Госпиталь и отпуск
Во время очередной операции долго шли пешком, ночевали в горах, мои сапоги почти полностью развалились. В горах важно всегда иметь воду. Источники, как правило, обозначались на картах. Такой родник лежал впереди по маршруту как нельзя кстати – вода во флягах заканчивалась. Родник бил прямо из скалы, а рядом примостилась пара мазанок, прилепленных прямо к горе. Местные жители, выглядевшие чернее афганцев, одетые в камзолы с металлическими пакистанскими пуговицами, не смогли ничего ответить даже таджику-переводчику. Наполнив фляги и взяв часть козьего сыра, сушившегося у них на крышах, продолжили путь. Впереди лежала малонаселённая местность – и никаких родников на карте. Вода снова заканчивалась, я попросил у пулемётчика Анненко флягу и сделал пару глотков. Анненко, видимо, уже болел гепатитом, я же почувствовал сильную слабость две недели спустя. Заболели ещё несколько человек. В медпункт на территории полка выстраивалась очередь из бойцов с целью сдать анализ мочи – именно так выявляли заболевших.
Воспользовавшись ситуацией, два сержанта из моего взвода сдали мочу заболевшего товарища. Их госпитализировали, отправили в Ташкент и больше в полку их не видели, службу они заканчивали в госпитале медбратьями. Меня же поместили в медпункт – отдельную большую палатку с одноярусными кроватями почему-то без матрасов. Здесь же, в палатке находилась группа больных лихорадкой, их трясло, и я постарался хоть как-то от них дистанцироваться. На следующий день бортом АН-12 меня отправили в Ташкент, а ещё через день всех офицеров переправили в город Чарджоу. Госпиталь в Чарджоу был забит до отказа, и вновь прибывших больных разместили на территории госпиталя, где под натянутым тентом стояли двухъярусные кровати. Но уже через три дня меня перевели в палату, форма гепатита оказалась лёгкой, через неделю я уже чувствовал себя сносно и был готов «идти на фронт».
Мне уже стало муторно смотреть на пожелтевших бойцов, и как-то раз после обеда, обшарив территорию, я обнаружил в заборе заброшенную калитку и, одевшись в полевую форму, которую у нас не забирали, отправился в город. Язык, как известно, доведёт до Киева, меня же он довёл до местного ГДО – гарнизонного дома офицеров, в котором я, к своей радости, обнаружил бильярдную с четырьмя весьма приличными столами. Обыграв какого-то туркмена-пенсионера, на обратном пути на выигранные деньги купил на рынке арбуз и вернулся в госпиталь, где угостил всех соседей по палате. За оставшиеся две недели посещал бильярдную ещё несколько раз, но поскольку ходил не вечером, то играл в основном с возрастными любителями. Через 20 дней анализы показали, что я здоров. Прямо в госпитале мне вручили предписание на убытие в санаторий в Иссык-Куль для реабилитации. В предписании было написано, что через 21 день я должен явиться в расположение части. Но, прибыв в Ашхабад, я решил изменить маршрут. На деньги, выданные в полку при убытии, я на ЯК-40 отправился в Ташкент, а оттуда прямым рейсом в Москву. Навестил всех родственников в Подмосковье и в указанный срок вернулся в расположение полка. Вопрос, почему на предписании нет печатей санатория, кадровика и начальника финансовой службы не интересовал, а поскольку это было лечение, я тут же оформил отпуск и убыл обратно в Союз.
Но всё хорошее когда-то заканчивается, и душа не испытывала восторга от возвращения в Афганистан. Отправившись снова к месту службы и уже находясь во Внуково, я почувствовал нехорошее предчувствие. Сдал уже купленный билет и вернулся домой, к родителям. Но лететь-то всё равно надо, чувство тревоги прошло, через три дня я опять взял билет и улетел в Ташкент, оттуда добрался до Термеза и следом на военный аэродром Кокайты. В Кокайты, кроме небольшой комнаты для персонала, не было места для ожидания. Мы сидели и ждали вертолёта до Кундуза. Было уже начало января 1981 года, пасмурно, ветер – одним словом, нелётная погода. Ждать пришлось долго. Народ прибывал, и по прошествии трёх дней в комнате накопилось человек 40. Стало тесно, спали вповалку на полу, подложив под голову сумки и чемоданы. В стороне от взлётной полосы высилось странное сооружение, напоминавшее усечённую пирамиду из каких-то блоков тёмного цвета. В один из дней я подошёл поближе. Гигантская пирамида высотой с трёхэтажный дом оказалась сложенной из… цинковых гробов. Погода наконец-то установилась, и дали команду на отправку. Я с товарищем замешкался, и, когда мы подошли, вертолёт оказался забитым до отказа. Пилот второго вертолёта, под завязку забитого чемоданами, брать нас не хотел, ссылаясь на аварийность машины, которая может перевозить только груз. Пришлось долго его упрашивать, нашлись какие-то общие знакомые, и в итоге мы наконец-то вырулили вслед за ведущим. Но, так и не взлетев, тут же… зарулили обратно на стоянку. Пилот сообщил, что у ведущего заклинило двигатель. Ещё один долгий мучительный день. Есть уже было совсем нечего, уничтожены все взятые из дома припасы, и в близлежащем кишлаке мне пришлось обменять на еду подаренные швейцарские часы. На следующий день личный состав всё же убыл в Афган. Почти неделя ожидания, всего час лёта, и моим глазам открылся знакомый, но уже подзабытый пейзаж.
За время моего отсутствия в роте появился новый командир взвода, много новых бойцов. После отпуска было тяжеловато адаптироваться вновь, к тому же мне было неудобно перед боевыми товарищами за то, что я не привёз никакого угощения. За почти неделю вынужденного нахождения на военном аэродроме всё было съедено и выпито.
Январь
Конечная точка очередного марша лежала недалеко от перевала, через который сопровождали грузы. Отрог Памира, где когда-то мою БМП чуть не опрокинуло ветром- «афганцем». Правее лежало глубокое узкое ущелье с пещерами естественного происхождения, где, по данным разведки, моджахеды устроили себе базу. Прибыв туда, мы блокировали ущелье сверху, самоходные гаубицы «Гвоздика»[1] заняли позицию километрах в трёх перед ущельем. Горы вздрогнули от разрывов – свою работу начали 122 мм. орудия САУ. Мы же стреляли сверху вниз в тёмное ущелье.
Связист Рожик определённо родился в рубашке. Когда-то ему пулями пробило рацию, а в этот раз спасла кокарда на шапке и его привычка носить её залихватски на самой макушке. В один из моментов он высунул голову, пуля прошла по касательной и, пробив кокарду, сбила шапку. Возможности спуститься вниз у роты не было, нас бы просто перебили, как кутят. По причине сложного рельефа целиком блокировать ущелье не получилось, в конце ущелья оставался коридор, через который в темноте и вышли душманы. Мы понимали, что, зная горы, они пойдут именно там, но вступать в открытый бой ночью в скалистой местности крайне сложно.
При отходе часть духов силами соседней роты всё же удалось уничтожить. Мы же с утра спустились вниз, обнаружив несколько трупов моджахедов, которые погибли в результате обстрела САУ, и большое количество боеприпасов, продуктов питания и медикаментов пакистанского производства. Поразили плотные полиэтиленовые пакеты с соском, наполненные водой с глюкозой: вода в них имела сладковато-кисловатый вкус. Мы же воду обеззараживали таблеткой из хлора, за исключением набираемой в чистых горных родниках. «Да, в плане материального снабжения их подготовка не чета нашей», – подумалось мне. Стопы лепёшек, пакеты с длиннозёрным шлифованным рисом отличного качества – но забрать всё это богатство не представлялось возможным, так как мы уже под завязку загрузились пакетами с чудесным напитком.
Нефтебаза
Наступил февраль. Стояла сухая приятная погода, от нуля до 5 градусов тепла. В один из вечеров меня послали с взводом на нефтеналивную базу выступить охранением при разгрузке танкера. Я по карте проложил маршрут. Засветло преодолели перевал и вскоре вышли к Амударье, местность издалека со стороны Союза освещал гигантских размеров прожектор.
База охранялась военизированной афганской охраной, но сдаётся мне, что душманы её не трогали ещё и по той причине, что сами каким-то путём пользовались горючим. Нас встретил гражданский инженер, указавший, где расположиться. Днём пришёл танкер, и началась разгрузка, горючее по трубам качалось в огромные резервуары. Вечером инженер пригласил меня к себе. Он жил один в маленьком коттеджике с разбитым рядом садиком. Ну что ещё нужно, чтобы благополучно встретить старость? Инженер находился здесь уже два года, получал неплохие деньги и с сожалением говорил, что скоро придёт замена. Поужинали. Выпив, военспец разоткровенничался.
– Вот ты хочешь что-нибудь переправить через границу? – вещал он.
– Что, например? – спросил я.
– Да что хочешь! Могу устроить. Только всего нужно иметь два комплекта. Если автомат, то два автомата, если мешок гашиша, то два мешка, магнитофон – два магнитофона. Один комплект пограничникам, – уточнил он. – Таможня даёт добро.
Со спиртным у него проблем не было, в доме стоял холщовый мешок из-под картошки, набитый бутылками с водкой. На ночь я ушёл к своим, на следующее утро перекачка продолжилась. На катере приплывали пограничники, о чём-то шушукались с инженером. «Кому война, а кому и мать родна», – промелькнула тогда мысль. За день перекачали горючку, и мы снова ушли в ночь, на следующий день благополучно прибыв в расположение части.
Продолжение следует.
[1] Боевое крещение самоходная гаубица 2С1«Гвоздика» приняла во время войны в Афганистане. Тактика применения сводилась к выдвижению батарей 2С1 вслед за штурмовыми группами и уничтожению обнаруживаемых огневых точек противника огнём прямой наводкой. Подобная тактика существенно снижала потери советских войск.