Страшный сон
На окраине небольшой деревушки, возле дремучей тайги, стояла маленькая избушка. Толстые, потемневшие, в трещинах брёвна говорили о солидном возрасте, а окна подслеповато щурились на небольшую дорогу, пробегающую возле ворот в лес. Изгородь с подпорками, почерневшие от времени, с прозеленью моха, доски на крыше, скрипучая калитка, всё указывало на то, что в доме нет хозяина. Так оно и было. Шла война. В избушке жила пожилая, лет пятидесяти, рано поседевшая женщина по имени Мария, со своей дочуркой, восьмилетней белокурой Галей. Муж Марии вместе со своими односельчанами защищал свою Родину от фашистских захватчиков, в селе остались лишь старики, женщины и дети.
С раннего утра и до поздней ночи Мария работала в поле, где жали и молотили пшеницу, ячмень, Галя ходила в школу. В редкие свободные минуты к ним заходили соседки, поговорив о своем житье – бытье, они уходили, и в домике вновь воцарялась тишина, изредка нарушаемая стрекотанием сверчка, спрятавшегося под русской печью, да звонким смехом и рассказами дочки. Вечером, сделав все свои дела, Мария садилась вязать носки и варежки для фронта, и за работой пела старинные, протяжные песни. Галя, лёжа на кровати с широко раскрытыми глазами, внимательно слушала маму и засыпала под эти мелодии.
Как- то раз, в глубокий осенний вечер, Мария засиделась за работой и не заметила, как задремала, спицы выпали из рук, клубок укатился под кровать. Ей привиделось, будто бы они сели за стол ужинать, а в доме не оказалось хлеба.
- Доченька, побудь немного дома, а я схожу к Фае, займу хлеба.
-Конечно, мамочка, не беспокойся, я с Тимкой посижу, а ты иди и быстрее возвращайся.- Взяв котёнка на руки, с кровати она прижала маленькое мохнатое тельце к груди, курносый носик её сморщился, как будто ей захотелось заплакать.
-Я скоро! Туда и обратно, не бойся, - она торопливо накинула видавшую виды телогрейку и вышла на улицу. Была зима. Дул холодный, жёсткий ветер, колючие снежинки били в лицо и таяли. Мария шла быстро, но на берегу речки вдруг остановилась, глядя на темнеющие горы и полыхающий в полнеба закат. Залюбовавшись красотой уходящего дня, очень глубоко вздохнула и ….. неожиданно для себя тихонько взлетела, тело вдруг стало лёгким, лёгким! Словно пушинка полетела она над речкой! Огромная, всеобъемлющая радость охватила всю её суть! Ниикогда доселе не испытывала она такого чувства свободы и освобождения от земных хлопот, обязанностей и мук. Мария медленно летела над речкой, над деревней, забыв обо всём, окутанная восторгом и любовью ко всему окружающему миру, поэтому услышав в надвигающихся сумерках внизу крики людей, вначале не поняла, что случилось, но взглянув вниз, увидев людей бегущих с палками к ней и кричавших в её адрес проклятия, ужаснулась, и испугом наполнилась суть её.
- Господи, что со мной, не пойму!- прошептала и начала падать.
Толпа людей с криками, с остервенением кидали в летевшую женщину камни, и злобно кричали:
-Смотрите, смотрите, ведьма летит, бейте её!- камни бились о тело, причиняя невыносимую боль. Земля стремительно неслась навстречу.
-Люди! Я не виновата, сама не понимаю, что случилось со мной! Вы уж простите меня!- Никто не слышал её вскриков. Град камней летел и каждый камень бил и убивал. Толпа опомнилась тогда, когда было уже поздно о чём - то сожалеть. Окровавленный труп лежал в сугробе, и кровь струйками сбегала на снег.
-Свят, свят, свят, - торопливо крестились селяне, в страхе разбегаясь по домам. Мела метель, завывал ветер в глубине чёрного неба. Была зима.
Мария, вздрогнув от ужаса, проснулась,
-Что, за кошмар приснился? Дай Господи, чтоб всё было хорошо, - а в груди, колотилось сердце, и болела душа.
2
В давно небеленой конторе, прокопчённой от табачного дыма, со скрипучими дощатыми половицами, старательно выскобленными бабкой Еремеевной, рано утром собрался народ: девушки, женщины, старики, подростки, мужики на которых была распространена бронь. Махорочный дым синеватыми змейками растекался по комнатам. . Собравшиеся сидели на широких сосновых лавках. На стене - портреты Ленина и Сталина, графики выполнения планов по сдаче зерна за прошлые годы, возле окна стол, застланный клеёнкой. Открылась дверь, вошёл бригадир Михеич, плотный, кряжистый, с черными широкими бровями и председатель колхоза «Заря», Головинов, хромающий на правую ногу. В боях под Смоленском он получил тяжёлые ранения, был комиссован. В райкоме партии ему предложили эту должность, , как не отнекивался, пришлось согласиться. «Это тебе не в бирюльки играть, дело серьёзное, ты был на фронте, прошёл, можно сказать через ад, так, что берись и работай. Мы поможем, если у тебя возникнут затруднения, - решительно и напористо, глядя ему в глаза, произнёс секретарь райкома.
-Товарищи,- произнёс Головинов, после приветствия.
- Красная армия в настоящее время обороняет Москву, гибнут солдаты, односельчан уж сколько погибло, вы сами знаете. Как передать эту боль, не могу выразить словами! – он смахнул со щеки невольно набежавшую слезу, лицо посуровело. Они защищают Родину от немецко - фашистских захватчиков, а мы здесь должны ударно работать, поставляя зерно и мясо фронту, чтобы не голодали там наши воины.
- Правильно говоришь, - зашумели собравшиеся. - Головинов переждав, когда стихнет шум, продолжил,
-В районе идет уборка урожая, колхоз у нас не на последнем месте в районе, как вы знаете. Нам всем необходимо собраться с силами и ускорить жатву, так требует райком партии. Сейчас Георгий Михайлович распределит, кто - куда пойдёт на работу, - присев на стул, он начал писать в тетради, изредка взглядывая на окружающих потемневшими глазами. Михеич производственные вопросы решил быстро. Вскоре контора опустела, только счетовод Василий Егорович считал, бросая косточки на потемневших от времени счётах, да муха, нарушая тишину, билась о стекло.
- Бабочки - красоточки, полезайте на телегу, подвезу вас до поля, мне в том же направлении ехать, - прогудел в усы седовласый, лет семидесяти дед Максим, в обтрёпанной, видавшей виды гимнастёрке. Многие шутили,
-Дедок, ты её с гражданской войны носишь?- Максим молча, раскуривал деревянную, потемневшую от времени трубку. Взглядывал из под мохнатых бровей на собеседника, улыбался в усы, дескать «Мели Емеля, твоя неделя». Женщины со смехом уселись на телеге,
-Ну, дед поехали.- Максим легонько тронул вожжи. Кобыла Милка, тяжко вздыхая, затрусила по дороге, отмахиваясь хвостом от наседающей мошкары.
Галя, крепкая, рыжеволосая девчушка, лет шестнадцати, предложила
-Давайте споём, вы не против?
-Конечно, голубка, запевай. -
- «Как родная меня мать
Провожала,
Тут и вся моя родня
Набежала:
Тут и вся моя родня набежала.
"Ах, куда ж ты, паренёк, ах куда ты?
Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты.
Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты.» - песня полетела над селом, дед Максим улыбался, одобрительно поглядывая на женщин. Мария безучастно слушала подруг, тоска подпирала и давила сердце.
-Ты, что такая нерадостная? Случилось, что, расскажи,- спросила Федора, слегка пододвинувшись к ней.
- Ничего не случилось, сон видела плохой, в груди ноет, кажется что- то должно случиться, предчувствие нехорошее
- Не обращай, подумаешь сон, всякое видится, не всё исполняется.
- Ох, девоньки, как не обращать внимания, тошно мне, объяснить не могу.
- Расскажи, что ты видела во сне? - поинтересовалась Валя.
-Потом расскажу, - отрешённо ответила Мария. Лошадь медленно бежала по лесной дороге, изредка всхрапывая. Солнце поднялось над горами, лёгкий ветерок холодил. Птицы многоголосым хором пели в лесной гуще, лес шум
- Бабоньки вы мои, сны всякие бывают, иногда сбываются. Воевал я в Первую Мировую, били немца и как то раз после боя, пристал сильно, обустроился в окопе поудобнее и не заметил как уснул, вижу идёт моя Евдокия без платка, с распущенными волосами с ребёнком на руках, а глаза у неё синие- пресиние, так и светятся и говорит мне: «Родимый мой, уходи отсюда быстрее»,-
-Сказала и растаяла, как будто её и не было, проснулся, перебрался в траншею, немного погодя в этот окоп попал снаряд и взорвался, вовремя меня моя Дуся разбудила и я ушёл из окопа - дед, как бы невзначай потёр глаза и глухо произнёс. ел под напором ветерка мелодичным шелестом листвы. Высоко в небе летели облака. Изредка кричал чернокрылый ворон над верхушками деревьев «кар, кар» и повторяло этот крик эхо. Дед Максим между тем раскурил трубку и сказал
- Вот так девоньки иногда бывает, что только и не приснится. Живем мы и не понимаем часто, что да почему.- Впереди между деревьями зажелтело поле. Тяжелые колосья пшеницы качались под напором ветерка, наклоняясь к земле, казалось по полю катились волны.
- Вот и приехали, слазьте, а я дальше поеду, мне моху надо надрать, телятник к зиме приказано утеплить, а вы уж здесь работайте.
- Дед не беспокойся, все будет как надо, езжай,- дед присвистнул, тронул вожжи и вскоре скрылся за поворотом.
- Вещички ложите сюда, - Федора положила мешок под куст, провела пальцем по лезвию серпа.
-Вроде острый, ну пойдёмте, бабоньки, поработаем.
- Пошли, - женщины разбрелись по пшеничному полю, быстро срезая серпами колосья, связывая их в снопы и составляя в скирды. Солнце поднялось довольно высоко над горизонтом, когда наконец разогнув усталые спины и смахнув с лица струйки тяжелого липкого пота, женщины, усевшись под раскидистый куст черёмухи, принялись за обед, вынув из мешков немудрёные продукты: картошку, огурцы. Разожгли костёр, в манерке вскипятили чай.
-Вы слышали, что случилось с Дёмихой?- спросила Клава, поблёскивая черными глазами.
-Я не слышала, расскажи,- с любопытством спросила Федора.
- Представьте, вчера приехали милиционеры и забрали её в район. Ветлугин, председатель сельсовета, увидел, что она с поля в фартуке несла около килограмма пшеницы, обмяла её с колосьев, хотела ребёнка покормить, взял и позвонил в город.
- Ох, - вздохнула Мария, - куда ж её ребёночка дели, Коле всего три годика исполнилось, наверно сестра Вера забрала?
- Да, ей пришлось взять его. Жизнь наша, к ней жмись, она корчится. Наталью за что посадили? За горсть пшеницы десять лет дали! Её троих детей увезли в детдом, за что?- Клава заплакала. Все молчали, настроение испортилось, - Вся наша жизнь, как страшный сон, много ли мы видели хорошего? Нет, мало, возможно я не права. Только вы молчите. Никому не говорите о том, что я вам тут болтаю.
- Не дураки, сами понимаем, что к чему, не переживай.
- Иван мой воюет под Москвой, бои тяжёлые идут, много людей гибнет, как я боюсь за него, душа болит, - Клава платком вытерла набежавшие слёзы,
- Гриша тебе пишет или нет? – спросила Мария у Вали.
-Было письмо, в госпитале лежит, ранило его, слава Богу, хоть жив остался.
-Это хорошо, что живой,- согласилась Мария,
- А у меня Лёша под Ленинградом, бои идут днём и ночью, обстановка плохая, по радио вы слышали наверно. Весточку недавно от него получила, переживает, как мы живём без него, а бабе без мужика легко разве? Трудновато, правда сын помогает, он в доме за мужика, всё сделает по дому и в колхозе работает как надо, хотя ему только четырнадцать лет,- улыбаясь, рассказывала Клава.
- Действительно, у наших детей война отняла детство, что поделаешь, вздохнула Мария.
- Галя, а ты успела нацеловаться? – задорно толкнула девушку Валя, - та покраснела, взглянув на Валентину, смущённо отвернулась от неё. Клава неодобрительно заметила,
- Ну и бесстыдница ты, Валька, какие в её возрасте женихи! А потом. Все женихи на фронте, война неизвестно когда закончится, правда. Маша?
- Правда, сама знаешь.
- Не вешай носа, Машуля, живы будем, не помрём, дождёмся своих мужиков и заживем на славу.
- Как дела женщины?- спросил подъехавший верхом на вороном коне Михеич,- Вижу поработали вы хорошо, молодцы, - произнёс он, окинув взглядом сжатую часть поля.
-К нашему шалашу, чайку попейте,- пригласила его Федора.
- Попил бы с вами чаю, да некогда, ехать дальше надо на другие поля.
- Наше дело предложить, ваше отказаться,- засмеялись все, через несколько минут Михеич скрылся за поворотом.
-.Маша, ты нам про сон расскажи, обещала же.
Мария согласно кивнула головой, в груди похолодело, но пересилив свою неохоту пересказала подругам, что видела во сне.
- Не вижу ничего страшного и чего ты испугалась, наоборот увидеть кровь это к радости, а камни кидали все, не бросим мы тебя, знать в одном селе живём, все свои, почти родственники, а ты испугалась прямо вся, - Клава обняла её.
- Не переживай, ходи веселей, - пропела Федора, поправляя ситцевый платок.
-Снам верить нельзя, начни верить, вовсе с ума сойдёшь,- рассудительно произнесла Галя, внимательно слушающая старших. Все заулыбались.
-Ты права деточка, а нам пора заканчивать чаи гонять, работать пора.
Вновь разбрелись по полю. Мария привычно заученными движениями срезала пшеницу, перевязывала снопы, составляла в скирды, изредка переговариваясь с подругами и вытирая пот с лица. Тяжко. От усталости ныла поясница, тёмные точки летали перед глазами. Но пряный и ароматный запах пшеничного поля бодрил и прибавлял немножко сил. В вышине неба пели жаворонки, в траве стрекотали кузнечики. Полуденный зной, но никто с работы не уходил, потому что на фронте сражались их мужья, братья, сыновья, а они в тылу работали за них, во имя Победы. Придя домой Мария разожгла самовар, вскоре он запыхтел, окутывая сам себя горячими струйками пара. Мария собралась доить корову, взяла подойник, но тут дверь открылась, вошла соседка Матвеевна с Галей.
-Мы пришли, ты, если пошла доить, так иди, а мы похозяйничаем.
- Приду, чайку попьём.
- Иди, я подожду, - Мария ушла во двор. Сделав все свои дела Мария стала накрывать на стол.
-С известием я к тебе, почтальонша сегодня попросила передать тебе, - Матвеевна тяжело вздохнула, бережно вынула треугольник из кармана фартука, подала Марии.
- Сразу почему не отдала?
- Страшно, вдруг там плохое прописано, а ты ещё корову не подоила.
Мария развернула листок и строки поплыли у неё перед глазами: « Ваш муж, Калугин Иван Ильич, погиб смертью храбрых в боях под Москвой». Очнулась Мария, не понимая, что случилось, а вспомнив, заметалась, закричала, завыла в безудержном горе. Матвеевна и Галя рыдали возле неё,
- Поплачь, Маша, поплачь, легче будет, вылей слезами горе из груди. Иван твой нас защищал, многие погибли, знать судьба, судьбинушка твоя такая, - уговаривала её Матвеевна, утирая слёзы.
Горел закат, сияли алым пламенем облака. Наступала ночь….
2008 год