Марина смотрела на маленькую, сморщенную старушку в гробу и все никак не могла поверить, что это её бабушка. Умиротворенное выражение лица покойной, сложенные на груди руки, белый платочек зажат в восковых пальцах, на лбу бумажный венок. Сейчас она казалась такой маленькой и такой беззащитной.
Это точно не её бабушка. Она свою помнила хорошо. Высокая, худая, вечно хмурая, с поджатыми губами. И рука изработанная, тяжёлая. Маринка хорошо знала тяжесть бабкиной руки. Сейчас, стоя у гроба единственной родной бабушки, смотрела и не узнавала ее.
И не плакала. Плакать по незнакомой женщине, лежащей в гробу, она не могла.
- Ой, да посадите же вы её. - Свистящим шёпотом кто-то сказал за спиной. - Вот, вить, горюшко. Аж замерла.
С табуретки, стоявшей у самого изголовья, поднялся дедок и сделал жест: пожалуйста, вот сюда.
Марина махнула ему рукой, чего, мол, там, сидите дальше и вышла.
Во дворе толпились деревенские. Одни приходили, другие уходили. Калитка не закрывалась совсем.
Обошла стоявших и опустилась на скамью у летней кухни. К ней подсела Лидия, соседка.
- Мы думали ты завтра приедешь. Мать-то, что, не явится?
- Понятия не имею. У неё всегда свои дела и своя жизнь. Мы в её планы не вписываемся.
- Где она сейчас?
- Дома должно быть. При последней встрече уверяла, что намерена приехать "досматривать за матерью".
- Нет, она здесь не появлялась.
- Я в курсе. Спасибо тебе за бабушку.
- Чего там, - махнула рукой Лидия, - себе говори "спасибо". Ты же мне платила. Я, считай, на работе была. Мне-то чего, мне-то одно удобство.
А Димка не приедет?
- Нет. Я ему звонила, но он не в России.
- А где он?
- В Турции. С подружкой четыре дня назад улетели.
- Балуешь ты его.
- Сам заработал. Он у меня умница.
- Вон как! А ты иди, посиди с бабушкой. Не по-людски получается, что рядом только чужие. За поминки не беспокойся. Уже все сделали. Составлю в холодильник последнее и, считай, все готово. Пока домой схожу. Мой с работы пришёл, покормить надо. Да и по хозяйству управиться.
- Подожди, а ночью кто-нибудь останется?
Маринка поежилась от мысли, что придётся в одиночестве сидеть с бабушкой. Она к такому не была готова. Ей и так тяжко, а ещё такое испытание. Пожалуй, не выдержит.
- Останутся. Старики посидят. Да и Пашка должен подойти. Он буквально пару дней назад приехал. Вот ведь, парню уже за тридцать, а все холостяком гарцует.
Последняя новость Марину не порадовала. С кем, с кем, а со своим бывшим поклонником видится не хотела. Отвыкла она от него.
Лидия ушла в кухню, а Маринка, подавив вздох, направилась в дом. Бабули сидели в тех же позах, словно ни разу не пошевелились, тихонько переговаривались о своём, обыденном.
- Словно на завалинке. - Пришло в голову Маринке. - А раньше они этот дом не сильно жаловали.
Гости к бабушке ходили редко и только по делу. Чего уж греха таить, не гостеприимной хозяйкой была покойница. Скорее наоборот. Сколько помнила её Маринка, а это примерно с трех лет, на бабкином лице никогда не видела улыбки. Губы всегда поджаты, брови нахмурены, из под низко повязанного платка тяжёлый взгляд. Точно так же не помнит она чтоб бабка её жалела, гладила по голове или целовала.
Зато очень много этого делала мать, когда вихрем врывалась во двор дома, как всегда, неожиданно. Мать начинала хохотать, тискать её, от чего Маринка сначала пугалась, потом бурно радовалась и получала за это от бабушки.
- Вот ишшо, тожа тудыжа, придурошная. Вся в матушку. - Больно хлопала жёсткой рукой Маринке по попе и отправляла в угол. - Чего, явилась? Надолго? Может остепенишься, али так и будешь болтаться как дерьмо в проруби? - Спрашивала у матери.
Мать как истерично хохотала, так же истерично начинала рыдать. Потом орала на бабку, что по её вине она такая несчастная и не бабке указывать как ей жить.
- Это чем же я виноватая? - Искренне удивлялась бабушка.
- А тем, что в жизнь мою влезла!
- Так я тебе мать. Кто б ишшо тебя, дуру, жить учил. И и - и! - Замахивалась на мать твердым, как камень, кулаком. - Как бы счас дала!
Мать начинала хохотать, а бабка уходила, ворча себе под нос, в летнюю кухню, гремела там вёдрами и выкрикивала ругательства в адрес всех и всему, что попадалось под руку.
Потом мать раскладывала вещи, раздавала копеечные, как сейчас понимает Марина, подарки и объявляла, что поживает тут, пожалуй, подольше. Отдохнёт душой, а может и совсем останется. От такой новости у Маринки замирало сердце. Неужели её мамка будет с ней всегда? Тогда жить будет хорошо, будет каждый день праздник. Все будет как у её подружки Наташки: добрая бабушка жарит оладушки. Мама приходит с работы, хлопочет по хозяйству и вместе они ждут когда придёт папа.
А вот тут была заковыка. Как выглядит папа Маринка представить не могла, поскольку никогда его не видела.
Маринкина мама была матерью - одиночкой. Вот это и служило причиной взаимных обвинений между матерью и бабушкой.
В то лето вздумалось агроному бывшего колхоза взять в аренду у односельчан землю, распахать покосы и чем-то засеять. В одном месте, при пахоте были вывернуты кости и, что больше всего напугало сельчан, череп. По селу мгновенно пронесся слух: вот мол, началось! Что началось никто, ничего толком объяснить не мог. Но милицию вызвали. Те криминала не нашли, сообщили местным краеведам о возможном захоронении. Место обозначили полосатыми ленточками, приставили сторожа.
Через неделю приехали археологи, начали раскопки. Вместе с ними работали и деревенские. Почему не подработать коли платят, пусть смешные, но все же деньги.
Вот там, на этих раскопках, и познакомилась Галина с одним из "городских". Уж какой из него был археолог теперь судить трудно, скорее всего студент, но внешность у него была неоднозначная. Худой, с длинными руками и ногами, с редкими усиками под длинным носом. Очень отличался от деревенских парней как внешне, так и разговорами. Чем вскружил Галине голову не понятно. Влюбилась она в него отчаянно. Да, положа руку на сердце, она все и всегда делала отчаянно. Когда археологи закончили работу и собирались уезжать, то Галина порадовала своего любимого, что ждёт ребёнка. Парень, будучи честным человеком, позвал ее с собой. Даже ходил свататься к ее матери. Сватовства не получилось. На предложение "руки и сердца" от геолога Галкина мать взяла в руки грабли, отходила от души и невесту, и жениха. Археолог, не ожидая такого приёма, позорно бежал с поля сватовства , а дочку мать заперла в сарае. На следующий день парень уехал, а Галка порадовала матушку известием о скором рождении внука или внучки.
Иваниха повыла на крыльце, а потом помчалась искать будущего зятя. Но, к великому своему сожалению, на месте раскопок нашла только частично не зарытые ямы, кое-какой сломанный инвентарь и разъяренного агронома.
На вопли и претензии Иванихи агроном обложили её матом, послал в дальние дали.
- Смотреть за девкой надо было! - Тоном наставника сказал убитой горем матери.
Это если на литературный русский с народного перевести.
Весной родилась Маринка. Ещё какое-то время мать жила в деревне, а когда Маринка чуть подросла, то решила Галина ехать в город искать заработок и счастье заодно. Заработок иногда находила, а вот счастье почему-то нет.
Несколько раз привозила с собой разнокалиберных мужиков, но в доме они не приживались. После очередного скандала исчезали раз и навсегда. Только один задержался на более длительный срок. Он уверенно командовал матерью, заставлял Маринку называть его папой, обещал им всем распрекрасную жизнь, в том числе и бабке. Но тоже исчез через год после рождения Димки. И найти его не смогла даже преобразования из милиции полиция. Бабка плевалась, ругала участкового как представителя закона, что вас, "козлов", хоть как назови толку мало, за что получила штраф за оскорбление при исполнении. Штраф выплатила двумя бутылками самогона. Участковый прекратил поиски пропавшего папаши, а стал похаживать к Галине.
От страха, что дочка подкинет ей ещё третьего, бабка согласилась приютить у себя внуков и отпустить мать на заработки.
Продолжение тут.