Напоминаю уважаемым читателям, что в документальной части этой публикации размещаются заключительные фрагменты статьи "Контрабандные игры", напечатанной в журнале "Деньги" 15 лет назад.
Дело гражданина Ротшильда "Летом 1896 года,— вспоминал В. О. Пузино,— директор департамента таможенных сборов передал мне донос, поданный неким Швецовым, в котором заявлялось, что некоторые керосино-заводчики в Батуме торгуют иностранною жестью, неоплаченной таможенной пошлиной... Мы разыскали в Тифлисе Швецова, от которого, между прочим, узнали, что он бывший помощник бухгалтера на заводе Бакинского нефтепромышленного и торгового общества, которое собственно существует, по его словам, лишь фиктивно, а хозяином завода является французский гражданин Ротшильд; что для выделки жестянок, в которых керосин вывозится за границу, завод получает заграничную жесть в количестве нескольких сотен тысяч пудов в год, а таможня по существующим правилам выпускает ему эту жесть беспошлинно, с тем условием, чтобы такое же по весу количество жести, в форме жестянок, было вывезено за границу, но что таможня дает слишком большой вес на жестянки, вследствие чего часть жести в листах остается в распоряжении заводчиков, которые и ведут ею свободный торг, продавая ее ящиками для надобностей Батума и всего Кавказа, а также посылают ее заграницу на мелких турецких фелюгах (в Анатолию, Константинополь и др.), продают в Одессу ни разные заводы, в Варшаву и другие места; Швецов, между прочим, рассказал, что, едва он успел послать донос в таможенный департамент, это стало известно всем в городе, все готовились спрятать концы в воду, в точном смысле этого выражения: он думал, что ящики с жестью прямо спущены на дно моря и едва ли теперь удастся что-либо найти и узнать; он же, Швецов, должен был оставить службу на заводе и уехал тогда же в Тифлис".
Как писал Пузино, донос помощника бухгалтера, как ни старались скрыть факт контрабанды промышленники, полностью подтвердился:
"Таможня определяла средний вес жестянки в 2 фунта 80 золотников и продолжала давать такой вес из года в год; между тем при вывеске мною жестянок средний вес их определился в 2 фунта 65 золотников. Кроме того, это был не чистый вес жести, а вес жестянки, включая спайку, втулку, ручки, которые были все из русских материалов и весили не менее 6 золотников. Разница 15-20 золотников, умноженная на несколько миллионов жестянок, выделываемых в Батуме, давала несколько сот, иногда и тысяч пудов".
Батумские таможенники оправдывались тем, что совершили случайную ошибку, владельцы керосиновых заводов нервничали в ожидании крупных штрафов. А Швецов предвкушал получение своей трети суммы, назначенной к взысканию:
"По нашему расчету, изложенному в донесении нашем по начальству, с Батумских нефтепромышленников: Ротшильда, Манташева, Ангелидиса, Сидеридиса и мн. др. причиталось, по таможенному уставу, денежное взыскание в размере свыше полутора миллионов рублей, и доноситель Швецов, имеющий право на одну третью часть наградной суммы, считал себя не только обеспеченным на всю жизнь, но и богатым человеком".
Пузино предполагал, что в ходе дальнейшего рассмотрения дела сумма штрафа может только увеличиться. Однако он не учел одного обстоятельства. Ротшильд умел договариваться не только с маленькими батумскими таможенными чиновниками, но и с большими столичными вельможами.
"По общему правилу, принятому таможенными ревизорами при всех ревизиях, я совершенно устранился от дела, ожидая лишь его окончания. Знаю, что приезжал и неоднократно встречал в департаменте поверенного Ротшильда, Зродловского; слышал, что ожидали приезда Ротшильда в Петербург; слышал, что по поводу того же дела были в Петербурге и некоторые другие заводчики. Наконец, министр финансов вошел с представлением в Комитет Министров, согласно этому представлению, было определено взыскание со всех заводчиков лишь ординарной пошлины, всего в размере 290 тысяч рублей, большая часть коих приходилась на долю Ротшильда и которые были немедленно уплачены керосино-заводчиками. Хотя вопрос об ответственности за контрабанду не возбуждался и не был разрешен в Комитете Министров, а следовательно, не могло быть и наградных денег по правилам таможенного устава, тем не менее по распоряжению министра финансов всем лицам, прикосновенным к расследованию, были выданы из каких-то сумм разные денежные награды; доноситель же Швецов, вопреки своим расчетам, получил всего, кажется, 10 тысяч".
Еще более занимательным оказался финал дела Ротшильда для батумских таможенников, годами не замечавших махинаций керосинозаводчиков.
"Все чиновники Батумской таможни,— писал Пузино,— были затем переведены в другие таможни, а управляющий был назначен помощником управляющего в Одессу". Слитый сливальщик История другого доносчика, решившего использовать таможенную проверку для борьбы с конкурентами, закончилась для него гораздо печальнее.
"В 1898 году,— рассказывается с мемуарах В. О. Пузино,— московский фабрикант Дреземейер обратился к одному знакомому ему таможенному чиновнику с вопросом: кому бы передать сведения о большой контрабанде, чтобы быть уверенным в том, что контрабанду задержат, а виновный подвергнется взысканию штрафа? Чиновник объяснил Дреземейеру, что он может не беспокоиться, а о сведениях купца рассказал мне. Доложив это дело начальству, я отправился по его распоряжению в Москву, чтобы переговорить с Дреземейером. Случайно перед отъездом я услышал от одного из сослуживцев, что в прошедшие времена самого доносителя можно было, по слухам, подозревать в контрабанде, которая будто бы много помогла ему составить хорошее состояние, но что, впрочем, он никогда не был судим или подвергнут ответственности в административном порядке. По приезду в Москву я узнал, что Дреземейер живет в собственном большом доме, в большой квартире, прекрасно и дорого обстановленной; что в Москве он имеет обширный склад сельскохозяйственных и иных механических приспособлений и единственную в России фабрику шелковых сит; что, однако же, этой его торговле, по его рассказам, приносят большой вред другие торговцы, продающие шелковые сита контрабандного происхождения, которые продаются гораздо дешевле, чем он может выделать в России. Поэтому-то, спасаясь от такой незаконной и опасной конкуренции, он должен заявить, что в Москве особенно много продает контрабандных сит купец Гессе, а в Бердичеве и Киеве — купец Зусман, которых и следовало бы подвергнуть ответственности за контрабанду".
Дреземейер не догадывался, что является не только доносчиком, но и подозреваемым. А потому, не стесняясь, похвалялся перед таможенным ревизором своими богатствами. "Во время нашего разговора,— вспоминал Пузино,— Дреземейер познакомил меня со своим сыном, тоже купцом, живущим в другом, таком же большом, собственном доме. Разговор и вся внешность Дреземейера не внушала к нему никакого доверия и почтения, несмотря ни на обстановку, ни на его богатство и зрелый возраст, в особенности же в виду полученных мною раньше сведений о нем, а потому я тогда уже решил, одновременно с обыском у Гессе, сделать обыск и у Дреземейера, хотя торговля механическими предметами и не давала больших шансов на успех. Об осмотре торговых помещений Зусмана я сообщил в департамент и знаю, что в Бердичев и Киев был командирован другой ревизор, который не нашел никакой контрабанды; осмотром Гессе и Дреземейера я распорядился сам, для чего пригласил себе в помощь чиновников Московской таможни. У купца Гессе оказалось очень немного контрабандных шелковых сит, и он уплатил штраф без суда, в размере нескольких сот руб., а из книг его было видно, что часть контрабанды отослана им в гор. Ростов, в магазин купца Золотухина. Об этом я дал телеграмму управляющему Ростовскою таможнею, который сделал сейчас же обыск у Золотухина, и по суду этот купец был подвергнут впоследствии взысканию в размере 1500 руб. Обыск же у Дреземейера не только оправдал, но даже превзошел все мои ожидания. В его громадном магазине оказалась отдельная комната, уставленная полками, а на них найдены коробки с контрабандными шелковыми вуалями, а в особенности подвенечными. Можно себе представить, сколько было вуалей и сколько коробки занимали места, если сказать, что вес вуалей без упаковки составлял 14 пудов. Никаких объяснений купец представить не мог и подчинился административному решению, согласно которому с него взыскали 14 тыс. руб., а вся контрабанда была конфискована".
Однако самым крупным контрабандистом, оперировавшим на русском рынке в конце XIX века, по праву считался турецкий подданный Колоф Этельсон. Теперь определение "турецкоподданный", употребленное в отношении людей с совершенно нетурецкими фамилиями, не говорит ничего и никому. Но в те времена каждый тут же понимал, о человеке из какого сословия идет речь. Как правило, турецкое подданство покупали по сходной цене российские евреи, измученные стеснениями черты оседлости и не имевшие возможности получить высшее образование или достаточных средств для записи в первую купеческую гильдию (все это давало свободу передвижения и выбора места проживания). Турецкое подданство ко всему прочему защищало от призыва в императорскую армию. Так что такие турецкоподданные обоснованно считались хваткими, но склонными к мошенничеству людьми. Вблизи русской границы,— вспоминал Пузино,— лежит прусское местечко Эйдкунен, где основался на жительство Колоф Этельсон и открыл огромную транспортную контору для перевозки контрабанды в Россию, которую и отправлял в наши столицы и все большие губернские города. В Эйдкунене были даже очень порядочные магазины с образцами товаров, требуемых для русских, а для приезжих людей имелись очень приличные гостиницы, хороший стол и хорошее пиво. Эти гостиницы были постоянно полны русскими торговцами, а по крайней мере, лицами, торгующими в России. Этельсону можно было заказать какой угодно иностранный товар: доставка его была обеспечена, не вызывала никаких хлопот и риска для заказчиков, а всякий товар обходился, конечно, вдвое дешевле и был лучшего качества, чем в России. В конце улицы стоял шлагбаум, а около него пограничный солдат на часах; за ним была уже Россия и русское местечко Кибарты, где находится Вержболовская таможня. Но какая разница между прусской и русской стороной одного и того же местечка: там порядок, чистота, дешевизна, а здесь лишь одна грязь, вопиющая бедность, стража да таможня. Первоначально Этельсон вступил в стачку с одним таможенным экспедитором и артельщиком, кажется, при участии еще и других лиц, привез в таможню ящик со спичками и этим ящиком начал подменять вновь прибывавшие ящики с товарами, уплачивая во всех случаях и за всякий товар пошлину, как за спички. Но дело это было обнаружено, пострадали Виноградов и Гроздецкий, и контрабанда прекратилась".
Но Этельсон не собирался бросать обжитое место и терять надежную клиентуру. "Тогда,— писал Пузино,— Этельсон придумал другой, более удобный для него способ. Он начал посылать товар в почтовых посылках, но посылать только в те города, где имеются таможенные учреждения, а именно в Петербург, Москву, Одессу, Харьков, Ригу и проч. Почтовые посылки в эти города не досматриваются в Вержболовской таможне, а посылаются дальше по назначению, для досмотра в местной таможне; между тем поезд шел от Вержболова до Вильны, а дальше следовали уже другие железнодорожные линии, почему производилась перегрузка всего багажа и кладей, а в том числе и почтовых посылок. Этельсон вступил в соглашение с несколькими почтовыми разъездными чиновниками, которые привозили на вокзал уже заготовленные ранее посылки с грошовым товаром, подменяли этими посылками все отправки Этельсона, которые и отсылались уже не в таможню, а прямо к купцу. А в таможню шла поддельная посылка, с правильно подогнанным весом и с печатями Вержболовской таможни по всем швам ее; такие печати были наложены сургучом первоначально на лист бумаги, вырезаны и вновь наклеены на посылку: Этельсон легко доставал такие снимки через сторожа таможни. За пять лет, в течение которых работал Этельсон, водворено беспошлинно громадное количество иностранных товаров, преимущественно шелковых и бархатных материй, страусовых перьев, кружев и других ценных предметов дамского одеяния и туалета".
И все же хорошо налаженному бизнесу в итоге пришел конец:
"Все купцы, для которых Этельсон привозил контрабанду, были обнаружены и привлечены к ответственности, а сам он был пойман в Двинске вместе со своими помощниками Фрейдбергом и другими занимавшимися выделкою поддельных посылок для подмена. Не перечисляя теперь всех привлеченных к делу, скажу только, что на скамье подсудимых помещались около 40 человек, в том числе пятнадцать почтовых чиновников и ямщиков, а затем купцы из разных городов России, преимущественно из Петербурга и Москвы; были между ними фабриканты, как Гольдарбейтер, Кадиш, были и оптовые торговцы, вроде московского Левинсона, варшавского Вейлера и др. Все взыскание с этих лиц в пользу казны достигало цифры 400 тысяч руб. и потому не мудрено, что защита была представлена чуть ли не всеми лучшими силами нашей адвокатуры; в числе защитников был тогда и московский присяжный поверенный Муромцев, бывший впоследствии председателем первой Государственной Думы". Однако результатами процесса остались недовольны и обвинители, и обвиняемые.
"Из присужденных сумм,— вспоминал таможенный ревизор,— казне удалось взыскать лишь около 170 тысяч руб.; пришлось удовольствоваться и этим, да тем еще, что сверх уплаты взыскания все чиновники, ямщики и большинство купцов были присуждены к лишению прав, ссылке на житье и к арестантским отделениям".
Но даже угроза серьезных кар не остановила и никогда не сможет остановить контрабандистов. Слишком велик соблазн налаживать товарно-денежные цепочки в обход официальных властей, которые пытаются оградить потребителя от импорта под лозунгом защиты своего производителя.
Предлагаю вниманию уважаемых читателей очередную публикацию приквела про дядю Прохора.
Зашедшая в комнату Франя внимательно оглядела обстановку и сообщила:
- Мама, папе больно! Он не хотет пить микстулу.
Проне было снова поручено "погулять с девочкой". Ближайшим местом для прогулки, выбранным девочкой, оказалось кафе, где продавался очень вкусный лимонад и пирожные. Гертруда присоединилась к компании примерно через час. Заказав женщине кофе подпоручик услышал от неё последние новости. Операция Хильфе прошла успешно. Сейчас собака спит. Нож, вынутый из Хильые, будет отдан врачом полицейским в качестве вещественного доказательства. Петр должен будет ещё сутки-двое быть под врачебным присмотром. Поэтому они вдвоем с овчаркой останутся пока у доктора. Всех взрослых участников "пограничного инцидента" скорее всего вызовут в полицию для допроса. Закончила Гертруда свой рассказ следующими предложениями-вопросами:
- Пойдёмте, Прохор, найдём здесь приличную гостиницу. И Фране надо уже прекратить покупать сладкое!.. Она это может есть бесконечно. После обеда я отнесу покушать Петру и овчарке, за одно сообщу, в какой гостинице мы остановились. Что любит ваша собака больше всего? А вы, если не трудно, проведёте ещё некоторое время с Франциской? Доченька, поделись с мамой пирожным...
Подпоручик согласился со всеми предложениями. Его ответ на вопрос про Хильфе был коротким:
- Ливерную колбасу.
На почте подпоручик отправили письма, а Гертруда - телеграмму Федору. Узнав, что отсюда можно отправить телеграмму и в Россию, Прохор не долго думал над текстом своего послания. Текст телеграммы Федору был коротким и в переводе на русский язык его суть означала следующее:
- Петр ранен. Мы в гостинице "У Хельмута". Приезжай.
Затем Гертруда, поцеловав Франю, пошла с корзинкой, полной всякой снеди, в сторону "кабинета доктора", а подпоручик повел девочку к центру городка.
Остаток дня ушёл на прогулку с Франей, которая сопровождалась различными "взрослыми разговорами". Выяснилось, что девочка уже несколько месяцев увлечена рисованием и даже регулярно берёт уроки у "тёти-худозницы". Ещё Франя с недавник пор полюбила "кусать суп", хотя до этого терпеть супы не могла. На вопрос Прохора, какой суп ей нравится больше всего, ответ был очень конкретный:
- Я все супы люблю. Но больсе всего с вермиселькой.
Другая тема, которая в данный момент очень интересовала Франю была связана с динозаврами. Пролистав дома недавно несколько раз "толстую книзку с картинками" про этих доисторических представителей земной фауны девочка никак не могла получить от взрослых чёткий ответ на казалось бы простой вопрос:
- Динозавры кусаюца?
Ответ и объяснения подпоручика в ответе на следующий вопрос "а посему?" вроде бы удовлетворили его маленькую собеседницу, но Прохор не был до концв в этом уверен. Девочка продемонстрировала затем довольно уверенный счёт от одного до двадцати на двух языках, в обоих случаях пропуская цифру "восемь". Длительная прогулка завершилась посещением другого кафе, в витрине которого были выставлены "другие пирозные, которые вкуснее прослых".
Прохор никак не мог для себя определить, в каких случаях маленькая барышня, периодически поправляя свою соломенную шляпку с розовой лентой и с разбитыми коленками, которые периодически "засвечивались" из-под развевающегося на бегу платья, чётко произносит "р" в нужных местах, а в каких случаях также уверенно заменяет "р" на "л".
Вечером за ужином под звуки Франиного стуканья ложкой об тарелку с сырным супом взрослые участники застолья подвели итоги дня. Рана у Петра воспалилась, спровоцировав лихорадку. Хильфе чувствовала себя хорошо, только периодичемски пыталась полизать или покусать повязку на своей ране.
Следующее утро у подпоручика началпсь с посещение больных. Хильфе даже попыталась встать, а вот вид Петра действительно вызывал беспокойство. К вечеру в гостинице появился Федор, который настоял на незамедлительном визите "к больным для мужского разговора" .
Петр встретил посетителей горящим взором и пылающими щеками. Проня гладил Хильфе по голове и слушал рассказ Федора:
- Встретил я на пограничном переходе того "темно-серого господина" из Эвиденцбюро. Причем, мне показалось, что он хотел, чтобы я его увидел.
- Значит, всё ещё не закончилось.
- Выходит, что так.
Проня встрял в разговор с шуткой, попробовав разоядить обстановку:
- Выходит, я был прав, динозавры действительно кусаются...
Вечная Слава и Память всем защитникам Родины!Берегите себя в это трудное время!
Подпишитесь на канал , тогда вы не пропустите ни одной публикации!
Пожалуйста, оставьте комментарии к этой и другим публикациям моего канала.
По мотивам ваших комментариев или вопросов я подготовлю несколько новых публикаций.