Памятник на маминой могиле запорошил снег. Я аккуратно смела его голой ладонью, позабыв надеть перчатки. Конец октября выдался на редкость ненастным: затяжные ливни сменились резким похолоданием и снегопадом, заставив припозднившихся автолюбителей выстроиться в очереди на шиномонтаж. Сегодня сороковой день со дня смерти, и на кладбище я добиралась по многокилометровым пробкам, в душе надеясь, что никого уже не застану. Но мне не повезло.
- А вот и моя сестрёнка! Явилась-таки.
Хлопнула дверца такси, и ожидаемо подвыпивший братец направился ко мне по свеженасыпанным сугробам. В предзакатных сумерках Коленька выглядел даже прилично: чёрное кашемировое пальто распахнулось, на шее болтались хвосты шерстяного шарфа, а красные от недосыпа белки глаз и нездоровая серость лица почти незаметны стороннему наблюдателю. Но меня не обманешь, я-то знаю, куда смотреть.
- Неужели у моей такой занятой приёмной сестрички нашлось время прийти на поминки? – продолжил Николай, отмахнувшись от супруги – бледной усталой блондинки, закутанной в чёрный платок. Та пыталась поддержать его, но братец не принял помощи. Взмахнув руками, он поскользнулся на ледяной корке, лишь чудом удержавшись на ногах.
- Я их и организовала, – сквозь зубы бросила я, отвернувшись от брата. – Ты бы знал, если бы удосужился ответить хоть на одно сообщение.
- Простите великодушно, Агата Владимировна! Был крайне увлечён одним важным делом: скорбел по родной матери. – Николай издевательски поклонился, небрежно опёршись рукой на мамин памятник.
С трудом сдержав брезгливую мину, готовую вот-вот появиться на губах, я отступила от него подальше. Мерзавец! При маме он никогда не смел и слова сказать о том, что я приёмная в семье Алеевых, хоть за глаза всегда подтрунивал. Теперь же, после её смерти он больше не сдерживался.
- Гости уже уехали в ресторан, – сухо сказала я, пытаясь сохранить хотя бы видимость приличий. – Со всеми пробками мы будем там через час. Прощайся, а я жду у ворот.
Напоследок коснулась высеченной в граните эпитафии: «Сильнее смерти только память». Слишком мало времени у нас было в последние годы, а теперь и вовсе его не осталось. После гибели отца десять лет назад – его сбил пьяный водитель – я взяла на себя заботу о маме. Её безутешное горе обернулось нервным срывом, перетёкшим в затяжную депрессию. Она не могла спать, работать, да что там, она жила с огромным трудом. И мне, семнадцатилетней девчонке, пришлось выйти на первую работу. Это было тяжёлое время, но я не позволяла свесить лапки и начать жалеть себя: бесчисленные счета за врачей и лекарства приходилось как-то оплачивать, иначе вместе с папой я потеряла бы и маму.
Так я и жила: с раннего утра мыла офисы в бизнес-центре, потом выходила на основную работу в магазинчик цифровой техники, где хваталась за любые внеурочные смены, а вечером слушала лекции в универе, куда с трудом поступила на заочное. Экономическое образование я получила не для галочки. Сменив с пяток работ, чудом удалось устроиться в крупный нефтеперерабатывающий холдинг на самую простецкую должность в отдел финансов. Выкинуть меня из карьерной гонки никому так и не удалось, хотя многие и подсиживали, и откровенно посмеивались. Ну куда девчонке тягаться с важными дядьками в пиджаках? Но когда я возглавила отдел, в свои двадцать шесть став самой молодой в руководящем составе, никто уже не смеялся. Жаль только, что деньги, которыми я усыпала маму, не помогли вылечить слишком поздно диагностированный рак.
Отвернувшись, я прошла мимо Николая. Не хотелось даже смотреть на него: любимый младший сын, в последние годы он стал слишком часто пить, слишком много играть в карты и слишком сильно ездить по маминым нервам. Одно только клянченье денег чего стоило. Отказать ему она, конечно, не могла, а меня в это не посвящала. О долгах перед друзьями и родственниками, а также о бесчисленных кредитах я узнала лишь после её смерти – и с тех пор отношения с братцем окончательно разладились.
- Бессердечная дрянь, – выплюнул он мне в спину, стоило отойти на пяток шагов. – Упиваешься своей работой, карьеристка проклятая, даже на девять дней приехать не смогла. Алчешь всех денег мира, а сама с матерью достойно попрощаться не можешь, тварь.
Первый порыв развернуться и засадить поганцу по лицу я проглотила: ещё не хватает устроить потасовку на кладбище. Сжав руки в кулаки, выдохнула. Пусть захлебнётся ненавистью и утонет в займах: моих денег он больше не увидит. Квартира, в которой мама жила все последние годы, куплена мной, жаль, не сумела сохранить машину, которую она заложила, чтобы помочь «сыночку», но ничего. Теперь нас больше ничего не связывало: родственниками мы так и не стали, а сейчас и вовсе не за чем сохранять даже ту видимость отношений, что между нами когда-то была.
Николай всё ещё выкрикивал ругательства, становившиеся всё более несвязными, но я его не слушала. Придержав одной рукой платок, норовящий соскользнуть с волос, второй набрала сообщение водителю. Чёрт с ним, с братом, пускай добирается сам, как может, а мы поедем в ресторан. По пути отчётность просмотрю, телефон уже разрывался от беззвучных уведомлений помощницы.
Тяжёлый груз одиночества словно придавливал меня к земле. У меня не осталось никого – только работа, в которой я глушила всю горечь разлуки с мамой. Воспоминания об её сером восковом лице, тяжёлом прощании, похоронах – все они будто подёрнулись дымкой. Всё это было лишь месяц назад, но услужливая память напрочь подтёрла их, оставив чёрные бессонные ночи и дни, полные бессмысленного существования. На работе никто не ожидал, что я выйду раньше срока из принудительного отпуска, а я не могла больше оставаться один на один с мамиными вещами, которые нужно было разобрать, духами, которые пахли ею, и кипой семейных альбомов, в которых она бережно хранила наши с Колей фотографии.
Я нырнула в работу с головой, чтобы отгородиться от бесцельности собственной жизни, обступившей меня со всех сторон. Только бы перетерпеть этот последний день!
***
Поминки прошли на удивление тихо. Немногочисленные мамины подруги по одной подходили с соболезнованиями, то сочувственно поглаживая меня по руке, то предлагая любую помощь. Я, конечно, отказывалась. Когда-нибудь, когда у меня найдутся силы, я займусь продажей её квартиры, что-нибудь придумаю с её вещами, но только не сейчас.
Елена Петровна – мамина старшая сестра – как и всегда сурово отчитала меня за излишний трудоголизм. Впрочем, долго волноваться о моём состоянии она не стала, тут же переключившись на обеспокоенность Коленькиным здоровьем.
- Ох, горюет мальчишка! – причитала она, вцепившись в моё запястье, чтоб я не сбежала куда подальше. – Как бы не сделал с собой ничего.
Николай глушил «горе» по другую сторону длинного стола, раздражённо отмахиваясь от жены. Глаза братца бегали, пальцы дрожали, он то и дело дёргал головой – лишь слепой (или тёть Лена) могли принять это за горе. На меня он не смотрел, только постоянно заглядывал в телефон, словно ждал чего-то.
- Ты бы присмотрела за ним, Агаточка, – встревоженно шептала тётка.
Хотелось спросить, где она была, снабжая маму деньгами взаймы и даже не интересуясь, на кой чёрт той сдались столь крупные суммы, но я сдержалась. Ругаться с ней на глазах у Коли, только и ждущего повода для скандала? Нет уж, увольте. Ничего не оставалось, как молча ковырять вилкой в салате.
Отсидев положенные приличиями два часа, я сбежала. Отговорилась работой – и безбожно соврала. Просто больше не могла выносить тёткиных причитаний, скорбных воспоминаний, пьяный взгляд Николая. В спину, конечно, полетели возмущённые, а то и сочувственные шепотки, но меня это не волновало. Только бы добраться до квартиры, накрыться с головой одеялом и заснуть. К моему облегчению, брат даже не посмотрел мне вслед, отправляя кому-то сообщение.
Липкий мягкий снег сменился мелким холодным дождём. Центр города продолжал задыхаться в пробках, и я, рассудив, что последние пару кварталов проще пройти пешком, чем толкаться среди сотен автомобилей, выскользнула из машины, отправив водителя домой.
Снег под ногами стремительно таял, превращаясь в грязную кашу. Если срезать дворами, то через каких-нибудь пятнадцать минут я добегу до задней калитки охраняемого комплекса, в котором жила последние два года. Правда, перед этим нужно пройти через почти неосвещённый закоулок между домами, но это всего пятьдесят метров.
Уткнувшись в кашемировый шарф, я так увлеклась выбором пути между лужами и нерастаявшими сугробами, что совсем пропустила чьи-то тяжёлые шаги за спиной.
- Эй, красотка, куда торопишься?
Меня окликнули громко, совсем не таясь. Из черноты подворотни слева вынырнула высокая мужская фигура, сзади догонял топот не меньше двух пар ног. Ужас подкатил к горлу, заставляя втянуть голову в плечи. Сжав в кармане пальто ключи, я побежала, надеясь проскочить мимо мужчин.
Лужи брызгами разлетались под сапогами, глаза заливал мерзкий дождь, сердце от страха словно перестало биться. Выбраться на свет, туда, где гуляют собачники, спешат по своим делам люди, где висят камеры, где безопасно – это всё, о чём я могла сейчас думать.
Не тут-то было.
Меня перехватили в нескольких метрах от границы света, за которой маячило спасение. Грубый рывок впечатал в стену дома так, что весь воздух вышибло из лёгких. Отчаянно разевая рот, как вытащенная за жабры из воды рыба, я пыталась закричать, но не могла сделать вдох.
Трое мужчин обступили меня со всех сторон. Их лица казались бледными размазанными пятнами, словно прямиком из ужастиков. Тот, что поменьше, справа, зажал мне рот и ощутимо встряхнул.
- Не вопи, иначе сама знаешь, что будет. Поняла? – угрожающе прошептал он.
Я закивала, чувствуя, как по лицу текут слёзы ужаса. В следующий миг рука исчезла, а перед глазами мелькнула обнажённая сталь ножа.
- И что это богачки делают в таких местах? – издевательски спросил другой голос. Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Ах, да, тут за углом ваш элитный домишка. Жаль, не добежала, очень жаль.
- Хватит. – Третий мужчина сухо прервал насмешки напарника. – Ты, кукла, завтра же перепишешь на брата квартиру почившей мамки, поняла? И не смей отпираться, юлить или обратиться к ментам. Мы живо узнаем – и сегодняшняя встреча покажется сказкой.
- Что..? – тупо переспросила я. Его слова никак не могли достичь охваченного паникой мозга.
- Походу, Колян наврал, – презрительно хмыкнул второй мужчина. – Он сказал, ты какая-то важная шишка в финансах, а выглядишь как обычная тупая баба.
«Колян»? Я уцепилась за знакомое имя, поморщившись. Откуда они знают Колю? Страшная догадка прошила меня, будто током. Этот гад натравил на меня своих «дружков» по азартным играм! Ну, Николай…
Я облизнула в миг пересохшие губы. Пальцы сжались в кулаки, дрожь постепенно отпускала тело. Думай, Агата! Не дай страху поработить тебя.
- Конечно-конечно, – всё ещё заплетающимся языком зашептала я. – Завтра первым же делом поеду к нотариусу и всё сделаю.
А потом позвоню в полицию. Или просто вывезу все мамины вещи, оставив подонку одни голые стены, а сама перееду куда подальше, закинув в блок и его, и доставучую тётю Лену. Если ей хочется возиться с зависимым от запрещёнки Коленькой – на здоровье. А я просто мечтаю обо всех забыть. Надо только добраться в безопасное место.
- Смотри, какая послушная! – восхитился второй мужчина. – Неужели всё-всё сделаешь?
- Конечно, – кивнула я.
- Так может, нам и вторую квартирку прибрать к рукам? Уж больно ты покладистая. – Он сделал ещё шаг, заставив сильнее вжаться в мокрую стену за спиной.
Хотелось закричать, но я могла лишь прикусить губу и, зажмурившись, молить, чтобы они оставили меня в покое.
- Я шучу. – Мужчина вдруг отодвинулся, а я сумела сделать крохотный вдох. – Нам чужого не надо. Цени нашу щедрость, красотка.
- Спасибо…
- И чтоб в полдень передала все документы Николаю, поняла? – сурово спросил первый.
- Поняла…
Мужчины расступились. Сердце забилось где-то в горле, когда я сделала первый робкий шаг на свободу. Не веря, что так легко отделалась, я оставила всех троих за спиной.
- А мне кажется, вот так до тебя дойдёт ещё лучше.
Рывок за руку, быстрый удар в живот. Затмевающая сознание вспышка боли – теперь я на самом деле не могла сделать ни вдоха. Не помню, как оказалась на асфальте, помню только болезненный пинок. Затем ещё один.
Я свернулась в клубок, проглатывая слёзы пополам с водой из лужи. Мужчины громко ругались где-то сверху, но зато меня больше не били. Перевернувшись на другой бок, я вдруг заметила свет фонарей. Он так близко, всего в десятке шагов – и при этом так далеко.
Сделав последние усилие, я поползла к нему. Свет. Люди. Спасение.
- Помогите… – хриплый шёпот вырвался из горла, такой тихий, что его не было слышно даже мне. – Помогите!
Ледяная вода струилась между пальцами, намокшие брюки облепили колени, когда я пыталась встать в последний раз. Мощный пинок повалил меня навзничь, и я рухнула в глубокую лужу. Хлебнув студёной воды, приподняла голову – только чтобы получить очередной удар.
- Эй, что вы там делаете? Я вызываю полицию!
Чей-то голос разорвал глухую тишину переулка. Свет одинокого фонаря отражался в воде прямо перед моими глазами, стремительно отдаляясь.
«Спасите!» – мелькнула последняя мысль, когда я вдохнула грязную воду и умерла.
Глава 2. Попала так попала
Пальцы пробили тонкую корочку льда, жадно загребли стылый воздух, взламывая темницу. Лёгкие горели огнём, вода, взбаламученная моими отчаянными попытками выбраться, играла с прядями волос, а тяжёлая одежда прижимала ко дну, не давая вынырнуть. Я безуспешно цеплялась за остатки сознания, но его заволакивала чёрная пелена. Какая глупая смерть – утонуть в луже.
Ногти царапнули по скользкой траве, впились в береговую грязь, а затем мягкая волна подтолкнула меня вверх.
Студёный воздух оказался не лучше ледяной воды, безжалостно впившись в лёгкие. Я закашлялась, аж горло разболелось, и уткнулась лбом в пожухшую траву, припорошенную снегом. Ну Николай… Устрою тебе разнос прямо сегодня же, если не свалюсь от пневмонии! Надо только добраться до телефона и вызвать скорую.
Глухое уханье совы прямо над головой заставило меня вздрогнуть.
Так, Агата, подожди. Какая ещё сова в центре города? И почему здесь пахнет лесом? И что я делаю по пояс в воде, когда падала в пусть и глубокую, но всего лишь лужу?!
Мне потребовалось невероятное усилие только для того, чтобы открыть глаза – и я тут же снова их зажмурила. В каком-то метре впереди высился здоровенный дуб в окружении берёз с голыми ветками. Это точно какая-то роща, даже трава подо мной, заваленная жухлой, мокрой листвой, вовсе не походила на придорожный газон.
Онемевшие ноги вдруг закололо. Только обморожения конечностей мне не хватало! Чёрт с ней с рощей, надо выбраться на землю, а с окружением разберусь потом. Я задёргалась на месте, не имея сил отползти даже на полметра вперёд. Снова плеснула вода за спиной, тонко звякнула корочка льда, и мои ноги, облепленные тяжеленной мокрой тряпкой, вынесло на берег, а меня круто развернуло на бок.
Оказывается, всё это время я барахталась в небольшом пруду, утонуть в котором было стыдно даже ребёнку. Но кое-что, выглянувшее из воды, заставило меня не по-детски перепугаться.
Чья-то облепленная тонкими волосами голова торчала над поверхностью воды всего в полуметре от берега. Бледная до прозрачности кожа существа – на человека оно походило чертами, но не сутью – обтягивала выпирающие кости черепа, а серые глаза, будто плошки, не моргая смотрели прямо на меня.
- Мамочки, – прохрипела я, отползая назад.
Тело существа словно растворилось в воде, ведь никто, даже пятилетний ребёнок, не смог бы скрыться на мелководье так, что не видно было ни одной части туловища.
- Мне это всё чудится, да? – продолжала шептать я, не переставая таращиться на потустороннюю голову.
Огромные глаза моргнули. Существо будто вжалось в поверхность воды: теперь она закрывала зрачки на треть, совершенно не мешая тем разглядывать меня с неподкупным интересом.
- Кто ты? Выходи! – Я повысила голос.
Но что за ерунда? Он был чужим! Даже осипший от холода, мой голос всё равно стал выше и мягче того сурового тона, которым я привыкла раздавать указания и требовать отчёты.
Судорожно закашлявшись, я вцепилась в горло, но изменений это не принесло. Зато теперь я заметила свои руки. И куда делось, позвольте спросить, моё безупречное наращивание? И почему пальцы стали чуть тоньше и как будто бы длиннее?
На краткий миг я позабыла про странное существо в воде – так шокировали меня собственные ладони с изменившимся рисунком линий на них. Но вдруг голова приподнялась над поверхностью, открывая рот с тонкими губами.
- Мы – первые жители этих земель… – От сиплого шёпота существа меня пробрала дрожь. – Мы поможем тебе, где бы ты ни была, только призови…
За спиной на землю что-то упало – наверно шишка, но я всё равно нервно обернулась. И чуть не заорала от ужаса.
В ночном полумраке из рощи на меня глядели десятки тускло светящихся глаз. Одни из них застыли, не моргая, другие щурились, то припадая к земле, то взвиваясь вверх в ветки деревьев.
- Вашу мать… – Теперь я дёрнулась уже к воде, отчаянно желая оказаться подальше от жуткого леса.
Торопливо оглянулась, но поверхность льда стала гладкой, лишь пятно воды чернело там, где я отчаянно барахталась у самого берега. Я бросила взгляд в лес – но чужие глаза среди веток тоже исчезли, оставив меня одну.
Да что здесь происходит?!
Я крепко выругалась, пусть и чужим голосом. Картины это не прояснило, но мне чуть полегчало: всё-таки я ещё жива. Вот только куда пропали бандиты, подворотня и вся моя одежда? И что с руками? Неужели меня так выключило, что я не помню последние несколько дней?
- Эй, тут есть кто-нибудь? – несмело позвала я, памятуя о странных глазах в лесу.
Но мир был тёмен и тих. Роща ютилась на небольшом пятачке земли, одним боком примыкавшем к отвесной скале, над которой высилась чёрная громада замка. Внизу, насколько хватало взгляда, раскинулся лес, а лунный свет играл на снежных пиках огромных гор вдали. Пальцы задрожали от холода и страха – эта картина вовсе не походила на центр шумного мегаполиса.
В пруду что-то плеснуло, заставив меня снова вздрогнуть.
- Кто здесь? – храбрясь, я села, выпрямив спину. – Покажись!
Откуда ни возьмись, по воде пошли круги. Чувствуя себя героиней ужастика, я всё-таки решилась склониться над поверхностью пруда у самого берега.
Сначала в чёрной воде не отражалось даже ослепительно яркой луны, заливавшей светом поляну, но стоило пруду снова стать гладким, как стекло… Вздрогнув, я отшатнулась, а потом снова склонилась над его поверхностью.
На меня смотрело лицо существа. И оно было не одно. Я глядела в воду, как в экран, а там смеялись, хмурились, презрительно морщились странные создания. Русалки, но с ногами? Все они что-то говорили, но звук не мог покинуть пределы пруда, как бы близко я ни наклонялась к его поверхности.
Осторожно протянув руку, я пальцем коснулась воды, а затем и вовсе погрузила в неё ладонь по самое запястье. Ответом мне было крепкое рукопожатие. Взвизгнув, я отпрянула. Накатила лёгкая волна паники. Что за чертовщина? Как я здесь оказалась? Что произошло? И что это за место?
Я уже набрала воздуха в лёгкие, чтоб громко позвать на помощь, как услышала:
- Миледи Агата! Вы тут?
Не знаю, что лучше: сидеть на краю обрыва в одиночестве, или встретиться с человеком? Хаотично похлопав себя по бёдрам в надежде найти хоть что-то увесистое – телефон, сумку, книгу – хоть что-нибудь! – я сумела отметить лишь изящную вышивку на рукавах и подоле платья, безнадёжно испорченного моим купанием в ледяном пруду. Вот что за ерунда в голову лезет! Сейчас меня найдут и тогда, тогда…
- Миледи Агата!
Тусклый свет масляной лампы, забранной мутным стеклом, выплыл из-за камня, и я увидела молоденькую испуганную девушку в платье из грубой некрашеной шерсти. Очевидно, она торопилась: плащ завязали кое-как, и он норовил соскользнуть на землю, из-под криво надетого чепца выбилась прядь пшеничных волос.
- Ох, Создатель, что вы тут делаете?!
Девушка чуть не выронила светильник, бросившись ко мне. Я было шарахнулась в сторону, но окоченевшее тело подчиняться не захотело. Только сейчас до меня дошло, как я замёрзла. Сил на сопротивление не осталось. Я позволила развязать тугой узел своей накидки и с благодарностью приняла чужой нагретый плащ.
- Что это вы удумали, миледи, посреди ночи в рощу ходить? – Девица, между тем, трещала без остановки. – Ещё и в воду полезли зачем-то! Милорд Эдвин будет в ярости, если завтра вы сляжете в горячке. Всадники прибудут к вечеру, и вам ну никак нельзя занемочь! Только три дня на сборы дадено, сами понимаете. Вот, обопритесь на меня, миледи. Лучше бы в часовню сходили, помолились за себя да за будущего супруга, чтоб милостив был, а не к этим сухим корням таскались.
Резкий порыв ветра пихнул нас в спину, будто выпроваживая. Я вяло отметила, что язык, который хоть и понимала, слышала всё же впервые. Скрюченные пальцы ломило от холода, меня трясло в ознобе, аж челюсть подрагивала. Я с трудом двигала ногами, и если бы не девушка, то снова свалилась бы в пруд.
Мне помогли подняться по выдолбленным в скале ступенькам, предупредительно толкнули калитку и потащили по внутренней галерее замка в лучших традициях средневековья. Удивляться – как и пугаться – не осталось сил. Я могла лишь покорно тащиться следом.
Одна часть меня всё ещё считала происходящее сном, зато другая в ужасе взирала на окружающую обстановку. Тонкий слой снега припорошил утоптанную землю, но не смог до конца спрятать запах конюшни, к которому примешивалась едкая вонь от здоровенных, воткнутых торчком факелов, кое-как освещавших двор.
Не переставая оглядываться, девушка подтолкнула меня к грубо сколоченной двери, и мы оказались то ли в кладовой, то ли в подсобке при кухне. Пахнуло сырым мясом, свежим хлебом, а ещё прогорклым жиром, от чего к горлу подступил комок. Закашлявшись, я прикрыла нос ладонью. Зато здесь было куда теплее, чем на улице.
В соседнем помещении гремела посуда, хрипло ворчала женщина, то и дело покрикивая на кого-то. Вдруг дверь распахнулась, и нас чуть не сбил перепачканный в саже мальчонка с пустым ведром. При виде меня он охнул, отскочил в сторону. Ведро покатилось по полу, а в щель от медленно закрывающейся двери я заметила огромный очаг на полстены. В подвешенном за крюк котле томилось какое-то кушанье.
Я хмыкнула. Аутентично. Сам замок, одежды тех немногих обитателей, что я уже видела, окружающая обстановка навевали воспоминания об исторических фильмах. Неужели Николай решил подержать меня недельку в компании реконструкторов: авось, без канализации, такси и пиццы стану сговорчивее? Но зачем тогда нужны были те бандиты в подворотне?
Шикнув на мальчишку, девушка увлекла меня вглубь замка, мимо кухни, по длинному коридору, освещённому такими же масляными фонарями, как тот, что она держала в руке.
Начав отогреваться, я завертела головой, запоминая путь наружу: коридор, комната, ещё одна, три ступеньки, поворот налево и пустая зала, в которой по всем канонам кино должны проходить шумные пиры. Но девица не дала осмотреться. Отперев ключом низкую дверцу в самом неприметном углу, она проворно нырнула в открывшийся проём. Узкая винтовая лестница уходила куда-то ввысь. Я задрала голову, пытаясь разглядеть её окончание, но дальше пятачка под ногами ничего не увидела.
С подсчёта ступенек я сбилась на пятом десятке. В боку закололо, в груди захрипело, но я хотя бы согрелась.
- Только тихо, миледи, – прошептала девушка, открывая дверь, в которую упёрлись последние ступени. – Если милорд Эдвин – а ещё хуже, господин Дитмар – проснётся… Но вы и сами знаете, чего уж.
Хотелось спросить: «Кто-кто?», – но мои сил хватило лишь на то, чтоб оперевшись о ледяную стену, с трудом подавить кашель.
Служанка – кто ещё бы стал так беспокоиться о «миледи»? – жестом поторопила меня и тут же быстро захлопнула дверь. Я замерла посреди коридора, погружённого во мрак, лишь в редкие стрельчатые окна попадал свет луны. Притворяться, что знаю, куда идти, не было смысла: девица на цыпочках подкралась к третьей по счёту двери, толкнула её и первой заглянула вовнутрь, лишь потом приглашающе махнув мне рукой.
- Идите в ванную, миледи, а я разбужу Фанни, она поможет раздеться.
Я же, застыв посреди просторной комнаты, разделённой на приёмную и спальную часть деревянными панелями, нашла в себе силы наконец расставить точки над ё.
- Какая Фанни? Кто ты? И где Николай?
Девушка вытаращилась на меня, словно привидение увидела.
- Так Фанни, девочка-помощница… Вчера молоко на ваше платье пролила, не помните что ли? А я Анита, служу миледи уже пятый год, мы ещё в детстве в прятки вместе играли, пока батенька ваш – простите, милорд Эдвин, – не осерчал, что вы с безродной девкой по конюшням носитесь. И как вы сказали? Нико-о-ла-и-и? – Служанка старательно коверкала имя, словно и впрямь впервые слышала. – Не знаю такого. И звучит-то как чудно, он бендитец из-за моря что ли?
- Прекрати нести ерунду, – зло огрызнулась я. – Это всё выглядит очень правдоподобно, но мне нужно с ним поговорить. Или кто здесь за этот цирк отвечает?
- Какой цирк? – снова не поняла девушка. – Бродячий театр месяц уж как уехал, миледи, а трюкачей только к Сияющей ночи ждут…
Притворялась она так искусно, что не будь у меня чётких воспоминаний о произошедшем на кладбище и в подворотне, я б и сама усомнилась в том, что знаю Колю.
- Всё, хватит этой комедии! – Я решительно протянула руку – Сейчас я вам такой отзыв об обращении с клиентом оставлю – замучаетесь оправдываться! Ну-ка давай сюда телефон!
Последнее слово, прозвучавшее так по-русски, заставило вздрогнуть даже меня. Что за чушь? Я скороговоркой прошептала:
- Смартфон, вода, электричество, хлеб, интернет, сахар…
И не поверила своим ушам. Одни слова звучали привычно, а другие иначе, словно я говорила на двух языках сразу. Вот только второго из них я не знала. Мягкий, певучий, он не походил ни на французский, ни на итальянский – вообще ни на один из тех языков, что я когда-либо слышала. При этом я с лёгкостью думала на нём, переключая мысли с русского на неведомый и обратно, а уж в речи и вовсе не замечала разницы, если не концентрировалась специально.
Анита торопливым жестом прижала два пальца к губам, а затем ко лбу, будто в молитве, и осторожно спросила:
- Там, в роще, вы случайно не ударялись головой, миледи Агата?
- Вот! – Я ухватилась за собственное имя, как утопающий за корягу в бурной реке. – Ты знаешь, как меня зовут! Откуда? Признавайся, это Николай всё подстроил?
- Создатель с вами, миледи… – Лицо девушки вытянулось, а взгляд испуганно заметался между мной и дверью. – Вас зовут миледи Агата Харт. Ваш отец, лорд Эдвин Харт, владелец этих земель. Это все знают. Но я не понимаю, о каком Никола-а-йе вы говорите, – жалобно всхлипнула она.
- Проклятье! – Я шумно выдохнула.
Если девчонка сейчас разорётся и перебудит ползамка, мне придётся объясняться не только с ней, но и ещё с десятком-другим местных актёров. Похоже, Коленька неплохо заплатил за подобный спектакль. Одно радует – это не может продолжаться вечно. Так и быть, подыграю немного.
- Где ванная? Там? – Я наугад ткнула в ранее замеченную дверь справа.
Анита кивнула, что-то забормотала о помощи, но меня это не интересовало. Хотелось освободиться от тяжёлых юбок, липнувших к ногам, да и смыть с лица грязь не мешало бы.
Посреди небольшой комнатки на помосте стояла великанская бадья – вместо ванны. Единственный масляный светильник давал больше теней, чем освещал обстановку. Я сняла его с крюка и подняла повыше, чтобы оглядеться.
Деревянная бадья была пуста. Водопроводных кранов, увы, нигде наблюдалось. Зато в углу в бочке стояла холодная вода, там же нашёлся пустой ушат, а на полках лежали аккуратно свёрнутые чистые полотна ткани. Что ж, мне хватит и этого.
Аккуратно поставив светильник на скамью перед высоким зеркалом, я принесла тяжёлую полную кадку. Чуть не выронила, пока тащила, но носиться туда-сюда с ковшом сил не осталось. Выдохнув, я с наслаждением плеснула себе в лицо чистой воды и, потерев его, подняла взгляд на зеркало.
Сорвавшиеся с губ матерные слова переводу на местный язык не поддавались. Я вцепилась в ручки кадки, аж пальцы заболели, и вплотную приблизила лицо к мутной зеркальной поверхности.
В ней отражалась вовсе не я. Вернее, эта девушка была похожа на меня, но моложе лет на пять, худее, черты лица, словно вырезанные из мрамора уверенной рукой скульптора, казались острее моих собственных. И волосы! Мой прекрасный блонд, сотворённый лучшим мастером столицы, пропал. Теперь вместо гладких светлых прядей на лоб падали локоны пепельно-русого цвета. Только одно осталось неизменным: серые до прозрачности глаза с крапинками зелени у самого зрачка. Не веря отражению, я ощупала лицо, взъерошила волосы, скривила рожицу, то есть сделала всё, чтоб удостовериться, что я и девушка в зеркале – точно один человек.
- Что за чертовщина!
Я принялась остервенело избавляться от платья. Над ним постарались так же усердно, как и над всей местной обстановкой: лиф на крошечных крючочках, юбка на завязках, и ни одной молнии. Да что там, даже пуговиц не имелось!
Под платьем обнаружилась длинная рубаха, которую я стянула через голову и, отшвырнув прочь, принялась разглядывать тело. Вот только и оно походило на моё собственное примерно так же, как лицо – то есть очень отдалённо. Исчезли родинки на правой руке и под левой грудью, да и сама грудь уменьшилась. Раньше я не могла похвастаться пышными формами, но какие-никакие выпуклости-округлости у меня были, особенно сзади. Теперь же маленькая упругая грудь уравновешивалась такими же аккуратными ягодицами, а торчащие из-под кожи рёбра вкупе с острыми коленками намекали о некотором недоедании.
- Издеваетесь, да?! – возопила я, крутанувшись перед зеркалом.
Дверь распахнулась, и в комнатку зашла Анита с двумя вёдрами, от которых поднимался пар. Вскрикнув, она чуть не расплескала горячую воду.
- Фанька, дрянная девчонка! Я же велела помочь миледи!
Следом за служанкой порог переступила девчушка, тащившая на себе ещё одно полное ведро. Побледнев, она бухнула свою ношу на пол и бросилась ко мне, тараторя с такой скоростью, что слова сливались в одно сплошное причитание.
- Ой, миледи Агата, простите, только не наказывайте, пожалуйста, не хочу опять на кухню котлы чистить, мамка заругает – а вы знаете мою мамку, она строгая и до розг охочая, только не говорите ей ничего, прошу!
Девочка принялась неловко разворачивать лежавшую на скамье ткань, тут же смахнув на пол светильник. Тот брякнул о доски и погас. Теперь служанки заголосили обе: Анита, переливавшая в этот момент кипяток в кадку, ругала косорукую девчонку последними словами, а та запричитала ещё больше.
У меня аж голова заболела.
- А ну умолкли обе! – рявкнула я, прижав пальцы к вискам. – Мне нужен свет!
Крохотный огонёк вспыхнул внутри светильника, моргнул и запылал ровно, ярко. Мы втроём уставились на него, как на восьмое чудо света. К счастью, одно из стёкол уцелело, не давая огню перекинуться на деревянные доски пола, но масло-то всё из него вытекло – вот она, лужица рядом!
- Вы можете использовать Призыв, миледи? – поражённо прошептала Анна. – Но ведь это запрещено… Никто больше не Призывает, это все знают…
Я оторопело смотрела на огонёк, полыхавший на стекле безо всякого фитиля. Что тут происходит, мать вашу?! Выхватив из рук застывшей истуканом девчонки ткань, оказавшуюся чистой рубахой, я быстро натянула её на себя и, пятясь, бросилась вон из комнаты.
