Доброе субботнее утро, Друзья! Маяковский уже давно занял незыблемое место в моем сердце, а потому, писать о нем — особое, трепетное, удовольствие. О нем, впрочем, как и о самых животрепещущих и бурных явлениях этого мира, часто говорят или резко положительно, или же резко отрицательно.
Известный стихотворением про паспорт? Любимец Сталина или заядлый коммунист? Футурист, придумавший "лесенку"? Какие только ассоциации не возникают с упоминанием Владимира Владимировича. Особенно сильно, как мне видится, на массовое восприятие поэта оказало преподавание его в лоне школьной литературы, в то время, когда искусство шло рука об руку с воспитанием идеологических взглядов.
Но кто такой на самом деле Маяковский и чем прекрасно его стихотворение "Послушайте!"?
Маяковский — коммунист и атеист?
Безусловно, Маяковский — революционер. Таким он видел и сам себя, таким его видят многие. Революционер не только в обыденном понимании, но и в творчестве. «В моих книгах — я был и буду революционером!»: говорит о себе Маяковский на дискуссии «Пролетариат и искусство» 1918 года.
Сами
жизнь
и выжнем и выкуем.
Стань
электричеством,
пот! ("Октябрьский марш")
И все же, окромя, как революционер и футурист, Маяковский был многогранный и яркий во всех отношениях человек. Не так проста и однобока была его личность. И не скажешь однозначно о его творчестве, какие бы доводы не приводились.
Восприятие Маяковского только как полит-настроенного поэта вполне объяснимо. Немало стихов посвятил поэт этой теме, а в его трепетном отношении к будущему родины не приходится сомневаться. Не зря Сталин в письме Т.Ежову напишет: “...Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление” (Источник)
Однако же многие современники считали творчество Маяковского неконструктивным, пытались разоблачить его, о чем был написан ряд желчных статей и потрачено немало мыслеформ и чернил. Так, например, К.Зелинский в статье “Идти ли нам с Маяковским?” пишет о том, что поэту присущ “пафос футуристического разрушительства”; Г.Адамович говорил: “Я помню его первые выступления в 1912–1913 годах – уже тогда была в нём та ненависть... желание всё стереть до основания, всё сровнять с землёй. Пройтись Мамаем по миру...”.
А позже В.Ходасевич в статье под названием “Декольтированная лошадь отметит: ”Маяковский — поэт революции”. Ложь! Он так же не был поэтом революции, как не был революционером в поэзии. Его истинный пафос — пафос погрома, то есть насилие и надругательство над всем, что слабо и беззащитно, будь то немецкая колбасная в Москве или схваченный за горло буржуй. Он пристал к Октябрю именно потому, что расслышал в нём рёв погрома…». (Источник)
Неоднозначность мнений о творчестве Маковского выразит и В.Корнилов. Он напишет: “В его строках бездна поэтического электричества (потому и велик), но другое дело – к чему он это электричество подключал...”
Поэта даже исключили из некоторых антологий и учебных пособий. На что Пастренак отзовется: “Маяковского стали вводить, как картошку при Екатерине. Это было его второй смертью. В ней он не повинен”, (“Люди и положения”, 1956).
Творчеству Маяковского действительно присущ призыв к обновлению, разрыву со старым миром и созданию нового. В "Мистерия-Буфф" он скажет:
Славим
восстаний,
бунтов,
революций день —
тебя,
идущий, черепа мозжа!
Нашего второго рождения день —
мир возмужал.
А далее – добавит, соотнося мир духовный, описанный религиозными текстами с миром материальным:
Нам написали Евангелие,
Коран,
«Потерянный и возвращенный рай»,
и еще,
и еще —
многое множество книжек.
Каждая — радость загробную сулит, умна и хитра.
Здесь,
на земле хотим
не выше жить
и не ниже
всех этих елей, домов, дорог, лошадей и трав.
Нам надоели небесные сласти —
хлебище дайте жрать ржаной!
Нам надоели бумажные страсти —
дайте жить с живой женой!
И кажется, читая эти строки: "Ну чем не атеист?". И земные блага воспеваются, превозносятся над эфемерными понятиями и обещанным "потерянным раем", и сказано, что хочется не "небесных сластей", а "жрать ржаной хлебище". Тут-то мне и вспоминается стихотворение "Послушайте!". Хотя оно и написано ранее, все же дает мне основание видеть Маяковского совершенно в ином свете. Ведь как ни крути, Маяковский мне видится, словно один большой оголенный нерв. Он – глыба, и хоть "сердце – холодной железкою", этой "глыбе многое хочется". (цит. поэма "Облако в штанах")
Я над всем, что сделано,
ставлю «nihil»
Никогда
ничего не хочу читать.
Книги?
Что книги!
Я раньше думал —
книги делаются так:
пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак —
пожалуйста!
А оказывается —
прежде чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения. ("Облако в штанах")
Ведь, если звезды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно?
Творческая свобода выражалась в других стихах Маяковского. О любви, о месте поэта в мире и об устройстве этого самого мира. Одно из таких произведений —"Послушайте!".
Важно отметить, что нижеописанные догадки о заложенном в стихотворении смысле: субъективное восприятие мной, как читателем. Поскольку художественное произведение создается в сотворчестве автора и читателя —я оставляю за собой право рассуждать о тексте вольно.
Лирический герой — это своеобразная маска биографического автора, под которой тот выступает в поэтическом тексте. Он может быть наделен как реальными чертами автора, так и вымышленными.
Как водится, великое произведение великого автора часто оказывается больше самого автора, больше смыслового зерна, заложенного изначально при создании его. Часто оно вырастает в нечто трансцендентальное, всеобъемлющее. В то, на что можно взглянуть хоть так, хоть сяк, а каждый увидит в этом нечто свое.
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Задает риторические вопросы лирический герой, предлагая нам, читателям порассуждать об этом. И ведь как замахивается он, этот самый лирический герой, на вопросы вселенские. И кажется, будто его не волнуют теперь уже дела земные. Он устремлен вверх, в небо, в проблемы вечные. И страшно ему испытать "беззвездную муку", в которой этих маленьких отголосков вечного больше не станет:
Значит — кто-то называет эти плевочки
жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит —
чтоб обязательно была звезда! —
клянется —
не перенесет эту беззвездную муку!
Ведь какую тонкую грань удерживает поэт между земным и вечным. И непонятно, где тут ему видится истина, а где он лишь иронично подтрунивает: плевочки или все же жемчужины?
Примечательно также, что образ бога представлен лишь описанием "жилистых рук". И ведь — как точно и всеобъемлюще. Вот он, талант Маяковского. А после...
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
И держит лицо, стремясь не выдать внутренней обеспокоенности: вдруг все же наступит беззвездная мука...
И придя со встречи с Всевышним, куда он ворвался в метелях полуденной пыли, прося о том, чтобы звезды не пропадали с небес, чтобы была хоть одна звезда, спрашивает кого-то:
Говорит кому-то:
«Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!»
И оказывается, что без этих маленьких плевочков, освещающих бездонное и темное ночное небо — страшно, оказывается нужны они. Кому-нибудь, да нужны.
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!
. . .
И на первый взгляд кажется, будто Маяковский, лирический герой, или кто бы там ни был, рассуждает о Вселенной, пытаясь разгадать тайну мироздания. А может, и о себе-поэте. А может, и обо всех. И все-таки, видится мне, что не только мысли о ржаном хлебе и страстном труде занимали Маяковского.
Интересно, что первые строки этого стихотворения пришли к нему на прогулке с Софьей Шамардиной. В которую, как говорят, Маяковский был влюблен. Позже Лиля Брик назовет ее первой настоящей любовью поэта (Источник).
Софья напишет:
"Ехали на извозчике. Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснет звезда. И вот тут же, в извозчичьей пролетке, стало слагаться стихотворение: «Послушайте, ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?.. Значит, это необходимо, чтоб каждый вечер над крышами зажигалась хоть одна звезда?» …Держал мою руку в своем кармане и наговаривал о звездах. Потом говорит: «Получаются стихи. Только не похоже это на меня. О звездах! Это не очень сентиментально? А все-таки напишу. А печатать, может быть, не буду" (Источник).
Вот так из обыденности умел он сотворять великое, показать "на блюде студня косые скулы океана". ("А вы могли бы?")
Вопросов и догадок остается множество, однако несомненно одно — Маяковский — “великолепный маяк”, как сказал о нём Е.Замятин.
Мандельштам отзывался о Маяковском как о поэте, который дан нам “не на вчера, не на завтра, а навсегда” (“Выпад”, 1924).
Цветаева писала: “Своими быстрыми ногами Маяковский ушагал далеко за нашу современность и где-то за каким-то поворотом долго ещё нас будет ждать” (“Эпос и лирика современной России”, 1932).
