Летом 1980 года я попал на практику в г. Жуковский. В Москве тем летом проходила международная Олимпиада, хотя и бойкотируемая многими странами. Это были первые Олимпийские игры, проведённые в социалистической стране. Столица буквально преобразилась – на каждом углу продавалась «Фанта», жевательная резинка, в магазинах появились очень редкие ранее импортные товары, на каждом углу можно было вкусно и недорого перекусить.
Талисман той Олимпиады - олимпийский Мишка встречался на каждом шагу - он встречал вас в магазинах, в кафе, в киосках, т.е повсюду - был растиражирован в миллионах экземпляров.
Мы часто ездили в Москву, но на олимпийские соревнования попасть было почти невозможно – все билеты были давно раскуплены. С большим трудом мне удалось купить билет на легкоатлетические соревнования.
Зрелище было впечатляющее: на огромном стадионе одновременно проходило несколько видов соревнований: прыжки в длину, забеги на короткие дистанции. Затем объявили марафонский забег. Через несколько часов, когда публика уже и забыла про этот забег, бегуны стали возвращаться, каждого из них зрители приветствовали приветственными восторженными криками. Примерно через полчаса после финиширования марафонцев, на беговой дорожке появился последний бегун.
Стадион взорвался шквалом аплодисментов. Однако со спортсменом творилось что – то неладное: примерно за сто метров до финиша его стало водить из стороны в сторону, затем он и вовсе рухнул на беговую дорожку. Публика на трибунах вопила неистово. Бегун, пошатываясь, поднялся и, пошатываясь, медленно потрусил к финишу. Когда он, наконец, пересек финишную черту, зрители зааплодировали ему так, как не аплодировали даже золотым медалистам – настолько всем понравилась его несокрушимая воля к победе. Это зрелище запомнилось мне на всю жизнь. Вот так надо бороться за достижение своей цели – до конца последних сил!
Олимпиада кончилась замечательно - олимпийский Мишка улетал на воздушных шарах. Это было очень впечатляющее зрелище, и люди завороженно смотрели ему вслед, многие прослезились. Под мелодию «На трибунах становится тише…» самый лучший талисман Олимпиад со слезинкой на глазах улетает на воздушных шарах со стадиона – в истории Игр не было более трогательной церемонии прощания?
В июле 1980 года, умер Владимир Высоцкий. О смерти поэта, барда и актера написала только одна газета короткой строкой. Но о том, что Владимир Высоцкий скончался, каким-то образом узнала вся обезлюдевшая Москва. Похороны состоялись 28 июля. Несмотря на то, что улицы города были перекрыты, а станции метро не работали на выход, в окрестностях Театра на Таганке собрались толпы народа. Тех, кто пришел попрощаться с актером, по некоторым данным, было порядка 100 тысяч человек.
До сих пор не могу простить себе, что не поехал к нему на похороны. Виновата в этом была власть: Высоцкому в средствах массовой информации создали имидж полублатного, полушутливого, вечно полупьяного гитариста и стихоплета и смерть его откровенно замолчала. До этого в его исполнении я не слышал ни одной из его серьёзных вещей. И только на шестом курсе, во время подготовки дипломного проекта, мы с товарищем, у себя в общаге несколько месяцев слушали Высоцкого. Слушали каждый день одно и тоже, и нам не надоедало – всегда звучало что – то новое или уже известное, но по другому.
Только тогда я понял, что Высоцкий – уникальное явление в культурной жизни страны, творчество которого переживёт его самого. Так и случилось. Оказалось, что многие его произведения проникнуты духом патриотизма, а некоторые полны философских размышлений о самых глобальных и насущных человеческих проблемах. До сих пор Высоцкий является одним из моих любимых исполнителей и даже мои дети знают его творчество и неплохо к нему относятся.
В один из выходных дней мы решили посетить Троице Сергиевскую Лавру в Загорске (так тогда назывался Сергиев – Посад). Добраться до него можно было на электричке с Ярославского вокзала. Приехали мы туда втроем: я, Слава Самохин и Валера Зарубин. Купив билеты на электричку, мы перекусили в одном из уличных ларьков дефицитными тогда сосисками и уселись на металлическое ограждение на перроне в ожидании электрички. После сытного перекуса мы впали в какой - то транс, «зацепенели», как выразился потом Зарубин. Первым очнулся Сява - Самохин. Соскочив с ограждения, он закричал, показывая на электричку, которая, увы, уже отходила от платформы. Делать было нечего, кроме как дожидаться следующей электрички, которая отходила примерно через час. Весь этот час мы провели в оживленном обсуждении того, как мы могли «зацепенеть» до такой степени, чтобы проспать электричку.
В лавре меня поразила её величественная архитектура. В центральном храме шло богослужение. Помню, я стоял, сцепив руки за спиной и одна из прихожанок, бабушка – пенсионерка, очень мягко, но настойчиво предложила держать руки перед собой, а не за спиной и я послушался. Затем посетили остальные сооружения в лавре, в том числе и богато отделанную трапезную, в которой располагался какой – то музей. Впечатления от посещения Лавры остались какие – то восторженно - мистические, хотя я и был в те времена атеистом.
Ещё я любил посещать московские театры, была возможность увидеть и насладиться игрой мастеров сцены высочайшего уровня. Особенно мне нравился Театр сатиры и юмора. Но попасть туда было практически невозможно – билетов в открытой продаже не было. Приходилось действовать «на авось» - занимать место на дальних подступах к театру и выклянчивать лишний билетик. Однажды со мной в связи с этим произошёл казус. Как - то я около входа в театр купил билет с рук. Место у меня оказалось на первом ряду. Подняв глаза на сцену, я обомлел – никакого занавеса не было, на пустой сцене стоял огромный белый концертный рояль. Я начал понимать, что попал не туда, куда хотел. Спрашивать напрямую было неудобно, и я осторожно поинтересовался, что сегодня в программе. Оказалось, что – то из Чайковского, классическая музыка.
Я что называется, «прикололся», но деваться было некуда, и я поудобнее устроился в кресле. Вскоре на сцену вышел маэстро, во фраке и бабочке, которому публика устроила бешеную овацию. Чайковский подействовал на меня расслабляюще и через несколько минут я постыдно уснул. Я попытался приобщиться к классике, изобразил углублённое внимание, но, честно говоря, получалось плохо.
Кстати, только потом я понял, где побывал – это оказался Малый концертный зал имени Чайковского.
Во как!!!