В середине прошлого века в США на рынок вышло новое лекарство от туберкулеза — Прониазид. После его приема безнадежные больные танцевали в коридорах клиник и хвастались, что к ним вернулся аппетит. Из-за странных побочных эффектов препарат привлек внимание психиатров, и вскоре мир увидел первый в истории антидепрессант. Как мы лечили депрессию до случайного открытия антидепрессантов? Могут ли они спасти от депрессии, и если нет, что нам остается?
По данным ВОЗ, от депрессии страдают более 300 миллионов человек по всему миру, но сама по себе депрессия — очень молодой диагноз. На протяжении многих веков чувство апатии, тоски и тревоги называли просто меланхолией. Лечили меланхолию специальной диетой и настоями трав. В средневековье меланхолия перешла из разряда болезни в категорию грехов. В то время считалось, что меланхолики одержимы демоном. Демон полуденный, — говорили богословы, — атакует монахов после приема пищи ближе к полудню. Лечить меланхолию в средние века предлагалось физическим трудом, молитвой и сеансами экзорцизма.
Начиная с эпохи Возрождения, общество романтизировало тонкого духа. Считалось, что сталкиваются с ней в основном аристократы и поэты. Восстанавливать дух рекомендовали солнечными ваннами, музыкой и отдыхом. При этом людей с тяжелой депрессией изолировали от общества. В первых психиатрических лечебницах в 19 веке появилась гипотеза, что причина меланхолии — проблемы с нервами. Пациентов стали бить током, окунать в холодную воду и крутить в центрифугах, чтобы стимулировать передачу электрических импульсов в мозге.
Психиатр Эмиль Крепелин, который и ввёл в оборот термин «депрессия», давал своим пациентам камфорную настойку опия, а Зигмунд Фрейд добавил в эту аптечку ещё и кокаин, до того, как он решил, что причины депрессии
нужно искать в бессознательном и комплексах. Все эти методы не помогали от депрессии.
И вот в конце пятидесятых годов двадцатого века на американском рынке почти случайно появляется первый антидепрессант под торговым названием "Марсилид". То, что было синтезировано на основе лекарства от туберкулеза, оказалось очень токсичным для печени и вызывало аритмию, но при этом действительно улучшало настроение и снимало тревогу.
Вскоре в психиатрии произошел еще один мощный прорыв, тоже почти случайный. Французский хирург Анри Лабори решил провести эксперимент
и подмешал своим пациентам в наркоз вещество под названием хлорпромазин. Его производные использовали как глистогонные, инсектициды
и средства от аллергии и воспаления. А Лабори надеялся, что хлорпромазин сможет ещё и уменьшить послеоперационный шок.
Но в результате пациенты, которым предстояли сложные операции,
вообще переставали беспокоиться. Об этом эффекте узнал коллега Лабори - психиатр Пьер Деникёр. Он тоже провёл эксперимент и дал хлорпромазин своим самым буйным пациентам. Результаты были поразительными. У людей в бреду прояснялось сознание, а один больной, годами не выходивший из ступора, выписался из больницы и восстановился на работе в цирюльне.
Так во Франции открыли первый в истории нейролептик. Сегодня он известен как Аминазин. Одна из его позднейших модификаций – Имипрамин
– получилась антидепрессантом.
Но несмотря на появление первых антидепрессантов, депрессия в середине 20 века – все еще очень стигматизированная болезнь, и лечат ее немногие. Наконец, в 1987 году на американскую фармацевтическую аллею славы взошел совершенно новый герой – бело-зеленая капсула под названием «Прозак».
О нем писали в журналах, шутили в ток-шоу. Казалось, что благодаря Прозаку счастье стало доступно каждому.
Прозак – торговое название антидепрессанта флуоксетина. Он вышел на рынок как первый в мире селективный ингибитор обратного захвата серотонина, или СОЗС.
Но что это вообще значит, и как работали все эти антидепрессанты?
Наш мозг состоит больше, чем из 100 миллиардов нейронов. Вместе они образуют сеть с огромным количеством соединений, через которые клетки постоянно передают друг другу сигналы. Синапс — место контакта двух нейронов. Передать сигнал от одного нейрона к другому помогают специальные вещества — нейромедиаторы. Нейромедиаторы хранятся в везикулах, таких маленьких сумках в нервных окончаниях нейрона.
Высвобождаясь из везикул, нейромедиаторы попадают в синаптическую щель, преодолевают её и прикрепляются к рецепторам на поверхности нейрона, принимающего сигнал.
Разные нейромедиаторы посылают разные сообщения от клетки к клетке. Один из самых известных нейромедиаторов — серотонин — регулирует сон, аппетит и настроение. И в какой-то момент учёные предположили, что депрессия может быть связана как раз нехватка серотонина, так появилась серотониновая гипотеза депрессии.
Антидепрессанты исправляют химический дисбаланс мозга и повышают концентрацию нейромедиаторов в синапсе. После передачи сигнала часть нейромедиаторов возвращается в нейрон, который их выбросил, благодаря механизму обратного захвата. Некоторые из них снова упаковываются в хранилище везикулы, но большинство разрушается ферментом
под названием моноаминоксидаза.
Марсилид, первый антидепрессант, синтезированный на основе лекарства от туберкулеза, блокировал работу моноаминоксидаза - и в результате объём нейромедиаторов в визикулах и в синаптической щели повышался.
Но была одна проблема. Марсилид действовал на всю группу нейромедиаторов
моноаминов, то есть ещё и на дофамин и на адреналин, а не только на серотонин, и это приводило к серьёзным побочным эффектам.
Антидепрессант Имипрамин работал иначе, он замедлял
сам процесс обратного захвата, и этим препятствовал возвращению
нейромедиаторов в нейрон. Нейромедиатор оставался в щели и продолжал возбуждать рецепторы второго нейрона, приводя к более длительному сигналу.
Но имипрамин тоже действовал не только на серотонин, поэтому снова возникали неприятные побочные эффекты.
В отличие от Имипрамина, Прозак, антидепрессант третьего поколения,
работал селективно. Прозак ингибировал обратный захват серотонина,
не затрагивая другие нейромедиаторы. Это была новая эра в истории антидепрессантов. Бело-зелёная капсула обрела мировую известность, но популярность Прозака была связана не столько с прорывом в медицине,
сколько с удачным маркетингом.
Например, Прозак рекламировали как средство от предменструального дисфорического расстройства. Оно гораздо тяжелее знакомого нам ПМС и встречается значительно реже. Но из-за рекламы лекарство бросились покупать здоровые женщины.
Компания-производитель Прозака - Эллай Лилли, вообще продавала его как волшебную таблетку для поднятия настроения. Как вино или кофе, только лучше. В Великобритании за первые 10 лет продаж Прозака число больничных по депрессии выросло на 300%. Прозак озолотил компанию, за 11 лет, пока действовал патент, он обеспечил 30% всей выручки компании.
С одной стороны, благодаря Прозаку депрессия стала менее стигматизирована, а с другой человечество попало в маркетинговую ловушку.
Во-первых, не у всех людей, принимавших Прозак, была депрессия. Многим просто хотелось избавиться от эмоций, которые казались им слишком тяжелыми или неправильными.
Во-вторых, со временем независимые исследования все же показали, что Прозак был не более эффективен, чем старые антидепрессанты.
В-третьих, и у Прозака есть свои неприятные побочные эффекты. Он может вызывать тошноту, аллергию, проблемы с либидо, бессонницу, сонливость.
А ещё оказалось, что несмотря на моментальный химический эффект Прозака, терапевтический эффект от него наступает не сразу. Пациентам становилось лучше только спустя несколько недель, но сначала потребители об этом не знали.
В середине 90-х на Эллай Лилли стали всё чаще подавать в суд. По всему миру родственники людей, совершивших суицид, стали рассказывать, что умершие принимали Прозак. Среди побочных эффектов в исках упоминали суицидальные мысли, членовредительство и агрессивное поведение. Дело в том, что спустя некоторое время после начала приёма препарата к больным ещё не успевало вернуться желание жить, но у них уже было достаточно энергии и решительности, чтобы убить себя. В процессе долгих разбирательств скрылось, что компания Эллай Лилли знали об этом ещё на стадии клинических испытаний, но скрыли информацию.
С 2007-го все производители антидепрессантов в США обязаны предупреждать потребителей о возможном суицидальном поведении у детей и молодых взрослых.
Сегодня серотониновая гипотеза депрессии подвергается критике. Оказалось, что просто увеличить количество серотонина в организме недостаточно. Так что нам остается? Этот вопрос сейчас является дискуссионным в научном обществе, однако, до сих пор, придя к психиатру с жалобами на тревогу и апатию, первым, что вы получите, будет рецепт на те самые заветные таблетки "счастья", и почему то не берется во внимание то, что корень проблемы может быть далеко не в сбое серотонинового захвата, а все обстоит несколько сложнее и иначе.