Из письма...
Как самое дорогое хранит моя мама ТатьянаТимофеевна Трефильева пухлую пачку писем.
Они неизменно возвращают памятью туда, в далекий сорок второй.
...С первых дней войны отец ушел на фронт,и у нас дома, в Ярославле, остались одни женщины: бабушка, мама да мы с сестрой— малолетки. Жилось, как всем, голодно, холодно Спасал крохотный огородик, уча-
сток, весь в пнях и кустарнике, выделенный
нам под картошку. Летом мы работали на огороде, зимой учились.
Помню; пришли мы как-то на занятия и увидели выставленные во двор школы парты.
С машины сгружали кровати, матрацы, белье.
Кто-то сказал, что в нашей двенадцатой железнодорожной школе будут жить эвакуиро-
ванные ленинградцы. Работой по переоборудованию классных комнат под стационар руково-
дили медики, а помогать им выделили сотрудников автотреста, где служила моя мама.
Круглыми сутками они наводили порядок. Поспели как раз вовремя: когда на станцию
Всполье пришел первый эшелон с ленинградцами. вывезенными из блокадного города по
замерзшей Ладоге, все было готово к их приему.
Я упросила маму взять меня с собой устраивать приехавших. Мы все и взрослые и
дети, плакали, когда увидели ленинградцев— истощенных, безразличных ко всему Я. как во сне. ходила от одной кровати к
другой, пыталась помочь малышам Многие из них не могли даже есть.
В палату для тяжелобольных поместили восьмилетнего Юру и трехлетнюю Ирочку—брата и сестру. Мальчик бодрился из
последних сил, а девочка была совсем плоха— к тяжелой дистрофии, как сказала мама,
добавились дизентерия и воспаление легких.
Девочка часто теряла сознание. Иногда в бреду она звала маму. И так уж получалось, что всегда рядом с Ирочкой оказывалась моя
мама. Она просиживала около Ирочки часами.
Дома мы с сестрой ее не видели, потому что фсразу после работы мама торопилась в больницу и оставалась там до глубокой ночи.
Мой сверстник Юра, начавший поправляться, лежал, отвернувшись к стене. Но маме,
видно, удалось завоевать его доверие, и однажды он шепотом окликнул ее. Накопившаяся
в детской душе боль должна была излиться.
Юра рассказывал обо всем, что знал и помнил.
Как умер от истощения отец, отдавая большую часть своего хлеба детям, как мужественно
крепилась мать, спасая их. как уже в эшелоне все время повторяла: «‘Самое страшное поза-
ди, будем жить». На какой-то станции она выскочила за кипятком для больной Ирочки, а
поезд ушел. И они потерялись...
Дома мама сказала твердо: «Буду искать Киру». Так звали мать этих ребятишек. На что бабушка всегда большая оптимистка, сокрушенно покачала головой: «Это сейчас-то. когда беды столько...» Но мама с присущей
ей настойчивостью писала письмо за письмом в сибирские города, где, по словам Юры у них есть то ли родственники то ли знакомые
По-прежнему, хотя кризис уже миновал, мама каждый день ходила к детям. С гостинцами.
На рынке она достала клюквы и мелких северных яблок Я помню как для этого продавали они с бабушкой на толкучке свои
вещи. Из невесть откуда взявшейся муки мама
испекла несколько пирожков, оделив ими больных ребятишек. Юра не по-детски сказал:
«Все раздали, что же вы есть будете?» Мама перевела разговор на другое: «Скоро лето,
овощи поспеют, вот отъедимся!»
Летом мама взяла Ирочку с Юрой к нам. С Юрой мы уже были друзьями, а Ирочка ходила
за нами хвостиком. Презабавная, умненькая, она нравилась всем Врач из стационара захо-
тела удочерить ее: ведь в истории болезни детей было записано что родители погибли
«Их мать жива и сейчас вся в поисках детей»— казалось, своей непреклонностью мама
наша пытается и в себе поддержать веру, что это именно так и есть
Она продолжала поиски Киры, а Юра и Ирочка поправлялись, становились все крепче.
Соседи говорили о чуде преображения. А мама смеялась, чудо — козье молоко. Его удавалось покупать по стакану на краю города. О том, что
мама стала донором, знали только у нас в семье. Все. что полагалось на донорскую карточку, доставалось нам, теперь уже четверым детям.
В августе 1943 года принесли заказное письмо. Почерк на конверте был незнакомый, и
я до вечера маялась: что в нем. уж не с папой ли что случилось. Вечером вернулась с работы
мама, с порога бросила привычное: «Как Ирочка. Юрик?» Я молча протянула ей конверт Она
быстро пробежала по строчкам и разрыдалась:
— Нашлась, нашлась Кира!
Отстав от эшелона, потеряв детей, Кира попала в больницу недалеко от Ярославля и уже там начала поиски, но на все запросы
приходили неутешительные ответы. В Перми,куда она перебралась к знакомым, ее и нашла мамина весточка.
Через месяц наша мама выхлопотала для Киры вызов в Ярославль. Хорошо помню, как
вошла к нам в дом белая как лунь молодая женщина и все порывалась поцеловать мамины
руки, повторяя: «Вы спасли меня, я не смогла бы жить».
Спустя несколько месяцев, когда они уезжали. Кира сказала: «Ближе человека у меня нет
и не будет. Мои дети будут помнить вас всю жизнь» Так оно и было
После войны Кира вторично вышла замуж, но неудачно .Они расстались. Моя мама стара-
лась по мере сил регулярно помогать «нашим
детям». Всю жизнь Кира с мамой мечтали увидеться но не пришлось. У одной семья
большая на руках, другая прихварывала. Вот только в письмах и отводили душу. Мама так и называла Киру своей третьей дочерью.
Недавно Кира умерла: блокада не прошла для нее даром. А мама продолжает доставать
из почтового ящика письма и открытки с ленинградскими штемпелями. Пишет та самая Ира,которую моя
мама Татьяна Тимофеевна помнит крошечной
девчушкой с запекшимися от жара губами...