26 октября 2030 года, суббота
Как обычно во время дежурств, какая-то внутренняя тревога будит меня еще до звонка. Минут пять я сонно рассматриваю экран телефона, который наконец-то вспыхивает.
- Слушаю
-Доктор, тут у нас ребенок умер. Следователь требует Вас.
- Высылайте машину.
Черный сладкий чай с сааган-дайля, холодный душ – и я готова работать .
- Что там? – хрипло каркает из темноты
- Вызывают.
- Не слишком ли часто?
- Что поделать. Такое время.
Снова звонит телефон – машина подъехала.
- Доброй ночи.
- Доброй ночи, доктор
- Сколько нам до места?
- Минут сорок. Успеете подремать.
Однако сон не идет, я рассеянно смотрю на шоссе. Фонари мелькают вдоль трассы, мысли мелькают в голове. Год, всего год прошел с тех пор, когда Осенний князь не без моей помощи стал Темным Королем и предводителем Дикой Охоты, а моя жизнь непостижимым образом сплелась с круговертью Колеса года. Странная роль отведена мне в этой жизни. Странная судьба, странные способности. Между миром явным и сокрытым, между миром мертвых и живых. Еще раньше, лет пять назад, на берегу Тихого океана, я впустила в свою сущность Тьму. Она дала мне силу, но и потребовала многое взамен.
Машина плавно заворачивает во двор высотки.
-Приехали, доктор
Я вылезаю из теплого салона и ежусь от пронизывающего ветра. Во дворе толпятся опера, один из них ведет меня в квартиру. Спокойные негромкие приветствия. Ищу глазами криминалиста и следователя, спрашиваю:
- Уже отфотографировали? Могу смотреть?
Миниатюрная девушка-криминалист кивает и улыбается мне. Я прохожу в комнату, где лежит ребенок. Следом за мной вваливается следователь
- Доктор, тут такое дело. Мама боится, что приспала дочь. Вы можете это сейчас определить?
- Постараюсь, но признаки такого рода асфиксии на такой крохе внешне очень скудно проявляются.
-Ну, я же наслышан о Вашей интуиции. Она еще никогда не подводила. Посмотрите, ладно?
Я киваю.
Интуиция… Если бы интуиция. Ледяная тьма океана, живущая во мне теперь, позволяет мне видеть события, происшедшие за какое-то время до смерти. И это тяжело. Следователь уходит, бросив тактичное «Не мешаю»
Я подхожу к ребенку. Девочка похожа на бутон розы, увы, засохший, жемчужно-желтый, еще хранящий отголоски аромата, как напоминание о том, что она была жива. Она еще пахнет – тем невероятным запахом молока и беззащитности, но, увы, уже мертва. Привычно четко следую алгоритму, определяю давность смерти, осматриваю на предмет наличия повреждений. Когда нормальная часть осмотра закончена, прикрываю дверь в комнату. Прикоснуться к ребенку, вдох, выдох, вдох, выдох и замереть. Ощущение наваливается ватным душным одеялом. Мир становится стеклянно-серым, вязким, полным какого-то чуть слышного жужжания. Призраки наполняют пространство. Вот мама садится на диван вместе с дочкой, пытается ее покормить. Ребенок как-то вял, апатичен. Веки матери тяжелеют, глаза закрываются, она засыпает. Ребенок медленно соскальзывает к ней на колени, его дыхание становится все слабее, слабее… и все.
Я резко открываю глаза, вытираю кровь, чуть капающую из носа, выхожу в другую комнату, где негромко переговариваются полицейские. Бедная мать сидит, судорожно прижимая к себе второго ребенка- мальчика близнеца, и обреченно смотрит в пустоту. Я спокойно и четко говорю – для нее прежде всего.
-Признаков асфиксии нет. Смерть, скорее всего, естественная.
Следователь кивает:
-Распишетесь в протоколе?
- Да, конечно. Я Вам больше не нужна?
- Нет, спасибо, доктор.
-Не прощаемся.
Уже в машине думаю о том, что у второго ребенка такие же слишком желтые кожные покровы. И мне это не нравится.
- Доктор, Вас домой?
- Время уже пять утра. Давайте в отделение.
В своем кабинете наливаю себе чай, кидаю туда несколько листиков сааган-дайля. Есть еще немного времени – подремать. Через пару часов отделение наполняется шагами и голосами – рабочий день начался. Слышу тяжелую быструю походку – шеф. Он напоминает носорога – и комплекцией, и темпераментом. Не матерится, нет, что вы, как можно, он просто виртуозно разговаривает на русском матерном. Будь у него дар к стихосложению, перевел бы на этот колоритный русский диалект Гомера, Гесиода и Овидия. Если завоюешь его доверие – будет весьма и весьма лоялен. Если нет… Ну, носорогам лучше дорогу не переходить
- Сань, привет, что там на выезде? Ну зайди, расскажешь.
В его кабинете холодно и прокурено. Курит шеф почти постоянно. Я сажусь перед ним и докладываю – коротко, по возможности емко. Шеф прихлебывает кофе в прикуску с сигаретой.
-В общем, ясно, что ни черта не ясно– раздраженно тушит окурок в пепельнице – очередной отвратный случай. Берешь?
Я киваю. Конечно, беру. Хотя с детьми, вот такими крохами, сложно всегда – либо диагноз настолько очевиден, что просто кричит тебе в лицо, либо его приходится искать долго и упорно и на микроскопическом уровне. И, похоже, сегодня именно второе.
Уже выходя, оборачиваюсь:
- Шеф, второй ребенок такой же желтый. И мне это не нравится. Может, потеребить педиатров, чтобы к ним выслали патронаж? Понимаю, что сегодня суббота, но, может.
Шеф смотри на меня какое-то время.
- Ты, Сергевна, все-таки альтруист. Я, честно говоря, об этом не подумал – берет трубку и набирает главного педиатра города. Я выхожу. Подобные переговоры уже вне моей компетенции.
Рабочий день идет своим чередом. Работа с детьми – та еще головная боль: нужно взять кучу материала на исследование, позвонить в кучу инстанций. В слегка уравнобешенном состоянии иду в секционную. С удовлетворением отмечаю, что к исследованию все уже готово: пробирки, баночки, кассеты лежат на своих местах. Счастье – работать с лаборантом, с которым уже сработалась. Гера понимает меня почти без слов. Мы перекидываемся парой фраз и приступаем. Начинается работа – тонкая, почти ювелирная, похожая на трепещущий танец. К концу второго часа уже начинает постанывать поясница. Как и ожидал шеф – ну и я – ничего явного, из чего бы можно было составить диагноз. Своим обострившимся темным зрением вижу какую-то неправильность в тканях и органах, но свое видение, как говорится, к протоколу не пришьешь.
Шеф заваливается в секционную:
-Ну и что? И ничего? Все набрала?
Я киваю. От усталости не очень хочется говорить.
Шеф вздыхает, и уже выходя, бросает мне:
-Кстати, до педиатров я дозвонился. Мама и второй ребенок в больнице, за ними присматривают.
Я облегченно выдыхаю. Выхожу из секционной, снимаю форму. В своем кабинете прижимаюсь пылающим лбом к холодному стеклу, по которому медленно катятся слезы дождя. Ватную пелену усталости пробивает тихий отблеск довольства – и от судмедэкспертов бывает порой польза живым
With love always for you A.S.P.R.