Что и зачем заимствовала Русь у Константинополя …
Роль Византии в культурном становлении Древней Руси была огромна. Даже название нашей страны является, в сущности, «выдумкой» константинопольского патриарха Фотия. Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему государство у нас именуется Россией (через «о»), а язык — русским (через «у»)?
Когда в 860 году под стенами Константинополя появился флот воинственного племени, именовавшего себя «рус», Фотий, в духе византийской архаизации, из стремления всё новое возводить к чему-нибудь старому, интерпретировал происходящее в духе библейского пророчества Иезекииля, в котором фигурирует некий Рос. Так потом и утвердилось. Византийцы звали северное государство Росия (с одним «с»), а потом, через церковные документы, это название начали употреблять и на самой Руси.
Итак, первый военный поход Русь совершила на Константинополь. Но и свой первый государственный визит она совершила туда же. Именно в Царьград (звучит как набатный звук именование — Царь-град!) приехала с дипломатической миссией княгиня Ольга. Именно тогда эти две цивилизации — очень молодая, ещё младенческая, и очень старая, весьма умудрённая — впервые пристально взглянули друг на друга. Могли ли они понять друг друга или понравиться? Думаю, вряд ли.
Хотя император Константин Багрянородный и постарался принять Ольгу со всеми положенными почестями, княгиня почувствовала себя униженной. Во всяком случае, древнерусская летопись содержит не только широко известный и абсолютно недостоверный анекдот о сватовстве императора, на самом деле женатого, к своей гостье, но и кажущееся подлинным злобное обещание Ольги продержать Константина в прихожей, если он приедет к ней в Киев…
И всё-таки христианство Ольга приняла именно из Византии. Крещальное имя княгини — Елена — есть имя принимавшей её византийской императрицы, видимо ставшей её крёстной матерью. Потом внук Ольги Владимир, после знаменитого «испытания вер», также обратился в Константинополь, чтобы крестить уже не только самого себя, но всю свою обширную страну.
В общем, этот выбор Владимира не так уж и очевиден. Распространённое объяснение, что торговые контакты крепко связывали Русь именно с Византией, не вполне подтверждается археологическими данными.
К примеру, арабских монет — дирхамов на нашей территории находят в сотни раз больше, чем византийских монет — номисм. Поэтому не исключено, что выбор был действительно сделан, как нас в том убеждает летописный рассказ, на основании эстетических или, во всяком случае, не до конца прагматических мотивов.
После 988 года контакты с Византией стали интенсифицироваться. Но при этом следует помнить, что греки не проявляли уж слишком большого миссионерского пыла. Достаточно сказать, что, отправив под военным давлением принцессу Анну замуж на Русь, её венценосный брат Василий Второй и не подумал послать священников и необходимый для крещения инвентарь. Владимиру пришлось самовольно вывезти из захваченного им Херсона. Да и позднее греки действовали с прохладцей. Первые сведения о киевской митрополии у нас появляются лишь спустя полвека после крещения. Отдалённость затрудняла не только физический контакт, но и шансы на вовлечение новокрещённых северных территорий в культурно-политическую орбиту империи. Так во имя чего же было грекам стараться?..
Говоря о контактах двух стран, следует помнить, что между ними пролегала огромная и очень опасная степь, в которой господствовали сначала хазары, потом печенеги, потом половцы, потом татары. О том, с какими ужасающими трудностями осуществлялся транзит торговых караванов по Днепру, подробно рассказывает император Константин Багрянородный в своем трактате «Об управлении империей».
Константин называет путешествие русов «мучительным и страшным, невыносимым и тяжким» с их собственных слов. Их ждал долгий сплав по Днепру, через многочисленные пороги, вокруг которых челны нужно было перетаскивать на руках, под непрерывными налётами степняков. Обратный путь был ещё труднее — вверх по течению Днепра …
Здесь коренится главное отличие Руси от её сестры по «Византийскому Содружеству» — от Болгарии, которая всегда была ближайшей соседкой империи. Да и в бытовом отношении — в климате, кухне, танцах, одежде — греки имели очень много общего с болгарами и сербами. И сильно отличались от Руси, страны суровой и северной. Да, конечно, из Константинополя добирались до Киева, до Новгорода и даже севернее греческие священники, монахи, дипломаты, купцы, ремесленники и художники. Но это всегда были специальные случаи. В Киево-Печёрском патерике рассказываются две истории о том, как греки попадают на Русь. И всякий раз дело представляется как невероятное, «приуготованное» высшими силами.
В одном случае константинопольских архитекторов посылает в Киев сама Богородица в обличье императрицы. Но они явно этим недовольны: «О госпожа царица! В чужую страну посылаешь ты нас, — к кому мы там придём?»
Во втором эпизоде греческих иконописцев приглашают (и платят им) явившиеся с того света русские святые. И опять же византийцы недовольны: «…Нам они показали церковь малую, так мы и урядились с ними перед многими свидетелями, эта же церковь очень уж велика; вот возьмите ваше золото, а мы вернёмся в Царьград».
И тем не менее контакты Византии с Русью постоянно расширялись. Сегодня известна лишь малая их часть. Всё-таки письменных источников дошло мало. Да и произведений искусства уцелела немного. Но зато уцелели лексические заимствования — важные свидетельства низовых контактов. Тут необходимо сделать очень важную оговорку.
Конечно, с христианизацией на Русь были принесены сотни переведённых в Болгарии книг. Через них в наш письменный язык проникло около 1200 греческих слов. Не только христианской лексики, но и политической, и военной, и другой. Однако это изобилие само по себе ещё не свидетельствует о том, что все слова находились в живом употреблении. Это мог быть искусственный язык довольно узкого круга переводчиков, дипломатов, переписчиков…
Для того чтобы судить о реальных человеческих контактах, важнее оказывается сфера «некнижных» заимствований, отложившихся в непереводных, оригинальных древнерусских текстах. Именно они свидетельствуют о плотных и длительных связях на самом низовом, массовом уровне.
И вот тут можно говорить о следах реального влияния Византии в разных сферах жизни. Достаточно назвать такие важные слова, как «огурец», «свекла», «уксус», «лохань», «скамья», «палаты», «литавры», «каморка», «финифть», «хрусталь», «парус» и многие другие.
Самым значимым из всех заимствований, несомненно, является числительное «сорок» (вместо общеславянского «четырдесеть») — единственное заимствованное числительное русского языка, воспроизводящее греческое числительное «сараконта».
Почему именно оно ? Просто собольи шкурки на Руси продавали партиями по сорок штук ! Очевидно, это и был самый желанный русский товар на константинопольских рынках. Оттого слово, которое произносили греческие покупатели, крепко засело в купеческом жаргоне, а из него перешло в общее употребление.
Кроме того, существуют (и пока мало исследованы) некоторые ареальные заимствования. Например, в новгородском диалекте сохранилось слово «голокост», означающее свечу, которую ставят за упокой. Очевидно, что перед нами греческое holokaustos, заимствованное за тысячу лет до того, как это же слово в значении еврейской катастрофы появилось в английском, а оттуда и во всех остальных языках…
Переводная литература играла в Древней Руси несоизмеримо бо́льшую роль, чем сегодня. Не менее 90 % всего корпуса древнерусской письменности составляли переводы, и на 99 % — с греческого. Подавляющее большинство переводных сочинений были в готовом виде привезены из Болгарии в процессе христианизации. Разумеется, прикладной характер этой литературы наложил сильный отпечаток на структуру переводного корпуса.
Когда нам рассказывают, что Русь «сызмлада» чуть ли не приобщилась к Гомеру, то это романтическое заблуждение. Византийская литература действительно включала в себя языческий, античный компонент. Но его ценила лишь светски ориентированная часть общества. Христианство на Русь несла другая, клерикальная и монашеская часть, которая этот светский компонент ненавидела и уж точно не собиралась смущать им вчерашних язычников…
В результате античные сочинения не существовали на славянском языке почти совсем (за исключением басен и сборников изречений), а современная византийская литература переводилась невероятно выборочно. Всемирные хроники — но не авторская историография, гадательные книги — но не философия. Разумеется, никогда не переводилась светская поэзия, любовный роман, эпистолография, военные трактаты и т. д.
Даже в собственно христианской литературе выбиралось далеко не всё. Например, догматическое богословие переводили мало. Упор делался на более простые жанры — житийную литературу, вопросы и ответы и т. п. Непропорционально большую часть переводного корпуса составляют апокрифы. Поскольку славяне, видимо, особо интересовались теми «тайнами» религии, которые, как им казалось, греки от них скрывали…
На Руси довольно рано начали переводить самостоятельно, то есть дополнительно к тому, что досталось от болгар. У исследователей только начинают вырабатываться критерии для выделения этого собственно древнерусского корпуса, конечно составлявшего ничтожную часть от корпуса болгарского. Однако сейчас понятно, что переводимые сочинения вырывались из той «жанровой сетки», внутри которой они существовали в самой Византии.
Таким образом, неправильно говорить, как это часто делают, о «трансплантации» греческой литературы. Ничего подобного. На выходе получалась литература, лишь очень отдаленно напоминавшая византийскую. К примеру, светский и развлекательный роман о приключениях Александра Македонского воспринимался как часть Священной истории. Конечно, уровень грамотности в те времена был довольно низок (новгородские берестяные грамоты отражают бытовую, а не литературную грамотность), но тем не менее переводная литература была важным источником византийского влияния на древнерусскую культуру.
Это влияние было почти исключительно клерикальным, но всё же имелось и исключение. Единственное произведение, переведенное не в церковной среде, — это византийский героический эпос о Дигенисе Акрите.
Видимо, им увлеклись русские наёмники, служившие в греческой армии. В результате появилось сочинение, именуемое «Девгениево деяние» и отражающее какую-то не дошедшую до нас версию этого эпоса. В ней герой побеждает императора и сам садится на трон. Очевидно, что эта версия не дошла по-гречески в силу её крамольного характера. Но именно она больше всего и приглянулась русам.
Интересно, что произведение на Руси бытовало в той же самой дружинной среде, из которой вышло и «Слово о полку Игореве». В единственной, погибшей рукописи, содержавшей «Слово», эти произведения шли друг за другом.
Правда, сам объём переведённого ещё не свидетельствует о силе влияния. Например, богатая юридическая литература империи переводилась, но вряд ли применялась на практике. Судили всё равно по «Русской правде» …
Византийцы принесли с собой навыки каменного строительства, какого до них не было на Руси. Нет сомнений, что самый первый храм, построенный в Киеве, Десятинная церковь, имел вид типичной византийской базилики. От неё остались только фундаменты.
Однако второй храм, Святая София Киевская, уже отклоняется от норм византийского храмового строительства. То же касается и более поздних церквей, особенно Святой Софии Новгородской, у которой вообще обнаруживаются признаки влияния западной архитектуры. Таким образом, уже с первого шага строительство на Руси пошло несколько своими путями. Тут сыграло роль и отсутствие сейсмической угрозы, преследовавшей абсолютно все византийские территории, и разница в строительном материале. Но всё же в первую очередь — различие в эстетических представлениях.
То же касается монетной чеканки. С одной стороны, до появления византийцев своей монеты у Руси не было. Казалось бы, первые монеты должны были быть «варварскими подражаниями», то есть точным воспроизведением греческого образца вплоть до портрета византийского императора. С подобным феноменом сталкиваемся повсеместно в раннесредневековой Европе.
Однако первые монеты князя Владимира весьма непохожи на византийский образец. Дело не в одной лишь «неискусности» чеканщиков. Самые легенды монеты (надписи на них) не имеют аналогов в империи. Фразы типа «Владимир на столе» или «Владимир, а се его серебро» беспрецедентны в нумизматике. Ведь они поясняют то, что должно было быть понятно из самого изображения. Подобный способ саморепрезентации власти был жителям Руси ещё в новинку…
И безусловно византийской оказывается древнерусская иконопись.
Видимо, дело в том, что, в отличие от строительства и монетной чеканки, живопись могла твориться греками без всякого соучастия местных подмастерьев. Лишь очень исподволь русские мастера начинают различаться, особенно во фресковой живописи, но следование греческому образцу всё равно достигает такой степени, что в отношении многих произведений вообще не можем отличить греческую «руку» от русской.
Например, Мирожский монастырь в Пскове наверняка создавался той же разъездной бригадой греческих художников, что и ансамбль Мартораны в Палермо на Сицилии, в норманнском королевстве. В Новгороде найдена усадьба живописца Олисея Гречина, известного также и по письменным источникам. Скорее всего, он был человеком древнерусской культуры, однако провёл много лет в Византии…
В таком же направлении, хотя и быстрее, развивалось стеклодувное производство.
Археологи обнаружили остатки мастерских с некоторым оборудованием, да и сама продукция местного стеклопроизводства свидетельствует о том, что в течение первых двух столетий греческие мастера работали по византийским принципам и лекалам и получали продукцию, мало отличимую от той, что привозили из самой Византии. Однако постепенно они начали видоизменять ее, видимо, подстраиваясь под местные вкусы.
Как уже отметили чуть ранее, греки на Руси были скорее редкостью. Но важно и то, что они держались замкнуто и не очень охотно вступали в общение с местным населением. Прежде всего, в силу греческого языкового снобизма очень немногие из них были готовы учить местный язык. Это относилось даже и к клирикам, которым это вроде бы полагалось по самой сути их миссионерской деятельности.
До нас дошли сочинения митрополита Руси Никифора (XI век) в их славянском переводе. Но нет сомнений, что его проповеди произносились на греческом языке и лишь переводились местными толмачами. В одной из них Никифор прямо говорит: «Не был мне дан дар язычный, и потому безгласен пред вами стою и молчу много».
До нас дошло несколько сочинений, написанных греческими клириками на Руси. Все они не только созданы по-гречески, но и посвящены темам, совершенно не актуальным для новокрещенной страны, прежде всего антилатинской полемике. Ясно, что их писали с расчетом на византийского читателя …
Грекам было очень неуютно в суровом климате Руси. Есть переписка митрополита Иоанна, который жалуется, что не только состояние благочестия у аборигенов оставляет желать лучшего, но и по причине морозов приходится нарушать правила и поддевать под литургическую одежду меха. Иначе не выжить …
В самых древних рукописных книгах Древней Руси есть миниатюры, выполненные греческими художниками. В них они явно выражают свою ностальгию по далекой теплой родине. На полях славянских рукописей бродят львы, павлины, стоят сказочные дворцы. А ведь их не было на Руси. На могиле византийской принцессы, жившей в Суздале замужем за местным князем, нарисованы пальмы (!) Они выглядят довольно экзотично в холодной северной Кидекше, где принцесса нашла последнее упокоение…
Недавно обнаруженные на стенах Святой Софии Киевской граффити четко показывают, что греки (возможно, не клирики, а миряне) стояли в храме за литургией отдельно от местной паствы. Надписи на греческом языке чётко концентрируются на гранях одного опорного столба и отсутствуют в иных местах. Помимо банальных просьб к Богородице или святой Софии о заступничестве среди граффити встречаются и весьма необычные. Например, автор одного из них признаётся, что совершил блуд с ослом (!) Возможно, это грехопадение отражало не столько сексуальные пристрастия конкретного человека, сколько затруднённость всяких контактов с местным человеческим населением…
Как же воспринимали византийцев сами русы?
С одной стороны, паломники с благоговением описывали Царьград, куда они ходили почти как в Иерусалим. Гигантский каменный город производил ошеломляющее впечатление, отраженное в таком литературном жанре, как хождения. То есть наполовину мемуар, а наполовину путеводитель по священным местам.
«А в Царьград аки в дубраву велику внити без добра вожа (провожатого) неможно ходити!» написал в XIV веке Стефан Новгородец.
Греки признавались высшей цивилизацией. Но при этом уже в самом раннем летописном свидетельстве читаем:
«Суть бо греки льстивы и до сего дни» ...
И здесь речь идёт о неискренности. А жалобы на лукавство, двуличность греков встречаются в летописях и позднее. Это была естественная реакция на различие поведенческих и речевых стереотипов. Вежливость, ритуальность, обильная риторика были украшением греческой речи в Средние века, но воспринимались местным населением как затемняющие смысл. Византийцы представлялись смешными путаниками, которые «топят» в сложных, никому не нужных тонкостях прелесть простой веры …
Греческий язык на Руси мало кто знал. Да, конечно, клирики, дипломаты, купцы и наёмники владели навыками устной речи, но письменная была доступна единицам, так что культурное взаимонепонимание усугублялось языковым.
Был ли греческий язык, пусть и неизвестный, престижен? Уже отмечали чуть ранее, что самые первые монеты несут надписи по-славянски. При этом надписи на княжеских, митрополичьих и епископских печатях, указывающие обычно имя и должность обладателя, а зачастую и молитвенное обращение к Богу или патрональному святому, в XI веке сделаны всё-таки по-гречески. Однако уже в XII веке князья переходят на славянский, а в XIII веке так же поступают и иерархи церкви.
Интересно отметить, что если в Софии Киевской, законченной в середине XI века, мозаичные надписи выполнены по-гречески, то в Михайловском Златоверхом соборе в том же Киеве, относящемся к концу того же столетия, надписи уже на славянском. Причём, техника мозаики в обеих церквях одинаковая. То есть, при византийских мозаичистах состояли местные заказчики, приказывавшие им выкладывать надписи на местном языке. Всё это свидетельствует о постепенном вытеснении греческого из всех сфер жизни …
Уже в конце XIV века, за полстолетия до гибели Византии, московские великие князья стали тяготиться необходимостью поминать за литургией византийского императора.
Так князь Василий Дмитриевич сформулировал это очень чётко: «Церковь имеем, царя не имеем». То есть, признавая церковный авторитет умиравшей империи, её политический сюзеренитет, пусть и номинальный, русские властители признавать не хотели. Однако лишь много времени спустя после гибели Византии, в конце XVI века, Московское царство обзавелось собственным патриархом.
Измерить долю византийской религиозности в том, что составляет основу нашей культуры, совсем не просто.
Априори понятно, что ни Византия, ни Русь не прошли через Реформацию и Контрреформацию, через «дисциплинарную революцию» и всё то, что из неё последовало для западноевропейской цивилизации.
Однако общее отсутствие каких-то черт не делает русскую цивилизацию похожей на византийскую. К примеру, византийцы были в целом весьма законопослушны, но это свойство не передалось Руси. Представление о святости у двух культур хоть и схожи во многом, но во многом и различаются.
Борис и Глеб, первые русские святые, не имели прямых параллелей в Византии. Там никогда не канонизировали неудачливых претендентов на престол, погибших во внутридинастической распре. Но зато таких святых много у западных соседей Руси — чехов, шведов, англичан…
Не только в этом, но и во многих других отношениях у Древней Руси находится больше сходства с её западными соседями — Скандинавией, Польшей, Чехией. Образ правителя на Руси рождается, как и во всяком «варварском королевстве», из культа воинской доблести и славы, плодородия, чего угодно, но только не той чиновно-бюрократической атмосферы, вне которой был немыслим византийский император и которая, в свою очередь, была немыслима в молодых государствах.
Таким образом, думаю, что неверно было бы говорить о «византийском» характере древнерусской цивилизации в целом. Здесь требуется куда более тонкий ответ, который показал бы всю сложность усвоенного, отвергнутого, переосмысленного и преломлённого опыта, различного для разных эпох и для разных регионов Руси …
Полистать другие статьи, взглянуть на подборки публикаций по историческим, литературным тематикам, истории религий и др., а также подписаться на канал «Московский летописец», можно здесь, перейдя по ссылке.
Источники и полезная литература о Византии:
1. Джудит Херрин. «Византия: Удивительная жизнь средневековой империи» М., 2015
2. Александр Каждан. «История византийской литературы (650–850 гг.)». СПб., 2002.
3. Александр Каждан. «История византийской литературы (850–1000 гг.). Эпоха византийского энциклопедизма.» СПб., 2012.
4. Игорь Медведев. «Византийский гуманизм XIV–XV веков» 2-е издание, исправленное и дополненное. СПб., 1997.
5. Сергей Аверинцев. «Поэтика ранневизантийской литературы» М., 1997.
6. Дмитрий Оболенский. «Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов» М., 1998.
7. Поль Лемерль. «Первый византийский гуманизм. Замечания и заметки об образовании и культуре в Византии от начала до Х века» СПб., 2012.