Подполковнику Алексею Ивановичу Косяченко, офицеру для поручений при интенданте Северного фронта:
Мы – интенданты сейчас в самом ужасном положении, мы в роли врача умирающего. Все смотрят на нас с упреком во взгляде с требованием дать все, что нужно для спасения армии. Мы и даем что можем, но знаем, что это не спасет, и видим что процесс омертвения расширяется и смерть армии близка.
Для спасения ей недостает только одного – совести, но что же делать если этим интендантство снабдить не может. Армия потеряла совесть. Напр. с вещами, – сколько наглой лжи, криков о голых и босых, угроз, насилия, все чтобы получить сапоги и вещи, продать и опять требовать, даже вымогать. Целые толпы депутатов и к стыду сказать, даже командиры частей и начальники дивизий являются, и чаще прямо к командарму настойчиво требуя, уверяя о нищенском виде солдат. И не раз цифры заставляли их конфузиться. Солдата нет. Есть торгаш, наглец и барышник, который всегда будет иметь нищенский вид. Я не верю этим крикам. Стоило только в один корпус послать проверить (в Сибирский) и только в управление, как он уже телеграфирует – снять с его потребности 44 000 шаровар, а ведь это почти на половину состава. Часовые уходят с поста самовольно и это еще более благородные, потому что другие еще выломав доску уносят с собой пару сапог или что-нибудь другое.
Совесть потеряна. Заготовил приказ армии с инструкцией составления и проверки требований. Это может немного уменьшит хаос. И это теперь только в конце войны. Теряется вера в работу, а тут еще ежедневно ждем начала арестов командного состава. Всего не переговорить, хотя и хотелось бы по-человечески обмениваться мнениями но нет времени и этот раз только благодаря исключительному случаю. Так не откажи дорогой переговорить с Кононенко – пусть скажет откровенно, – а проще пусть прямо отдаст распоряжение как он находит нужным. А. Светозаров».
Такое вот письмо о разложении армии стало со временем важным антидотом к распространенному сейчас представлению о том, что Октябрьский переворот произошел едва ли не случайно или был исключительно инспирирован извне.
«...октябрьскому перевороту я вполне сочувствовал и служил и служу советской власти с полной преданностью, так как глубоко верю, что только теперь, когда кончилась история царей и началась история народа, наша рабоче-крестьянская страна может стать на путь экономического и исторического прогресса.
Да, я был всегда противник самодержавия и, хотя сочувствовал революционной работе, но как офицер не считал возможным состоять в партии».
Время было опасное. В папке хранится «Удостоверение» 1923 года, согласно которому начальник мобилизационного отдела Управления главного начальника снабжений РККА А.Н. Светозаров как находящийся на действительной военной службе «не может назначаться непосредственно гражданскими властями на принудительные работы». При этом он и его семья «не подлежат принудительному переселению и выселению», члены семьи могут привлекаться на трудовую повинность «только в случае крайней нужды», у них «запрещается реквизировать и конфисковать движимое имущество – мебель, одежду, обувь, посуду, продовольствие и проч.», а арестовать красноармейца нельзя «без ведома его начальника и без согласия комиссара такового». Читая этот список привилегий, невольно задумываешься о том, что же происходило вокруг с теми, кто такими привилегиями не обладал.
(по материалам семейного архива Андрея Золотова о жизни его семьи в годы революции и Гражданской войны)
