Летом 1830-го резиденция тарковских шамхалов была погружена в траур. Здесь оплакивали шамхала Мехти ll, который умер, возвращаясь из Санкт-Петербурга после приема у императора Николая l. Люди с разных концов Дагестана прибывали, чтобы выразить соболезнование шамхальской семье. Неожиданно траурное мероприятие прерывает визит царского офицера Ивченко в сопровождении солдат. Он сообщает, что прибыл арестовать шамхальского сына Абу-Муслима…
Сказать, что это было шоком – ничего не сказать. Да, прежде Абу-Муслим имел некоторые отношения с мятежным имамом Газимагомедом, но незадолго до ареста он здорово помог царской администрации, сыграв значительную роль в умиротворении жителей Койсубулы. Царские офицеры, с которыми он всерьез обсуждал даже планы по пленению мятежного имама, уверяли его, что он непременно будет облагодетельствован за свои заслуги. Однако вместо этого его с пятью товарищами заключают в крепость Бурную, а его жену – дочь хунзахской ханши – помещают под домашний арест в шамхальской резиденции.
В это время на престоле утверждается старший сын Мехти ll – Сулейман-паша. Пожилой шамхал, не желая смуты между своими сыновьями, позаботился об этом заблаговременно. Утверждение его наследником – было первое, о чем он просил царя в Петербурге. Если бы не это обстоятельство, то между Сулейман-пашой и Абу-Муслимом вполне могла произойти междоусобица. Градус напряжения в их отношениях не спадал даже спустя некоторое время после того, как сам царь утвердил Сулейман-пашу. Теперь не трудно догадаться, кто стоял за арестом Абу-Муслима. Но сначала надо рассказать о другой, не менее яркой личности…
«…этот Иван-бек, по роду армянин, вышедший в люди из ничтожества, благодаря случайности и своей ловкости…», «известный казнокрад и соглядатай, прозванный А. П. Ермоловым Ванькой-Каином» – так описывают современники майора Ивана Корганова. Он был адъютантом при фельдмаршале Паскевиче, который в то время являлся фактически главнокомандующим на Северном Кавказе. Военный историк Волконский, от которого мы узнаем всю эту историю, пишет, что Корганов с «наперсниками» использовали свое положение для личного обогащения и продвижения по службе: «Наши власти, даже высшие, исполняли их представления и содействовали предприятиям этой шайки, не имея права критиковать их, а владетельные особы Дагестана поневоле молчали и покорялись».
Арест Абу-Муслима Тарковского также оказался делом рук Корганова. Прибегнув к служебному подлогу, он провернул эту операцию руками недальновидного командира Апшеронского полка полковника Мищенко. Как пишет Волконский, арест брата был «политическим заказом» Сулейман-паши Тарковского. Корганов, по показаниям мехтулинского хана, «взял с Сулейман-паши тысячу червонцев и карету, чтобы обвинить и арестовать Абу-Муселима, и насильно отнял у последнего невольницу».
Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы не кратковременный отъезд с Кавказа покровителя Корганова – фельдмаршала Паскевича. Абу-Муслим будет освобожден из-под ареста и через несколько лет займет шамхальский престол после смерти брата Сулейман-паши. Паскевич по возвращении будет «поставлен в необходимость отозвать Корганова, так как злоупотребления его наконец вывели из терпения дагестанских владельцев». Однако он так и не понесет ответственность за свои «проделки». «Такова была сила временщика, известное всем пристрастие к нему графа Паскевича и боязнь даже высокопоставленных лиц обнаружить преступления Ваньки-Каина», – заключает Волконский.