Миниатюрная, наделенная нежным детским обаянием Маргарита Якимова вошла в труппу в 2023 году, окончив курс Марины Брусникиной и Сергея Щедрина в Школе-студии МХАТ. Играть на мхатовской сцене она начала еще студенткой – сначала в «Полярной болезни» Марины Брусникиной по пьесе Марии Малухиной, потом в спектакле Кирилла Вытоптова к юбилею Станислава Любшина «Третий звонок, господа!»
Все ее героини так и светятся юностью, при этом они разные: уже хлебнувшая жизни Любаша в «Полярной болезни», ершистая девочка-подросток Даша в «Жарком ковидном лете» Татьяны Архипцовой, идеальная пионерка Лелька в «Говорит Москва» Данила Чащина. А в прошлом сезоне Маргарита стала настоящей звездой проекта «АРТХАБ», приняв участие сразу в нескольких эскизах двух лабораторий.
Маргарита, вам самой понравилось так активно участвовать в «АРТХАБе»?
Да, потому что это совершенно особые условия работы, довольно экстремальные: сжатые сроки, надо быстро выдавать результат, не раздумывать, а сразу переходить к делу. Это молодые режиссеры, у каждого из которых свой взгляд, своя философия, свой театральный язык. Еще «АРТХАБ» познакомил и подружил меня со многими артистами труппы, что очень важно для новенькой!
В частности, вы исполнили главные роли в двух эскизах Максима Меламедова — «У нас все хорошо» и «Русалка». Материал разный — Виктор Астафьев и Александр Пушкин — а тема одна: трагедия молодой женщины, ее гибель. И оказалось, что вы способны сыграть трагедию.
Максим Меламедов—приверженец психологического театра, которого сегодня не так много, и по которому зритель, как мне кажется, соскучился. Он не боится ярких, прямых эмоций на сцене—я и сама очень люблю такие проявления. Плюс психологического театра— это работа с партнерами. Не в каждом спектакле случается подобное, иногда по воле режиссера актеры существуют автономно. Но когда ты взаимодействуешь с партнерами, когда между вами возникает энергообмен, это такое счастье! В этом много жизни, силы, настоящего театра.
Есть еще дорогой мне спектакль, в котором я играю,—это «Пролетный гусь» моего мастера Марины Станиславовны Брусникиной. Спектакль-долгожитель, он идет в МХТ более двадцати лет и до сих пор остается живым и прекрасным. «Пролетный гусь» так сделан, что текст Астафьева распределен в нем между несколькими артистами. Мне достался момент, когда героиня первого рассказа кончает жизнь самоубийством. Это было очень волнующе, я понимала, что если уж говорю о том, что происходит с человеком, когда он доходит до крайней степени отчаяния, то не должна соврать. А потом начинается вторая часть—«Бабушкин праздник», где мы все сидим за длинным деревянным столом, и я вижу одновременно и судьбы героев, и судьбы актеров, которые играют этот спектакль уже двадцать лет. А теперь я тоже сижу за этим столом, и для меня это очень важно.
Получается, что вам часто достается тяжелый, драматический материал. Вас это радует?
Я считаю, что всегда надо говорить о том, что тебя волнует. А меня волнуют те боль и несправедливость, те страдания, что есть в мире. Я и Леонида Андреева очень люблю, он тоже на эти темы постоянно размышляет. У нас на курсе был дипломный спектакль Арсения Мещерякова «Дни нашей жизни» по пьесе Леонида Андреева, сейчас он идет в театре «Практика». «Дни нашей жизни»—пьеса очень страшная. И когда мы в первый раз прогнали спектакль, у меня был просто шок, я увидела, на что способен театр, как он может увеличивать, проявлять трагические явления жизни. Делать это так, что ты дар речи теряешь. У Арсения получился спектакль про то, как тотальное зло побеждает добро. И оно побеждает, ты это видишь.
Когда ты берешься за материал, который в тебя «попадает», то многое в жизни переосмысливаешь. Когда я выхожу играть Оль-Оль в «Днях нашей жизни», мне иногда кажется: боже, я, наверное, сейчас не соответствую. Мне надо подумать, очиститься, настроиться. Потому что Оль-Оль настолько светлая, наивная, что иногда я понимаю, что сейчас я буду врать, если от ее имени начну что-то говорить. Она для меня как камертон.
Так, как написано у Леонида Андреева, люди сейчас уже не разговаривают. И Арсений предложил нам музыкальную форму, которая этот текст будто вскрывала. Мы все в спектакле похожи на кукол, и это органично—вот куклы могут так разговаривать. У Арсения есть убеждение: если не срабатывает один раз из десяти—значит, вообще не работает. Поэтому мы добивались до нотки, до поворота головы, чтобы все было точно так, как он выстроил. Репетировали ночами, это было уже похоже на медитацию. Я однажды во время репетиции посмотрела на свою однокурсницу, игравшую горничную Аннушку, и почувствовала, что это не она, а другой человек—действительно Аннушка. Это было какое-то чудо театра.
А с вами как со зрителем случалось чудо театра?
Знаете, я ходила в Малый театр на спектакль «Трамвай Желание», где играет актриса, которую я хорошо знаю и люблю. Это народная артистка Елена Харитонова. Она играла Бланш Дюбуа. Меня ее исполнение просто поразило. Когда спектакль закончился и зал опустел, я все сидела и думала о Бланш, и о том, что я эту замечательную актрису знаю в жизни. Елена Германовна подсказала мне прозу на поступление—«Сорок первый» Бориса Лавренева. С этим отрывком я пришла в Школу-студию, и на первом туре там сидела Марина Станиславовна Брусникина. Обычно мастера не присутствуют на первом туре. Я прочла «Сорок первый», и она допустила меня сразу на третий тур. Самое интересное, что я недавно узнала, что Марина Станиславовна на поступлении сама читала «Сорок первый» Лавренева.
Как вы решили стать актрисой?
Во многом из-за старшего брата. У нас с Максимом разница в четыре года, он тоже артист. Служит в театре «У Никитских ворот». Я училась в музыкальной школе—играла на скрипке, и вообще-то планировала идти в музыкальное училище в Рязани. Но Максим сумел поступить в Институт имени Щепкина. Я тогда впервые подумала, что это возможно. В 16 лет решила попробовать поступить в колледж Олега Табакова. Не поступила, но мне хватило одного дня в атмосфере этого места для того, чтобы окончательно понять, что я хочу быть актрисой.
На четвертом курсе Школы-студии вы сыграли в МХТ в спектакле Марины Брусникиной «Полярная болезнь» по пьесе Марии Малухиной. Это история про 90-е, которых вы не застали. Вам интересно узнавать про эту эпоху?
Для меня это история не столько про время, сколько про людей, человеческие отношения. Мне кажется, что люди и сегодня переживают подобные ситуации.
И еще это про силу женщин, которые все способны преодолеть.
Это вообще тема Марины Станиславовны, она и сама—потрясающий пример женской силы. И это действительно часто заложено в ее спектаклях—например, в «Поле» по Чингизу Айтматову, который идет в театре «Практика». Да и «Пролетный гусь» тоже во многом об этом.
А вы сами как ощущаете эту тему?
У меня пока нет опыта семейной жизни, рождения и воспитания детей, мне, наверное, еще предстоит узнать, что такое настоящая женская сила. Но меня эта тема восхищает, я к ней подключаюсь. Женщина—это космос.
Было страшно впервые выходить на мхатовскую сцену?
Конечно, я волновалась, все думала: неужели это правда? Хотелось все сделать правильно. И замечательные актрисы, давно работающие с Мариной Станиславовной, мне очень помогли.
А история про спектакль «Третий звонок, господа!»—это же просто какое-то чудо. Мне до сих пор не верится, что я играю на сцене с этими людьми, которые причастны к истории МХТ. Станислав Любшин, Евгений Киндинов, Виктор Кулюхин, Владимир Краснов, Александр Семчев, Вячеслав Жолобов, Владимир Тимофеев. И среди них одна девочка—я. Они так тепло ко мне отнеслись! Такая была радость от каждой встречи, столько шуток. Станислав Андреевич вообще любитель импровизаций, он каждый раз что-то придумывал. Называл меня «сыном полка». Этот выпуск был одним из самых веселых и легких в моей жизни. Это очень добрая история.
У вас есть какие-то заветные образы, которые вы мечтаете воплотить на сцене?
Мне вообще очень многое интересно. Я, например, люблю танцевать и мечтала бы поучаствовать в спектакле, где много танца, пластики. Я считаю, что язык театра может быть самым разным, главное, чтобы происходящее на сцене попадало в меня, и в зрителя, и чтобы команда горела. В театре мне дорого чувство, которое сегодня иногда возникает,—единения людей. Когда все думают про одно, когда спектакль говорит о важном, соотносится с реальной жизнью. Это такая психотерапия—потому что ты можешь разобраться в жизненной ситуации путем проживания этого на сцене. В этом для меня сила театра.
