ГЛАВА II
— Раз расческой проведем — будем с полным кошелем.
Два расческой проведем — здраво, мирно проживем.
Три расческой проведем — деток много наживем.
Проведем в последний раз — посуда будет целая у нас...
— Довольно, — оборвала Вэй Инло. — Тетушка Ацзинь, да ты взгляни на меня, разве похоже, что я могу что-то с посудой сделать? На столе стояло позолоченное медное зеркало в форме цветка, на его блестящей поверхности отражались двое находящихся в комнате людей.
Вэй Инло выглядела как настоящее произведение искусства: с ног до головы была облачена в красный свадебный наряд, пудра на лице лежала словно тонкий слой снега, румяна на щеках сияли, как заря, а на губах красовалась точка алой киновари.
Да любой жених почувствовал бы себя настоящим счастливчиком, заполучи он такую невесту.
Вот только где такое видано, чтобы невеста выглядела так — обмотанная веревкой прямо поверх свадебных одежд?
Какое уж там замужество, больше похоже, что ее хотят утопить, принести в жертву царю драконов Лунвану* в обмен на процветание и спокойствие для всей деревни и обильный урожай.
— Тетушка Ацзинь, — спокойно произнесла Инло. — А расскажи мне еще раз о жизни во дворце.
— Даже сейчас вы не успокоились и всё расспрашиваете меня, для чего? — вздохнула у нее за спиной женщина средних лет. Она расчесывала девушке волосы и уговаривала: — Что же плохого в том, чтобы спокойно выйти замуж? Я нарочно для вас разузнала, семья жениха хоть и не особо богатая, но сам он — честный человек. Будь я на вашем месте, непременно предпочла бы выйти за него, чем быть дворцовой служанкой и потратить впустую свою юность в надежде хоть разок увидеть императора.
Вэй Инло помолчала мгновение, а затем едва слышно спросила:
— А как выглядит император?
— Не знаю, — беспомощно улыбнулась Ацзинь. — Я все время стояла на коленях, видела лишь его сапоги с вышитыми драконами, не смела поднять голову и взглянуть на его благородный лик.
— Увидеть не увидела, но слухи-то о нем наверняка до тебя доходили? Тетушка Ацзинь, а что о нем говорили слуги во дворце? Ты еще помнишь?
Ацзинь задумалась, а после, посмеиваясь, ответила:
— У тех, кто не может удержать язык за зубами, не было шанса даже сапоги его увидеть. Ну, хватит, полно. Не хмурьте бровки, а то морщины появятся. Я расскажу вам о случае, свидетельницей которому стала сама.
— Рассказывай. — Вэй Инло тотчас же вся обратилась в слух.
— Случилось это примерно четыре года назад, тогда умерла одна наложница, — медленно начала Ацзинь. — А все из-за платья...
Пока Ацзинь рассказывала, перед глазами Вэй Инло начали вырисовываться красные стены и серые мощеные дорожки Запретного города, окружая, как веревка поверх ее одежд, и надежно запирая в клетке под названием «гарем».
Те женщины, обитательницы этого места, были так прекрасны, что, подобно легендарным красавицам древности, способны были заставить рыбу утонуть, а летящих гусей упасть, стоило тем лишь взглянуть на них, и красотой своей могли затмить луну и посрамить цветы*. Каждой из них были присущи своя особенность и неповторимое своеобразие, везде, где бы они ни находились, их сравнивали с редкими цветами. Собранные теперь в одном месте, эти цветы неизбежно начали соперничать друг с другом. Кто-то назвал бы это буйством цветущих садов, но созерцать сие зрелище было дозволено лишь одному человеку — нынешнему его величеству императору.
Однако у каждого цветка есть период расцвета и период увядания.
— А-а-а!
Крик, полный ужаса, привлек целую толпу зевак, среди которых была и Ацзинь.
Протиснувшись сквозь толпу и увидев, что произошло, Ацзинь тоже не удержалась от тихого возгласа, прикрыв рот руками. Все смотрели на колодец, дворцовые служанки часто набирали из него своим хозяйкам воду для умывания. А теперь в колодезном отверстии виднелся всплывший труп женщины.
— Ее лицо распухло и побелело от воды. И различить, как она раньше выглядела, было совершенно невозможно, — взволнованно рассказывала Ацзинь. — Я узнала ее по платью из сотни птиц**. Это была старшая наложница Юнь из сада Ланьхуа***.
Несмотря на ясный, праздничный день, и доносившиеся с улицы звуки взрывов петард, и поздравительные крики, Вэй Инло стало холодно. Леденящий душу холод от слов Ацзинь о той несчастной в колодце пробрал ее до самых костей. Прочистив горло, девушка спросила:
— А как же она очутилась в колодце?
— Да все из-за того платья, что было на ней, — пробормотала Ацзинь.
— Платье-то и вправду было очень красивым. Как сейчас помню, вот она прогуливалась в нем по саду Юйхуа, оно блестело и переливалось. Не уверена, был ли этот блеск от солнца, отражавшийся на платье, или же он исходил от самой госпожи...
Немного помолчав, Ацзинь с улыбкой продолжила:
— Но император, увидев ее, впал в ярость и при всех обругал так, что бедняжка и головы поднять не посмела.
Это было так неожиданно, что Вэй Инло несколько опешила и решила уточнить:
— Императору не по нраву красавицы?
— Да разве найдется под этим небом мужчина, которому не нравятся красивые женщины, — покачала головой Ацзинь. — Императору она нравилась, иначе он бы ни за что не осчастливил ее снова. Да и стал бы он жаловать простолюдинке из ханьской семьи титул старшей наложницы? Вот только она была слишком ненасытной, все желала большего и делала слишком много того, что выходило за рамки дозволенного.
— Но тогда это платье? — не поняла Вэй Инло.
— Вот именно платье и не понравилось императору, — со значением сказала Ацзинь. — Оно подражало наряду танской принцессы Аньлэ, было баснословно дорогим, и шили его долгое время. А во дворце тогда в чести были скромность и бережливость, даже ее величество императрица не могла позволить себе такую роскошь. Вот император и обругал ее за излишне дорогой наряд и попытки угодить ему и тотчас же лишил титула, понизив до простой служанки.
— Вот оно как, — пробормотала Вэй Инло. Именно тогда у девушки и начал складываться в голове образ императора, знатного человека, высочайшего Сына Неба*, любившего красивых женщин, но при этом осторожного и внимательного к их чарам.