Дом на окраине деревни всегда вызывал любопытство местных жителей. Он стоял там, окруженный запущенными садами и густыми лесами, словно охраняемый призраками. Многие годы его окна выглядели, как глазницы мертвеца, и лишь изредка в них мелькали тени. Когда Никита получил его в наследство от незнакомого дядюшки, он решил, что это шанс на новую жизнь.
Первая ночь в доме была спокойной, но вторая принесла с собой странные звуки. Посреди ночи Никита проснулся от шороха, доносящегося из подвала. Любопытство пересилило страх, и он, вооружившись фонарем, спустился вниз. Лестница скрежещущим голосом велела ему вернуться, но он не послушался.
В подвале он нашел старую шкатулку, покрытую пылью и паутиной. Открыв ее, Никита увидел фотографии своих предков — с искаженными лицами, полными злобных гримас. В этот момент его охватило ужасное осознание: они были связаны с домом, и его наследство приходило с ценой. Тени начали сжиматься вокруг него, шепча древние заклинания, и Никита понял, что выхода больше нет.
Дом на окраине деревни всегда вызывал любопытство местных жителей. Он стоял там, окруженный запущенными садами и густыми лесами, словно охраняемый призраками. Многие годы его окна выглядели, как глазницы мертвеца, и лишь изредка в них мелькали тени. Когда Никита получил его в наследство от незнакомого дядюшки, он решил, что это шанс на новую жизнь.
Первая ночь в доме была спокойной, но вторая принесла с собой странные звуки. Посреди ночи Никита проснулся от шороха, доносящегося из подвала. Любопытство пересилило страх, и он, вооружившись фонарем, спустился вниз. Лестница скрежещущим голосом велела ему вернуться, но он не послушался.
В подвале он нашел старую шкатулку, покрытую пылью и паутиной. Открыв ее, Никита увидел фотографии своих предков — с искаженными лицами, полными злобных гримас. В этот момент его охватило ужасное осознание: они были связаны с домом, и его наследство приходило с ценой. Тени начали сжиматься вокруг него, шепча древние заклинания, и Никита понял, что выхода больше нет.
