, московский следователь Суровой был посрамлен. Но Павел Железняков по-прежнему сидел в следственном изоляторе. Правда, ему немного смягчили условия, разрешили свидания с женой.
А через две недели взяли Амирана. Ночью, на маленьком сельском кладбище. Засада сидела почти сутки, растворившись среди могильных плит и обломков старой церкви. Амиран пришел ночью, действительно почти незаметно, и если бы не полная сосредоточенность Дато, то его бы, может, и упустили бы опять. На окрик Дато «Стой, стрелять буду!» Амиран молча поднял руки. Он даже не сопротивлялся: не хотел осквернять стрельбой и дракой место последнего упокоения единственных близких ему людей.
Во время следствия Амиран даже и не думал запираться. Наоборот, с гордостью сообщил, что наконец-то отомстил за смерть матери, двух братьев и за сестру, которая тоже умерла где-то в сумасшедшем доме. На Амиране был крест Смирнова. Он сказал, что взял его как трофей, как доказательство совершенной мести. Хотел положить на могилу родителей и братьев. И про журнал «Место лишения» тоже рассказал.
- Я никогда не верил, что мой кровник мертв. Я всегда знал, что когда-нибудь он всплывет. И, хотя прошло двадцать лет, я сразу узнал его.
После этого Железнякова сразу отпустили на свободу.
Амирана по просьбе МВД России депортировали в Россию, чтобы следствие и суд проводились по месту совершения преступления.
Партия «единорогов» так и не стала новой партией для России. Едва в прессе появились бурные рассказы об истинных причинах убийства Кириченко и его помощника, как тотчас же к новой партии прилипло название «партия убийц и воров». Тот факт, что помощником главного «единорога» оказался матерый бандит, вор и убийца, скрыть не удалось. Да и заниматься строительством новой партии было некому: главные «единороги» покоились на московском кладбище в соседних могилах, а новые достойные люди почему-то не находились.
ЭПИЛОГ
Георгий Николаевич Курехин был в фаворе. Он успешно выиграл выборы, его главный конкурент, который доставил ему столько неприятных минут, получил по заслугам, просидев полтора месяца в тюрьме. И даже эти двое опасных типов, главные «единороги» Кириченко и Смирнов, которые все про него знали и, как поговаривали в рядах партии, со временем хотели его убрать, убиты. Все складывалось как нельзя лучше! В Москве искали людей, которые могли бы продолжить дело «единорогов», построить новую партии. И Курехин подумывал, не предложить бы ему свою кандидатуру?
Сегодня он встречался по этому поводу с губернатором. Губернатор воспринял его предложение одобрительно. Сказал, что подумает, как лучше подать это Президенту. Все же пилотный проект обкатывался в их области, им и флаг в руки. Как раз Курехин выиграл в наиболее напряженной борьбе, значит, силенки поднять партию есть… Курехин попрощался с губернатором, но домой не поехал. Он поехал в небольшой старинный особнячок на окраине областного центра. С тех пор как покойные Кириченко и Смирнов вздули его как следует за любовь к юношам, он перестал приставать молодежи в совеем районе. Кириченко так и сказал ему:
- Гомосексуализм не запрещен в нашей стране. Запрещено насилие. Будь добр, решай свои проблемы законным путем. В конце концов, есть специальные публичные дома для таких как ты.
И Курехин очень быстро нашел такой публичный дом в областном центре. Каждый раз когда он приезжал в областной центр, он оставался ночевать в нем. Там у него был уже свой мальчик. Черноглазый смугленький цыганенок, очень темпераментный и с фантазиями. Правда, чрезмерно жадный и попрошайка. Но что не сделаешь для любимого человека!
По телефону Курехин уже связался с хозяином особняка, велел приготовить ту же самую комнату, что и всегда - окнами во двор. На всякий случай. Двор был глухой, дома шли под расселения, жильцов почти не осталось. Так что никто ненароком из бинокля не подглядит.
Курехина проводили в его комнату и попросили немного подождать. Юноша опаздывал. Курехин открыл бутылку вина, выпил. Принял душ, еще выпил. Полежал на диване. Наконец пришел цыганенок . Поздоровался и сразу прошел в душ. Курехин поднялся с дивана и встал посреди комнаты, притоптывая от нетерпения.
Ян Вербицкий находился в это время на чердаке расселенного дома напротив. Окно чердачной комнаты находилось как раз напротив комнаты, которую всегда снимал Курехин, когда приезжал в этот публичный дом. Вербицкий выследил его месяц назад, установив за ним слежку почти сразу после возвращения из Грузии. Когда в Грузии Таймураз Давитиани осторожно уточнил, не тот ли он «киллер» из клуба «Дуэль, Вербицкий уже понял, о чем пойдет речь. Он не сказал ни «да» ни «нет». А когда перед отъездом из Тбилиси Давитиани сунул ему деньги, Вербицкий не хотел их брать. За месяц, проведенный им в расследовании рядом с Анной Кондратьевой и Геннадием Славиным он понял, кто главный виновник смерти Вадима Кириченко. Если бы этот мерзкий педик не канючил, не стоял бы поперек горла у Кириченко со Смирновым, не рвался бы так к власти, то они не заставили бы Павла Железнякова снять свою кандидатуру. И не разозлили бы так Кондратьеву. И не был бы такого резонанса. И Амиран этот продолжал бы сидеть в своей Иркутской тюрьме. Когда-то Кириченко сказал ему: «Если меня убьют, Ян, то отомсти за меня, пожалуйста. Только найди настоящего виновника моей смерти». Вербицкий нашел. Кириченко, великий человек, который умел находить нужных людей и мастерски подчинять их своей воле, который в одиночку с нуля построил партию, который за несколько лет завоевал доверие Президента, этот Кириченко – мертв. А мерзкий педик, который всех подставил, живет, здравствует и жирует. От всех смертей и страданйи он выиграл больше всех.
Вербицкий решил убить Кириенко. Поэтому когда Давитиани стал совать ему пачку долларов, он не хотел брать. Но потом решил все-таки взять. Во-первых, он считал, что выполненная работал должна быть оплачена, пусть даже цель у него и у заказчика одна. А, во-вторых, он задумал в зимние каникулы открыть на базе своего клуба зимний лагерь для детей – воспитанников детских домов, проявивших способности в стрельбе.
… Он долго прицеливался. Но Курехин все то ходил, то садился, то ложился. Наконец, когда пришел юноша и прошел в душ, Курехин встал очень удобно –прямо посреди комнаты, его пухлый силуэт оказался посреди окна. Вербицкий приоткрыл чердачное окошко, надел на пистолет глушитель, прицелился и выстрелил. Курехин тут же упал. Вербицкий попадал в цель без промаха вот уже двадцать лет.
Он бросил пистолет под подоконник, плеснул из канистры бензина, поднес зажигалку. Жильцов в этом доме нет, сейчас все быстро сгорит, и концов никто не найдет. А обгоревший пистолет тоже не прольет света на убийство… Вербицкий не спеша спустился во двор, вышел в темноту улицы и спокойно зашагал к вокзалу. Через час будет электричка, он еще успеет в туалете переодеться и надеть рыжий парик.
Убийство главы Маузбургского муниципального района Георгия Курехина осталось нераскрытым.
КОНЕЦ
Наталья ИЛЬЮШЕНКОВА