Последние несколько недель Том Глинн-Карни провёл в масштабном медиа-туре в поддержку второго сезона сериала «Дом Дракона» – продолжении экранизации романа Джорджа Р. Р. Мартина «Пламя и Кровь», действие которого происходит почти за 200 лет до «Игры Престолов». Но, когда читаешь каждое интервью, которое он давал до этих пор, складывается впечатление, что он борется за справедливость в отношении своего персонажа, Эйгона II Таргариена, которого он описывал в бесчисленном количестве интервью как непонятого (и он прав).
29-летний актёр из Манчестера и персонаж, которого он играет, отличаются подходами к работе. В то время как король Эйгон II Таргариен провёл большую часть своей юности ведя гедонистический и разгульный образ жизни, Глинн-Карни работает вдали от дома уже более десяти лет. Его дебют в кино состоялся в фильме Кристофера Нолана «Дюнкерк» 2017 года, а также он снимался в таких сериалах, как «САС: Неизвестные Герои», «Домина» и «Последний Пост», причём каждая роль была совершенно не похожа на предыдущую – он искусно выбирал проекты, которые побуждали его исследовать новые и неизведанные грани себя.
Для восхождения на трон в «Доме Дракона» актёру потребовалось одно-единственное прослушивание после встречи с шоураннерами первого сезона Райаном Кондалом и Мигелем Сапочником, которые предложили ему роль вскоре после встречи. И, поговорив с ним, становится ясно, почему его так быстро утвердили – он в равной степени уверен и красноречив, он вдумчиво рассказывает о своём персонаже, как будто они с ним очень хорошо знакомы. Глинн-Карни знает, что Эйгон не самый добрый из персонажей сериала, но, похоже, он понимает Эйгона на другом уровне. И, несмотря на то, что он «злодей», Эйгон нашёл свою собственную растущую фан-базу, причём и поклонники, и критики считают тому причиной искусную актёрскую игру Тома.
В теории все бы немедленно возненавидели Эйгона – он полон подавленной подростковой раздражительности и от него веет чувством собственного достоинства, что является проекцией серьёзного случая неуверенности в себе. Тем не менее, вместо того чтобы склоняться к стереотипным тропам «плохих парней», проницательный и компетентный подход Глинн-Карни к Эйгону заставляет зрителей глубоко задуматься о том, почему Эйгон рассматривается как злодей. В сознании Глинн-Карни каждый является продуктом своего окружения, и, несмотря на то, что он принц, Эйгон вырос не в самой благоприятной среде. Эмпатия – это сквозная линия, объединяющая Эйгона и Глинн-Карни, и именно поэтому актёр получил такое признание.
В беседе с Томом Глинном-Карни редактор журнала 1883 Magazine Келси Барнс обсуждает его подход к жаждущему наслаждений, на первый взгляд, но такому многогранному на самом деле Эйгону, а также то, что именно связывает его с этим персонажем; его интерес к винтажной одежде и многое другое.
Том, ты снимаешься уже больше десяти лет. Если заглянуть в прошлое и сравнить с тем, что есть сейчас, как бы ты описал свой прогресс в актёрской деятельности?
О, Боже, это даже не идёт ни в какое сравнение. Что было в 2013 году?
Хороший вопрос, позволь проверить. Это был сериал «Катастрофа».
Ого, похоже, это было ещё до того, как я пошёл в театральную школу. Думаю, это был один из тех моментов, когда ты проходишь что-то вроде испытания: мол, действительно ли я хочу этим заниматься или нет, хочу ли я посвятить всю свою жизнь, стремясь к полноценной актёрской карьере или нет. Всё это определённо не отпугнуло меня тогда, это точно. Думаю, что я, как актёр, сильно вырос, и надеюсь, что я с тех пор значительно вырос в профессиональном плане. Я много узнал о своём вкусе, о своём собственном творческом порыве и о том, что меня заводит. О том, как именно мне нравится работать, о проектах, за которые мне нравится браться, о моей жизни на съёмочной площадке, о том, как мой привычный распорядок может меняться в зависимости от того, как я себя чувствую в тот или иной день. Во многих отношениях я просто пытаюсь подобраться как можно ближе к тому, чтобы найти что-то, что будет способствовать долговременности и устойчивости.
Осознаёшь ли ты свой рост и прогресс в моменте или только тогда, когда тебя об этом спрашивают?
Мне кажется, да. Кажется, да. Это не то, о чём я бы сознательно думал. Полагаю, что идея актёрства заключается в том, что ты никогда не перестаёшь учиться. Никогда не перестаёшь меняться. Ты всегда должен быть податливым, гибким и уметь принимать те формы, которые нужны людям. Ты должен быть хамелеоном во многих отношениях и смыслах. Даже мысль о том, что ты просто останавливаешься и находишь какую-то определённую практику, повторяющуюся последовательность действий, которая работает для тебя, уже является устаревшим способом мышления.
Зависит от героя, персонажа.
Верно. У Эйгона, например, нет «рутины». У него нет цели. Исторически у него никогда не было списка необходимых дел. Я стараюсь максимально вписаться в персонажей, которых играю. Я стараюсь не допускать, чтобы было наоборот – чтобы они потом вписывались в меня, потому что в таком случае я в конечном итоге забираю всё это с собой домой, и это сущий кошмар.
Особенно если это такой персонаж, как Эйгон!
Закончили играть, закончили! Но я нахожу это полезным. Людей, говорящих о своём процессе, я считаю невыносимыми, но, каким бы ни был мой собственный метод в плане понимания персонажа, это так. Отсутствие направления, стремления у Эйгона влияет на то, как я его играю. Я никогда не приходил на съёмочную площадку с какими-либо предвзятыми идеями о том, как будет выглядеть сцена. Я приходил, зная свои реплики, но он, Эйгон, был у меня в голове. Я бы не смог включиться в работу на половине сцены – мне было бы необходимо «пробежаться» по ней полностью. Это правда трудно описать, но я бы не хотел, чтобы мои сцены были слишком отрепетированы. Эйгон держит людей на грани незнания. Других персонажей, в зависимости от их черт характера, я мог бы играть по-другому, но только не его – не кого-то, кто находится на грани полного краха.
Мне интересно, почему ты так не любишь говорить о своих актёрских методах. Думаю, мне бы не нравилось об этом говорить, потому что это кажется немного личным и не все это поймут.
Я просто слышу, как другие актёры говорят об этом, и я такой: «Знаете что? Я рад, что это работает для вас». [Смеётся]
Просто это не настолько уж серьёзно! [Смеётся]
Не настолько. В конце концов, мы не спасаем жизни. То, что мы делаем, важно, мы рассказываем истории. Мы предлагаем людям возможность сбежать от реальности. Я знаю, что у меня, как у актёра, есть определённые обязанности. Но когда люди говорят о процессе вживания в роль так, будто они делают операцию на открытом мозге или решают проблему мирового голода... Нам просто нужно немного перспективы, нужно посмотреть на это в сравнении с...! [Смеётся] Кроме того, сама идея говорить о методах, техниках – это как взять и выдать всю тайну. Зачем фокуснику рассказывать всем подряд, как именно он исполняет свой трюк? Он просто показывает его, и пусть зрители им наслаждаются. Для меня это эквивалентно прослушиванию песни, которая глубоко тебя трогает и оказывает сильнейшее воздействие, а затем автор-исполнитель, который написал эту песню, начинает рассказывать тебе бит за битом, о чём эта песня.
Это меняет твою личную связь с песней.
Да, я решил, что это значит для меня. Что-то вроде… «Я решил, что это значит что-то гораздо более глубокое, чем то, что ты собираешься рассказать мне о своём опыте, так что не порти мне его». Вот почему я не люблю говорить о методах и техниках, потому что зачем всем знать все подробности? Просто наслаждайся тем, что видишь.
Можешь вспомнить какую-то конкретную сказку или фильм из детства, которые нашли отклик в твоей душе и побудили тебя стать актёром?
Это хороший вопрос. У меня всегда было дико бурное воображение, и оно у меня до сих пор такое. В детстве я всегда озвучивал и играл маленьких персонажей. Честно говоря, не вдаваясь слишком глубоко, это определённо было для меня побегом от реальности, уходом в свой собственный маленький выдуманный мир. Что касается персонажей и историй, мне повезло – в моём доме было много книг, и родители читали мне сказки на ночь. Я помню, как ложился спать и видел очень яркие сны обо всех этих мирах, о которых я слышал перед сном. Я сейчас загуглю книгу, о которой думаю – там все смотрители парка были животными. Вот, «Перси, Смотритель парка». Всё благодаря Перси.
Спасибо Господу за Перси.
Это всего лишь один пример того, что оказало на меня глубокое влияние, и я до сих пор это помню. Этот вымышленный мир, который я создал как реальность в своей голове, был большим ключом к двери для всего остального, что моё воображение сделает в дальнейшем.
Говоря об эскапизме, рассматриваешь ли ты актёрскую игру как форму игры в широком смысле этого слова?
Конечно да. Ты так много узнаёшь о мире, в котором мы живём, потому что играешь персонажей, у которых есть опыт отличный от твоего, и ты пытаешься к нему приблизиться. Ты чувствуешь, что живёшь разными жизнями. Если тебе повезло сыграть сто разных персонажей, то это настоящая привилегия, ведь ты попробовал так много вещей, которых никогда не пробовал раньше. Можно попробовать все цвета палитры. Мне кажется, что это может пойти одним из двух путей: либо это сделает тебя абсолютным сумасшедшим, либо действительно даст тебе возможность оценить природу человека и значение вещей.
Во втором сезоне «Дома Дракона» есть несколько сцен, в которых Эйгон в основном крушит комнаты, ломает вещи и просто сеет хаос. Как актёр, ты чувствуешь себя свободным в эти моменты или всё же ты как-то ограничен?
Нет, я не думаю, что вы когда-либо сможете существовать в таких сценах, чувствуя себя не свободно. Думаю, это опасно для Эйгона, потому что он может быть очень импульсивным. Когда он теряет самообладание, приходит в ярость, это переходит во что-то совершенно другое. Играть кого-то вроде Эйгона очень освобождает. И изматывает, потому что его внутренний ритм быстрый, а мой намного медленнее – так что это вызов, мне нужно успевать за ним, но я чувствую себя очень, очень свободным в те моменты, когда я могу разнести комнату вдребезги [смеётся].
Что мне нравится в этом сезоне, так это те «слои», которые ты видишь в Эйгоне: есть сцены, где он крушит комнаты, а в следующей он рыдает в одиночестве из-за смерти своего сына. Думаю, моя любимая фраза на данный момент – «В пекло достоинство, я хочу мести». Каково было играть такого «многослойного» персонажа?
Он маятник, не так ли? Он постоянно порхает с одной стороны на другую. По сравнению с другими персонажами, которых я играл, здесь есть спектр диапазона, и Эйгон постоянно скользит с одного конца спектра на другой. А пустое пространство в середине на самом деле не пустое – оно забито всякими разными вещами. Он такой многослойный и такой замечательный персонаж для меня, как для актёра, потому что он всегда заставляет меня разгадывать и разрабатывать его. Это похоже на командную работу, и об этом странно говорить вслух, но это хорошо. Эти крайности здорово играть, потому что то, что не часто можно сделать в современных проектах, можно сделать в таких шоу, как «Дом Дракона» – можно исследовать эти крайности.
Ещё есть сцена, где Эйгон разговаривает с подданными, и кто-то просит его вернуть им овец, и он тут же говорит «да» почти так, будто он угождает людям. Как такие моменты повлияли на созданный тобой образ Эйгона?
В тот день я подумал: «Вот видишь! Он не злодей!». Очевидный выбор, который нужно сделать, когда играешь кого-то вроде Эйгона, – просто играть его как злодея, а я хотел усомниться в этом и предложить что-то ещё. То, как сценаристы прекрасно описали его, действительно склоняется к идее, что он гораздо более сложный и многогранный, чем просто холодный психопат. Он, конечно, способен вести себя и так, но в нём есть нечто большее. Думаю, в тот момент он просто встал на место короля. Он носит своего рода новую кожу, в которой он хочет произвести впечатление. В целом он хочет, чтобы люди любили его. Он хочет уважения, которое снискал его отец. Он всё больше осознает, что он – не его отец, и он не будет таким королём, которым был его отец, и ему придётся работать в сто раз усерднее, чтобы достичь хотя бы половины того, что было у его отца. Мы склонялись к этому и к тому, что он как будто бы задаёт себе вопросы, будто хочет переделать себя посредством этой новой ответственности.
Да, даже в сцене, где он сидит за столом и никто не обращает на него внимания, несмотря на то, что он хочет вмешаться и взять на себя ответственность.
Мне жаль говорить, что я уже был в таких ситуациях в прошлом. Не скажу, когда и где, но я просто чувствовал себя невидимым. В такие моменты просто думаешь – а в чём смысл? Меня могло здесь и не быть, потому что всё, что я говорю, либо разносят в пух и прах, либо просто не принимают во внимание ни в малейшей степени. Это выворачивающее наизнанку чувство, потому что ты просто чувствуешь себя невидимым. Так и в том моменте за столом, когда все говорят и пытаются что-то замышлять, а он просто сидит там, как какое-то злоупотребляющее своим статусом ответственное лицо, временно присматривающее за домом.
Он во главе стола, и никто на него даже не смотрит!
Он сидит там без дела. Конечно, он потом говорит, что предпочел бы напиться и устроить хаос в Королевской Гавани.
В первом эпизоде есть сцена катания на пони за столом с сыном Эйгона – она была особенно уморительной. Это резкий контраст с тем, как заканчивается эпизод, но это момент, где, как я считаю, можно увидеть, как Эйгон проявляет привязанность и любовь к кому-то. Было ли это очевидно в сценарии?
Конечно. Но именно поэтому он такой сложный – потому что не может направить это в здоровое или полезное русло. Опять два конца спектра: он либо справляется с чем-то психопатическим образом, либо чувствует всё очень глубоко, в ядре каждой клетки кожи. Он не может направлять это, потому что это переполняет и сокрушает его. Это слишком.
Он не может себя сдерживать, потому что он просто в кататонии.
Он постоянно взрывается. Я думаю, что любовь [к своим детям] для него в новинку. Он никогда никого не любил раньше. В его жизни это в первый раз, когда он влюблён постоянно и в то же время совершенно сбит с толку. Как это произошло? С Хелейной, конечно, но как эти 50% передались от меня? И почему они такие невинные и улыбчивые?
Особенно, если учесть, что Эйгон знает, что Джейхейрис станет наследником... Ну, то есть, покойся он с миром, он стал бы наследником.
Да, и видя, насколько они не запятнаны, не опорочены миром, я всегда хотел сыграть на этом. Он восстанавливал себя через своих детей, давая им шанс, любовь и внимание настолько, насколько он был физически на это способен. Чего у него, честно говоря, не так уж и много, но, ей-богу, он старается. Он пытается восстановить себя через них. Я просто думаю, что это довольно интересный выбор – показать, что он любил их и вкладывался в отцовство, что лучше, чем просто типичная отсутствующая фигура отца, понимаешь?
Мне кажется, что ты действительно подошёл к этому персонажу с большим запасом искреннего сочувствия и заботы, что я очень ценю, потому что я не знаю, много ли актеров делают так со своими злодеями. Я думаю, что злодеи в основном очень чёрно-белые.
Да, что может быть немного скучно.
Я считаю, что есть нить, которая связывает актёра с каждым персонажем, которого он играет. Как ты думаешь, что связывает тебя с Эйгоном?
Думаю, что мы с ним очень похожи в том, что когда мы чувствуем, мы чувствуем глубоко. У меня, как у Тома, часто возникают проблемы с перевариванием такого уровня чувств, и я часто могу быть довольно подавленным ими и действовать импульсивно. Определённо есть параллели, но также и много различий.
К счастью [смеётся].
Слава богу, да. Мы очень разные. Думаю, должна быть какая-то форма параллели или какая-то форма сравнения, которая синхронизируется, когда актёр играет того или иного персонажа. Список различий слишком длинный, чтобы продолжать.
Полагаю, что эмпатия – это хорошее умение, качество, которое связывает тебя с кем-то.
Думаю, да. И, как ты и сказала, я считаю, что было важно не играть его как холодного, чёрно-белого злодея.
Я читала, что ты чувствуешь себя уязвимым и незащищенным как Эйгон, что мне показалось любопытным, поскольку я знаю, что ты также пишешь песни, что означает, что всё исходит от тебя. Как эти разные формы уязвимости различаются в твоём сознании?
Честно говоря, возможно, что в этом сезоне особенно, учитывая то, что с ним случилось. Думаю, что это то, что я и имел в виду в прошлом, когда говорил, что чувствовал себя уязвимым, играя его, потому что я действительно чувствую, что я выставляю напоказ много себя. Небезопасно играть кого-то вроде Эйгона, потому что он не в безопасности. Он сам себе худший враг во многих отношениях. Уровни взлётов и падений, которые он прошёл в этом сезоне, самые тёмные глубины горя и потерь и эта жгучая ненависть в нём... Он стремительно катится вниз. Я так неохотно иду с ним по этому наклонному пути, который набирает свою стремительную скорость, потому что я так хочу удержать его на плаву. Мой инстинкт как друга – удержать его на плаву.
Учитывая всё это, какой совет ты бы дал Эйгону?
Зная то, что мы знаем прямо сейчас?
Да, учитывая обстоятельства после четвёртого эпизода.
О, Боже. Гипотетически, если бы я не знал, как всё пойдет дальше, я бы сказал: «Воздержись от алкоголя. Поспи немного. Никому не верь». Если бы это происходило в современном мире, я бы сказал: «Поговори с людьми, озвучь свои проблемы». Но если бы он сделал это в своём мире, то это просто вернулось бы и укусило его. Так что «никому не верь».
Мне нравится спрашивать актёров, как они сбегают от популярности, но я знаю, что тебе нравится жить в сельской местности на севере со своей собакой. После того, как ты играешь персонажа в течение нескольких месяцев, возвращение туда ощущается как возвращение к себе в некотором роде?
Да, очень даже. Это даёт мне пространство и тишину, которых я так жаждал. Нет сирен, нет оживлённых тротуаров. Это не Лондон, не Париж, не Нью-Йорк. Хотя я очень люблю эти города, особенно Нью-Йорк. Но мне это нужно, и это становится всё более и более очевидным с течением времени и по мере того, как шоу [«Дом Дракона»] набирает обороты. Совершенно очевидно, что для меня это было правильным решением – уезжать от суеты.
Хотя я прожил в Лондоне большую часть из 11 лет, переехав туда в 18 лет, чтобы поступить в театральную школу, мне повезло начать работать как раз перед тем, как официально уйти из театральной школы. Так было просто принято: ты оставался в Лондоне, потому что там была работа. Я очень увлечён театром и намерен уделять ему много своего актёрского времени. Я не смог бы быть актёром без театра. Он приземляет меня и заставляет чувствовать себя энергичнее, острее, быстрее, смелее и храбрее. Я расцветаю от такого рода риска и неумолимо надвигающейся участи.
Наэлектризованность в театре потрясающая.
Это так, ты права. Вот почему я в итоге остался в Лондоне. Но я также много работал за границей и большую часть года жил в Нью-Йорке, играя там в пьесе. Но как бы ни были удивительны все эти вещи, для меня они маленькие кусочки. Я не могу поддерживать такой уровень временных затрат в суете больших городов. Поэтому что-то вроде этого мне необходимо. Иногда мне удаётся провести здесь всего неделю, прежде чем снова уехать, но эта неделя прекраснее всего на свете. Я оберегаю и защищаю её всеми силами.
На прошлой неделе я разговаривала с твоим другом и коллегой-актёром Доналом Финном, и мы начали говорить о том, что он левша и научился играть на перевёрнутой гитаре из-за того, что вы двое провели время на съёмочной площадке, и теперь у него появился новый навык. Мы подумали, что будет забавно рассказать тебе эту историю.
[Смеётся] Во-первых, Донал – один из величайших людей на планете Земля. Я так сильно люблю этого человека, до глубины души. Я брал свою гитару в пустыню, где мы снимали «Неизвестных Героев» несколько лет назад. Это была тяжёлая работа; все падали как мухи. Было слишком жарко. Наверное, нам не стоило там находиться в то время года, особенно в шерстяной форме при 50-градусной жаре. Но мы были там, и это был фестиваль тестостерона, что для меня не совсем привычная среда. Я не «настоящий мужчина», и не думаю также, что это среда Донала. Мы довольно похожи в этом смысле, но мы изо всех сил старались вписаться.
Каждый вечер было принято посидеть у костра, выпить пива, сыграть в карты и подпевать. Я доставал гитару, и Джек О'Коннелл присоединялся – он прекрасный гитарист. У нас было ещё несколько инструментов, и мы сидели играли старые ирландские мелодии и народные песни, на которых я был воспитан. Донал тоже, и это было действительно что-то особенно.
Донал играет на гитаре левой рукой. Помню, я подумал: «Боже, это потрясающе». Хотел бы я иметь гитару для левой руки, чтобы он мог играть на ней как следует. Но он взял мою гитару и умудрился сыграть три или четыре аккорда вверх ногами. Я подумал: «Какого чёрта?». Он полностью перевернул все формы аккордов, это было потрясающе. Было несколько тактовых аккордов, которые он пытался найти, и он придумал, как обойти их. Я был просто в восторге от него. Донал – талант, который не перестаёт удивлять. Если вы не видели его в «Хейдстауне»… Что ж, вы многое упускаете.
Это отличная постановка! С другой стороны, есть ли какие-то уникальные навыки или таланты, которые ты приобрёл на прошлых проектах?
Хороший вопрос. Я определённо освоил много навыков. Например, я научился ездить верхом и продвинутому вождению. Знаешь, что такое диаболо? Это две палки с верёвкой и кусок дерева или пластика, который выглядит как песочные часы. Вставляешь верёвку в узкую часть посередине – и можно делать всевозможные трюки. Среди прочего можно просто подбрасывать её вверх и ловить.
Смотрел ли ты, читал или слушал что-нибудь в последнее время, что нашло отклик в твоей душе?
Да, я посмотрел фильм «Короткий Срок 12», он оказался душераздирающим. Он грустный, суровый и клаустрофобный, но его скрепляет клей, ингредиенты которого любовь, надежда и бескорыстие. Это прекрасный фильм. Также есть песня, которую я услышал на днях, под названием «Bless the Telephone».
Звучит знакомо.
Она прекрасна. Слова, этот текст просто... как такое можно написать? Это великолепно. Поразило меня в самое сердце. Давай на этом остановимся.
Я хотела бы поговорить с тобой о нашей общей любви к винтажной одежде; чтобы использовать винтажные вещи для пресс-тура, ты работал с Томом О'Деллом. Что такого в винтажной одежде, что заставило тебя выбрать для прессы её вместо традиционных образов?
Прежде всего, Том О'Делл гениален в том, что он делает. Его внимание к деталям не имеет себе равных. Я не знаю никого, кто обладал бы таким же вниманием, каким обладает Том. Он одержим этим в лучшем смысле этого слова. Он может выбрать вещь из прошлого и рассказать вам о той эпохе, о том, где она была сделана и как она была сделана. Его знания – это просто... он энциклопедия, когда дело касается моды. Он замечательный человек, которого стоит иметь в своей команде, если вы пытаетесь создавать такие образы и таким образом рассказывать истории.
Вот почему мне это нравится – мне кажется, что есть много вещей из высокой моды и одноразовых нарядов, которые просто бездушны. Они выглядят так, будто они прямиком из каталога того года. Не знаю, есть ли ещё у людей каталоги, но они выглядят так, будто они из летней коллекции или зимней коллекции, или что-то в этом роде. Они просто подгоняют их под ваши размеры. И это просто самая нелепая идея. Я так одевался, может быть, два-три года, и в конце концов подумал: «Что я делаю? Что здесь происходит?». Я также обнаружил, что не ношу вещи, которые мне очень сильно нравятся. И мне говорили, что носить и как носить.
Но винтаж – это просто расширение формы искусства. Мне кажется, Эмма Д'Арси тоже в этом очень хороши. Вещи, которые они носят, повествовательны, и они создают свою собственную историю, а не следуют диктату. Во-первых, экологически безопасное, рациональное и рассчитанное на долгосрочную перспективу использование природных ресурсов – это возможность носить вещи без сводящих с ума угрызений совести. Мы все должны искать вещи для повторного использования и переработки, а не гоняться за одноразовыми вещами без необходимости. Если вы найдёте подходящую вещь, вы сможете использовать её много раз и по-разному
Точно, у меня есть кожаная куртка 40-х годов, которая до сих пор в отличном состоянии.
Её преимущество в том, что она была сделана по стандарту, чтобы прослужить долго. Современная одежда часто быстро разваливается, потому что она предназначена для немедленного оборота – постоянно новая, новая, новая. У винтажной одежды есть история. Я люблю носить вещи, которые состарились и имеют историю. Уникальные вещи, которые я носил для пресс-тура второго сезона «Дома Дракона», были непохожи ни на что из того, что я видел раньше.
Образы были потрясающими. Я пролистывала Instagram (данная социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) и отметила, что твой стиль очень хорош.
Спасибо, я рад, что они тебе понравились. Мне они тоже понравились, и я чувствовал себя в них очень похожим на себя. Мы с Томом представляли себе эти образы несколько месяцев. Мы обсуждали всё это, используя доски вдохновения, текстуры, материалы, цвета и множество естественных тонов. Мы смотрели на других с похожим винтажным, богемным стилем. Это делало пресс-конференцию менее пугающей и вызывающей беспокойство. Ношение этой одежды казалось мне доспехами. Я вообще не вижу недостатков в такой одежде.
Не знаю, почему этого не делает больше людей. С точки зрения журнала, если бы я могла одеть всех в винтаж, я бы это сделала. Но, к сожалению, нам нужны бренды и всё такое. Но я считаю, что винтаж – это нечто особенное.
Мы полагаемся на бренды, а бренды полагаются на нас, но наступает момент, когда можно разорвать эту цепь, если вам это удобно.
И наконец, если бы ты мог что-то воплотить для себя в этом году, что бы это было?
О, так много всего. Если бы я мог что-то воплотить... Я знаю, это звучит неопределённо, но – счастье. Я хочу найти те ингредиенты, которые заставят меня чувствовать себя в безопасности, стойким и таким, какой я есть. Я хочу быть счастливым и делать счастливыми других людей.
Теперь, когда ты вернулся на север, возможно, ты сможешь найти эти ингредиенты.
Я ненадолго вернулся, но я постараюсь!
Автор оригинальной статьи: Келси Барнс.
По материалам ресурса 1883 Magazine.
