Мало кто знает, через какие страшные испытания пришлось пройти герою-космонавту Юрию Гагарину в тот самый легендарный день, 12 апреля 1961 года. Советским руководством эти факты были скрыты; что-то попало под гриф «совершенно секретно».
За два дня до полёта Гагарин пишет письмо жене, известное как завещание Гагарина. Она получит его лишь после его гибели. Выдержка из письма: «В технику я верю полностью, она подвести не должна. Но бывает ведь, что и на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться».
Что же на самом деле произошло с первым в истории человеком в космосе?
За несколько часов до старта, когда Гагарина усадили в корабль и закрыли люк, выяснилось: контакта нет, кабина не герметична, стартовать нельзя. Спешно начали поправлять контакты и ремонтировать на месте. Известен даже человек, который всё исправил и закрыл люк Гагаринского корабля — Олег Ивановский, ведущий конструктор кораблей «Восток».
Перед стартом Гагарин понимал, что его товарищи крайне за него переживают, ведь может случиться самое худшее. Даже в такие трудные минуты он думал о других:
Мне захотелось как-то помочь этим людям, как-то сбросить то большое напряжение, которое у них было. И когда включились двигатели, когда ракета начала подниматься со стартового стола, я, чтобы разрядить обстановку, постарался таким бодрым, обыкновенным голосом сказать: «Поехали!»
Так родилась эта легендарная фраза.
Уже во время подъёма ракеты была потеряна связь с кораблём.
«Кедр» — это позывной Гагарина. «Как чувствуете себя?» — добивался ответа Сергей Павлович Королёв. «Кедр, отвечайте!» А в динамиках только хрип. Не знаю, как я выглядел в этот момент, но Королёв, стоявший рядом со мной, волновался очень сильно. Когда он брал микрофон, руки его дрожали, голос срывался, лицо перекрашивалось, изменилось до неузнаваемости.
Все облегченно вздохнули, когда сообщили о восстановлении связи с космонавтом и о выходе корабля на орбиту. Такую запись сделал в своём дневнике помощник главкома ВВС по космосу Николай Петрович Каманин:
На самом деле, и это сейчас понятно, пока ракета с кораблём пробивалась сквозь атмосферу, шли помехи, и связь не работала. «Восток» вышел на орбиту — связь появилась.
На этапе выведения ракеты один из приборов сломался, и команда на выключение двигателя центрального блока ракеты-носителя не прошла. С земли выключение прошло по запасному варианту, с запозданием и превышением расчётной скорости. В результате «Восток» оказался на нерасчётной орбите с высшей точкой примерно на 85 километров выше, чем планировалось. Если бы не сработала тормозная двигательная установка, то на достигнутой орбите корабль мог бы находиться до месяца. При этом запас воздуха, воды и пищи был предусмотрен максимум на десять суток. Это означало бы неминуемую гибель первого космонавта. Впрочем, об этой неприятности Земля Гагарину не рассказала.
Тормозная двигательная установка сработала в расчётное время, но не выдала полный импульс из-за потери топлива. В результате орбитальная скорость «Востока» была снижена недостаточно. Это означало, что корабль пошёл на спуск по более пологой траектории, и в планируемом районе космонавт уже не приземлится. Также не по плану пошли и последующие операции.
После выключения тормозной двигательной установки должно было произойти отделение спускаемого аппарата от приборного отсека, но его не произошло. Роковые для всего полёта минуты, которые могли обернуться трагедией. Корабль раскрутило до значительной угловой скорости, о чём рассказывал сам Гагарин:
Скорость вращения была около 30 градусов в секунду, не меньше. Получился кордебалет: голова, ноги, голова, ноги — с очень большой скоростью вращения всё кружилось. Увижу Африку, то горизонт, то небо, только успевал закрываться от солнца, чтобы свет не падал в глаза. Я поставил ноги к иллюминатору, но не закрывал шторки — мне было интересно самому, что происходит. Я ждал разделения.
Но Гагарин сумел сохранить самообладание и трезво оценить обстановку.
Я прикинул, что, будто сработала правильно, значит, всё-таки сяду где-нибудь. Не стоит шум поднимать, доложил, что разделение не произошло, но мне показалось, что обстановка не аварийная. Ключом по телеграфу я доложил: «Всё нормально».
Само разделение произошло на высоте около 110 километров, когда наконец заработали термодатчики резервной системы разделения, спустя целых десять минут после расчётного времени. За иллюминаторами явно слышалось потрескивание, кабину освещали багровые отблески пламени. «Пожар! Нет для летчика страшнее чипы, чем огонь на борту». А ведь Гагарин, как и все космонавты первого набора, пришёл из истребительной авиации.
«Я горю! Прощайте, товарищи!» — передал страшные слова Юрий Алексеевич.
Но, по счастью, на этом отрезке спуск проходил штатно. От плазмы, охватывающей корабль в верхних слоях атмосферы, корабль спасала термоизоляция. Но тогда космонавтов никто не предупреждал об ожидающем его пожаре за бортом. На то он и герой — первооткрыватель. Далее по воспоминаниям Гагарина, он пережил максимальные перегрузки, которые чуть не закончились для него потерей сознания.
По моим ощущениям, перегрузка была за 10 g. Был такой момент, примерно секунды две-три, когда у меня начали расплываться показания на приборах, в глазах стало немного сереть
— вспоминал космонавт. Потеря фокуса зрения и потемнение в глазах — явный признак того, что дело идёт к потере сознания. Обычно такое происходит при 10-12 g, но Гагарин смог выдержать даже это испытание.
На высоте 7 километров над весенним разливом Волги произошло катапультирование кресла с космонавтом. Из спускаемого аппарата извёлся тормозной парашют, на высоте примерно четыре километра велся основной парашют. Одновременно произошёл сход с кресла. На высоте 3 километров велся дополнительно запасной парашют. Сначала он вывалился, не раскрывшись, но при прохождении облаков от порыва ветра запасной парашют наполнился, и с этого момента космонавт спускался на двух парашютах. Но два парашюта — это опасность скручивания стропы, риск разбиться о землю. Тем не менее, всё обошлось.
Космонавт приземлялся в закрытом скафандре, но дыхательный клапан, подающий воздух, открылся не сразу. Около шести минут Гагарин пытался его открыть. При надевании скафандра вытяжной тросик открытия клапана попал под оболочку скафандра и был дополнительно прижат ремнями. Это причиняло дополнительный дискомфорт уже идущему не по плану приземлению.
Космонавт летел прямиком в Волгу. Управлять парашютами было невозможно. Почти до самой земли Гагарин летел лицом к ветру. Но удача в тот день была на стороне героя, поскольку никто не знал, куда приземлится космонавт. В случае нештатной ситуации для него был предусмотрен носимый аварийный запас — это тридцатикилограммовая укладка с необходимым для выживания запасом еды и набором инструментов. Но укладка по неизвестной причине оборвалась. Именно потеря этих 30 килограммов груза сделала космонавта легче, его отнесло ещё дальше от берега, тем самым он избежал дополнительного риска утонуть в реке.
Таким образом, через 108 минут после старта с Байконура Юрий Гагарин наконец вернулся на родную землю. Доклады с описанием целого перечня нештатных ситуаций, ставивших под удар жизнь космонавта, долгое время оставались засекреченными. Советское руководство не могло позволить себе терять лицо в тогдашних условиях противостояния с Западом. Этот факт, тем не менее, ещё больше подчеркивает, какой выдающейся личностью был Юрий Алексеевич Гагарин — настоящий герой, который взял на себя опасную миссию. Проявив значительное мужество и не дрогнув в момент опасности, он смог отстоять честь своей страны и вместе с тем стать первым человеком, открывшим для нашей цивилизации целый неизведанный мир.
Спасибо за прочтение, до встречи)