После всплеска антимигрантских, а затем ответных мигрантских бунтов в Великобритании, которые начались с обвинения выходца из Руанды в убийстве маленьких девочек в Саутпорте, многие публицисты обратили внимание на то, что процесс "интеграции" мигрантов в западные страны стал настолько необратим, что уже сами мигранты в ходе выступлений кричат: "Это наша земля!"
Российские власти долго тыкали пальцем на Европу, отмечая, к каким последствиям ведет политика мультикультурализма, но как травинка превращается в бревно в собственном глазу, не замечали. Все дело в том, что миграционные тенденции у нас схожи с западными странами, просто мы начали этот путь позже, примерно на 10-20 лет. А значит, это тот срок, когда мы в России можем увидеть то же, что происходит на Западе. На МЭФ-2024 общественный деятель Роман Юнеман довольно любопытно рассказывал об этом на примере Германии (а ее пример примечателен тем, что она начала этот путь раньше остальных – в силу даже не глобалистской политики или из гуманитарных соображений – это наложилось уже позже, а в целях послевоенного восстановления):
– В Германии тоже предполагалось, что мигранты – это временное явление. Даже слово "гастарбайтер" – немецкое "Gastarbeiter" [приглашенный рабочий], и немцам говорили: "Друзья, это временно, они приехали, у нас рабочих рук не хватает, сейчас они поработают, и эти замечательные южные люди уедут к себе обратно, и все будет нормально".
Собственно, Германия в 70–80-е, и смотрим на наш дискурс в отношении мигрантов. Какая основная идет линия? О том, что они экономически необходимы, что мы без них не выживем, что кто будет улицы мести, и вообще, они это делают, чтобы потом отправить деньги себе домой, уехать, построить дом, и там счастливо жить у себя на родине. Это то, что нам говорят. То же самое говорили немцам в 70-е, 80-е.
Мигранты создавали проблемы в области безопасности, они деформировали экономику, и это, наконец-то, породило дискуссию об их необходимости в стране. То есть немцы, по сути, ожидали 40 лет [этого миграционного кризиса] от момента первого массового завоза инокультурных мигрантов. С другой стороны, изначально в Германии был целевой набор, а мы к такому пока даже не пришли. То есть там турки не приезжали в Германию без визы, работали где хотели. Нет, их набирали конкретные предприятия. Они приезжали работать конкретному работодателю. И все равно, что мы видим по итогу, они там остались, у них диаспора.
То есть мы сейчас находимся в точке бифуркации, поэтому нам нужно понять, что произошло на Западе. В Германии до 90-х годов вообще никакой работы по интеграции мигрантов не происходило. Даже работы по адаптации. Ничего из этого не было. Там есть районы, где на 40% муниципалитеты – не отдельные кварталы, муниципалитеты, то есть это городки, где уже 40% не то что не немцы, это люди без немецкого паспорта. И вот они так сконцентрированы.
И если вот мы смотрим 55 и старше, там 18% – это люди с миграционным бэкграундом, то в категории до 20 лет – 42%. А что это значит? Это значит, что когда через 30 лет категория до 20 станет самой многочисленной в стране, то в Германии половина ее жителей будут без немецких корней. То есть, в принципе, уже сейчас можно говорить о том, вот тенденция видна, как ее изменить немцам – непонятно.
Надо понимать, что если ничего не менять сейчас, то в России будет так же примерно. Вопрос, через какое время – 10, 20 или 30 лет.