О том, почему психология без духовности – это коучинг, как портят жизнь «инстаграммные психологи», а также как помогает Православный региональный центр поддержки семьи, материнства и детства «Смоленский дом для мамы» беременным и женщинам с детьми в ситуации, когда жизнь, кажется, сошлась в одну черную точку, зашла речь в беседе с директором центра, кризисным психологом Татьяной Степановой.
«Изучение самого себя –
это самое интересное, что может быть на свете»
Вы по специальности кризисный психолог. Получается, бывают кризисные психологи, а бывают некризисные?
– Мера кризиса, глубина его проживания у разных людей различная, как и последствия, которые будут, если вовремя этот кризис не проработать. Кризис одного годика, трех лет, семи лет и так далее – это возрастные кризисы, их проходит каждый человек. Есть также кризис сорока лет, кризис самоопределения. Когда человек приходит с ними, ему может помочь психолог с любой специализацией, потому что есть общее понимание протекания этих процессов. Для чего нужны кризизисы? Ну, например, кризис семи лет требуется, чтобы ребенок отделился от мамы и пошел в школу учиться, чтобы у него появился другой статус – школьника. Или кризис сорока лет нужен нам для того, чтобы переосмыслить свою жизнь.
Интересно. Кризис сорока лет иногда приводит к совершенно неожиданным результатам, потому что человек полностью изменяет, например, профессию. Это чаще говорят про мужчин. А у женщин тоже есть кризис сорока лет?
– Ещё как есть. Но поскольку очень часто у женщин основной фокус внимания – это семья, отношения с мужем, то кризис может коснуться именно этих отношений. Впрочем, у мужчин тоже. Мы знаем расхожую фразу: «Седина в бороду – бес в ребро». Когда человек начинает искать что-то новое в отношениях и понимает: то, что было, его не устраивает, а как по-другому, он не знает. И он выбирает самый простой путь: ищет другого человека, другого жизненного партнера.
Также очень много приходит мужчин – мол, хочу сменить профессию, или то, что есть, не нравится, или вот я работаю с утра до ночи, и при этом ощущение того, что это не я, как будто не моя жизнь, все поставлено на репит, на постоянное повторение, при этом меня там нет. Это, на самом деле, момент, который требует внимания и помощи. Порой такой кризис становится поводом для шуток: вот был он всю жизнь слесарем, а потом в одночасье начал рисовать пейзажи маслом.
Вы встречались с таким?
– Встречались, и шикарный пейзаж маслом получается. Вы бы видели этого слесаря, который рисует, – это оказывается счастливейший человек на свете. Так бывает, если человек достаточно смел и может отделиться вовремя от того, что ему в качестве программы передали родители, любящая мама или военный папа, который сказал, что «ты пойдешь на военного»». А у молодого человека – тонкая душа. И к сорока годам он, уже военнослужащий, понимает: все, хватит с меня погон, я иду следом за своей душой. Ну, или человек спивается либо уходит во что-то такое, что позволяет выключиться из жизни и себя не осознавать. Или, например, в работу уходит: занимается ей с утра до ночи, так, чтобы ни с кем не общаться и не останавливаться, дабы подумать. Знаете, как говорят: «Эх, проблемы у тебя… Вот почему Анна Каренина так страдала? Четырех коров бы ей, да детей десяток – не было всех этих проблем и сложностей». Что дают четыре коровы и десять детей? Занятость. Постоянное внимание, переключенное на внешние задачки. Конечно, тогда некогда думать о себе.
Хорошо, предмет кризисный мы поняли. Скажите, как это преодолевать?
– Кризисная психология имеет более узкую специализацию, потому что, например, в «Доме для мамы» мы сталкиваемся с экстремальными ситуациями. Там не просто кризис сорока лет – этот кризис такой, что мама с синяками, папа с синяками. И там женщина говорит: «Я злюсь настолько, что ищу нож, когда он меня доводит». А он пьяный, и раз за разом не работает, ругается на нее. И женщина обращается к нам: «Можно я поживу у вас? Потому что иначе я дойду до "уголовки", а я этого не хочу, я хочу растить моих детей». Ну, вот жизнь так сложилась. Я знаю, что это уже не просто возрастной кризис, – здесь нужна именно кризисная психология либо работа с травмой.
Ко мне приходят женщины, мужчины, глубоко травмированные в детстве (кого-то били, кого-то сильно унижали, у кого-то были родители алкоголики). Очень умная, очень образованная женщина, выросшая в семья алкоголиков, где папа ее избивал, где папа кричал на маму, а мама пыталась уйти, но папа грозил суицидом каждый раз… Представляете, какие безумные эмоции у ребенка были, да? И человек это все зажимает в себе, сублимирует. Он не может это прожить, ему никто не помог с этим в детстве. Тогда взрослые занимались собой, своими проблемами – не до ребенка было. А ребенок с этой болью вырос, он ее замуровал, как пчелу или кузнечика в воск, и тот там так и лежит мумифицированный.
Такая «мумифицированная» боль может лежать в сознании на протяжении долгих-долгих лет. А потом, когда случается похожая ситуация в семье, например, муж вдруг посмотрел таким же взглядом, который был у папы, – что-то в голове щёлкнуло, и перед тобой не муж, не любимый человек, которому ты доверяешь, который тебя поддерживает, а тот, кто обижал всю жизнь и маму, и меня, а я не могла отстоять. И тихая мирная женщина вдруг с одного взгляда начинает такую «бучу» устраивать, что муж не понимает вообще, что случилось. Женщина порой сама не понимает, с чем это связано. Иногда она не соотносит детскую травму с тем, что происходит с ней сейчас. Ей кажется, это же муж виноват, он же так посмотрел: «Какой он плохой, не заботящийся, не жалеет меня, не любит детей, чёрствый, сухой, невнимательный и так далее». А на самом деле это характеристики не мужа, а того человека, который когда-то, давным-давно, в детстве обидел. И женщина начинает общаться не с живым человеком, а с тем, который жил, «мумифицированный», у неё в памяти. То есть она обращается вроде как к живому человеку, но претензии не к нему выдает, и боль не им вызвана.
Что вы советуете в этих случаях? Что можно сделать практически? Детство не уберешь, воспоминания эти не уберешь. Учите с этим жить?
– В этот момент вступает в действие кризисный психолог, который понимает, что нужно восстановить те события, которые были до инцидента, и сам инцидент встроить в жизнь. И то, что после инцидента, – чтобы это было единой ниточкой, чтобы человека не возвращало в сам инцидент, в саму травмирующую ситуацию каждый раз, когда он в настоящем времени находится. У военных мы это называем «флешбеками», если мы говорим про посттравматическое стрессовое расстройство. А чтобы человек мог жить сегодняшним днём, нужно обидой сегодняшней разбираться, а не с возвратом туда, в прошлое. Кризисный психолог помогает проработать травму из прошлого, чтобы она осталась в памяти, но чтобы связанные с ней эмоции и мысли не адресовывались совсем другим людям. В этом сильна кризисная психология.
Она также применима, когда мы работаем с ребятами из неблагополучных семей или из интернатов, которые видели еще в малом возрасте что-то такое, что дети не должны видеть. Например, мама у них на глазах пыталась покончить жизнь самоубийством, и ребенок видел кровь... Я рассказываю реальную историю. Ребёнок с этим живёт, и естественно, что у него недоверие к взрослым. Он не может сосредоточиться на учёбе, пытается себе создать искусственный, выдуманный, например, компьютерный мир, и только в нём живёт. В компьютерах он силён, умён и прекрасен, а в реальной жизни нескладный, тоненький подросток, который на всех огрызается и всех шугается. Он не смог воспринимать себя адекватно в реальном мире, быть таким же успешным, как в мире выдуманном. Мы с ним возвращаемся к травме, если он согласен, готов и хочет. При помощи специальных техник ее прорабатываем и дальше помогаем встроить этот опыт в общую линию жизни.
У взрослых всегда ли кризисы связаны с отношениями? Или одинокие люди могут тоже попасть в такую ситуацию?
– А почему эти люди одиноки? Это их выбор, им комфортно в этом? Я теоретически спрашиваю, а вы мне рассказывайте, потому что разочаровались во всех и решили, что с людьми настолько небезопасно, что лучше быть одному или котиков себе завести, чтобы об котиков гладить руки, восполнять тактильное тепло и не страдать от того, что ты одинок. Если одинокий человек при этом самый счастливый, хорошо. При этом у него могут быть проблемы, не связанные с общением. Если же одинокий человек глубоко страдает от того, что он один, что он не понят, что нет рядом близкого, кто может поддержать во взаимоотношениях, такое нужно прорабатывать.
Снять розовые очки
Вы глубоко в этой теме. Чувствуется, что вы большой профессионал с значительным опытом. Вопрос, может быть, такой несколько отходящий от темы. На ваш взгляд, в современных условиях где лучше знакомиться взрослым людям для отношений? Традиционно, или все-таки искусственный интеллект будем подключать?
– Мое мнение, что лучше знакомиться там, где вы воплощаете свой самый главный интерес. Например, вам нравятся дела милосердия, и вы ездите в какой-то интернат за бабушками ухаживать. И человек, с которым при этом вы познакомитесь, вероятнее всего, будет более близок по духу, чем тот, с кем вы можете познакомиться в социальных сетях. Однако есть отдельная группа психологов, которые рекомендуют просто знакомиться, общаться, набирать людей для общения. Я знаю прекрасные пары, которые образовались именно на православных сайтах знакомств.
С чего, на ваш взгляд, лучше начинать после дружбы? Да, пообщались, да, кажется, подошли друг к другу. Как дальше строить семью, чтобы не вступить потом в кризисный период с острыми углами? Мы подружили, мы узнали друг друга, всё, мы определились, что это моя женщина, это – мой мужчина. Как дальше строить семью, чтобы не было обид друг на друга? Как вообще выживать в современном мире?
– Для начала снять розовые очки, положить на полку рядом со своей любимой короной и иногда ими любоваться, потому что кризисы будут всегда. В любой семье точно так же, как у любого ребенка, будут кризисы возрастные. И это нормально, потому что в кризисах он учится чему-то другому, приобретает что-то новое. В годик человек научился ходить. Вот он – кризис первой сепарации от мамы. Точно так же в семье – в ней обязательно проходят нормативные кризисы: год, три года, семь лет, «кризис подросткового возраста» семьи. Это все будет. Весь вопрос в том, какой фундамент мы успеем построить между этими кризисами. То есть сколько у нас будет любви по отношению к близкому, способности прощать, способности рефлексировать и понимать, что со мной происходит. Хочу ли я что-то делать для того, чтобы быть вместе с этим человеком? Насколько он вообще ценен, дорог для меня?
Зная, что кризисы есть всегда, спокойно относимся к тому, что они будут. Спокойно относимся к тому, что у близкого человека может быть принципиально другой взгляд. «Я люблю, чтобы ложки сохли на сушке, а муж любит, чтобы ложки сохли в стакане. Вот туда он их кидает. Или вообще не замечает эти ложки как таковые». Можно это сделать камнем преткновения и рассказать ему, какой он невоспитанный, неаккуратный. Это почти в каждой семье, и кто-то делает из мухи слона, а умеющий обходит эти моменты. Вопрос в том, для чего мне делать или не делать из мухи слона? Какая за этим стоит моя потребность? По-хорошему, я хочу, чтобы меня слышали, я хочу, чтобы меня принимали. Я могу как-то по-другому эту потребность реализовать? Да. Могу когда есть присоединение, есть контакт, сказать о чём-то важном для себя. Как вариант у каждой семьи это может быть. Может быть, есть какой-то другой способ почувствовать себя услышанным. Иногда люди общаются просто СМСками, когда они на работе, или созваниваются. И это тоже своеобразная обратная связь. В каждой семье – по-своему. Главное – понимать, что за моим всплеском стояла-то на самом деле хорошая потребность. Мне тепла хотелось, мне внимания хотелось.
В последнее время, к вам, Татьяна Сергеевна, по каким темам чаще обращаются люди? Чувствуете ли вы рост каких-то направлений определенных?
– Воланд говорил в известном романе: «Обыкновенные люди… квартирный вопрос только испортил их…» Бытовые сложности, которые человек не знает, как решить, кажутся ему неразрешимыми. Люди идут к психологу? Нет, они ругаются друг на друга, и вот уже когда понимают, что вот-вот расстанутся или расстаются, тогда: «А может, сходить к психологу хотя бы, чтобы мужа вернуть?» А дальше, если хорошо идёт работа, разрешаются и социальные какие-то проблемы и сложности. Потому что, как правило, всё, что касается материального мира, – это просто задачки, которые можно решить, если знаешь, как к этому делу подойти.
Сейчас на консультации приходит много беременных женщин. Тоже очень здорово, когда можно помочь еще с момента беременности выстроить конструктивные отношения и с малышом, и с мужем. Приходят даже те, у кого в семье все нормально. Но когда совсем все нормально, приходят только очень мотивированные люди.
На самом деле, мы все такие. Для того, чтобы начать чистить зубы, нужно испугаться, что их потеряешь. К сожалению, так. Хотя это очень интересно на самом деле: психология, семейная психология, изучение самого себя – это самое, наверное, интересное, что может быть на свете.
Психология без духовности — это коучинг
А есть ли у психологов какие-то общесогласованные позиции? Потому что мы знаем, что один психолог думает одним образом, а второй – по-другому. Я не знаю, есть ли про психологов такая пословица, как у про юристов: где три юриста, там четыре мнения. Есть ли, например, понимание, в каком возрасте создавать семью, когда рожать детей и так далее?
–У каждого будет свое мнение. Многое будет зависеть от того, православный или неправославный психолог, воцерковлен он или нет, как он относится к вере. Абсолютно разные будут мнения. Я могу сказать только за себя. Считаю, что семью можно создавать тогда, когда ты понимаешь, для чего ты ее создаешь. И это точно не для того, чтобы отделиться от мамы и переехать к супругу. Когда мотивы создания семьи конструктивные, это отлично, замечательно и можно ее создавать. И студентам совершенно необязательно иметь уже собственную машину, квартиру с выплаченной ипотекой или зарплату в 100 тысяч ежемесячно. Не обязательно. Важно только понимать, что ты хочешь быть с этим человеком, готов нести ответственность именно за долгосрочные отношения.
Мне кажется, что именно в семье возможно построение долгой, хорошей, устойчивой привязанности. А смена партнеров в поиске «того самого единственного», на самом деле, эту привязанность разрушает. Если мы будем говорить с духовной точки зрения, то от многочисленных связей получается разрушение души. Если будем говорить с психологической точки зрения, это подрыв доверия к людям.
Православная психология – это есть такое определенное течение в психологии?
– Есть. И есть очень интересные психологи, например, Борис Братусь, который занимается именно православной психологией и говорит о том, что психология без духовности – это коучинг.
В чем особенность подходов? По-другому ли работают с людьми в православной психологии по сравнению с психологией светской?
– Есть ряд методов, которые в православной психологии точно применяться не будут. Например, гипноз. Мы не будем работать с гипнозом. В православной психологии точно нет слов «работа с энергией». В православной психологии точно будут православные ценности. И одна из этих ценностей – семья.
Как сейчас в многообразии психологов и в сети, и в своем городе выбрать человека, который не имеет соответствующий диплом, но на деле уже грамотный специалист, который не заведет семью, наоборот, в тупик? Как выбрать того, кому доверять?
– Я бы сказала, что только по душевному отклику. По-другому сложно понять. Может быть специалист с прекрасным дипломом, с огромным опытом, но вот просто не твой человек – и всё. Говорит всё правильно, но слова не ложатся на душу. А кто-то, может быть, с меньшим опытом, может, только что девочка закончила университет, только-только пришла работать, но именно она найдёт те слова, которые вы услышите. Все очень индивидуально.
Сейчас появилось много лжепсихологов, которые просто закончили интернет-курсы за три недели. Вы, наверное, общаетесь с коллегами и делитесь мнениями о подобных «специалистах»? Приходилось сталкиваться с результатами их «работы»?
– Конечно. Приходят люди на консультацию с реальной болью, со сложной проблемой и говорят, мол, простите, но вы же не «инстаграммный» (деятельность Instagram в России признана экстремистской и запрещена – прим.) психолог? Я не сразу соображаю, о чем идет речь. А имеются в виду люди, которые пиарят себя купальниках в соцсетях, и говорят, мол, я замечательный психолог. На самом деле, такая профанация может быть в любой профессии.
Они могут навредить людям? Вам приходится сталкиваться с тем, кто уже после этих самозванцев приходит к вам, чтобы что-то исправить?
– Может ли навредить врач-самозванец? Конечно, да. Психолог должен воспринимать себя как врач, который подходит с позиции «не навреди» и сам постоянно повышает свою квалификацию: ходит на супервизии, интервизии, не замыкается в себе, в своем видении мира, проблемах клиентов, а постоянно вращается в профессиональном поле, сверяет свою реальность с той, которая есть вовне, над собой постоянно работает, участвует и в индивидуальных консультациях, и в групповых занятиях и так далее. Сам психолог должен быть к себе требовательным и критичным. А так, к сожалению, сложно бывает распознать с первого взгляда, насколько человек профессионален.
«Я психологам не верю!.. Спасибо, что вы нам помогли»
Детских травм психологических больше становится в последнее время, или, может быть, как-то выравнивается это число?
– У меня, к сожалению, статистики нет. Поэтому не могу сказать, больше или меньше детских травм. Сейчас есть обращения с проблематикой, когда один из родителей погиб и нужно каким-то образом сообщить это ребенку. Это отдельная тема, отдельная боль. И оставшемуся супругу либо бабушкам и дедушкам самим тяжело, а еще ребенку нужно сказать. Это отдельная сложность. Есть и обычные сложности в школах, со сверстниками, в общении с родителями – это все, наверное, как было со времен первых людей.
Были ли у вас случаи, когда к вам приходят и говорят, мол, я психологам не верю, это шарлатанство, я и сам могу в себе разобраться, но попросили зайти к вам… А потом меняют это мнение и говорят: «Спасибо, что помогли»?
– Да, бывает. Изумительные случаи, когда человек приходит, глядя тебе в глаза, и говорит: «Я психологом не доверяю, я вас вижу насквозь, вам всем нужны только деньги. Меня прислали – я посижу, послушаю».
«Я с другом лучше сяду на кухне – мы с ним с детства, мы друг друга понимаем, ну что вы мне скажете?». Так, да?
– Друг его замечательный, но ты же не попросишь другу полечить тебе зуб? Зуб заболел, а ты к нему: «Дружище, на тебе сверло, просверли мне, пожалуйста, а то больно». Все-таки пойдешь к стоматологу, правильно? И это правильное, бережное отношение к себе. Не довести зуб до удаления, а вовремя пойти к специалисту. Когда человек видит, что есть профессионализм, есть специальные техники, которые могут помочь в его проблеме: заболело, почувствовалось – сразу пришел к психологу, тогда очень просто, легко, красиво можно выйти из всех наших кризисов – и личных, и семейных, и стать счастливее в жизни. И близкий человек автоматически рядом с тобой тоже становится немножко счастливее. Это здорово. Это того стоит.
«Для меня счастье – когда моей любви достаточно
для того, чтобы согреться самому и согреть тех, кто рядом»
Что такое счастье с точки зрения психолога?
– Говоря про счастье, человек обычно знает, что это для него, но сформулировать так, чтобы универсально всем подходило, не сможет. Для меня счастье – это когда моей любви достаточно для того, чтобы согреться и самому, и чтобы окружающие люди могли согреться рядом. Это чисто мое. Кто-то процитирует, что человек создан для счастья, как птица для полета. Это так. Счастье – это достаточность того, что у меня есть. У меня есть совсем немножко, но мне хорошо от этого, – это просто замечательно. Есть у меня малюсенький кабинет в «Доме для мамы», чтобы мне «покайфовалось» в этом кабинете. Мне хорошо, когда ко мне приходят люди и доверяют самые тяжелые тайны.
Вы себя относите к православным психологам?
– Да. Надеюсь.
Тогда серьёзный очень вопрос. Как человеку не бояться смерти?
– Тело всегда смерти боится. Если я тело, то я боюсь смерти. Всегда умирать страшно. Если я душа, то я знаю, что иду к Богу. Мне тревожно, но все же… А если человек не верит в существование души, не верит в продолжение жизни в другом качестве, то ему не вырваться вообще из этого страха. Я могу сказать, что когда человек оказывается на пороге смерти или сталкивается со смертью ближнего, он ищет этой возможности продолжать жить в душе, продолжать любить душу. Потому что если я люблю человека, очень люблю, всю жизнь вместе с ним живу, и вот я его хороню. Всё, он в земле. Разве жизнь этого человека закончилась? То есть всё, что я любила, сейчас в гробу, превратилось в какое-то количество разлагающихся клеток? Но нет же. Точно нет. Это гораздо больше, чем вот то, что закончилось. Тогда будь я атеистом, неверующим, все равно буду искать возможность понять для себя, что же осталось. Точно осталась моя любовь? Точно моя боль осталась от того, что он ушел? Почему? Что происходит? Что нужно найти, чтобы успокоиться? Что нужно понять?
Нужно понять, что и мой близкий, и я сама – это гораздо больше, чем просто тело. Любовь остается после смерти, и душа остается.
– От точки обращения к вопросу до получения ответа, получается, стать верующим. Найти Бога не умозрительно, а внутри прочувствовать, что Бог есть, и Он всегда был рядом с тобой.
И это же способ выбраться из самых больших ям, в которые попадаешь в своей жизни. «Нагуляла», в алкоголь ушел, занаркоманил, в тюрьму сел… Если жить в этой точке, то сам себя воспринимаешь как недостойного. Приходили иногда мамы, которые не хотели, чтобы на них даже смотрели. Им настолько было стыдно за то, какие они есть в этой точке сейчас, что если на них просто смотришь, они начинают плакать. Это не одна женщина – была череда людей, очень глубоко переживающих то, что с ними происходит. Но когда поднимаешься над этой точкой, понимаешь, что ты можешь сделать другой выбор. Вчера ты сделал выбор гулять, пить, аборт сделать. А сегодня ты выбираешь другое, сегодня выбираешь жить, делать добро, заботиться о ком-то. И вот этот сегодняшний день дает силу, чтобы жить завтра.
В этом смысл кризисного центра на территории храма архангела Михаила.
Точно в цель
Татьяна Сергеевна, что нового в «Смоленском доме для мамы»? Наверняка есть новые проекты?
– У нас реализуется замечательный проект, поддержанный Фондом президентских грантов, он называется «Точно в цель». В рамках этого проекта мы запускаем совершенно новые для нас направления работы. Помимо того, что мы, как всегда, помогаем беременным и мамам с детками, оказавшимся в сложной ситуации, мы начали помогать еще и папам, семьям в кризисе, – например, организуем им выезды на природу. Мы договорились с руководством Национального парка «Смоленское Поозерье», и летом организуются палаточные выезды. Мы выбрали красивейшее место, в котором связь не ловит категорически. И это очень здорово, потому что такая ситуация помогает мамам вылезти из гаджетов, детям выбраться из сетевых игр и просто увидеть друг друга. У нас в плане несколько смен в каждом выезде, и в течение смены вместе с мамами и детками живут специалисты, вместе с ними ходят в походы, смотрят на красоты поселка Пржевальского. Ненавязчиво, здорово, вплетая семейную жизнь и психологию, проводятся занятия – и индивидуальные, и групповые – которые помогут детям, мамам, папам по-другому увидеть друг друга.
Это проект для тех, кто уже сейчас под вашей опекой, или может быть, для семей, которые пока еще не имеют отношения к «Смоленскому дому для мамы»?
– Мы берем тех людей, с которыми уже велась работа.
У нас есть разные виды помощи. И гуманитарная помощь (вещи, продукты, все, что необходимо для новорожденного ребенка или для беременной мамы), и психологическая помощь, безусловно.
У меня штат лучших психологов в городе Смоленске. Все остальные психологи, не обижайтесь, просто мои – самые лучшие специалисты, работающие давно и понимающие, как именно помочь с каждым запросом. И взрослые, и детские психологи, и социальные работники, которые помогают вовремя понять, какая поддержка есть от государства, и не считать, что ты «бедный один в чистом поле стоишь и ничего у тебя, у сиротинушки, нет», а понимать, на какие конкретно меры поддержки ты можешь рассчитывать, какие документы нужно собрать, в какой кабинет конкретно прийти. Если необходимо, перезвоним в этот кабинет и сопроводим в процессе получения документов.
Насколько важную роль для этих людей играет персонал «Дома для мамы» – те люди, которые окружают ваших подопечных?
– Думаю, что важную роль. Потому что оставаться в кризисном центре и не трансформироваться самому, не работать над собой невозможно. Фактически у нас остаются работать люди, которые готовы развиваться, постоянно работать над собой как над профессионалом. Такого нет, что «в шесть часов закончился рабочий день, и я пошла домой». «Смоленский дом для мамы» работает круглосуточно.
Бывает, что в выходные и праздники, в то и среди ночи к вам обращаются за помощью?
– Нечасто, но бывает. Иногда приходится все откладывать и спасать кого-то. Сегодня рано утром позвонили из районного центра, из опеки. Сказали, что девушка отказывается от ребенка, потому что семья ее не поддерживает. Мама выставляет из дома девушку, говоря, что та еще сосем молодая для материнства. Нам сообщили, что прямо сейчас она пишет заявление, но при этом плачет, просто понимая, что самостоятельно не сможет воспитать ребенка: жилья нет, работы нет. Она не может выйти на работу, так как малыш еще маленький совсем. Поддержки от родных нет. Естественно, что мы ее в экстренном порядке принимаем. Это обычная работа.
Получается, сотрудники ведомств и учреждений уже знают, что нужно звонить вам, и вы поможете человеку?
– Да, они уже знают.
Главный приоритет – безопасность детей
Есть люди, которым нужна помощь, но они не знают, что есть «Смоленский дом для мамы». Кто к вам может обратиться?
– В наш приют можно приехать с ребеночком в безвыходной ситуации, даже если у вас нет с собой документов. При необходимости документы мы поможем восстановить. Вы можете быть без запасной одежды, без подгузников для малыша – мы поможем получить помощь.
Вы привели сейчас пример, как молодая мама сидит уже с листом бумаги и хочет отказаться от ребенка, и вы забираете ее к себе. Бывают ли случаи, что вам не удается убедить женщину? Как это все пережить потом с вашей стороны, как себя не корить? Наверное, это как врач, у которого есть за плечами небольшое кладбище погибших при операциях людей... Что бы вы ни делали, она отказалась от ребенка и уехала…
– Отказалась от ребенка – это тяжелый вариант. Но бывают случаи еще хуже, когда ребенок страдает, переживает жестокое отношение к себе и с этим потом растет, а мы не в состоянии каким-либо образом повлиять на нее. У нас была история с мамой, которая жестоко обращалась с ребенком. У нее самой тяжелейшая личная история, в которой есть избиения, и насилие, отказ ее собственной семьи. Но мы пытались показать ей, что это никак не связано с ее ребенком. Ребенок – это ее ценность, возможность жить по-другому. Есть ее боль. Вот если это сцеплять постоянно, то ребенок будет страдать. А он в такой ситуации находиться не должен. И наша задача, самая первая, – это безопасность ребенка. Поэтому мы работали с мамой, чтобы она не била свое чадо, не относилась к нему жестоко. Мама не захотела изменять свое поведение, несмотря на все проработки. И полиция изъяла у нее ребенка. Понятно, что это была необходимая мера для того, чтобы тот остался вообще жив и здоров. Это уже было после того, как мама вышла из нашего приюта. Пришлось таким образом влиять…
Конечно, очень сложно такое пережить. Мы понимаем, что как будто бы был шанс что-то изменить, но этот шанс ушел в никуда. Но не мы не воспользовались этим шансом – это мама приняла такое решение. Это очень больно. Но тут опять-таки выход над точкой «сейчас» и понимание того, что я не могу что-то сделать. Я просто не могу принимать решения за другую женщину, реализовывать их в жизни. Я могу помочь сейчас – жильём, работой, материально поддержать, ещё что-то. Но я не могу жить в этом жилье за неё. И не могу ребёнка воспитывать за нее. Поэтому главный приоритет – безопасность детей. Если обеспечена безопасность ребёнка, то дальше помогаем и поддерживаем. Если нет, то ребёнок идёт или в другую семью, или в интернат. Это важный принцип у нас.
Куда обратиться тем людям, которые хотели бы помочь «Смоленскому дому для мамы»?
– Мы открыты информационно, в соцсетях есть информация о нашем центре. Мы активно введем группу «ВКонтакте». Есть сайт, где публикуются наши отчеты, рассказы об основных проектах, которые реализуются в настоящее время.
Мы принимаем пожертвования для обеспечения мам и деток в том числе продуктами, подгузниками и так далее. Женщины, которые к нам приходят, ничего не платят, потому что им нечем платить. И мы им помогаем им в самый сложный период, в том числе лекарствами, обследованиями.
Жизнь налаживается
Доводилось сталкиваться с тем, что кто-то говорит: «Да мы знаем эти все благотворительные организации – денег соберут для детей и подопечных, а потом директор на джипе ездит»? Сейчас модно занимать позицию нигилиста и ничему не верить.
– Наверняка это есть. Но все наши расходы открыты, всё прозрачно, всё проходит через налоговую, и вся отчётность полностью предоставляется. Если необходимо, появляются частные жертвователи, которые периодически какую-то крупную сумму жертвуют. Мы полностью отчитываемся, показываем, какие результаты есть.
На самое главное – какие есть результаты у мам. У нас было, допустим, девять семей, в этих семьях пятнадцать детей. И вот из этих девяти – в шести семьях мамы устроились на работу, две девочки получили образование, каждый из пятнадцати детей стал лучше общаться со своей мамой, а она научилась их чувствовать, понимать.
Знаете, у нас какая радость есть? Статистику делали по нашим девчонкам спустя год после их выхода из приюта. Обзванивали всех, собирали данные и выяснили, что у них жизнь налаживается. Совсем недавно им казалось, что всё – мир в чёрную точку сошёлся, но теперь налаживается жизнь, женщина на работу устраивается. Шестьдесят четыре процента наших мам имеют теперь постоянную работу, постоянный доход. Либо это декретные выплаты, которые они длительное время получают. 72% мам – в устойчивых отношениях, замужем – либо восстановили отношения с папами этих детей, либо построили новую семью, именно гармоничные долгосрочные отношения. 70% из них решают вопрос с жильем. Это тоже для нас совершенно удивительно и радостно.
Когда «клюет жареный петух», начинаешь очень быстро бежать, решать сразу все проблемы. На самом деле, хотелось бы привлечь больше к нашей работе администрацию. Мы взаимодействуем с ними, я очень благодарна за то, что Департамент по здравоохранению и по социальному развитию с нами сотрудничает. Но хотелось бы также привлечь внимание к решению вопросов многодетных семей – например, выделения няни для того, чтобы мама могла в больницу сходить, полечиться. Папа работает, а маме по какой-то причине в больницу лечь на определенное время нужно, или мама очередного ребеночка рожает и не с кем оставить старших детей. Бывает так, что ни бабушка, ни папа не могут, или их рядышком просто нет. И вот услуга социальной няни, которая есть в крупных городах, очень важна для наших семей. К нам часто обращаются с этим вопросом, но мы не знаем, как помочь. Сейчас решаем этот вопрос тем, что просто находим семью, которая готова присмотреть за этими детками. Но это не решение проблемы на системном уровне.
Также очень хотелось сказать спасибо уже всем тем, кто сейчас помогает «Смоленскому дому для мамы». Спасибо нашим помощникам, спасибо нашим волонтерам, которые приходят и бесплатно делают нам очень много работ в здании. У нас огромное количество жертвователей из числа простых людей. Они жертвуют по 100 рублей, по 500 рублей. И это очень трогательно, очень здорово, потому что я понимаю, что люди отдают не от избытка, а из-за желания помочь кому-то.
Материал был подготовлен в рамках проекта «Культурный код. Смоленск 102 и 7 FM» при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
Цитируется по публикации
сайта Смоленской митрополии