«Наихудший сценарий, коего мы избежали»
Дорогая Ева,
Кажется, стыд совсем измотал тебя. Мне искренне жаль. Я, как и ты, задаюсь одними и теми же вопросами, что измучили тебя – сгрызли изнутри словно рак. Ты – последняя здоровая клетка организма, а эта разваливающаяся, старая квартирка, больше похожая на шаткий кукольный домик, – твоё чистилище. Чистилище, которое ты выбрала сама. Вокруг всё ненадежно – но именно так ты бы и хотела чувствовать себя теперь всегда – каждую секунду и минуту твоего существования, не так ли?
Когда-то давно Франклин предположил, что ребёнок – это ответ на всё. «На что всё?» – искренне недоумевала ты, ведь тебе было достаточно лишь одного мужа, чтобы быть поистине счастливой. А Франклин задавался вопросами экзистенциального порядка, и загадочно вещал, что рождение ребёнка и бытие родителями ответит на все критически важные вопросы, а ты лишь наивно полагала, что дитя станет ещё одной кое-где приятной, иногда не очень (ведь все мы неидеальны, признай) темой для разговора. Ведь рано или поздно обсуждать причуды собственных родителей надоест и станет совершенно неуместным, а дети дадут новые темы, новые ситуации и новые смыслы для твоих бесконечных разговоров с Франклином, которые ты так обожала.
Ирония в том, что это самое дитя будто бы злонамеренно лишит тебя того самого единственного, с кем бы ты хотела говорить вечно.
О, Боже, Ева… Твоё «вызывающе наглое лицо» на суде помнят все. Да, ты держалась стойко и не собиралась врать, выгораживая своего сына. Кое-где ты кривила душой, но черноту души Кевина перед присяжными и всем миром ты как будто бы специально выпячивала, не позволяя ему спрыгнуть с крючка. Ты считала и считаешь себя виноватой. Помнишь, как яро ты реагировала на все эти бесконечные новости об очередном рас.стреле в очередной школе, как ты возмущалась тем, что обиженные подростки вместо того, чтобы разобраться в себе или просто отпустить ситуацию, брали ор.ужие и шли у.бивать? Их бросила подружка, обижали одноклассники, терр.оризировали учителя – смешно! Ева, ты не.навидела страну, в которой жила. Ненавидела порядки и традиции США – критиковала всё и всех – была остра на язык столь же часто, сколь часто была фрустрирована и разочарована. Помнишь, как один из тех мальчиков, что предпочёл путь насили.я, уничтожил не только своих одноклассников, но и уб.ил мать с отцом? Я отчётливо помню твои слова: «мать виновата». Ты же всё понимала, Ева, и, я уверена, понимаешь и сейчас.
Знаешь, Ева, вот несколько сравнений, что ты употребила, описывая Кевина и его роль в твоей жизни. Получилось интересно.
«Кевин – слоник из эбенового дерева. Было бы забавно собрать всю коллекцию»
«Кевин – новый повод поговорить»
«Кевин и само материнство – чужая страна»
«Мальчик – опасный зверь»
«Нахлебник»»
«Ножичек для чистки картошки», который не дался тебе, но был умелым прибором в отцовских руках.
«Дефективный ребёнок и маленький кусок дерь.ма»
«Поражение в схватке родов»
«Неоформившееся существо».
Ты ждала праздника-сюрприза, Ева, а получилась пустота. Ты ничего не почувствовала – тебя просто не было. Сопротивляясь всеми силами, ты не хотела дать Кевину проскользнуть по ро.довым путям – ты держала. Долго и гордо, стиснув зубы. Иррациональное ожидание – а вдруг...? А вдруг я могу задержать его так долго, что ничего не произойдёт? У глубоко беременной женщины, Ева, один путь, а ты не привыкла к такому скудному выбору вариантов. Кевин пришёл в этот мир против твоего желания, и, наверное, он всё-таки это почувствовал. Знаешь, момент истины, то, что сломало вас обоих и предрешило всё, был тогда. Тогда, когда он не взял твою г.рудь, а ты не смогла проглотить обиду. Но не с этого всё началось - ты знаешь это лучше всех .
Ты врала ему всё время. Ты ничего не почувствовала – никакого опьяняющего чувства влюбленности, накрывшего тебя с головой. Не произошло ничего. Просто в доме появился некто, кто постоянно истошно кричит, сводя тебя с ума. А потом ещё этот мастит и недоверие Франклина к твоим словам…
Знаешь, сейчас я побуду в твоих башмаках и притворюсь, что пройду в них хотя бы часть твоего пути – Франклин был неправ. Надеюсь, мои слова хоть немного успокоят твой стыд и ощущение полного родительского фиаско. Франклин должен был слушать. Его вина не меньшая, а быть может, даже и большая, но какой спрос с того, кто ответить уже не может? Все шишки тебе, Ева. К тому же, ты так сильно любила и продолжаешь любить Франклина, что почти в каждой строчке твоих писем белеют бесконечные оправдания для его слепоты и глухоты. Я понимаю. Ты ведь сама говорила, что смогла прожить без всего на свете, но только не без него.
«С мамочкой что-то не так», – твердила ты, вновь сорвавшись, и спинным мозгом ощущала, что Кевин будто бы проклял тебя или навёл порчу. О, Ева, он ведь так похож на тебя… Разве ты не замечала? И я говорю не только о внешнем сходстве, нет. Вот Селия, твоя любимая нежная дочка, была копией твоего мужа – и внешне, и в какой-то степени характером. Селию ты ждала, Селией ты беременела, если можно так сказать, сама, осознанно. Селия взяла твою г.рудь без промедлений и не оставила вам двоим никакого шанса на то, чтобы возненавидеть друг друга. Селия была ласковой, пугливой, угождающей – не в пример своему старшему брату. В её облике виделось христианское всепрощение и кротость. Чудесная девочка, не оттолкнувшая тебя – с ней ты познала материнство в той самой неизвращённой форме, в той, в которой тебя ждал тот самый сюрприз-праздник…
Но почему мне кажется, что в твоих письмах Селия ушла не то чтобы на второй план, а даже на четвёртый – после Кевина, Франклина, тебя и твоей работы? Почему мне, читателю твоих откровенных писем, Селия казалась девочкой-привидением, которой на самом деле и не бывало вовсе? Будто бы она была лишь твоей иллюзией, которой не суждено было сбыться. Даже не так – сбывшаяся мечта, которая осуществившись, вдруг перестала быть недостижимо прекрасной. Ева, ты предпочла фокусироваться на Кевине и его сумасбродных и наглых выходках вместо того, что насладиться нежностью и лаской дочери.
Быть может, мне показалось, но твои письма дали мне именно такое представление.
Мне жаль Селию. Жаль тебя и Франклина.
И немного жаль Кевина.
Виновата ли ты в том, что произошло? Я не знаю. Нет у меня чёткого ответа. Как говорил сам Кевин «вирус лишён смысла, он стерильно чист, и в этом вся суть». Вирус не жаждет отмщения, вирусу не важно, к кому он попал – он не питает неприязни к конкретному человеку/социальной или расовой группе – он просто уничтожает всё, до чего дотянется. Бессмысленное уничтожение – смысл. Чистый лист, чистая нен.ависть, чистая яро.сть. Не оставить после себя ничего. Зачем? Да просто так.
Вот он твой ответ, Ева.
Надеюсь, ты не слишком раздавлена им.
Пусть короткое, но ёмкое, сказанное сыном, «раньше мне казалось, что я знал зачем… а теперь не уверен» и первое искреннее объятие утешат тебя хоть немного. Я знаю, что ты по-прежнему держишь одну комнату для Кевина, и на полке, как и раньше, лежит томик Робин Гуда, ожидающий своего хозяина. Это твоё решение, Ева. Я думаю, что далось оно тебе нелегко, но это твой выбор. И пусть этот выбор приведёт тебя хоть куда-нибудь.
С уважением, Марабу