ПРЕДЫДУЩИЕ ЧАСТИ ЦИКЛА "Россия в 1839 году" - размышления о многом" - В ИЛЛЮСТРИРОВАННОМ КАТАЛОГЕ "РУССКIЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Если кому-то из оставшихся читателей канала ещё не прискучил зудящий надоедливым комаром маркиз - рад приветствовать этих редких партизан, раскрываем пообтрепавшийся за 10 месяцев бесконечных листаний том и, предвкушая очередной увесистый пук декюстиновых инсинуаций, с зевотою продолжаем...
В предыдущий главе наш незачарованный странник ожидаемо добрёл до медведей, сравнения с которыми я, признаться, вожделел уж с несколько месяцев. И то - в самом-то деле - пора, дружочек, пора... Нынче же пришло время порассуждать немного о петровской "Табели о рангах". Ну-ну...
- "... И вот ныне император Николай наконец постиг, что России пришло время отказаться от заимствования чужеземных образцов ради господства над миром и его завоевания. Он первый истинно русский государь, правящий Россией начиная с Ивана IV. Петр I, русский по своему характеру, не был русским в политике; Николай, природный немец, — русский по расчету и по необходимости. Чин состоит из четырнадцати классов, причем каждый класс имеет свои особенные привилегии. Четырнадцатый — самый низкий класс. Ниже него находятся только крепостные, и единственное его преимущество в том, что числятся в нем люди, именуемые свободными. Свобода их заключается в том, что их нельзя побить, ибо ударивший такого человека преследуется по закону. Зато всякий, кто принадлежит к этому классу, обязан написать на двери номер своего класса, дабы не ввести в искушение либо в заблуждение кого-либо из вышестоящих; тот, кто, пренебрегши этим извещением, нанесет побои свободному человеку, становится преступником и должен понести наказание. Четырнадцатый класс состоит из низших правительственных чиновников — почтовых служащих, посыльных и прочих подчиненных, в чьи обязанности входит передавать либо исполнять приказания вышестоящих начальников; он соответствует званию унтер-офицера в императорской армии. Люди, включенные в этот класс, служат императору, это уже не крепостные; у них есть чувство собственного достоинства — общественного, ибо человеческое достоинство, как вы знаете, в России неведомо. Поскольку всякий класс чина соответствует воинскому званию, армейская иерархия оказывается, так сказать, параллельной тому порядку, которому подчинено государство в целом. Первый класс расположен на вершине пирамиды и состоит сейчас из одного единственного человека — фельдмаршала Паскевича, наместника царства Польского. Продвижение каждого отдельного человека в чине зависит, повторяю, единственно от воли императора. Так что человек, поднявшись со ступени на ступень до самого высокого положения в этой искусственно устроенной нации, может по смерти удостоиться военных почестей, никогда не служив ни в одном роде войск..."
Парою абзацев "до того как..." де Кюстин поминал Петра, и выглядит несколько странно, что существованием по петровской "табели" автор попрекает Николая Павловича. Впрочем, читатель искушённый и так знает, что младшему брату Александра I и без того достались все исторические "шишки", прекрасно плодоносившие ещё в паре первых десятилетий XIX века, начиная от шпицрутенов и заканчивая военными поселениями. Что же, собственно, скверного в "Табели о рангах" - маркиз аргументирует весьма бестолково, по обыкновению вовремя "включая гуманиста", рыдающего о нижайшем XIV классе. Касательно же пресловутых европейских ценностей, хочется заметить, что, полагаю, во всём мире, включая и современный, всяк жаждет быть замеченным и отмеченным сюзереном собственным, а ещё лучше - тем, что на самом верху пищевой цепочки. Что в обожаемой де Кюстином Англии, что во Франции представители лучших фамилий почитали за честь выносить ночные горшки своих королей, возможно, и не именуясь при этом "вашим высокопревосходительством" или "тайным советником". Так уж устроена природа человеческая, и не маркизу неискренне всплёскивать руками, ужасаясь "военизации" российского общества образца 1839 года. И - заодно уж - давайте припомним, за каким-таким дьяволом пятью годами ранее в варварскую Россию приехал некоторый соотечественник маркиза - Жорж Шарль Дантес? Уж не на ловлю ли "счастья и чинов"? Сдается, ему весьма желательно было вписаться поудачнее в ту самую "табель", что так смущает нашего философа...
Давайте-ка проверим утверждения де Кюстина по поводу "единственности" Паскевича на самом верху. Вдруг поймаем на чём-то?.. Ведь согласно "Табели о рангах" к 1839 году к первому классу помимо генерал-фельдмаршалов причислялись: флотские генерал-адмиралы, канцлер и действительные тайные советники 1 класса. Как говорится, ежели маркиза не удостоили принять на таком уровне, это вовсе не означает, что последнего не существовало. Будем справедливы - должность канцлера в 1839 году и впрямь была ещё 5 лет вакантна - после смерти в 1834-м Виктора Павловича Кочубея. С "первоклассными" действительными тайными советниками - история та же. Последний из таковых - знаменитый Андрей Кириллович Разумовский - скончался не так давно - в 1836-м. Будущие "новые" ещё "не достойны", следующим станет в 1841-м уже выслуживший своё при Александре "ястреб" А.Н.Голицын. С генерал-адмиралами некоторый курьёз... Номинально он есть - и это сын Николая Павловича Великий князь Константин Николаевич (какой прелестный пример царственного непотизма!) Правда, к 1839 году ему всего-то... 11 лет (12 исполнится в сентябре), так что, выходит, де Кюстин здесь не прилгнул и не спутался по незнанию предмета. Ладно. Заранее прошу прощения за это отвлечение, но ведь надо же и иногда быть объективным по отношению к мемуаристу?
Проследуем за клубком рассуждений автора о России далее - хотя оригинальностью умозаключений он не блещет, выдавая, впрочем, иной раз вполне актуальные и по сей день фразы.
- В России повсюду властвует секрет — административный, политический, общественный; скрытность, полезная и бесполезная, умолчание об излишнем ради того, чтобы умолчать о необходимом, — таковы неизбежные плоды исконного характера этих людей, упроченного воздействием здешнего образа правления. Всякий путешественник нескромен; за иностранцем с его вечным любопытством надобно наивежливейшим образом приглядывать — иначе он, чего доброго, увидит вещи такими, каковы они есть, ведь это было бы в высшей степени неприлично. Короче, русские — это переряженные китайцы; они не желают сознаваться, что питают отвращение к наблюдателям из дальних стран, но если бы, подобно настоящим китайцам, осмелились пренебречь упреком в варварстве, въезд в Петербург был бы нам заказан точно так же, как в Пекин: русские принимали бы к себе только мастеровых людей, стараясь затем не отпустить работника обратно на родину...
Ещё одна сентенция маркиза, пугающе приводящая нас прямо к актуальной повестке - как раз то, чего я ожидал, начиная читать сей труд:
"... Император Николай первым начинает идти против течения, возвращая русских к самим себе...
Да, сударь, вероятно, тут-то и начинается то "провидчество", которым нас иной раз пугают и по сей день, размахивая затянутой в черный переплёт "Россией в 1839 году": ууу, дескать, когда написано, а как верно!.. Сегодня мы и впрямь с удивлением "возвращаемся сами к себе", пересаживаясь на диковинные автомобили невнятного происхождения, называемые для благозвучия "Хавэйлами" вместо транскрипционно верных в закрытом слоге, но грубо звучащих "Хавалов", употребляя продукты отечественного сыроварения и открывая для себя существование Опочки и Углича взамен чудес Коимбры и Гауди. Не то, чтобы подобный изоляционизм прямо-таки отвечал стремлениям общества (было уже, проплывали, помнится), но - безусловно - что-то, давно назревшее, в этом есть.
Кажется, я в этой главе чересчур уж подобрел к маркизу, надо бы вновь неодобрительно сузить "азиатские" (ведь мы же - азиаты) глаза, чтобы прочесть следующее... Ну, поздравляю, у Петербурге опять всё скверно:
- ... Александрийская колонна, Главный штаб. Триумфальная арка в глубине полукругом расположенных зданий, кони, колесницы, Адмиралтейство со своими изящными небольшими колоннами и золоченым шпилем, Петр Великий на скале, министерства — те же дворцы, наконец, удивительный храм Святого Исаака, что расположен напротив одного из трех перекинутых через Неву мостов, — все эти памятники, затерянные на просторах одной-единственной площади, выглядят некрасиво, но на удивление величественно… Это застроенное замкнутое пространство и есть так называемая Дворцовая площадь, которая на самом деле состоит из трех сведенных в одну громадных площадей — Петровской, Исакиевской и площади Зимнего дворца. Я вижу здесь много такого, что заслуживает критики, однако ансамбль этих зданий, хоть и затерянных на просторах площади, вместо того чтобы ее обрамлять, приводит меня в восхищение. Я поднимался на медный купол собора Святого Исаака. Церковь эта — из самых высоких в мире; одни леса ее уже памятник архитектуры. Строительство еще не закончено, поэтому я не могу составить себе представление о том, как она будет выглядеть целиком. Оттуда виден весь Петербург и прилегающие к нему равнины; везде, сколько хватает глаз, одно и то же; чтобы здесь жить, человек должен постоянно делать над собой усилие. Результат сих невиданных затей, печальный и пышный, отбил у меня вкус к рукотворным чудесам; надеюсь, он послужит уроком для тех государей, которые, выбирая место для возведения своих городов, снова вознамерятся не посчитаться с природой. Нация в целом никогда не впадает в подобные заблуждения, они, как правило, суть плод самодержавной гордыни. Самодержцы полагают, будто в их власти создать нечто великое там, где Провидению не угодно было создавать вовсе ничего; лесть они принимают за чистую монету и мнят себя творцами всего сущего. Менее всего государи опасаются пасть жертвой собственного себялюбия; они не доверяют никому, кроме себя самих...
Будем надеяться, что подобный эффект "пышной печальности" вызван был у автора лишь от того, что с высоты строящегося Исаакия он не сумел разглядеть как следует ни одного кучера с их чудесными бородами. А мы же лучше полюбуемся зимним видом набережной Невы с достроенным уже собором - так, как это выглядело спустя 20 лет после смерти императора Николая, в основном и закончившего формирование облика того самого "имперского Петербурга", что стоит и поныне.
А вот то, чего мы ожидаем, кажется, уже глав пять - никак не меньше. Ну - наконец-то!
Послезавтра я еду в Москву.
Чем бы нам таким музыкально нынче пошалить? А вот давайте продолжим знакомиться с творчеством упомянутого в прошлой главе знаменитого о ту пору композитора Верстовского. "Старый муж, грозный муж" на стихи Пушкина, романс 1832 года. Был, кстати, весьма популярен, и мелодия Верстовского гораздо более известна, чем "Романс Земфиры" Чайковского. Предыстория самого текста забавна: услышав в Кишинёве цыганское "Ардема - фридема", Пушкин заинтересовался, попросил перевести это для себя, вот и вышло "Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня..."
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу