Рудольф Штейнер, "Ступени высшего познания"

Дополнительные замечания к книге «Как достигнуть познания высших миров?», П.С.С. Р. Штейнера т. 12.

Теория познания тайноведения

I

Путь к высшему познанию был рассмотрен в предыдущих главах до встречи с обоими «Стражами порога». Теперь будут описаны отношения, в которых находится душа к различным мирам, когда она проходит по следующим друг за другом ступеням познания. Этим будет дано то, что можно назвать «теорией познания тайноведения».

До вступления на путь высшего познания человек бывает знаком только с первой из четырёх ступеней познания. Это ступень, присущая ему в обыкновенной жизни и чувственном мире. В том, что обыкновенно называют «наукой», мы так же имеем дело с этой первой ступенью познания, ибо эта «наука» лишь утончает обыкновенное познание, делает его более дисциплинированным.

Она вооружает органы чувств инструментами: микроскопом, телескопом и т.д., чтобы точнее видеть то, чего не видят невооруженные органы чувств. Но ступень познания остаётся той же самой, видят ли вещи нормальной величины обыкновенным глазом, или исследуют малые предметы и процессы с помощью увеличительного стекла. В применении мышления к вещам и фактам эта наука также не идёт дальше того, что происходит в повседневной жизни.

Приводят изучаемые предметы в порядок, описывают и сравнивают их, стараются составить себе картину их изменений и т.д. Самый скрупулёзный естествоиспытатель не делает, в сущности, в этом отношении ничего другого, кроме искусной разработки приёмов наблюдения, употребляемых в повседневной жизни. Познание становится обширней, сложней и логичней, но не переходит к другому роду познания.

В тайноведении эту первую ступень называют «ступенью материального познания». За ней следуют сначала три более высоких, к которым примыкают затем ещё дальнейшие. Они будут описаны здесь прежде, чем мы пойдём дальше в изложении «пути познания».

Если принять обыкновенное, и также чувственно-научное познание за первую ступень, то следует различать следующие четыре ступени:

1. Материальное познание;

2. Имагинативное познание;

3. Инспиративное (или «волевое») познание;

4. Интуитивное познание.

Прежде всего, нужно уяснить себе, с чем мы имеем дело при этих различных способах познания. При обыкновенном чувственном познании принимаются во внимание четыре элемента:

1. Предмет, производящий впечатление на органы чувств;

2. Образ, который создаёт человек себе об этом предмете;

3. Понятие, посредством которого человек приходит к духовному пониманию вещи или процесса;

4. «Я», образующее себе на основании впечатления образ и понятие о предмете.

Прежде, чем человек составит себе образ-представление, налицо имеется предмет, который даёт ему повод к этому. Он не создаёт сам этого предмета, он воспринимает его. На основании предмета возникает образ. Пока человек смотрит на предмет, он имеет дело с ним самим. В то мгновение, как он отворачивается от предмета, у него остаётся только его образ. Предмет покидают, образ сохраняется в воспоминании. Но нельзя останавливаться только на создавании в себе образов, надо идти к понятиям.

Если мы хотим идти к полной ясности, совершенно необходимо различать «образ» и «понятие». Представьте себе, что вы видите предмет в форме круга. Затем вы отворачиваетесь и сохраняете в памяти образ круга. При этом у вас ещё нет понятия круга. Оно будет только тогда, когда вы скажете себе: «Круг есть фигура, все точки которой равно отстоят от центра». Лишь образовав себе понятие о вещи, приходят к её пониманию. Существует много кругов (большие, малые, красные, синие и т.д.), а понятие «круг» лишь одно.

Всё это будет в дальнейшем подробно рассмотрено. Предварительно нужно только кратко наметить то, что необходимо для характеристики четырёх первых ступеней познания. Четвёртый элемент, принимаемый во внимание при материальном познании, ─ это «Я». В нём осуществляется единство образов и понятий. «Я» сохраняет в своей памяти образы. Если бы этого не было, не могло бы возникнуть непрерывной внутренней жизни.

Образы вещей оставались бы лишь до тех пор, пока сами вещи действовали бы на душу. Но внутренняя жизнь зависит от того, что восприятие нанизывается на восприятие. «Я» ориентируется сегодня в мире потому, что в нём всплывают при видении некоторых предметов образы тех же предметов, виденных прежде. Представьте себе, как невозможна была бы душевная жизнь, если бы образ предмета сохранялся лишь до тех пор, пока этот предмет находился перед глазами.

И в отношении понятий «Я» тоже образует единство. Оно связывает понятия в единую картину понимания мира. Это соединение понятий происходит посредством «суждений». Существо, которое имело бы лишь несвязанные понятия, не могло бы ориентироваться в мире. Любая деятельность человека основывается на его способности связывать понятия, на его способности «суждения».

Материальное познание основывается на том, что человек получает через свои органы чувств впечатления от вещей и представлений внешнего мира. Он обладает способностью ощущения или чувствительности. Впечатление, воспринятое извне, называют также ощущением.

Таким образом, при материальном познании во внимание принимаются четыре элемента: ощущение, образ, понятие и «Я». В следующей, более высокой ступени познания отпадает впечатление, воздействующее на внешние органы чувств (ощущение). Нет более в наличии внешнего чувственного предмета. Так что из элементов, к которым человек привык при обыкновенном познании, остаётся только три: образ, понятие и «Я».

Если нет внешнего чувственного предмета, обыкновенное познание не создаёт у обыкновенного человека ни образа, ни понятия. Кто создаёт себе образы, которым должны соответствовать чувственные предметы, когда их в действительности нет, тот живёт в фантастике. Но духовный ученик приобретает способность создавать образы также и тогда, когда нет чувственных предметов. В таком случае на месте чувственного предмета у него должно стоять другое.

Он должен мочь иметь образы, когда никакой предмет не затрагивает его органов чувств. На место ощущения должно стать нечто другое. Это ─ имагинация. На этой ступени у духовного ученика образы возникают совершенно так же, как, если бы на него воздействовал чувственный предмет. Они так же живы и истинны, как и чувственные образы, но только они происходят не от материального, а от душевного и духовного. Органы чувств остаются при этом совершенно бездеятельными. Понятно, что человек должен сначала приобрести эту способность иметь без наличия чувственных впечатлений полные содержания образы.

Этого достигают посредством медитации, посредством упражнений, описанных в «Как достигнуть познания высших миров?». Человек, ограниченный чувственным миром, живёт в кругу мира образов, доступных ему через органы чувств. Имагинативный человек обладает таким миром образов, который обретается из более высокого мира. Нужна очень тщательная школа для того, чтобы отличить в этом мире более высоких образов обман от действительности.

Когда такие образы только начинают представать перед душой, очень легко можно подумать, что это только воображение, возникшее из жизни представлений. И это очень понятно, ибо человек привык считать действительным только то, что даётся ему на проченной основе его чувственного восприятия и без его содействия.

Ему нужно сначала освоиться с необходимостью признать «действительными» вещи, которые называются так с совсем иной стороны. И здесь он должен быть чрезвычайно осторожен, чтобы не стать фантазёром. Способность решать, что в высшей области действительно, а что иллюзия, приобретается только опытом. Этот опыт накапливается тихой терпеливой внутренней жизнью. Нужно быть готовым к тому, что в начале иллюзия может сыграть с человеком плохие шутки. Повсюду таятся возможности возникновения образов, основанных лишь на заблуждениях внешних чувств, возникающих благодаря ненормальной жизни.

Сначала должны быть устранены все эти возможности. Нужно заранее перекрыть все источники фантастики. Только тогда можно придти к имагинации. Когда этого достигают, становится ясно, что мир, в который таким образом вступают, не только столь же действителен, как и чувственный, но даже гораздо более действителен.

На третьей ступени познания отсутствуют также и образы. Человек имеет дело только с «понятием» и «Я». Если на второй ступени его ещё окружает мир образов, напоминающий ему о мгновениях, когда живая память напечатляет перед душой впечатления внешнего мира, сама не получая таких впечатлений, то на третьей ступени нет уже и таких образов. Человек живёт в чисто духовном мире.

Кто привык опираться только на внешние чувства, тот испытывает искушение предположить, что это мир бледный и скудный. Но это не так. Мир образов второй ступени также не носит бледного теневого характера, свойственного в большинстве случаев образам, оставшимся в памяти при отсутствии внешних предметов.

Образы имагинации полны такой живости и содержания, что с ними не могут сравниться не только подобные теням образы воспоминаний о чувственном мире, но и сам пёстрый, изменчивый чувственный мир. По сравнению с царством имагинаций он покажется только тенью. Ещё больше это относится к миру третьей ступени познания. В чувственном мире ничто не даёт представления о его богатстве и полноте. Чем для первой ступени является ощущение, для второй ─ имагинация, то для третьей ─ инспирация.

Инспирация даёт впечатления, а «Я» слагает понятия. Если хотят во что бы то ни стало сравнить с этим миром что-нибудь чувственное, то для такого сравнения может подойти только мир звуков. Однако, здесь человек имеет дело не со звуками, подобными чувственной музыке, а с «чисто духовными звуками». Он начинает «слышать», что происходит внутри вещей. Камень, растение и прочее становятся «духовными словами».

Мир начинает высказывать душе свою сущность. Это звучит странно, но это истинно. На этой ступени познания человек «духовно слышит», как, к примеру, растёт трава. Форма кристалла воспроизводится, как звук. Распускающийся цветок «говорит» к человеку. Инспирируемый может возвещать внутреннюю сущность вещей. Все вещи по-новому встают перед душой. Они говорят на языке, который происходит из другого мира, но, тем не менее, только он один делает понятным повседневный мир.

Наконец, на четвёртой ступени познания прекращается также и инспирация. Из элементов, с которыми привыкли иметь дело при обычном познании, остаётся только одно «Я». Духовный ученик замечает на основании совершенно определенного внутреннего опыта, что подходит к этой ступени. Это выражается в чувстве, что теперь он находится уже не вне познаваемых вещей и процессов, а внутри их.

Образы не являются сутью предмета, они его лишь выражают. То, что даётся инспирацией, тоже не предмет. Она только высказывает его. То же, в чём теперь живёт душа, как душа в душе, и является действительно самим предметом. «Я» разлилось по всем сущностям, оно слилось с ними.

Жизнь вещи в душе есть интуиция. Следует принимать совершенно дословно, когда говорят об интуиции, что благодаря ей «вползают во все вещи». В обыкновенной жизни имеют только одну интуицию, это интуиция самого «Я». Ибо «Я» никоим образом не может быть воспринято извне, оно может быть пережито только внутри.

Простое соображение может сделать это ясным. Это соображение не с достаточной остротой принимается психологами, но, как бы незначительно оно ни казалось, для того, кто его понял до конца, оно получает самое широкое значение. Оно заключается в следующем: всякий предмет внешнего мира может быть назван всеми людьми одним и тем же именем. Стол все назовут «столом», тюльпан ─ «тюльпаном», господина Мюллера ─ «Мюллером», и т.д..

Но существует слово, которое каждый может сказать только самому (или о самом) себе. Это слово «Я». Никто другой не может сказать мне (или обо мне) «Я». Для всякого другого я есмь «Ты». «Я» он может сказать мне только о себе самом. Это происходит от того, что человек живёт не вне, а внутри своего «Я». Таким же образом человек живёт во всех вещах при интуитивном познании.

Восприятие собственного «Я» является прообразом всякого интуитивного познания. Чтобы таким образом войти внутрь сути вещей, разумеется, нужно сначала выйти из самого себя. Нужно стать безсамостным, чтобы слиться с «самим», с «Я», другого существа.

Медитация и концентрация суть верные средства, чтобы подняться до этой ступени, равно, как и до предыдущих. Конечно, необходимо спокойное и терпеливое упражнение. Кто думает, что он может подняться к высшим мирам буйно и с помощью силовых средств, тот ошибается.

Ошибся бы также и тот, кто стал бы ожидать, что в высших областях действительность встречает человека в таком же роде, как в чувственном мире. Какими бы живыми и богатыми ни были миры, к которым он восходит, они тонки и нежны, в то время как чувственный мир плотный и грубый. Самое важное, чему нужно научиться, так это именно научиться называть «обыкновенно-действительным» нечто совсем иное, чем это мы привыкли называть так в мире внешних чувств. Это не так-то легко. Поэтому многие, желавшие бы пойти по пути «тайноведения», в испуге отступают назад уже с первых шагов. Они ждали, что им встретятся вещи подобные столам и стульям, а находят «духов», но, так как «духи» не таковы суть, как столы и стулья, то они кажутся им «фантазиями».

В этом виновна только непривычность. Сначала человек должен приобрести правильное чувство духовного мира, тогда он будет не только созерцать, но и признавать духовное. И большая часть тайноведческого обучения относится как раз к выработке правильного признания и оценки духовного.

После этого краткого очерка четырёх ступеней познания будут даны более подробные указания.

II

Если мы хотим получить ключ к пониманию имагинативного познания, надо сначала рассмотреть состояние сна. Пока человек не достиг более высокой ступени познания, чем познание материальное, душа, хотя она и живёт во время сна, однако не может ничего воспринимать в том мире, в котором она ведёт жизнь во сне. Она живёт в нём подобно слепому в мире вещественном. Она живёт в мире света и красок, не воспринимая их.

Во сне душа удаляется от органов внешних чувств (глаз, ушей, от обычной деятельности мозга и т.д.). Она не получает никаких впечатлений через внешние чувства. Что же делает она во время сна? Следует уяснить, что во время бодрствования душа находится в непрерывной деятельности. Эту деятельность она прекращает во время сна.

Но душа отнюдь не остаётся бездеятельной. Во сне она работает над собственным телом, которое изнашивается во время бодрствования, что выражается в усталости. И вот, во время сна душа занимается собственным телом, чтобы сделать его снова пригодным для дальнейшей дневной работы. Отсюда видно, насколько существенен правильный сон для здоровой жизни человека.

Если человек спит недостаточно, он не даёт душе выполнить в теле необходимую реанимационную работу. Следствием этого бывает разрушение тела. Силы, посредством которых душа во время сна работает над телом, те же самые, посредством которых она проявляет свою деятельность в бодрственном состоянии. Но только в последнем случае они употребляются на восприятие и переработку впечатлений внешних чувств.

Когда у человека наступает имагинативное познание, одна часть сил, направленных во время сна на тело, используется иначе…. Отныне с помощью этих сил строятся духовные органы чувств, дающие душе не только возможность жить, но и воспринимать в высшем мире. Теперь душа работает во сне уже не только по восстановлению тела, но и над собой. Эта работа осуществляется посредством медитации, концентрации, а также других упражнений.

В книге «Как достигнуть …» говорилось, что особые указания для таких упражнений даются только от человека к человеку. Никому не следует предпринимать их по своему усмотрению, ибо только тот, у кого есть опыт в этой области, может определить, какое действие должно наступить у того или иного человека, если он решается отвлечь работу своей души от тела и направить её на построение высших органов.

Медитация, концентрация и другие упражнения так влияют на душу, что она на некоторое время устраняется от своей связи с органами чувств. Тогда она бывает погружена в самоё себя. Её деятельность бывает обращена внутрь.

Правда, в начале этого погружения её деятельность не особенно отличается от повседневной. Во время внутренней работы ей приходится применять те же представления, чувства и ощущения, какие она имеет в обыкновенной жизни. Но, чем больше она привыкает быть до известной степени «слепой и глухой» относительно чувственного окружения, чем больше она живёт в себе самой, тем способнее она становится для внутренней работы.

То, чего она достигает при внутреннем погружении, приносит свои плоды, прежде всего, в состоянии сна. Когда ночью душа бывает освобождена от тела, в ней продолжает действовать то, что было вызвано дневными упражнениями. В ней образуются органы, посредством которых она вступает в связь с высшим окружающим её миром совершенно так же, как раньше посредством органов внешних чувств она находилась в связи с окружающим телесным миром.

Из мрака окружающей ночи выступают световые явления высшего мира. Сначала это общение нежно и интимно. Человек должен, безусловно, считаться с тем, что долго ещё при пробуждении дневной свет будет тотчас скрывать густой завесой переживания ночи.

Воспоминания о том, что ночью было что-то воспринято, выступают лишь очень медленно и постепенно, ибо учение нелегко научается обращать внимание на нежные образования своей души, которые в течение его развития вмешиваются в грубые переживания повседневной чувственной жизни. Сначала такие образования кажутся ему тем, что называется случайными впечатлениями души. Всё сводится к тому, чтобы он научился отличать, чем он обязан внешнему миру, от того, что, по собственному существу своему, представляется, как возвещение высших миров.

Она должна усвоить себе эту способность различения, живя углубленной в себя духовной жизнью. Необходимо, чтобы он сначала приобрёл чувство ценности и значения тех интимных душевных образований, которые подобно «случайно приходящим в голову» мыслям и образам вмешиваются в душевную жизнь, будучи на самом деле воспоминаниями о ночном общении в более высоком мире. Достаточно грубо коснуться этих вещей, или применить к ним мерку чувственной жизни, как они исчезают.

Из вышесказанного видно, что при работе в более высоком мире душе приходится отнимать у тела часть своих забот и деятельности. Она предоставляет его в некотором отношении самому себе. Оно нуждается тогда в возмещении той работы, которую над ним до сих пор совершала душа.

Если тело не получает такого возмещения, оно подвергается опасности подпасть пагубным силам. Следует уяснить себе, что человек непрерывно подвержен влиянию своего окружения. Он живёт лишь благодаря воздействию этого окружения. Прежде всего, здесь дело идёт о царстве видимой природы. Человек принадлежит к этой видимой природе. Не будь вокруг него царства минералов, растений, животных и других людей, он не мог бы жить.

Представьте себе человека, вознесенного от Земли в мировое пространство. Как физический человек, он должен был бы тотчас же погибнуть, подобно тому, как омертвеет рука, которую отделили от тела. Заблуждение, в которое может впасть человек, если бы он утверждал, что может существовать, как физическое существо, без царства минерального, растительного, животного и других людей, ─ подобно иллюзии, в которой оказалась бы повинной человеческая рука, вздумай она прожить без тела.

Но кроме названных царств существуют ещё три других, которые ускользают от обыкновенного человеческого внимания. Это три элементарных царства. В известном отношении они стоят ниже минерального царства. Есть существа, которые не достигают плотности минералов, но которые, тем не менее, существуют и оказывают воздействие на человека. (Об этих элементарных царствах есть в моей книге «Из летописи мира» и замечания в моей «Теософии»).

Человек подвержен влияниям, исходящим из царства природы, которые в некотором роде должны быть названы невидимыми. Когда душа работает над телом, существенная часть её деятельности заключается в регулировании влияний элементарных царств так, чтобы они были благотворны для человека. В тот момент, когда душа отнимает у тела часть своей деятельности, им могут овладеть пагубные силы элементарных царств. В этом заключается одна из опасностей высшего развития. Поэтому необходимо озаботиться, чтобы в момент, когда душа отступает от тела, последнее само собой было доступно лишь хорошим воздействиям со стороны элементарного мира.

Если на это не обращать внимания, то обыкновенный человек гибнет в известном отношении физически, а также и морально, хотя приобретает доступ в высшие миры. В то время, как душа живёт в высших областях, в физическом и эфирном телах продолжают гнездиться вредные силы. В этом причина, почему при недостатке осторожности могут проявиться некоторые дурные свойства, которые до вступления на путь высшего развития подавлялись уравновешивающим воздействием души.

Люди, бывшие прежде добрыми, моральными натурами, подойдя к высшим мирам, могут обнаруживать всевозможные низкие наклонности (усиленный эгоизм, лживость, мстительность, гнев и т.д.). Этот факт никого не должен отпугивать от восхождения в высшие миры. Человек должен только позаботиться, чтобы ничего подобного с ним не происходило. Он должен укрепить свою низшую природу, сделать её недоступной опасным элементарным влияниям.

Это достигается сознательной выработкой известных добродетелей. Эти добродетели приводятся в теософских книгах, в которых говорится о духовном развитии. Здесь же указывается причина, почему на них должно быть обращено старательное внимание.

Добродетели эти следующие:

1. Прежде всего, человек должен совершенно сознательно во всех вещах непрестанно заботиться об отделении пребывающего, непреходящего от преходящего, и направлять внимание на первое. В каждой вещи, в каждом существе человек может предполагать и познавать нечто пребывающее, когда исчезает преходящее явление.

Когда я вижу растение, я могу рассмотреть его сначала таким, как оно представляется внешним чувствам. Этого, конечно, не следует упускать из виду. И никто не обнаружит пребывающего в вещах, если он не ознакомится основательно с преходящим. Некоторые постоянно беспокоятся, что у человека, направляющего взгляд на духовно-непреходящее, пропадает «свежесть и естественность жизни». Они не знают, о чём, собственно, здесь идёт речь.

Когда я внимательно смотрю на растение, мне может стать ясным, что в нём есть пребывающий жизненный импульс, который проявится в новом растении, когда настоящее уже давно рассыплется прахом. Такой способ отношения к вещам должен быть воспринят всем душевным строем человека.

2. Затем надо направить своё сердце на всё ценное и подлинное и научиться ценить его выше преходящего и не имеющего значения. При всех своих ощущениях и действиях надо иметь в виду ту ценность, которую то или иное явление имеет в связи с целым.

3. Следует выработать в себе шесть свойств: контроль над миром мыслей, контроль действий, сдержанность, доверие, положительность к окружающему миру, непредвзятость и внутреннее равновесие.

Контроль над миром мыслей достигается, когда стараются противодействовать блужданию мыслей и ощущений, которые у обыкновенного человека постоянно приливают и отливают, независимо от него самого. В повседневной жизни человек не является хозяином своих мыслей, но сам бывает увлекаем ими. Это, конечно, и не может быть иначе. Ибо жизнь увлекает человека. И, как действующий, он принужден отдаваться во власть жизни.

В течение обыкновенной жизни это и не может быть иначе, но, если человек хочет подняться в высший мир, он должен выделить себе хотя бы короткий промежуток времени, когда он становится господином над миром своих мыслей и ощущений. На это время человек должен с полной внутренней свободой поставить в средоточие своей души какую-нибудь мысль, в то время как обычно представление навязывается ему извне. Затем он старается отстранить все возникающие в нём мысли и чувства, и связывать с первой мыслью лишь то, относительно чего он сам хочет, чтобы оно примыкало к ней.

Такое упражнение благотворно влияет на душу, а через это и на тело. Оно приводит тело в такое гармоничное состояние, что оно может уклоняться от вредных влияний, даже, когда душа не действует на него непосредственно.

Контроль действий заключается в таком же упорядочении их с помощью внутренней свободы. Хорошо начать с решения выполнять регулярно что-нибудь такое, чего не стал бы делать в обыкновенной жизни, когда человек побуждается к своим действиям извне. Самое незначительное дело, предпринятое всецело по собственной инициативе, влияет в указанном направлении больше, чем всё, к чему принуждает внешняя жизнь.

Сдержанность (терпимость) есть удаление от того настроения, которое можно обозначить, как чередование «восторженным ликованием» и «смертельным огорчением». Человек мечется между всевозможными настроениями. Удовольствия его радуют, страдания угнетают. Это имеет своё оправдание. Но тот, кто ищет пути к высшему познанию, должен уметь умерять себя как в радости, так и в печали, должен стать «сдержанным». Он должен с мерой отдаваться, как возбуждающим радость впечатлениям, так и мучительным переживаниям, с неизменным достоинством проходить через то и другое. Не давать ничему овладевать собою, выводить себя из самообладания. Это не создаёт основы для бесчувственности, но даёт человеку твёрдую опору и устойчивость в жизненных волнах, которые вздымаются и опускаются вокруг него. Он всегда держит себя в руках.

Особенно важно приобрести чувство положительности. Его можно развить в себе, направляя внимание во всех вещах, прежде всего, на доброе, хорошее, прекрасное целесообразное, а не на достойное порицания, безобразное и противоречивое. Есть прекрасная персидская легенда о Христе, наглядно показывающая, что под этим качеством подразумевается.

На дороге, по которой шел Христос с учениками, лежала мёртвая собака. Все отворачивались от безобразного зрелища мёртвого животного. Только Христос говорит в изумлении о его прекрасных зубах. Так можно во всём, даже отвратительном с одной стороны, найти что-нибудь достойное признания для того, кто серьёзно его ищет.

Далее. Нужно развивать чувство непредвзятости. Каждый человек, ведь, имеет свой опыт, и, следовательно, составил себе определенное количество мнений, которые становятся затем для него мерилом жизни. Как ни естественно с одной стороны сообразовываться со своим опытом, однако, столь же важно для желающего развивать себя и подняться к высшему познанию, чтобы взгляд его был всегда открыт для всего нового, незнакомого, ему встречающегося.

Нужно быть как можно более осторожным в таких суждениях, как: «это невозможно», «этого не может быть». Что бы ни подсказывал ему его прежний опыт, в каждое мгновение он должен быть готов к тому, чтобы при встрече с новым, придти к иному мнению. Должно исчезнуть всякое пристрастие к собственному мнению и желанию.

Когда душой приобретены указанные пять качеств, само собой является шестое: внутреннее равновесие, гармония духовных сил. Человек должен найти в себе как бы духовный центр тяжести, который даёт ему уверенность и твёрдость по отношению ко всему, что в жизни влечёт в разные стороны.

Не следует избегать участия в общей жизни и её воздействия на нас. Правильным является не бегство от увлекающих в разные стороны жизненных влияний, а как раз обратное: полная отдача себя жизни, и, несмотря на это, ─ уверенное, крепкое хранение внутри неё равновесия и гармонии.

И, наконец, имеет важное значение «воля к свободе». Ею обладает тот, кто в самом себе находит опору и основу для всего им совершаемого. Её потому так трудно достигнуть, что необходимо полное внутреннего такта равновесие между открытостью чувств всему великому и доброму, и одновременным отклонением всякого принуждения. Говорят, что воздействие извне и свобода не уживаются друг с другом. Но речь идёт именно о том, чтобы они уживались в душе.

Когда мне кто-либо что-нибудь сообщает, и я принимаю это под давлением его авторитета, я несвободен. Но я также не свободен, если я замыкаюсь перед тем добром, которое я могу таким образом получить. Ибо тогда в моей душе на меня оказывает давление то худшее, что я имею в себе.

В вопросе о свободе дело идёт не только о том, чтобы я не находился под влиянием внешнего авторитета, но, прежде всего, чтобы я не был под давлением собственных предрассудков, мнений, ощущений, чувств. Правильным будет не то, чтобы слепо подчиняться воспринятому, но, чтобы получить от него импульс, принимать его совершенно непредвзято, признавать его «свободно».

Чужой авторитет должен действовать только так, чтобы человек мог сказать себе: я делаю себя свободным как раз тем, что следую всему хорошему в нём, то есть делаю это хорошее своим. Авторитет, коренящийся в тайноведении, хочет действовать не иначе, как только так. Он даёт то, что может дать, не для того, чтобы самому приобрести власть над одаряемым, но только для того, чтобы одарённый стал богаче и свободней благодаря дару.

Назначение приведенных свойств было указано уже в книге «Как достигнуть познания высших миров?» при обсуждении «цветков лотоса». Там указано, какое отношение они имеют к развитию 12-ти лепесткового лотоса в области сердца и к связанным с ним течениям эфирного тела.

Из сказанного теперь ясно следует, что они в существенном имеют своей задачей сделать ненужными для физического тела ученика те силы, которые обычно работают над ним во время сна, и которых оно при прохождении обучения лишается. Дальше будет сказано, как развивается имагинативное познание, и какое отношение оно имеет к духовному миру.

III. Ученик и гуру

Совершенно невозможно действительно продвинуться вперед в проникновении в высшие миры, не пройдя ступени имагинативного познания. Этим я отнюдь не хочу сказать, что при духовном обучении человек должен обязательно пробыть некоторое время на ступени имагинации так, что она составит нечто вроде школьного класса, в котором нужно «отсидеть». В некоторых случаях это может быть необходимо, но общей обязательности для всех в этом нет.

Это всецело зависит от того, что пережил духовный ученик до своего вступления в духовное обучение. Из дальнейшего хода изложения выяснится, что для этого имеет значение духовное окружение ученика, и что на отношении к духовному окружению основываются даже различные методы пути познания.

Вступая на путь духовного познания, необычайно важно знать следующее. Это имеет значение не только, как интересная теория, но и как нечто, откуда можно почерпнуть различные практические точки зрения, если действительно хотят идти по пути к высшему познанию.

От стремящихся к духовному познанию нередко приходится слышать: «Я хотел бы духовно усовершенствоваться, развить в себе «высшего человека», но у меня нет никакой потребности в явлениях астрального мира». Это понятно, если принять во внимание описание этого «астрального мира», встречаемое в книгах. Там рассказывается о явлениях и существах, грозящих человеку всевозможными опасностями, и, что под влиянием этих существ легко может быть нанесен вред моральному здоровью человека. Читателю втолковывается, что в этой области стена, отделяющая «добрый мир» от «злого», не толще паутины, и возможны провалы в бездонные пропасти, впадение в полную безнравственность.

Невозможно, конечно, ответить на такие утверждения простым отрицанием. И всё-таки точка зрения, на которую нередко становятся по отношению к вступлению на оккультный путь, совершенно неправильна. Единственно возможная точка зрения это та, которая наоборот говорит: из-за опасности никто не вправе воздерживаться от вступления на путь высшего познания.

Но в любом случае необходимо серьёзно заботиться, чтобы эти опасности могли быть преодолены. В некоторых случаях это, конечно, приведёт к тому, что человеку, спрашивающему у духовных учителей указаний, первоначально будет дан ответ подождать ещё с подлинным обучением и сначала пройти через некоторые опыты обыкновенной жизни, научиться некоторым вещам, которым можно научиться только в физическом мире.

Задачей духовного учителя будет в таком случае: дать ищущему правильное направление для приобретения такого опыта и изучения этих вещей. В значительном большинстве случаев оккультный учитель поступит именно так. Если, вступив в общение с духовным учителем, ученик будет достаточно внимателен к тому, что ему встретится, он может заметить самые разнообразные вещи.

Он найдёт, что отныне он как бы «случайно» имеет переживания и может наблюдать вещи, которых не было, пока он не вступил в общение с учителем. Если ученики этого частенько не замечают и становятся нетерпеливыми, то это от того, что они просто недостаточно внимательны к своим переживаниям. Однако, отнюдь не следует думать, что воздействие духовного учителя на ученика выражается в явно воспринимаемых «волшебных фокусах».

Это воздействие, напротив, совершенно интимно, и, кто хочет исследовать его природу и сущность, ещё не достигнув сам определенной ступени в духовном обучении, легко может впасть в заблуждение. Ученик сам задерживает себя во всех случаях, когда проявляет нетерпение, потому что его тогда заставляют пройти «период ожидания». Это вовсе не замедляет для него прохождение пути, скорее наоборот ─ его продвижение вперёд замедлилось бы вследствие преждевременного начала столь нетерпеливо ожидаемого им обучения.

Если ученик даёт правильно воздействовать на себя этому периоду ожидания, советам и указаниям духовного учителя, то он готовит себя к тому, чтобы выдержать известные испытания и опасности, которые постигнут его, когда он подойдёт к неизбежной для него ступени имагинации. Эта ступень неизбежна на том основании, что каждый, кто ищет общения с высшими мирами не пройдя её, сможет вступить в них только бессознательно и будет осуждён брести во мраке.

Можно приобрести смутное чувство этого мира без имагинации. Можно достигнуть без неё чувства «единения со своим Богом», «со своим высшим «Я»». Но к действительному познанию с полной сознательностью, с отчётливой светлой ясностью таким путём придти нельзя.

Поэтому все разговоры о том, что совершенно ненужно никакое знакомство с «высшими мирами» (астральным и деваханическим), что дело может идти лишь о том, чтобы человек пробудил в себе «Бога», суть ничто иное, как иллюзия. Кто этим удовлетворён, того не следует разубеждать в его стремлении. И оккультный учитель не станет его разубеждать. Он никого непосредственно не приглашает к ученичеству. Но в том, кто ищет его обучения, он хочет не только пробудить смутное чувство его «богоподобности», но открыть ему «духовное зрение» для того, чтобы действительно мочь находиться в духовных мирах.

В каждом человеке, конечно, содержится «божественное «Я»». Но, ведь, это так и в каждом существе. В камне, растении и животном также присутствует и действует «божественное «Я»». Дело не в том, чтобы чувствовать и знать это в общем смысле, но, чтобы действительно вступить в общение с откровением этого «божественного «Я»».

Как ничего не знает о физическом мире тот, кто может сказать себе только, что этот мир скрыто содержит в себе «Божественное «Я»», так о высших мирах ничего не знает тот, кто ищет «божественное царство духов» в расплывчатых неопределенных чертах. Надо раскрыть глаза и созерцать откровения Божества в вещах физического мира (в камне, растении и т.д.), а не грезить о том, что всё это только «явления» и, что истинный образ Бога скрыт за ними.

Нет, Бог открывается в своих творениях, и кто хочет познавать Бога, должен познавать сущность этих творений. Поэтому, если кто-то хочет познать «Божественное», тот должен научиться действительно созерцать то, что происходит и живёт в высших мирах. Сознание человека, что в нём живёт «Богочеловек», может в лучшем случае служить началом. Это начало, правильно пережитое, может стать побуждением действительно подняться в высшие миры.

Но это возможно лишь при условии выработки в себе «духовных органов чувств». Всякое иное отношение сводится лишь к точке зрения: я хочу остаться таким, каков я есть, и достигнуть лишь того, что для меня возможно. Но с точки зрения оккультиста нужно стать другим человеком, чтобы мочь созерцать и переживать нечто иное, чем переживается обыкновенно. Для этого как раз необходимо достигнуть познания в имагинативном сознании.

Выше было сказано, что эту имагинацию не нужно рассматривать, как школьный класс, в котором обязательно нужно отсидеть. Это надо понимать так, что особенно в нашей современной жизни бывают индивидуальности, приносящие с собой такие предварительные условия, что духовный учитель может вызвать в них одновременно, или почти одновременно с имагинативным познанием также и инспиративное познание и интуитивное познание. Но это ни в коем случае не следует понимать так, что кто-нибудь может быть избавлен от прохождения через имагинацию.

На причину опасности в имагинативном познании уже указывалось. Она заключается в том, что при вступлении человека в этот мир, он как бы теряет почву под ногами. То, что даёт ему уверенность в физическом мире, сначала, как кажется, совершенно утрачивается. Воспринимая что-нибудь в физическом мире, знают, откуда это восприятие.

В большинстве случаев это делается бессознательно. Но при этом бессознательно знают, что причины восприятий и предметы находятся вовне в пространстве. Краски, звуки, запахи исходят от предметов. Мы не видим свободно витающих красок, не слышим звуков, без возможности узнать, каким предметам, как свойства, принадлежат эти краски, от каких предметов исходят звуки.

Это осознание, что они вызываются предметами и существами даёт физическим восприятиям, а вместе с тем и человеку уверенность и твёрдую опору. Если у кого-нибудь бывают восприятия без внешней причины, то говорят о ненормальных болезненных состояниях. Такие беспричинные восприятия называют иллюзиями, галлюцинациями, видениями.

При внешнем рассмотрении весь имагинативный мир состоит первоначально из таких видений. Было показано, каким образом при духовном обучении искусственно вызываются подобные видения. Направляя созерцание на зерно или отмирающее растение, мы можем вызвать перед собой образы, которые сначала суть ничто иное, как видения.

«Огненное образование», о котором говорилось в книге «Как достигнуть познания высших миров?», что оно может возникнуть в душе при созерцании растения и т.п., и которое через некоторое время совершенно отделяется от растения, это при внешнем рассмотрении должно считаться наравне с галлюцинацией. Так обстоит дело и дальше при духовном обучении, когда вступают в имагинативный мир.

То, что мы привыкли считать исходящим от вещей «вне нас в пространстве», или принадлежащим им, как свойства (краски, звуки и т.д.), всё это наполняет пространство, свободно в нём рея. Восприятия освобождаются от всех внешних вещей и парят свободно в пространстве, и летают в нём вокруг нас. И всё же человек при этом совершенно точно знает, что вещи, которые он имеет перед собой, не породили этих воспоминаний, что, напротив, вызвал их он сам.

Это заставляет думать, что «теряешь почву под ногами». В обыкновенной жизни в физическом мире необходимо прямо-таки остерегаться таких представлений, не происходящих от вещей и не имеющих, так сказать, никакого основания. Но для возникновения имагинативного познания важно именно иметь краски, звуки, запахи и т.д. совершенно освободившиеся от вещей, витающие в пространстве.

Следующая ступень имагинативного познания должна состоять в отыскании нового основания для этих лишившихся хозяина представлений. Это должно произойти в другом мире, который должен теперь открыться. Новые вещи и существа овладевают этими представлениями.

В физическом мире цвет присущ, к примеру, васильку. В имагинативном мире он также не может оставаться «свободно витающим». Он как бы течёт к некоему существу и теперь становится выражением этого существа, между тем как прежде он был, так сказать, без хозяина. Через него наблюдателю говорится нечто такое, что он может воспринять только в имагинативном мире.

«Свободно витающие» представления собираются вокруг определенных центров, и обнаруживается, что через них говорят существа. Как в физическом мире существуют телесные вещи и существа, которым присущи, и от которых исходят краски, запахи и звуки, так через них теперь высказываются духовные существа.

Эти духовные существа фактически присутствуют всегда, они постоянно окружают человека. Но они не могут открыться ему, если он не предоставит необходимых для этого условий. Он создаёт эти условия, развивая в себе способность вызывать в своей душе звуки, краски и т.д. также и тогда, когда они не обуславливаются никакими физическими предметами.

Духовные факты и существа совсем другого рода, чем вещи и существа физического мира. На обыкновенном языке не совсем легко найти выражения, которые хотя бы приблизительно могли бы охарактеризовать это различие.

Может быть, ближе всего мы подойдём к этому, если скажем, что в имагинативном мире всё говорит с человеком так, как, если бы оно само было непосредственно неким умом, между тем, как в физическом мире даже и ум может представлять себя только через физическую телесность. В этом-то отсутствии промежуточного звена внешних вещей, в том, что духовное непосредственно изживается в свободно витающих звуках, красках и т.д., в этом кроется причина подвижности и свободы имагинативного мира.

Причина одной из опасностей, грозящих человеку со стороны этого мира, заключается в том, что он воспринимает проявления духовных существ, а не самих этих существ. Это имеет место до тех пор, пока он остаётся в имагинативном мире, не поднимаясь в более высокие миры. Лишь инспирация и интуиция приводят его постепенно к самим существам.

Но, если бы духовный учитель захотел слишком рано пробудить эти высшие формы сознания, не введя ученика основательно в имагинативную область, духовный мир получил бы лишь теневое, схематическое бытиё. Пропало бы всё великолепие, полнота образов, в которых он открывается, когда в него действительно вступают. В этом причина того, почему духовный ученик нуждается в руководителе. В тайноведении такого руководителя называют «Гуру».

Для ученика имагинативный мир сначала действительно только «мир образов», о котором он во многих отношениях не знает, к каким вещам или существам эти образы относятся в ещё более высоком мире. Если ученик доверяет, то он может понять, то позднее ему откроются соотношения, которых он пока ещё не прозревает.

В физическом мире предметы в пространстве сами были его руководителями. Был в состоянии проверить правильность своих представлений. Телесная действительность есть та «скала», о которую должны были разбиться все галлюцинации и иллюзии. Эта скала исчезает в пропасть. Поэтому другой такой скалой должен явиться «гуру». В том, что он может дать ученику, последний должен ощутить действительность нового мира.

Отсюда можно понять, как высоко должно быть доверие к «гуру» в каждой оккультной школе действительно достойной этого названия. Когда ученик перестаёт доверять «гуру» в этом высшем мире, это равносильно тому, как если бы в физическом мире у человека внезапно отняли всё, на чём он основал веру в действительность своих восприятий.

Кроме этого факта есть ещё другой, который мог бы привести человека в смущение, если бы он вздумал вступать в имагинативный мир без руководства гуру. Ото всех оккультных существ духовный ученик научается, прежде всего, познанию самого себя. В физическом мире человек обладает чувствами, вожделениями, страстями, желаниями и представлениями. Все они вызываются существами и вещами внешнего мира, но человек точно знает, что они образуют его внутренний мир и отличает их, как происходящее в своей душе, от предметов внешнего мира.

Как только у него пробуждается способность к имагинации, эта лёгкость различения прекращается. Его чувства, представления, страсти буквально выступают из него, принимая форму, цвет, звук. Теперь он так же противопоставлен им, как в физическом мире совершенно чуждым предметам и существам.

Это может привести в полное смущение, и это понятно, если вспомнить сказанное в «Как достигнуть…». Там описывается, каким образом имагинативный мир открывается наблюдателю. В нём всё является наоборот, как в зеркальном отражении (хотя и это тоже очень неточное выражение). Всё исходящее от человека кажется как бы приближающимся к нему извне. Желание, которое он испытывает, превращается в образ, например, фантастически выглядящего животного или человеческого существа.

Оно может казаться бурно нападающим на него, или побуждающим его к тому или иному поступку. Так может случиться, что человек может показаться самому себе как бы окруженным витающим вокруг него совершенно фантастическим, часто раздражающим или соблазняющим, а иногда ужасающим миром.

В действительности этот мир представляет собой ничто иное, как отражение его собственных мыслей, чувств и страстей, превратившихся в образы. Сильно заблуждался бы человек, который бы подумал, что эту, превращенную в образы самость легко отличить от действительного душевного мира. Вначале для ученика прямо-таки невозможно провести такое различение. Потому что совершенно такой же образ может в одинаковой степени вызываться духовным существом, говорящим к человеку, или чем-нибудь внутри души.

Если человек проявит при этом опрометчивость, он подвергается опасности никогда как следует не научиться различать эти вещи. Здесь должна соблюдаться величайшая осторожность. Смущение увеличивается ещё и тем, что собственные вожделения и желания души превращаются в образы, носящие характер совершенно противоположный тому, что они суть на самом деле.

Предположим, что в образ превращается тщеславие. Оно может вступить в виде прелестного образа, обещающего чудеснейшие вещи тому, кто исполнит его указания. Эти указания обещают, по-видимому, что-то прекрасное и достойное стремления. Но, если человек им последует, то пойдёт навстречу своей моральной или какой-либо другой гибели. И, наоборот, хорошее свойство души облекается в несимпатичные одежды. Только для настоящего знатока здесь возможно различение.

Только личность, которую нельзя поколебать относительно правильной цели, может считать себя застрахованной от прельстительного искусства собственных душевных образов. Ввиду всего этого нельзя не согласиться с необходимостью в руководстве гуру, уверенно направляющего внимание ученика на то, что в этой области обман, а что истина. Но не следует думать, что этот гуру должен постоянно стоять за учеником.

Дело не в пространственном совместном пребывании ученика с учителем. Конечно, бывают моменты, когда такое совместное пребывание желательно и, даже, необходимо. Но, с другой стороны, духовный учитель находит средства, чтобы сохранить общение с учеником даже и при пространственном отдалении. При этом надо принять во внимание, что многое происходящее в этой области при встрече между учеником и учителем, часто действует потом в продолжении месяцев, а иногда и лет.

Но есть только одна вещь, которая может разорвать необходимую связь между учителем и учеником. Это потеря доверия. Особенно плохо, когда эта связь доверия обрывается прежде, чем ученик научится отличать иллюзорные образы собственной души от истинной действительности.

На это можно было бы сказать: если таким образом наступает зависимость от гуру, то ученик теряет всякую свободу и самостоятельность. Он совершенно, так сказать, отдан в руки гуру. Но в действительности это совсем не так.

Конечно, при разных методах оккультного обучения существуют различия относительно зависимости от гуру. Она может быть большей или меньшей. Сравнительно наибольшей она является в восточной оккультной практике, которая применяется и поныне. В гораздо меньшей степени эта зависимость от личности самого учителя может иметь место в так называемом христианском посвящении, и совершенно отпадает она на том пути познания, который с XIV века даётся так называемыми оккультными школами Розенкрейцеров.

Совершенно отсутствовать в нём гуру не может, это невозможно. Но какая-либо зависимость от него, поистине, прекращается. Каким образом это возможно, будет видно из дальнейшего, где будут подробно описаны три пути познания: восточный, христианский и розенкрейцерский.

Последний не заключает в себе ничего такого, что так или иначе могло бы нарушить чувство свободы современного человека. В дальнейших главах будет показано, каким образом то или иное лицо может в настоящее время в современной Европе в качестве духовного ученика придти к выбору не розенкрейцерского, а более старого христианского пути, или восточного пути, хотя розенкрейцерский в настоящее время является самым естественным. Он, как будет видно из дальнейшего, вовсе не является нехристианским. Человек может идти им, не вредя своим христианским чувствам. Им может идти также и тот, кто считает себя стоящим на высоте современного научного мировоззрения.

Но есть нечто другое, быть может, нуждающееся в пояснении. Может возникнуть искушение спросить, не может ли быть ученик избавлен от прохождения через имагинативные образы своей собственной души. Будь это так, он никогда бы не пришел к столь желанной для него способности самостоятельного различения. Ибо ничто не может сделать всю своеобразную природу имагинативного мира более наглядной, чем рассмотрение своей собственной души. Человек ведь знает свою внутреннюю жизнь, прежде всего, с одной стороны, а именно, ─ он находится внутри неё.

Оккультный ученик должен научиться не только созерцать вещи извне, но и наблюдать их так, как если бы он находился внутри них. Если мир его собственных мыслей выступает навстречу ему, как что-то постороннее, то через это он учится познавать вещь знакомую ему уже с одной стороны, также и с другой стороны. Он должен стать для самого себя как бы первым объектом такого познания.

В физическом мире он привык к совершенно иному. Там он видит вещи всегда только извне, а самого себя переживает только изнутри. Пока он остаётся в физическом мире, он никогда не может заглянуть за поверхность вещей. И он никогда не может выйти из самого себя, чтобы наблюдать себя извне. Но при духовном обучении это надлежит ему делать буквально прежде всего, и с помощью этого он научается затем взирать за поверхность также внешних фактов и вещей.

IV. Инспирация

Из описания имагинации видно, что через её посредство ученик покидает почву внешних чувственных переживаний. В ещё гораздо более высокой степени происходит это в инспирации. В основе представления здесь ещё менее лежит то, что можно обозначить, как внешнее побуждение. Человек должен в самом себе найти силу, дающую ему возможность образовать себе представления о чём-либо. Он должен стать в гораздо большей степени внутренне деятельным, чем при материальном познании, когда он отдаётся именно внешним впечатлениям, которые вызывают в нём представления.

При инспирации это отпадает. Отныне глаза не доставляют красок, уши – звуков и т.д., и всякое содержание представления должно создаваться некоторым образом собственной деятельностью, то есть чисто душевно-духовными процессами. И на том, что таким образом человек создаёт своей внутренней деятельностью, должно отпечатлеться откровение высшего действительного мира.

В таком описании мира высшего познания как будто выступает своеобразное противоречие. Человек должен быть в некотором роде творцом своих представлений, и тем не менее эти представления само собой разумеется не должны быть его созданиями, но через них должны выражаться процессы высшего мира так же, как через восприятия, получаемые от глаз и ушей выражаются процессы низшего.

Но это такое противоречие, которое необходимо должно встретиться при описании этого пути познания. Ибо на пути инспирации духовный ученик должен усвоить себе именно способность осуществлять посредством своей собственной внутренней деятельности то, к чему в обыкновенной жизни он понуждается извне. Почему в обычной жизни представления не происходят произвольно?

Потому что при своём представлении человек принуждён сообразовываться с внешними предметами. Всякий произвол «Я» отпадает, потому что предметы говорят ему: мы такие, а не иные! Предметы сами говорят, как их следует представлять, и нашему «Я» ничего не приходится решать относительно них. Кто не захотел бы подчиниться предметам, тот создал бы себе неверные представления, и скоро заметил бы, как плохо они помогают ему разбираться в мире.

Это вынужденное отношение человека к вещам внешнего мира в познании можно обозначить, как «безсамостное». Человек должен безсамостно относиться к вещам, и внешний мир является в этом его наставником. Он отнимает у человека все иллюзии, фантастические представления, нелогичные суждения, не соответствующие предметам, ставя перед его чувствами правильный образ.

Если человек хочет подготовиться к инспирации, он должен настолько развить свой внутренний мир, чтобы такая безсамостность стала свойственной ему даже и тогда, когда ничто не понуждает к этому извне. Он должен научиться внутренне творить, однако так, чтобы его «Я» не играло при этом творчестве ни малейшей самовластной роли.

Трудности, встречающиеся при достижении такой безсамостности, становятся тем более очевидны, чем более человек обращает внимание на те душевные силы, которые особенно необходимы для инспирации. Различают три основные силы душевной жизни: представление, чувствование и воление. При чувственном познании представления вызываются чувственными предметами, и через это, вызванные извне представление чувствование и воление получают своё определенное направление.

Например, человек видит предмет, доставляющий ему удовольствие, вследствие чего возникает желание этого предмета. Удовольствие коренится в чувстве, которое возбуждает волю подобно тому, как оно само получило свой характер от представления. Основанием для представления, чувствования и воления является внешний предмет.

Вот другой случай. Человек переживает какое-либо событие, вызывающее у него страх, и убегает с места события. Здесь также основанием являются внешние процессы. Восприятия чувств, становятся представлениями, возникает чувство страха, и воля, осуществляющаяся в бегстве, является следствием. При инспирации внешний предмет в такой форме отпадает. Внешние чувства не играют роли при восприятии и не могут быть возбудителями представления. Но при инспирации из них самих, как из материнской почвы, внутренне поднимаются, как бы вырастают представления. Если эта материнская почва является здоровой, вырастает истинное представление. Если же она нездоровая, ─ то заблуждения и иллюзорные образы.

В то время как инспирации, возникающие из здорового чувствования и воления могут быть откровениями высшего мира, из хаотических чувствования и воления происходят заблуждения, обманы и фантастические представления относительно высшего мира.

Поэтому оккультное обучение ставит себе целью указать человеку средства, которые сделают его способным превратить свои чувства и волевые импульсы в здоровые и плодотворные для инспирации. При оккультном обучении мы имеем здесь дело с интимным регулированием душевной жизни. Сначала нужно усвоить себе известные чувства, которые в обыкновенной жизни знакомы только в незначительной степени. Здесь будут указаны некоторые из этих чувств.

К важнейшим из них принадлежит повышенная чувствительность к «истинному» и «неистинному», «верному» и «неверному». Конечно, и у обыкновенного человека имеются такие чувства. Но у оккультного ученика они должны быть развиты в гораздо более высокой мере.

Допустим, что кто-нибудь допустил логическую ошибку, другой видит эту ошибку и исправляет её. Надо уяснить себе, как велико участие суждения и рассудка при таком исправлении, и как незначительно чувство удовольствия при «верном» и неудовольствия при «неверном».

Заметьте, что я вовсе не хочу утверждать, будто при этом совершенно не испытывается удовольствия и, соответственно, неудовольствия. Но степень, в какой они присутствуют в обыкновенной жизни, должна быть безгранично повышена при оккультном обучении.

Оккультный ученик должен совершенно систематически направлять своё внимание на свою душевную жизнь, и он должен достичь того, чтобы логически неверное стало для него источником боли, которая ни в чём не уступает физической боли. И, наоборот, верное должно доставлять ему истинную радость и удовольствие.

Итак, там, где другой приводит в действие только свой рассудок и свою силу суждения, духовный ученик должен научиться переживать последовательно все ступени чувств от боли до энтузиазма, от болезненного напряжения до восторженного разрешения при обладании истиной. Он должен даже научиться испытывать нечто подобное ненависти по отношению к тому, что «нормальным» человеком переживается, как трезво-холодная неправильность.

Он должен развить в себе любовь к правде, носящую совершенно личный характер, такое же личное и горячее чувство, какое любящий питает к любимой. В кругах наших образованных людей, конечно, тоже много говорится о «любви к правде», но подразумеваемое при этом не идёт ни в какое сравнение с тем, что должен проделать в этом направлении в тихой внутренней душевной работе оккультный ученик.

Он должен терпеливо всё снова и снова проводить перед собой в виде опыта то или иное «истинное», или то или иное «ложное» мнение, и отдаваться этому для того, чтобы не только проработать свою способность суждения, трезво различающую между истинным и ложным, но чтобы приобрести к этому совершенно личное отношение.

В начале такого обучения человек, несомненно, может впасть в то, что называется «чрезмерной чувствительностью». Неверное суждение, которое он слышит от окружающих, непоследовательность и т.д. могут причинять ему почти невыносимую боль. Поэтому при обучении на это должно быть обращено внимание, ибо это грозит душевному равновесию ученика.

Если обращено внимание на то, чтобы характер остался твёрдым, то, какие бы бури ни разыгрывались в душевной жизни, человек всё же имеет силу жить во внешнем мире с гармоничным видом и жестом. Бывает всегда ошибкой, когда оккультный ученик приходит в противоречие с внешним миром так, что находит его невыносимым, или хочет бежать от него. Мир высших чувств не должен развиваться за счёт уменьшения равномерной деятельности и работы во внешнем мире. Поэтому внутреннему повышению жизни чувств должно соответствовать усиление сопротивляемости внешним впечатлениям.

Практическое оккультное обучение наставляет человека никогда не предпринимать вышеуказанных упражнений для развития мира своих чувств, не развивая в то же время восприимчивости и терпимости к тем чувствам, которых от людей требует жизнь. Нужно одновременно мочь испытывать живейшую боль, когда, например, кто-то судит неправильно, и быть совершенно терпимым к этому человеку, так как в душе столь же живо присутствует мысль, что этот человек должен судить так, а не иначе, и с его суждением нужно считаться, как с фактом.

Во всяком случае, несомненно, что внутренний мир оккультиста должен будет всё больше и больше преобразовываться в некую двойственную жизнь. Всё более богатые процессы будут разыгрываться в его душе во время его паломничества через жизнь, и всё самостоятельнее наряду с внешним миром будет становиться другой мир.

Именно эта-то двойственная жизнь и будет плодотворной для истинной жизненной практики. Благодаря этому установится находчивость суждений, уверенность и меткость решений. Там, где человек далеко стоящий от такого обучения, принуждён проделывать длинные мыслительные ходы, колебаться в нерешительности и беспомощности, там оккультист быстро охватит взглядом жизненное положение и обнаружит скрытые от обыкновенного взгляда соотношения.

Часто бывает, что ему тогда необходимо много терпения, чтобы вжиться в медленный способ, каким кто-либо другой может что-либо понять, между тем, как у него самого это понимание происходит с молниеносной быстротой.

Здесь говорилось о тех качествах, которые должна приобрести жизнь чувств для того, чтобы могла правильным образом наступить инспирация. Обсудим каким образом чувства становятся плодотворными чтобы породить из себя правильные, принадлежащие к миру инспирации представления?

Чтобы понять ответ, который может дать на этот вопрос тайноведение, надо ознакомиться с фактом, что человеческая душевная жизнь всегда содержит в себе некоторое сокровище чувств, выходящих за пределы того, что вызывается чувственными восприятиями. Человек чувствует как бы больше того, к чему его принуждают вещи.

В обыкновенной жизни этот излишек принимается в таком направлении, которое при оккультном обучении должно быть превращено в другое. Например, чувство страха или боязни. Легко можно уяснить, что во многих случаях страх (боязнь) бывает несоразмерно больше по отношению к внешнему событию. Представим себе, что оккультный ученик энергично работает над собой, чтобы ни при каких обстоятельствах не испытывать большего страха и боязни, чем то, что действительно оправдывается соответствующими событиями. Страх всегда сопровождается затратой душевной силы. Эта душевная сила фактически пропадает даром оттого, что порождается именно страх или боязнь.

Оккультный ученик действительно сберегает эту душевную силу, когда запрещает себе иметь страх, боязнь или что-либо подобное, и она тогда служит ему для других целей. Если он повторяет такие процессы, то из постоянно сберегаемых душевных сил образуется внутреннее сокровище, и оккультный ученик скоро испытает, что из таких сбережений чувств для него вырастают зачатки представлений выражающих собою откровения высшей жизни.

Этого нельзя «доказать» в обыкновенной жизни, можно лишь дать оккультному ученику указание: делай то или иное, ─ и, если он выполнит порученное, сможет сам убедиться, что это приносит несомненные плоды.

При неточном рассмотрении только что описанного легко может показаться противоречием, что с одной стороны требуется обогащение мира чувств благодаря тому, что вещи, вызывающие обычно лишь рассудочное суждение, должны теперь возбуждать интенсивное чувство удовольствия, боли и т.д., а с другой стороны говорится о сбережении чувств.

Это противоречие тотчас исчезает, если подумать, что эти сбережения должны производиться за счёт таких чувств, которые вызываются внешними восприятиями. То, что при этом сберегается, идёт на обогащение для духовных переживаний. И безусловно верно, что чувства, сбереженные таким образом за счёт мира чувственных восприятий, не только освобождаются в другой области, но и творчески проявляются в ней. Они создают материал для представлений, в которых открывается духовный мир.

Разумеется, дело не продвинулось бы далеко, если бы захотели остановиться только на таких сбережениях, какие были указаны выше. Для больших достижений необходимо большее. Нужно доставить душе гораздо большее сокровище чувства, порождающее силы, чем это возможно указанным способом. Можно, например, подвергнуть себя некоторым внешним впечатлениям, и затем отказать себе во всех тех чувствах, которые наступают при так называемом «нормальном» состоянии. Следует, например, противопоставить себя какому-нибудь событию, которое «нормальным образом» должно было бы волновать душу, и совершенно запретить себе это волнение. Это можно делать или, фактически противопоставляя себя такому событию, либо воспользоваться только представлениями. Последнее даже лучше для плодотворного оккультного обучения.

Так как ученик посвящается в имагинацию, или готовится к инспирации, или одновременно с ней, то он, собственно, должен быть в состоянии имагинативно поставить перед своей душой какое-либо событие с такой же силой, как, если бы оно действительно было налицо. Если в долгой внутренней работе ученик всё снова и снова подвергает себя воздействию некоторых вещей и процессов, и запрещает себе иметь соответствующие «нормальные чувства», то в его душе создаётся основная почва для инспирации.

Мимоходом заметим, что описывающий подобное обучение инспирации, бывает вполне в состоянии оценить возражения, которые могут быть сделаны против такого описания с точки зрения современной образованности. Можно не только возразить то или иное, но даже снисходительно улыбнуться и сказать: «Нельзя же, ведь, педантически воспитывать инспирацию, она природный дар «гения»!». ─ Да, конечно, с точки зрения этой современной образованности может показаться даже смешным, как много говорят о развитии в себе такого качества, для которого она не допускает никакого объяснения. Но эта образованность не сознаёт, как мало она в состоянии пробудить до конца свои собственные мыслительные процессы.

Если бы кто-нибудь вздумал заподозрить сторонника этой образованности в способности поверить, что какое-либо высоко развитое животное не развилось постепенно, а появилось «внезапно», то он тотчас услышал бы, что образованный в современном смысле человек не может верить в такие чудеса. Для него это ничто иное, как суеверие.

В области же душевной жизни такой современный образованный человек является, в стиле своих собственных воззрений, вполне подверженным самому грубому суеверию. Он не хочет подумать, что более совершенная душа также должна была развиться, что она не может появиться внезапно, как дар природы. С внешней точки зрения иной гений, правда, как бы рождается «из ничего», появляется непонятным образом. Но это так кажется именно только для материалистического суеверия.

Тайновед же знает, что гениальное предрасположение, которое появилось в жизни человека как бы из ничего, является лишь последствием его воспитания для инспирации в одной из прежних земных жизней. Материалистическое суеверие вредно в теоретической области, но ещё гораздо вреднее оно в такой области, как здесь. Так как оно полагает, что гении должны «падать с неба», то и не заботится о всякой оккультной путанице и фантастической мистике, говорящей о подготовке к инспирации. Но тем самым суеверие материалистов задерживает истинный прогресс человечества, не заботящегося о развитии дремлющих в человеке способностей.

И именно те, кто считают себя прогрессивно свободомыслящими, нередко являются врагами истинного прогресса. Но пусть это будет, как уже сказано, лишь побочным замечанием, которое необходимо было сделать, чтобы отметить отношение тайноведения к современной образованности.

Душевные силы, накапливающиеся благодаря указанному запрещению себе «нормальных проявлений» чувств, как сокровище внутри ученика, конечно, и без всякой посторонней помощи превратилось бы в инспирации. И оккультный ученик пережил бы возникновение в своей душе истинных представлений, выражающих переживания высшего мира.

Это началось бы с простейших опытов сверхчувственных процессов, и постепенно обнаружились бы более сложные и высокие вещи, если бы ученик продолжал и далее жить внутренне в указанном направлении. В действительности такое оккультное обучение было бы совершенно не практичным в наше время, и поэтому оно нигде не производится там, где серьёзно берутся за дело.

Если бы учение захотел развить таким образом из самого себя всё, что может дать инспирация, он несомненно пришел бы к тому, что извлёк бы из себя всё, что когда-либо было сказано здесь, например, о существе человека, о жизни после смерти, о развитии человеческого рода и планет, и т.д.

Но такому ученику пришлось бы употребить на это чрезвычайно много времени. Это было бы похоже на то, как если бы кто-нибудь захотел из самого себя выдумать геометрию, не считаясь с тем, что другие люди уже сделали до него в этой области. Конечно, в теории, это весьма возможно. Но осуществлять это на практике было безрассудным.

В тайноведении также не поступают таким образом, но принимают от учителя те вещи, которые были добыты для человечества инспирированными предшественниками. Это предание должно в настоящее время создавать основу собственной инспирации. То, что в соответствующей литературе, в лекциях и т.д. даётся в настоящее время из области тайноведения, может послужить такой основой для инспирации.

Таково, например, учение о различных основных частях человека (о физическом, эфирном и астральном телах и т.д.), познание о жизни после смерти до нового воплощения, затем, например, всё, что было сообщено под заглавием «Из Летописи Мира». По отношению к инспирации необходимо твёрдо помнить, что она нужно для нахождения и самостоятельного переживания высших истин, а не для понимания их. Без инспирации нельзя найти то, что было сообщено под заглавием «Из Летописи Мира».

Но, когда это сообщено, понять это можно путём совсем обыкновенного логического суждения. Никто не должен утверждать, что там сообщаются вещи, которые логически нельзя понять без инспирации. Их находят непонятными не потому, что не бывают инспирированы, а потому что не хотят достаточно подумать.

Когда такие истины получают через сообщение, они своей собственной силой вызывают в душе инспирации. Если человек хочет стать причастным такой инспирации, то он должен лишь попытаться воспринимать эти познания трезво и рассудочно, но на крыльях высокого полёта идей перенестись во всевозможные переживания чувств.

И как же не суметь этого? Разве может чувство остаться тупым, когда проводишь перед собой в душе захватывающие процессы развития Земли из Луны, Солнца и Сатурна, или, когда прозреваешь бесконечные глубины природы человека через познание его эфирного и астрального тел и т.д.

Хочется сказать: плохо обстоит дело с тем, кто может сухо и трезво пережить такие мыслительные здания. Ибо, если бы он не переживал их сухо, но испытывал благодаря им всевозможные напряжения и разрешения чувств, все нарастания и кризисы, все движения вперед и назад, все катастрофы и провозвестия, то в нём подготовлялась бы материнская почва для самой инспирации.

Правда, действительно развить необходимую жизнь чувств в отношении к таким сообщениям из высших миров, можно лишь делая такие упражнения, какие были описаны выше. Кто направляет все силы своих чувств на мир внешних чувственных восприятий, тому почерпнутые из высших миров рассказы покажутся «сухими понятиями или серой теорией».

Он не поймёт, почему другому становится тепло на сердце, когда тот слышит сообщения тайноведения, между тем как он сам остаётся холодным до глубины души. Он может сказать: «Это, ведь, только для рассудка, всё это интеллектуальные теории, а мне хотелось бы что-нибудь для души!», ─ не понимая, что причина, почему его сердце остаётся холодным, лежит в нём самом.

Многие недооценивают силу того, что скрывается в самих сообщениях о высших мирах, и в связи с этим переоценивают всякие другие упражнения и приёмы. Какая польза мне в том, ─ говорят они, ─ что другие мне расскажут, как выглядят высшие миры, я хочу сам заглянуть туда. Таким людям в большинстве случаев не хватает терпения, чтобы всё снова и снова углубляться в такие сообщения, почерпнутые из высших миров.

Если бы они это делали, то могли увидеть, какую зажигательную силу имеют эти «только описания», и, как собственная инспирация действительно возбуждается сообщаемыми инспирациями других. Конечно, если ученик хочет быстрых успехов в переживании высших миров, нужно присоединить упражнения. Но не следует недооценивать безгранично большое значение именно «учения». Во всяком случае, никому не может быть дана надежда достигнуть путём каких-нибудь упражнений быстрых завоеваний в высших мирах, если он одновременно не решится неустанно погружаться в сообщения, делаемые в чисто повествовательной форме компетентными лицами о процессах и существах высших миров.

Благодаря тому, что в настоящее время в литературе, лекциях и так далее делаются такие сообщения, а также даются начальные указания для упражнений, ведущих к познанию высших миров, теперь можно узнать кое-что из того, что прежде сообщалось лишь в строго замкнутых оккультных школах. Как уже часто упоминалось, такое обнародование зависит от условий нашего времени и необходимо должно происходить. Но непременно должно быть подчеркнуто и другое, а именно, что, хотя благодаря этому и вносится облегчение в усвоение тайного знания, но твёрдое руководство опытного оккультного учителя всё же ещё не может быть этим заменено.

Познание через инспирацию приводит человека к переживанию процессов в невидимых мирах. Например, таких, как развитие человека, Земли и её планетарных перевоплощений. Но, когда в этих мирах приходится иметь дело не с процессами, а с существами, то должна наступить интуиция, как способ познания. Совершающееся благодаря таким существам, познаётся в образах через имагинацию, по законам и соотношениям своим через инспирацию. Если же хотят подойти к самому существу, то нужна интуиция.

Каким образом инспирация включается в мир имагинаций? ─ Она пронизывает их, как «внутренняя музыка», и через это становится средством выражения для существ, могущих быть понятыми через интуицию. Об этом ещё будет сказано, когда будет рассматриваться сама интуиция. Здесь же только укажем, что обозначаемое в тайноведении, как интуиция, ничего общего не имеет с тем, к чему в общепринятом словоупотреблении применяется слово «интуиция». Так обычно обозначается более или менее недостоверная «пришедшая сама собой в голову мысль», в противоположность ясному закономерно добытому разумному познанию. В тайноведении интуиция не есть что-либо неясное и недостоверное, а высокий род познания, полный светлой ясности и неоспоримой достоверности.

V. Инспирация и интуиция

Подобно тому, как имагинацию можно назвать «духовным видением», так инспирацию ─ «духовным слышанием». При этом выражение «слышание» надо, конечно, ясно отдавать себе отчёт, что под ним подразумевается восприятие, которое ещё более отлично от чувственного слуха в физическом мире, чем «видение» в имагинативном (астральном) мире от видения физическими глазами.

О световых и цветовых явлениях имагинативного мира можно сказать, что они таковы, как если бы светящиеся поверхности и краски чувственных предметов поднялись от них и отделенные свободно парили в пространстве. Но это даст, ведь, только приблизительное представление. Ибо пространство имагинативного мира отнюдь не таково же, как пространство чувственного. Следовательно, ошибся бы тот, кто вообразил бы себе, что перед ним имагинативные цветовые образы, когда он видит красочные пятна, свободно парящие в обыкновенной пространственной протяженности.

Но всё же образование таких цветовых представлений есть путь к имагинативной жизни. Если кто-нибудь попытается представить себе цветок, и затем отбросить в своём представлении всё, что не является представлением цвета, так, что перед его душой будет парить образ как бы снятой с цветка его цветовой поверхности, то при помощи подобных упражнений он сможет постепенно достичь имагинаций.

Сам этот образ ещё не есть имагинация, но является более или менее подготовительным созданием фантазии. Имагинацией же, то есть действительным астральным переживанием она станет лишь тогда, когда не только цвет будет отделен от чувственного впечатления, но и совершенно исчезнет трёхмерная протяженность пространства. Что это уже произошло, это может быть установлено только посредством определенного чувства.

Описать это чувство можно только, сказав, что чувствуешь себя уже не вне цветового образа, а внутри его, и осознаёшь, что принимаешь участие в его возникновении. Если этого чувства нет, если чувствуешь себя противопоставленным ему, как чувственному цветовому образу, то имеешь дело ещё не с настоящей имагинацией, а с чем-то фантастическим.

Этим я не хочу сказать, что такие фантастические образы совершенно лишены всякого значения. Они могут быть эфирными изображениями, как бы тенями действительных астральных фактов. И, как таковые, они имеют для тайноведческого ученичества известное значение.

Они могут стать мостом к действительным астральным (имагинативным) переживаниям. Их наблюдение заключает в себе известную опасность только в том случае, если наблюдатель на этой границе между чувственным и сверхчувственным не будет в состоянии вполне применять свой здоровый человеческий рассудок.

Не следует думать, что может быть дан какой-нибудь всеобщий признак, по которому человек мог бы в этой пограничной области отличить иллюзию, галлюцинацию, фантазию от действительности. Такое общее правило было бы, конечно, очень удобно. Но слово «удобство» оккультный ученик должен вычеркнуть из своего словаря.

Можно только сказать, что тот, кто хочет приобрести ясность и различение в этой области, должен позаботиться об этом уже в обычной жизни физического мира. Кто не обращает внимания в обычной жизни на то, чтобы остро и ясно мыслить, тот при подъёме в высшие миры падёт жертвой всевозможных иллюзий. Подумайте только, сколько ловушек для здорового суждения представляет обычная жизнь. Как часто бывает, что люди не видят отчётливо того, что есть, а видят только то, что они хотят видеть. Как часто люди верят во что-нибудь не только потому, что они это узнали, но потому, что им приятно верить.

А сколько заблуждений происходит от того, что какая-нибудь вещь не исследуется до конца, и о ней составляется поспешное суждение. Все эти причины ошибок в обычной жизни могли бы перечисляться до бесконечности. А какие удары здоровому суждению наносят пристрастия партийные, конфессиональные и т.д.!

Если такие ошибки в суждениях часто являются помехой, и бывают даже гибельными в обычной жизни, то для здорового сверхчувственного переживания они являются величайшей, какую только можно себе представить, опасностью. Оккультный ученик не может получить никакого общего правила, как путеводной нити в высшие миры, но только указание, что он должен сделать всё возможное для развития своей способности различения, своего свободного независимого суждения.

Когда наблюдающий высшие миры узнаёт, что такое истинная имагинация, он очень скоро получает ощущения, что образы астрального мира являются не только образами, но и проявлениями духовных существ. Он научается познавать, что имагинативные образы надлежит относить к духовным и душевным существам совершенно так же, как чувственные цвета к чувственным предметам и существам. В частности, ему, конечно, ещё многому придётся научиться.

Он должен научиться различать между цветовыми образованиями, которые являются как бы непрозрачными, и такими, которые совершенно прозрачны и как бы совершенно просвечены внутри. Он встретит и такие образы, которые внутри себя как бы непрерывно вновь производят свой цветовой свет и являются, таким образом, не только совершенно просвеченными и прозрачными, но и непрерывно вспыхивающими в самих себе.

И он отнесет более непрозрачные образы к низшим сущностям, просвеченные ─ к средним, а вспыхивающие в самих себе образы будут для него вестниками более высоких духовных существ. Если мы хотим понять истину имагинативного мира, то не должны слишком суживать понятие духовного влияния.

Ибо, в этом мире есть не только цветовые и световые восприятия, которые, следовательно, можно сравнивать со зрительными переживаниями физического мира, но также и впечатления тепла и холода, вкуса и обоняния, и также другие переживания имагинативных чувств, для которых нет ничего похожего в физическом мире. Впечатления тепла и холода в имагинативном (астральном) мире суть откровения воль и намерений душевных и духовных существ. Если такое существо собирается совершить что-либо доброе или злое, то это проявляется в некотором тёплом или холодном воздействии. Астральные существа можно также ощущать посредством вкуса и обоняния. Только то, что составляет в собственном смысле физический элемент тонов и звуков, почти совершенно отсутствует в действительном имагинативном мире. В этом отношении там царит беззвучная тишина.

Зато тому, кто продвигается вперёд в духовном наблюдении, открывается совершенно нечто другое, что может быть сравнимо со звучанием, с музыкой, с речью чувственного мира. И это высшее возникает как раз тогда, когда всякое звучание внешнего мира совершенно замолкает, больше того, когда малейший внутренний душевный отзвук этой области внешнего мира вполне умолк.

Тогда для наблюдающего наступает то, что можно назвать пониманием значения имагинативных переживаний. Если мы захотим сравнить, что здесь узнаётся, с чем-нибудь в физическом мире, то нужно было бы для уяснения найти нечто такое, чего в этом мире совершенно нет. Попробуйте себе представить, что можно воспринимать мысли и чувства человека, не слыша его слов физическим слухом.

Такое восприятие было бы сравнимо с тем непосредственным пониманием имагинативного, которое обозначается, как «духовное слышание». «Говорящие» суть световые и цветовые впечатления. В просияниях и потуханиях, в цветовых изменениях образов открывается гармония и дисгармония, разоблачающие чувства, представления и мысли душевных и духовных существ.

И, как звук у физического человека поднимается до слова, когда в нём напечатляется мысль, так и гармония и дисгармония духовного мира поднимаются до откровений, которые являются сами сущностными мыслями. Чтобы мысль могла открыться в своей непосредственности, для этого должно «стать темно» в этом мире. Возникающие переживания представляются следующим образом: видишь, как светлые цветовые оттенки красные, желтые, оранжевые угасают и замечаешь, как высший мир через зелёный цвет вытемняется в синий и фиолетовый. При этом в самом себе переживаешь повышение волевой энергии, переживаешь полную свободу по отношению к месту и времени, чувствуешь себя в движении.

Переживаются известные линейные формы и образы. Но, переживаешь их не так, как если бы видел их нарисованными перед собой в некоем пространстве, но так, как если бы в непрерывном движении своим «Я» сам следовал бы каждому взмаху линий, каждому созданию образа. Именно чувствуешь своё «Я» рисовальщиком, и в то же время, материалом, которым рисуют. И каждое проведение линии, каждая перемена места является в то же время переживанием этого «Я».

Научаешься познавать, что приведением в движение своего «Я» ты вплетен в творящие мировые силы. Мировые законы уже не являются больше для «Я» чем-то внешне воспринятым, но тканью чудес, которую ткёшь сам. Тайноведение набрасывает всевозможные символические рисунки и образы. Когда они действительно соответствуют фактам, не являясь просто выдуманными, то в основе их лежат переживания наблюдателя в высших мирах, которые следует рассматривать вышеописанным образом.

Так инспиративный мир входит в имагинативный. Когда имагинации начнут «немым языком» открывать наблюдателю своё значение, тогда внутри имагинативного восходит мир инспирации.

Физический мир есть откровение того мира, куда таким образом проникает духовный наблюдатель. То, что из этого физического мира доступно высшим чувствам и ими ограниченному рассудку, это только внешняя сторона.

Приведём только одно сравнение: растение, как оно рассматривается физическими чувствами и физическим рассудком, ещё не есть всё существо растения. Тот, кто знает только физическое растение, похож на то существо, которое было бы в состоянии видеть только человеческий ноготь, по которому было бы недоступно восприятие всего человека.

Но строение и сущность ногтя могут быть поняты только, если их объяснять из всего человеческого существа. Так и растение на самом деле может быть понято только тогда, когда мы знаем всё, что к нему относится, подобно тому, как всё человеческое существо к человеческому ногтю. Но в физическом мире нельзя найти всё относящееся к растению, которое, как физическое существо, есть откровение сущности, постижимой только при помощи имагинации и инспирации.

Для наблюдающего высшие миры открывается путь, начинающийся, как это видно из предыдущего, в физическом мире. И он именно может исходить сначала из физического мира и подниматься от его откровений к лежащим в их основе более высоким существам. Если он исходит из животного царства, он может подняться до имагинативного мира. Если он берёт началом растительный мир, то духовное наблюдение проводит его через имагинацию к миру инспирации.

Если идти по этому пути, то скоро найдёшь внутри мира имагинации и инспирации сущности и события, совершенно не открывающиеся в физическом мире. Не следует думать, что на этом пути таким образом изучаются только такие существа высших миров, которые имеют свои откровения в физическом мире. Тот, кто вступает в имагинативный мир, уже узнаёт существа и события, о которых и не снится простому физическому наблюдателю.

Существует ещё другой путь, который не начинается с физического мира, но который непосредственно делает человека ясновидящим в высших областях сущего. Для многих людей этот путь был бы более привлекательным, чем описанный выше. Но при наших физических условиях следовало бы избрать путь, берущий начало из физического мира.

Он возлагает на наблюдателя отречение, которое необходимо, чтобы он мог сначала оглядеться в физическом мире и собрать некоторое знание и, особенно, некоторый опыт. Во всяком случае, он наиболее уместен в условиях нашей современной культуры.

Другой путь предпочитает предварительное усвоение душевных свойств весьма трудно достижимых при настоящих условиях. Как бы ни подчёркивалось это всё снова и снова со всей остротой и ясностью в соответствующих сочинениях, тем не менее, большинство людей совершенно не представляют в сколько-нибудь достаточной мере степень, в которой человек должен развить в себе душевные качества (самоотверженность, любовь, отдачу себя другим и т.д.), если он хочет достигнуть высшего мира, исходя не от крепкой опорной точки физического.

И, если затем кто-то пробудится в высших мирах, не имея требуемой степени соответствующих душевных качеств, то последствием этого были бы несказанные бедствия. Но не следует думать, что, имея отправной точкой физический мир и опыт в нём, можно обойтись без указанных душевных качеств. Думать так было бы ужасной по своим последствиям ошибкой. Однако, такое начало позволяет развить в себе нужные душевные качества в той мере и, прежде всего, в той форме, в каких это возможно при существующих жизненных условиях.

И ещё нечто следует заметить. Исходя указанным образом от физического мира, остаёшься, несмотря на свой подъём в высшие миры, в живой связи с физическим миром. Сохраняешь полное понимание того, что в нём происходит, и полную способность действовать в нём. Больше того, это понимание и эта способность к действию растут самым благоприятным образом именно благодаря познанию высших миров. В каждой области жизни, как бы это ни казалось прозаичным и практичным, знакомый с высшими мирами будет действовать плодотворней и лучше, чем с ними незнакомый, если только первый сохраняет живую связь с внешним миром.

Если же человек будет пробуждён к высшим мирам сущего не исходя от физического мира, то он слишком легко окажется отчуждённым от жизни, может стать отшельником противостоящим миру, в котором он живёт без понимания и участия. Больше того, при незаконченном такого рода развитии, ─ конечно, у развившихся до совершенства такого не может быть, ─ часто случается, что они смотрят на переживания физического мира сверху вниз, с некоторым пренебрежением, чувствуя себя слишком возвышенными и т.д. Их участие в мире не только не повышается, но они становятся, даже, зачерствелыми в духовном смысле эгоистическими натурами. Искушение впасть во всё это бывает поистине немалым. И те, кто стремятся к подъёму в высшие миры, должны обратить внимание именно на это.

От инспирации духовный наблюдатель может подняться к интуиции. На языке тайноведения это слово означает во многих отношениях прямую противоположность того, как его применяют в обычной жизни. В последней говорят о интуиции, имея в виду смутную, пришедшую в голову, мысль, истинность которой человек почувствовал, но которой не хватает ясной логической определенности. В ней скорее предварительная ступень познания, чем само познание.

Такая, «пришедшая в голову мысль» может, ─ согласно самому такому определению понятия, ─ осветить какую-либо великую истину как бы светом молнии. В качестве познания она может получить значение только тогда, когда будет обоснована логическими рассуждениями.

Иногда под интуицией подразумевается нечто, что «чувствуется», как истина, в чём человек бывает совершенно убеждён, но что он не хочет отягощать рассудочными суждениями. Люди, до которых доходят тайноведческие познания, часто говорят: «Это мне было интуитивно давно ясно». ─ От этого нужно совершенно отказаться, если хотят правильно понять выражение «интуиция» в его подразумеваемом здесь истинном значении.

Интуиция, ─ в этом словоупотреблении, ─ есть познание, не только не уступающее по ясности познанию рассудком, но далеко его превосходящее.

В инспирации переживания высших миров высказывают своё значение. Наблюдатель живёт в свойствах и деяниях существ этих высших миров. Когда он, как описано выше, следует своим «Я» за ведением какой-либо линии или формы образа, то знает, что находится не внутри самого существа, а внутри его свойств и отправлений. Уже в имагинативном познании он переживал то, что чувствует себя не вне, а внутри цветовых образов. Но он также хорошо знает, что эти цветовые образы сами по себе суть не самостоятельные существа, а свойства таковых существ.

В инспирации он осознаёт, что становится единым с поступками этих существ, стремлениями их воли. И только в интуиции он сливается с самими законченными в себе существами. В правильном смысле это может произойти только в том случае, если слияние имеет место не при погашении, но при полном сохранении своей собственной сущности. Всякая утрата себя в чужом существе есть зло.

Поэтому без вреда погружаться в другое существо может лишь «Я» в высшей степени утверждённое в самом себе. Лишь тогда нечто бывает интуитивно постигнуто, когда по отношению к этому нечто достигнуто ощущение, что в нём выражается существо такого же рода и такой же внутренней законченности, как собственное «Я».

Кто с помощью внешних чувств рассматривает камень и хочет постичь его свойства посредством рассудка и обычных научных средств, тот узнает только внешнюю сторону камня. Становясь духовным наблюдателем, он продвигается в сторону имагинативного и инспиративного познания. Живя внутри последнего, он может дойти до следующего ощущения, которое можно с помощью сравнения так охарактеризовать. Представьте себе, что вы видите не улице человека. Сначала он производит на наблюдателя беглое впечатление. Затем вы узнаёте его ближе, и наступает мгновение, когда вы сдружились с ним до того, что душа откроется душе.

С этим переживанием, наступающим, когда таким образом ниспадают оболочки души и «Я» противостоит другому «Я», можно сравнить и то, когда духовному наблюдателю камень сначала является лишь внешним откровением. И он продвигается к чему-то, к чему камень относится так же, как ноготь ко всему человеческому телу, и что называет себя «Я», подобно его собственному человеческому «Я».

Только в интуиции человек достигает познания, проводящего его внутрь существа. При рассмотрении инспирации было указано кое-что о превращении, которому должна подвергнуться душевная организация духовного наблюдателя, если он хочет достигнуть этой формы познания. Там было сказано, что, например, неправильное суждение должно говорить не только рассудку, но и ощущению, что оно должно причинять страдание, боль.

И наблюдатель должен систематически вырабатывать такое внутреннее переживание. Конечно, пока эта боль возникает из симпатий и антипатий его «Я», из его пристрастий, до тех пор нельзя говорить о достигаемой таким образом подготовке к инспирации. Такая затронутость души ещё очень далека от внутреннего участия, которое «Я» должно принимать в истине, как таковой, если оно хочет достигнуть указанных целей.

Нельзя достаточно сильно настоять на том, что всякие виды заинтересованности, которые изживаются в обычной жизни, как радость или боль, по отношению к истине или заблуждению должны сперва замолкнуть, а затем должен выступить совершенно другой род заинтересованности, лишенной всякого эгоизма, если человек хочет достигнуть какого-либо познания через инспирацию.

Но это свойство внутренней душевной жизни является только одним из средств для подготовки к инспирации. Существует ещё неограниченное количество других, которые должны присоединяться к этому. И, чем более утончается духовный наблюдатель по отношению к тому, что уже послужило ему для инспирации, тем более он бывает в состоянии приблизиться к интуиции.

Правомерные указания, даваемые тайноведением в отношении интуиции, будут изложены в дальнейших статьях.