Уже час или два сижу и смотрю в окно. Теперь оно стало любимым экраном. Шторы в стороны, включая тюль. И открывается картина: за деревянными рамами балкона – площадка со скошенной травой, на ней стол, две скамьи, песочница, сушилка для белья. Ниже – торцы двух хрущевок, чьи окна почти до крыши теряются в кронах августовских деревьев. А над ними – небо с облаками и птицами. Мне красиво!
Приближается осень и в открытые окна летят мухи и всякие другие насекомые. До уборки на балконе еще не дошли руки. Мне это сейчас не под силу, а у Андрея после работы теперь образовалось куча домашних дел. Хочется все сделать под себя, так, чтоб нам было уютно. Вот уже четыре недели осваиваемся, обживаемся, двигаем мебель то так, то иначе. Постепенно меняемся с мамой содержимым шкафов.
Иногда просто голова кругом.
Но на насколько она кругом у моих близких, у мамы и Андрея, вообще не представляю! Мама, например, теперь живет на три дома. Во-первых, преимущественно на даче, где проходит каждое её лето уже восьмой год подряд. Во-вторых, в нашей квартире, куда она вынужденно переехала из-за того, что я, её единственная дочь, заболев раком, на сегодняшний день утратила физическую возможность подниматься на четвёртый этаж. Ну и третий дом – у нас. Сегодня я не в силах не только подниматься и проходить расстояние более 100 метров по ровной поверхности, но и справляться с большей частью хозяйственных дел.
Конечно, маме страшно и плохо. Не знаю, сколько слёз она проливает, оставшись одна. Я всегда была центром её жизни. Я и мои дети. И ей важно, чтоб центром оставалась. Мой отец умер, когда ей было 46 лет. Других мужчин у неё никогда не было. Он был первым и последним.
И я. Единственная, любимая и для неё жизненно-необходимая. Конечно, она готова сделать всё, чтоб нам было полегче. Чтоб мне было полегче. Главное, чтоб я была. Чтоб жила.
Тем не менее, переезд меня вымотал. Я, как могла, старалась быть полезной. Но по-прежнему две тысячи шагов в день – это мой рекорд. Старалась обустроить своё рабочее место за столом, в столе. Складывала тетрис из таблеток в ящиках комода. Готовила ужин, мыла посуду. Выходила во двор дважды в день и прогуливалась от скамейки до скамейки. Иногда поздно вечером, понимая, что Андрей ещё не заканчивает с обоями, розетками, полками и прочим, держась за лентяйку, протирала пол. Пот постоянно застилал глаза. Почему-то дексаметазон оставляет этот эффект именно на вечер. И выгляжу я так, словно только что вышла из душа, забыв воспользоваться полотенцем. Слабость и усталость – вот моё жизненное состояние. Проснулась и уже устала. Но хотелось как-то начать оживать. Расхаживаться потихоньку, раздышиваться, чтоб восстановиться и, наконец, получить разрешение от онкологов на химиотерапию.
В третьей декаде августа была запланирована поездка в Питер.
Я совершенно не была уверена в себе и своих силах. Осилю ли я такой марш-бросок в своем состоянии? Но здесь, в Удмуртии, без консилиума федерального центра мне никто химию делать не подпишется. Учитывая наличие в анамнезе ТЭЛА, массивный тромбофлебит глубоких вен нижних конечностей и комбинацию ЛЛ в лечении.
Я молилась и спрашивала у Господа, стоит ли мне ехать в Питер? Смогу ли вернуться живой?
Ответ не заставил себя ждать.
Седьмого августа вечером у меня снова случился острый тромбофлебит перфорантной вены Коккета нижней трети левой голени.
Лодыжка локально гиперемирована, отёчна, болезненна. Появились пятна в виде тонких поверхностных вен. А чуть выше всего этого безобразия – очень болезненное уплотнение.
Сосудистый хирург сказал, что тромб спустился из глубокой вены и полностью закупорил просвет перфорантной (соединяющей глубокую вену с подкожной). Состояние глубоких вен в левой ноге без динамики. По-прежнему подколенные вены и глубокие вены голени расширены. В просвете визуализируются фиксированные тромботические массы без признаков флотации и реканализацией просвета до 10%.
В правой ноге есть положительная динамика. Там в глубоких венах до 40-50% наступила реканализация просвета.
На вопрос о прогнозе левой ноги, и в частности стопы, которая очень болит, Юрий Владимирович сказал, что должны образоваться коллатеральные вены. Лечение (тромболитическая и противовоспалительная терапия) должно помочь. Ну и покой.
Но покой мне только снится. Утром следующего дня после консультации у Ижевского сосудистого хирурга, муж повез меня на КТ-исследование органов грудной клетки и брюшной полости.
То, что моё время сейчас летит, как день за месяц, я понимаю. И нужна информация: динамика и скорость развития заболевания.
Но когда у онкопациента бывает все просто?! Никогда! На 4 стадии особенно.
В этот же день я отдала диски на пересмотр и второе мнение. Последнее адекватное КТ мне делали 18 мая 24г. в Питере в 122 больнице, где буквально спасали мою жизнь. И сравнивать я отдала именно этот диск с КТ от 9 августа 24г.
Максим Александрович всегда для оценки динамики присылает сканы одного и того же среза. В этот раз, взглянув на свои легкие с разницей в 2,5 месяца, я поняла, как близок к истине был мой хирург, который оперировал меня. Мои легкие поражены канцероматозным лимфангитом просто… тотально. Я понимаю, почему задыхаюсь буквально на первых шагах.
Вчера Андрей купил мне костыли, чтоб я могла передвигаться по дому. Наступать на левую ногу больно. И потому я вынуждена её разгружать. К сожалению, моя активность стала еще меньше, чем была. О выходе во двор пока могу только мечтать. И смотреть в окно...
***
Мой рабочий стол упирается в подоконник. На нём стоит открытый ноутбук. Иногда я пишу. Но чаще просто залипаю на том, как течет жизнь за окном. Как ветер играет листвой. Как бегут люди. Как плывут облака. Окно теперь действительно мой любимый экран. Я могу так сидеть часами и следить за жизнью и думать, думать....
Краски за окном уже скоро начнут меняться.
И я хочу это видеть.