Рой Стрэнг – типичный футбольный фанат. Грубый, расхлябанный, агрессивный. Он их тех, кому сам матч какой бы то ни было команды, не так интересен, как то, что будет после. В этом вся суть – выплеск необоснованной агрессии. Только вот незадача – молодой Рой Стрэнг уже два года как лежит на больничной койке. И не просто лежит, а находится в коме...
К нему гурьбой ходят бесконечные шеренги родственников, которым, как оказалось, совсем не всё равно на Роя. Мама, по имени Верити, поёт сыну песни, пытаясь вытащить его с глубины на поверхность, да и непросто поёт, а специально записывает кассеты со своими шикарными вокальными выступлениями, дабы их ставили сыну в её отсутствие. А отец – Джон Стрэнг – рассказывает сыну, что тот сегодня выглядит лучше, чем вчера, да и вообще новости разные: о семье, о ненавистных соседях, за которыми Джон ведёт неусыпную слежку, про футбол и политику, конечно, знаешь-понимаешь. Иногда забегает родная сестра Ким, рассказать об очередном бойфренде, и сводный брат Тони, рассказать об очередной «подружке». Редкий гость – сводный брат Бернард – залихватски декларирует стихи про людей с нетрадиционной ори.ентацией, будто бы ожидая, что Рой вот-вот вскочит с постели, чтобы «заткнуть» грязный рот ненавидимого с детства родного лишь по матери брата. Когда-то давно отец Джон учил сына постоять за себя – учил жёстко и без соплей. Ставил Роя напротив хлипкого женственного Бернарда и кричал в агонии о том, чтобы мочил насме.рть, ведь «пленных не берут», знаешь-понимаешь…
Ах, воспоминания… Только вот Рою этих воспоминаний хватит ни на один круг адских пыток.
Рой, оказывается, всё слышит и всё понимает. Он стоит на последней ступеньке – он чувствует запах духов медсестры и движение воздуха вокруг. Врач светит в зрачки ярким фонариком, и тень Роя, промелькнувшая в этой бездонной темноте, стремится как можно скорее скрыться от изобличающего его взгляда.
Никто его здесь не найдёт.
Рой спрятался глубоко.
И всё же недостаточно глубоко.
Рой хочет уйти ещё глубже.
Глубже...
Жизнь несётся перед глазами кадрами кинофильма. Автобиографический фильм о потерянных и потерявших.
Декорация номер 1:
Грязная, погрязшая в безработице и кризисе, Шотландия. Блочные многоэтажки: серые, грязные, плотно сбитые в кучу, словно футбольные хулиганы в уличной драке. Налезают друг на друга, потеют и заглядывают друг другу в окна-глаза.
Уныло и бесперспективно.
Рой – не красавец. Да, и в кого ему, собственно, быть красавцем. Их семья — это вообще «генетическая катастрофа», знаешь-понимаешь. У Роя уши словно «двери такси», с такими, понимаете, жить очень сложно. Маринад ненависти ко всем настаивался задолго до рождения Роя, а тот, в свою очередь, едва родившись, упал в этот чан, пропитанный изысканными специями, такими как «шо.винизм», «сек.сизм», и «кто сильнее, у того и правда». Рою ещё долго мариноваться в этом воняющем безысходностью соку, но первые плоды уже можно пожинать. Первый ножичек, спрятанный в кармане, и принесённый в школу, первая драка на улице, оставившая на губе собственную кровь поражения, первый акт удовлетворения плоти – сначала наедине с собой, фантазируя о героине из комиксов, и первое наси.лие над Роем, осуществлённое липкой рукой родственной «заботы», а затем и ожидаемое первое насилие, совершённое Роем над кем-то другим. Круг замкнулся. Почему так произошло? Сложно сказать – это смесь социальной среды и бестолкового воспитания, зиждущегося на не.нависти к «половине населения», или следствие на.силия над самим Роем? Он же был ещё совсем мальчишкой…
Декорации номер 2:
Золотой город. Город, в котором просто «быть бе.лым» уже невероятная заслуга и привилегия. В Южной Африке, куда семья направилась за мечтой, но не «американской», а «африканской», знаешь-понимаешь, в Золотом городе, Рой впервые почувствовал себя особенным – у него, как оказалось, есть талант к учёбе, да и уши – "двери такси" и лоб – "вертолетная площадка" ему не больно-то мешают на самом деле. У Роя здесь дела идут, как надо, только вот дядя Гордон позволяет себе осквернить детскую невинность. Наивности больше нет – жалкие её крохи растоптаны взрослым потным мужиком. Здесь Рой впервые начинает прятаться в бездонном тёмном колодце – пока ещё в осязаемом настоящем колодце, но очень скоро холодный заброшенный колодец превратиться в красивую аллегорию. А пока…
Пока Рой наслаждается видами Африки и успехами на учёбе – смена кадра – прячется от голодного до его плоти Гордона. Даже тут психика маленького Роя ищет выход, наименее травмирующий из всех возможных. Рою нравится, что дядя Гордон без ума от него, и даже начинает шантажировать его, требуя подарки взманен на молчание – стоп.
Он всё ещё ребёнок, и он не виноват.
Кажется, Рой не поймёт практически до последнего вздоха, что это было нас.илие.
Бедный мальчик.
Декорации номер 3, они же номер 1:
И снова серая тоскливая Шотландия. «Африканская мечта» затерялась, как истинный Золотой город, или сгорел как Золотой храм. Мечта она на то и мечта, чтобы разбиваться вдребезги. Стрэнги снова дома. А здесь что? Да ничего хорошего. Рельсы смазаны – поезд идёт привычным маршрутом.
Насилие, взросление, первый акт «любви», первое насилие Роя по отношению к другому, и поехало, покатилось. Пёс Уинстон, изуродовавший когда-то ногу Роя, да так, что у того осталась хромота, будет каз.нён – жестоко, с аплодисментами и хлопушками. Эффектно, в общем.
Залихватски матерясь и размахивая кулаками, Рой войдёт во взрослую жизнь – вроде и экзамены сданы, и работа хорошая (с компьютерами, а за ними будущее, знаешь-понимаешь), а вот только в душе ничего. Полное зеро. И вроде бы Рой и пить не любит, и за.прещёнными веществами не увлекается, а всё одно – жизнь идёт куда-то не туда. И не потому ли, что «пнули» его когда-то совсем не в том направлении? Или может, круг, уготованный ему его социальным положением и семьей, замкнулся как ни крути на том, на чём сомкнулся? Можно ли было изменить направление при всех исходных «дано»?
А дальше события летят сумбурно, словно нарезка самых «эпичных моментов». Рой совершает насилие. Но ведь он там был не один, да и вообще не он виноват, это всё его дружок Лексо – это он во всём виноват! Он – Аист Марабу!
Почему я вдруг не верю тебе, Рой? Почему вдруг начинает казаться, что ты ненадёжный рассказчик этой части истории?
Из зеркала на Роя смотрит Аист Марабу. Вот же он, лови скорее! Не за ним ли ты гнался в коматозном бреду, пытаясь то ли найти правду, то ли убежать от неё? И где Джеймисон, которого твоё подсознание, не справляющееся с чувством вины и страха, любезно «забрало» с собой в несуществующее путешествие-гонку в последнее мгновение твоей бестолковой жизни? Вас разделял тонкий слой целлофана, а теперь между вами нет преград. Вы лучшие друзья, а друзья они ведь как бриллианты – вечны. «Нас ведь было двое», так Рой? Почему ты «взял» Джеймисона с собой? Не потому ли, что «никогда не видел мужчину в таком унизительном положении», а женщину видел, и к тому же сам был причиной её такого унизительного положения?
Ты виноват, Рой?
Виноват?
Она здесь. Акт окончательного насилия произойдёт с минуты на минуту. Что ты чувствуешь, Рой? Ледяной холод стали избавит тебя от всего ненужного, зато она, Кирсти, будет «отомщена». Я чувствую твоё сожаление – ты умоляешь её остаться, насладиться моментом твоего искупления. Жаль, она не услышит, а ты ничего не сможешь сказать, ведь ты так и не вышел из «колодца», а из твоего рта уже торчит мягкая «сигара» …
Ну же, Рой!
Посмотри.
Кажется,
Аист Марабу
– причина всех твоих
бед и страданий – найден.
Пора с ним покончить.