Этот культовый режиссер сформировал менталитет целого поколения российских зрителей. Смертельный инфаркт достал его 18 мая 2013 года, в 54 года, в сестрорецком санатории, где он, конечно же, работал над новым сценарием.
Смерть и незавершенность – вообще своеобразный «творческий метод» кинорежиссера Алексея Балабанова. И дело не в незавершенных проектах, хотя их было много. Не был, например, закончен его фильм «Река» о колонии прокаженных в Якутии, обещавший стать вершиной его творчества – в автокатастрофе погибла главная актриса. В машине тогда был и сам Балабанов с женой и сыном, но в тот раз его пронесло мимо смерти. И не был поставлен фильм про инопланетян с Сергеем Бодровым – Бодров погиб под лавиной. А фильм «Американец» с Майком Тайсоном не случился из-за смерти самого Балабанова.
Однако незавершенность – художественная, социальная, этическая – видна и в тех картинах Алексея Октябриновича, которые вышли на экраны, прославив его имя. Смерть и незавершенность – они есть в любой его ленте. Что бы он ни снимал: криминальную драму 90-х годов XX либо конца XIX века, или криминальную комедию – еще более трешовую и чернушную, чем драма. Или фильм об афганской войне, тяжело травмировавшей поколение периода упадка СССР, к которому принадлежал он сам. Или картину по рассказу Булгакова о наркотической драме молодого врача.
Везде смерть, везде патология, везде отступничество от жизненного предназначения человека. Везде бесовщина – или материализованная в мире, как в «Уродах и людях», или гнездящаяся в человеческих душах, как во всех остальных его вещах. Но это ни в коем случае не личные извращенные предпочтения режиссера, как полагают многие простецы.
«Почему всегда, когда я кушаю, ты говоришь про дерьмо?»
Бабабанов сам совершенно очевидным образом страдал от «чернушности» своего творчества. Но отрешиться от нее не мог – потому что для художника истина всегда важнее собственной боли.
Не говоря уж о том, что именно на такой треш имелся в те годы мощный социальный заказ от сограждан, самая активная часть жизни которых пришлась на 80-90 годы XX века. Когда-нибудь историки объединят время конца СССР и начала новой России в общий период смуты и станут скрупулезно разбирать ее исторические, этнологические и социальные механизмы. Но и им, и далеким от исторической науки людям будет очень трудно поставить себя на место наших современников, осознать, что переход из одного типа общества в другой – это не только перестройка социума, но и перелом человеческой личности.
Может быть, им поможет в этом искусство. В том числе и фильмы Балабанова, как нам помогают понять внутреннюю трагедию людей начала XX века тексты Алексея Толстого, Михаила Булгакова, Ивана Бунина. Ведь именно благодаря им мы осознаем, что радикальная смена правил социальной игры, изменение «цвета времени» - травмирующее душу событие, способное многих свести с ума. Что в начале и XX, и XXI веков происходило в массовом порядке.
«Что ж такое, были же люди как люди, и вдруг все сразу стали кретины. Парадокс».
Сойти-то с ума они сошли, но не все сгинули в психушках – иные кровавые безумцы 90-х, сменив аляповатые рубашки и кожаные жилетки на дизайнерские костюмы, вполне себе остались на плаву и сегодня активно «решают дела». Уже, конечно, не при помощи пули в лоб (хотя и так могут), но методами не менее действенными. И не менее безумными.
«А то, что уже не стреляют. Щас по-другому бизнес делают».
Ощущение потаенного безумия и хаоса под внешне спокойным течением жизни объединяет представителей балабановского поколения. Но он-то был гением, он ощущал это не смутно, тут же отправляя неприятное чувство на дно сознания. Нет, он все видел ясно, имея при этом возможность воплотить – и воплощая – свое видение в зримые и яркие образы.
Настолько зримые и яркие, что они намертво вплелись в культурное пространство, ушли в народ, стали мемами. И проявляются в реальности.
«Вы мне, гады, еще за Севастополь ответите!»
Кто считает, что не ответили? Правда, еще не в полной мере…
«Скоро всей вашей Америке – кирдык».
Кто-то еще не видит, что постепенно подходит?
«На войне не надо думать. Думать надо до войны. А на войне нужно выживать. А чтобы выживать – надо убивать».
Уже знаем – слишком хорошо. И, не дай Бог, узнаем еще лучше.
«Русские на войне своих не бросают».
Вроде бы, в последнее время стараются. Во всяком случае, есть положительные примеры.
«Вот скажи мне, американец, в чем сила? Разве в деньгах?.. Я вот думаю, что сила в правде».
Кто-то этого еще не понял?..
Во всяком случае, для самого режиссера последнее было аксиомой. Но чтобы добыть эту правду, а потом показать ее людям, ему пришлось обнажать и обжигать душу. Жестоко и многократно. Иначе работать он не умел.
- Для меня отражение всегда сильнее луча, а Балабанов никогда не шел по этой формуле – он шел по прямой, по лучу, - говорил про него Никита Михалков.
Это перекликается со строчками Высоцкого:
Поэты ходят пятками по лезвию ножа.
И ранят в кровь свои босые души.
Да. И сердца…
Но такая жертва никогда не бесплодна. «Треш и угар» Балабанова на самом деле – культурологическая прививка от общественного лицемерия и извращенной двусмысленности. Поглядев в черное балабановское зеркало и увидев свое собственное лицо («оазис ужаса в песчаности тоски», по словам другого поэта, Шарля Бодлера), человек может стать лучше.
Должен стать лучше.
Потому что людям свойственно меняться.
Павел Виноградов